Глава 5. Когда я наклонилась над телом, стараясь понять, что же я такое завалила, из темноты вышел Вайль, а за ним вся наша команда

Когда я наклонилась над телом, стараясь понять, что же я такое завалила, из темноты вышел Вайль, а за ним вся наша команда. Я подняла глаза, удивившись – не ждала я их.

– У меня было чувство, что тебе может понадобиться помощь, – сказал Вайль.

– У тебя? – Ах да. – Ну конечно, понимаю.

С тех пор как Вайль узнал вкус моей крови, он воспринимал все мои сильные эмоции, и даже на некотором расстоянии. Я думала, что он об этом, но он показал глазами на кольцо у меня на пальце.

– Кирилай передал мне ощущение, что ты принимаешь бой.

– Он нас сюда пригнал, а потом не дал тебе помочь, – обратился ко мне Коул, будто оправдываясь. – Сказал, что мы тебя отвлечем не вовремя. Но мы прикрыли тебе спину!

Я кивнула с благодарностью.

Бергман присел рядом со мной, поддел третий глаз двуликого трупа нерабочим концом авторучки – обычно у него несколько их торчат из кармана рубашки.

– И что это за хрень? – поинтересовался он вслух.

– Не знаю, но держи этот глаз открытым.

Из него уходил цвет, и одновременно обретала цвет душа убитого охранника. Вскоре она стала опять зеленой как листва – чем и привлекла с самого начала мое внимание. Душа напряглась, задрожала – и разлетелась на тысячу кусочков, исчезнувших в ночи вихриками.

– Класс! – прошептала я.

– Даже не знаю, – отозвалась Кассандра. – У меня как‑то все мысли вышибло – так живот скрутило.

Она смотрела на Бергмана, который достал еще одну авторучку и ею развернул из пасти монстра шипастый язык.

– А что по этому поводу говорит «Энкиклиос»? – спросил он ее, глянув на многоуровневое собрание золотисто‑голубых шаров в руке у Кассандры.

– Пока ничего, – ответила она, будто готовясь оправдываться, – но скажет. Propheneum! – резко произнесла она, и одиночный шарик выкатился на мраморную плоскость. Кассандра стала описывать битву так, как она ее видела, время от времени спрашивая меня о подробностях. Закончив, она произнесла: – Daya ango le che le, Enkyklios occsallio terat. – Шарики изменили расположение, соприкасаясь друг с другом, но не падая, и наконец еще один шарик появился наверху рядом с тем, на который была записана моя история.

– Ты что сейчас сделала? – спросил Бергман, глядя то на Кассандру, то на «Энкиклиос» с таким видом, будто кто‑то из этих двух сейчас взорвется.

– Перекрестную ссылку, – ответила она кратко. – Сейчас посмотрим, что там уже есть в записях. – Она притронулась к новому шарику, нажала так, что образовалась временная вмятина и произнесла: – Dayavatem.

Потом подняла волшебную библиотеку на вытянутой руке, и кино началось.

Сперва мы видели только мигающий свет, будто у шарика трепетали, раскрываясь, веки. Потом – раз! – и оттуда появились цвет и звук, изображения такие подробные, что их, казалось, можно в руки взять.

По небу неслись тяжелые серые тучи. Дикий ветер трепал зеленые деревья, и они были так же мрачны, как пожилая пара, трясущаяся по разбитой дороге на изысканной коляске. Эти люди едут с похорон? Черная одежда наводила на такие мысли, хотя, насколько я понимаю, они оделись для оперы. Вдруг пожилой джентльмен придержат лошадей, он и его жена посмотрели влево – и ужас исказил их лица.

Я не успела подумать, что случилось, как причина их испуга вошла в поле зрения. Разбойник в черной треуголке верхом на лошади. Грязная коричневая куртка поверх заляпанной белой рубашки и еще более грязных коричневых панталон, потрепанные сапоги для верховой езды расползаются по швам. В руках ржавый пистолет, который больше представляет опасности для руки своего хозяина, чем для того, на кого направлено дуло. Нижняя треть лица завязана грязным платком.

– Деньги и драгоценности! – рявкнул разбойник.

Пожилая пара засуетилась, выкладывая деньги и драгоценности в протянутую шляпу. Разбойнику пришлось наклониться за добычей, и когда он выпрямился, платок соскользнул с его лица.

– Рэнди! – ахнула женщина. – Как ты можешь?

– Черт побери! – выругался бандит. – Теперь придется вас убивать!

– Постой! – Старик встал с места.

Рэнди опустил пистолет, но не успел выстрелить, как появился другой всадник и остановился так резко, что взметнул облако пыли вместе с комьями земли. Покрытые потом бока его лошади ходили, как кузнечные мехи.

Но сам всадник выглядел довольно безобидно. Если увидишь такого на опознании, то скажешь: «Нет, этот человек не мог ударить бедняжку монтировкой по голове. Наверняка это полицейский служащий, подсаженный сюда для обмана свидетелей». И действительно: широкоплечий, с открытым лицом – надежный коп, которому хочется довериться. Но когда он повернулся и подмигнул старикам, лицо его расплылось, будто под видимым миру было еще одно, другое.

– Ты еще кто? – рявкнул на него Рэнди.

Всадник осклабился, показав желтые кривые зубы и что‑то страшное, прячущееся за ними.

– Меня зовут Фредерик Уайетт, и я тобой просто восхищаюсь. Ах, Рэнди, – он перекатил это «р» во рту, будто наслаждаясь его вкусом, – наступит время, и ты мне доставишь несказанное удовольствие. Но сейчас, увы, у меня тут работа. Так что давай отсюда. Брысь!

Он улыбнулся – и во лбу у него открылся третий глаз. Рэнди заорал, как ребенок в доме с привидениями, развернул коня и понесся галопом прочь.

Когда Уайетт обернулся к пожилой паре, этот добавочный шар радостно заворочался в орбите, разглядывая завороженные ужасом лица – мне показалось, что у старика сейчас случится инфаркт. Он схватился за сердце, свалился на сиденье, шляпа вылетела через задний борт коляски, а жена его кричала, не останавливаясь.

– Да заткнись ты, старая крыса!

Уайетт подал лошадь вперед и влепил женщине пощечину. На щеке у нее показалась тонкая струйка крови. Не помогло – она заорала еще громче:

– Джошуа, беги, беги! Это Сатана во плоти!

Они скатились с сидений на пол коляски, оттуда выпали на землю, но Уайетт на лошади прижал стариков к заднему колесу – отточенная сталь подков едва не задевала их.

– Я чувствую себя обязанным уточнить, – сказал он. – На самом деле я всего лишь слуга Великого Хватателя. Хотя мы, сборщики, его любимые слуги.

Он усмехнулся с нежностью и слез с коня. Я ожидала, что животное побредет прочь, но конь остался рядом, а клочья пены и нити слюны стекали на лысину Джошуа. Сборщик подошел к старухе и поднял ее за шиворот, как котенка.

– Теперь перестань орать и заткнись наглухо, а то я вырву тебе легкие и скажу, что это была самооборона.

Швырнув ее в коляску, он вернулся к ее мужу.

Уайетт погрузил руки – нет, лапы с когтями – в грудь Джошуа, и картинка застыла.

– Я потеряла сознание, – произнес тихий, безнадежный голос вдовы Джошуа. – Следующее, что я помню…

Уайетт снова сидел на лошади. Тело Джошуа лежало у него поперек колен, душа убитого рвалась на свободу, но сборщик нагнулся и лизнул ее шипастым языком. Как в той сцене, которую я только что видела, душа медленно лишалась цвета, а третий глаз сборщика им наполнялся. Наконец оболочка души Джошуа рассыпалась и вернулась в тело, которое жутковато дернулось от ее прикосновения.

И снова затемнение, только уже не сопровождающееся голосом за кадром. Бедная женщина. И никаких других мыслей у меня в голове просто не было – только эта. Бедная, бедная женщина.

Когда она снова пришла в себя, ее везли в коляске на старое заброшенное кладбище. Из длинных травянистых бугров выглядывали надгробия – почти все покосившиеся влево, будто какой‑то гигант‑шахматист пытался смахнуть их с доски, уходя в окрестные холмы.

Уайетт пришпорил лошадь, направив в гущу надгробий, засунул руку в грудь трупа, выдернул сердце и запустил его в увитый лианами пень. Когда лианы почернели и рассыпались, я поняла, что на самом деле это не пень, а памятник в виде шпиля.

После угрозы сборщика женщина не издала ни звука. Я думаю, она была в состоянии, близком к ступору.

Но когда сердце ударило в камень и по белому мрамору поползли густые комья, оставляя черные полосы, она застонала как умирающий зверь. Я нехотя осознала растущее чувство «как‑мы‑облажались», когда мне жутко захотелось взять в руки колоду карт. А я их оставила в фургоне. Последний раз, поклялась я про себя. Опять мы вляпались в какое‑то жуть до чего густое дерьмо.

Струйки крови достигли земли, тут же затвердели, раздулись, из них возник забор – нет, стена, а в ней – сводчатая дверь, пульсирующая гигантской аортой. Сборщик подъехал, по пути отбросив в сторону тело Джошуа. В этой двери на три четверти ее высоты от земли появилась новая дверца размером с кулак, и Уайетт подъехал ближе. Седло его жутко поскрипывало в тишине. С резким стуком эта маленькая дверца распахнулась, оттуда выскочило толстое жилистое красное щупальце, покрытое мелкими присосками. Оно вцепилось в третий глаз сборщика и дернуло – сборщик завопил, заколотил кулаками по двери.

Наконец глаз поддался и щупальце убралось, унося его. Дверца захлопнулась. Уайетт прислонился кровоточащим лбом к большой двери, простоял несколько минут – женщина не могла отвести глаз. Потом он обернулся к ней.

– Я не могу взять твою жизнь, – сказал он с жуткой радостью, – но оказалось, что мне нужен твой глаз.

Злобно улыбаясь, он стал надвигаться на нее, и картинка погасла.

Но это был еще не конец. Дальше пошло слайд‑шоу, сопровождаемое женским голосом, который напомнил мне времена, когда я спала на лекциях по экологии.

– Это единственное имеющееся в нашем распоряжении изображение сборщика, – заговорила преподавательница, и появилось неподвижное изображение Фредерика Уайетта. – Проведенные нами исследования показали, что сборщики являются демонами‑паразитами, которым нужны тела‑хозяева, чтобы перемещаться среди людей. Единственная цель сборщика – отбирать души у беспомощных жертв и передавать их в нижний мир. Это делается не случайным образом, но подчиняется правилам, которые гласят, что убийство должно быть либо выполнено как поручение врага жертвы, либо совершено человеком. В последнем случае сборщик выступает в роли падальщика, выхватывая душу прежде, чем она могла бы освободиться.

Известно, что сборщики действуют в одиночку либо стаями и зачастую следуют по пятам злодеев‑людей. Победить сборщика очень сложно. Практически все источники в качестве самой разумной тактики при встрече с ними рекомендуют отступление. И быстрое. Прошу отметить, что Истинно Верующие имеют частичный иммунитет против их мощи. Смотри также «Священный кинжал Анана». Смотри также «Тактика стаи сборщиков».

На этот раз картинка погасла полностью. Бергман смотрел на «Энкиклиос» с опаской, будто оттуда в любой момент может выскочить какой‑нибудь новый ужас. Он осматривал парковку, то и дело оглядывался то через левое плечо, то через правое плечо.

– Но я не вижу стаи, – сказал он.

– Вряд ли она тут есть, – ответил Вайль.

– Почему ты так решил?

– Потому что, если бы была, на нас бы уже напали.

– Ага. Но если не возражаешь, я все‑таки установлю систему охраны, которую привез для нашего фургона. Просто на тот случай, если сейчас стая где‑то на водопое.

По десятибалльной шкале трусости я бы дала Бергману семь с половиной, то есть назвала бы перепуганным щенком. Я затаила дыхание, ожидая, поймет ли Вайль, что Бергман остынет, как только включит систему, или же вампир оскорбится, а это значит, что мне остаток ночи придется приглаживать его встопорщенные перья. Это не моя сильная сторона – потому‑то и займет столько времени.

– Утверждаю твой план, – сказал Вайль, глядя из‑под чуть приподнятой брови, как Бергман выбросил использованные ручки в ближайший мусорный ящик и побежал к нашему фургону. К счастью, он не увидел, как Вайль транслирует свое: «Ох, как я люблю выбивать двери, которые ты запираешь!» Кассандра поняла лучше. Поглядев на Вайля с нарастающей тревогой, она устремилась за Бергманом, догнала его через пятнадцать секунд, и у них завязался оживленный разговор.

А мы остались смотреть на тела. Наконец Вайль сказал:

– Коул, извести полицию. Думаю, будет лучше, если мы останемся в стороне. Меньше всего нам нужно всех извещать, что Жасмин умеет убивать сборщиков.

Отличная идея, Шерлок. Не надо наводить их на мысль меня ликвидировать, пока я не успела открыть мастер‑класс «Как заколоть сборщика».

Коул кивнул и достал сотовый телефон.

– Погоди, – попросила я, нагнулась и сняла у двухлицего часы с руки. На озадаченные и несколько отчужденные взгляды ребят я сказала: – Я не буду просить Кассандру трогать тело или даже вот это, если можно будет обойтись так. – Известно, что экстрасенсы иногда теряют разум при контакте с вещами заведомых убийц. – Но если мы окажемся в полном тупике, можно будет попросить ее пощупать часы. Узнать, что они ей говорят об этом монстре – откуда он взялся и зачем.

– Ладно, – сказал Вайль. – Но только в случае крайней необходимости.