Глава 4. Даже после того как Кэт закрыла за собой дверь своего дома, ей все еще казалось, что Трэвис наблюдает за ней

Даже после того как Кэт закрыла за собой дверь своего дома, ей все еще казалось, что Трэвис наблюдает за ней, а в его глазах горит неукротимое желание.

“Слишком быстро, – говорила себе Кэт, – ну просто невероятно быстро. Я никогда не спешила с незнакомыми мужчинами и слишком стара, чтобы начинать это сейчас. И кроме того, я немного поумнела. Разве не так?”

Кэт быстро приняла душ, надела брюки и темно-зеленую блузу, спустилась на первый этаж в свой кабинет и включила автоответчик.

Знакомый голос вызвал у нее улыбку. Кэт всегда радовалась, получая весточку от Родни Харрингтона.

– Привет, “Огонь и лед”. Надеюсь, вы с этим знаменитым поэтом-осьминогом уже сработались.

Кат поморщилась. Блэйк Эшкрофт, одержимый идеей освоения новых горизонтов страсти, ей совсем не нравился. Но книги Блэйка раскупались хорошо, и он хотел снабдить фотографии в своем новом творении собственными надписями.

– Помнишь, в прошлом году я говорил тебе о книге Дэнверса? Сегодня издатель подписал договор. Я окончательно утрясу кое-какие моменты с Дэнверсом и потом снова позвоню тебе. Чао.

Кэт попыталась вспомнить, что говорил об этой книге Харрингтон. Она обсуждала со своим заботливым ангелом слишком много проектов, а кроме того, плохо запоминала имена. Ей удалось припомнить лишь то, что Харрингтон давал какому-то человеку забавные прозвища: “Ветреный Дэнверс” или “Дэнверс погибель женщин” – в зависимости от обстоятельств. Этот человек строил суда или что-то вроде этого.

Кэт размышляла, возможно ли доходчиво представить на фотографиях умение строить суда. Впрочем раз уж Харрингтон нашел для нее работу, она что-нибудь придумает.

Другие звонки оказались обычной рутиной: надо забрать готовые слайды; починили фотоаппарат; кто-то продает алюминиевые конструкции; галерея интересовалась, когда Кэт пришлет свои работы; банк сообщал, что ошибки нет, ее дела действительно плохи.

Она удалила сообщения и просмотрела почту, сортируя все на три кучки: “Оплатить”; “Выставить счет” “Ерунда”. Кучка “Выставить счет” оказалась тоскливо малой. Если “Энергетикс Инкорпорейтед” не оплатит ее чек в течение нескольких недель, денежные дела еще ухудшатся.

Может, позвонить Харрингтону и спросить, нет ли у него какой-нибудь еще работы, кроме книги Дэнверса. Нет, не стоит. Она слишком устала, хотя деньги действительно нужны.

“"Энергетикс" скоро заплатит мне. Господи! Ведь прошло уже шесть месяцев! Они же признали, что я хорошо выполнила свою работу; и обещали заплатить гонорар, а также проценты за просрочку платежа”.

Покончив с почтой, Кэт обнаружила кучку небольших футляров с пленками в корзине. В каждом футляре было тридцать шесть цветных слайдов; их предстояло поместить в рамки, снабдить указателем, задублировать, а потом отослать в фотобанки, представляющие ее.

Обычно Кэт стремилась придать своим работам законченный вид, но сегодня мысль о работе со слайдами совсем не привлекала ее. Кэт хотелось одного – скорее увидеть Трэвиса.

“Интересно, как его фамилия и почему он так уверен, что я знаю ее?”

Кэт взглянула на часы. Время тащилось, как квадратное колесо. До прихода Трэвиса оставалось двадцать две минуты.

– Если бы я согласилась на его первое предложение – на один час, – пробормотала она, направляясь в кухню, – тогда до прихода Трэвиса осталось бы всего две минуты.

Но не успела Кэт дойти до кухни, как раздался стук в дверь. Обрадовавшись, что Трэвис проявляет такое же нетерпение, как и она, и не скрывает этого, Кэт устремилась к двери.

– Доставка рыбы? – спросила она улыбаясь.

Взглянув на Трэвиса, Кэт замерла. Ни один мужчина никогда не казался ей таким привлекательным как он. Трэвис недавно принял душ, надел темно-синюю футболку и белые пляжные брюки. Его светло-каштановые волосы блестели, как натуральный шелк.

Кэт не могла оторвать взгляда от глаз Трэвиса, сияющих, как драгоценные камни. Ей хотелось коснуться его бороды и погладить бугры мускулов под футболкой.

Но еще больше Кэт хотелось схватить фотоаппарат и запечатлеть Трэвиса как символ чувственности.

– Неужели ты и в самом деле согласна готовить? – Трэвис заметил странное и сосредоточенное выражение ее лица.

– Что? Ах, да. Я же сказала тебе, что люблю готовить.

– Думаю, мы будем отличной парой.

Кэт удивленно подняла брови.

– Просто я очень люблю есть, – пояснил Трэвис, передавая ей два куска меч-рыбы, завернутых в белую бумагу.

Взяв у Трэвиса рыбу, она снова обратила внимание на тонкие шрамы, покрывавшие его длинные загорелые пальцы, и испытала искушение спросить, откуда они у него.

Но, вспомнив о своих невидимых шрамах, удержалась, не желая проявлять неделикатность и причинять Трэвису боль. Он, наверняка, много выстрадал, если так остерегается женщин.

– Присядь где-нибудь, – сказала она. – Я сейчас вернусь.

Из окна в конце кухни открывался вид на море. Широкий подоконник был усыпан местными ракушками. Трэвис, перебирая их, наблюдал за Кэт. Она между тем, осмотрев чугунную печурку на улице, вернулась в кухню.

Ее волосы, освещенные светильниками, блестели. Темно-зеленую блузу она заправила в светлые брюки свободного покроя. Округлые бедра изящно и чисто по-женски покачивались при ходьбе.

Несмотря на больную стопу, Кэт двигалась очень грациозно. Она достала из холодильника свежие овощи, вымыла их и начала нарезать.

– Не помочь ли тебе? – спросил Трэвис.

– Ты слишком много носил меня сегодня на руках, – пошутила Кэт.

– Это мне нравится.

Она понимала, что не нужно откликаться на порыв Трэвиса, но стремилась именно к этому.

Хотя Кэт провела с ним очень короткое время, он заполнил пустоту в ее душе, о которой она не подозревала. К тому же Кэт постоянно казалось, что Трэвис знает ее лучше, чем она сама. Кэт улыбнулась и покачала головой:

– Трэвис, ты…

– Невозможен? – предположил он.

– Неподражаем.

Кэт орудовала ножом с небрежной ловкостью. Белые кусочки грибов аккуратно ложились один к другому. Быстрым движением она собрала их и бросила к миску. Грибы упали поверх мелко нарезанного зеленого лука, полупрозрачных кружков редиса и моркови.

Выжав в овощи лимон, Кэт добавила столовую ложку оливкового масла, чеснок и базилик и поставила миску в холодильник.

– Похоже, что ты готовишь это блюдо уже не первый раз, – заметил Трэвис.

– Я готовила его, пока путешествовала от Виргинских островов до Мыса Дана.

– И часто ты путешествуешь с Виргинских островов в Южную Калифорнию?

– Один раз.

– Кажется, это путешествие не доставило тебе удовольствия. Тебя укачивает?

– Нет.

Кэт удалила сердцевину из листьев салата и промыла их под холодной водой. Трэвис ждал, надеясь, что она расскажет ему подробнее об этой истории. Кэт рассказала бы Трэвису, почему это путешествие не доставило ей удовольствия, если бы не старалась забыть о прошлом.

– Я люблю океан, – сказала она, – но в то время был не лучший период в моей жизни.

Поняв, что Кэт больше ничего не добавит, Трэвис сказал:

– Хорошо, что ты не страдаешь морской болезнью. Я возьму тебя в плавание.

– Вместе с домом кузины тебе досталось и судно?

Кэт сунула салат в холодильник.

– Нет, это я приплыл на судне.

Кэт молча раскатывала и нарезала кружочками тесто.

– А тебе не интересно, какое у меня судно?

– Конечно, интересно. Какое же?

– Яхта.

– Прекрасно, угли готовы. Сейчас я полью оливковым маслом рыбу, и скоро сядем за стол.

Трэвис удивился, что Кэт ничуть не воодушевило предложение отправиться с ним на яхте.

– Ты действительно любишь путешествовать по морю?

– Я люблю океан, – ответила Кэт, – но никогда не плавала под парусом. Так что, если ты из тех одержимых, которые готовы часами рассказывать о шлюпках, катамаранах, кливерах и прочих разновидностях судов, во мне ты не найдешь благодарного слушателя.

Трэвис уныло улыбнулся.

– Я много лет назад понял, что у меня исключительная любовь к ветру, парусам и воде.

– Как и у меня к фотографии. Я могу часами подбирать освещение и текстуру объекта, форму, контрастность, тень и… Не откроешь мне дверь?

Трэвис открыл дверь и проводил Кэт на дощатый настил-палубу позади дома. Она склонилась над чугунной печуркой.

– Но все же я готова послушать, что ты расскажешь о ветре и обо всех прочих твоих увлечениях.

Кэт вернулась в кухню и начала накрывать на стол. Трэвис взял у нее столовое серебро и тарелки.

– Я помогу тебе.

– Спасибо. Салфетки сверни вот так, раковинкой.

Трэвис посмотрел на салфетки и ухмыльнулся.

– А я думал, что никто, кроме меня, так не накрывает на стол.

– Моя мамочка приложила все силы, чтобы научить меня хорошим манерам. – Кэт пожала плечами. – Это продолжалось до тех пор, пока я не поняла, что для жизни не нужны все эти условности.

Трэвис подошел к окну, набрал горсть ракушек лежащих на подоконнике и выпустил их из руки тоненькой струйкой.

– Джейсону тоже нравятся эти ракушки, – заметила Кэт.

– Джейсону? – насторожился Трэвис. – A кто это?

– Мой сосед. Эти ракушки принадлежат ему.

Трэвис не понимал, зачем Джейсон насыпал столько ракушек и почему Кэт хранит их.

– Он думает, что они тебе нравятся? – спросил он

– Однажды Джейсон увидел, как я фотографирую раковину, и поэтому подарил мне всю свою коллекцию.

– Очень великодушно.

Кэт тихо засмеялась.

– Нет, это был просто предлог, чтобы зайти ко мне. Он очень умный, у него чудесные голубые глаза и великолепная речь. Так говорит его мать, и я с ней согласна.

Искренняя симпатия Кэт к Джейсону встревожила Трэвиса. Он как-то не подумал, что по соседству у нее есть друг, да еще такой, при воспоминании о котором в глазах вспыхивает радость.

– Мне казалось, ты не любишь мальчиков.

– Для семилетних я делаю исключение, тем более что новорожденные близнецы занимают все время его мамочки до последней секунды. Он завтракает у меня всякий раз, когда ему удается ускользнуть.

– Неужели Джейсону семь? – повеселел Трэвис.

– Он очень смышленый для своего возраста.

Трэвис наблюдал, как Кэт поставила салат на небольшой столик, перевернула рыбу в чугунной печурке и вынула печенье.

– Рыба готова? – с надеждой спросил Трэвис.

– Ты голоден?

– Я же говорил, что люблю поесть.

Трэвис действительно поужинал с большим аппетитом. Взяв печенье, он улыбнулся.

– Да, ты и в самом деле замечательно готовишь; странно, однако, почему ты весишь так мало?

– Есть в одиночестве не слишком приятное занятие.

– А соседский ребенок?

– Джейсону позволено приходить только завтракать со мной. Так распорядилась его мамочка. Шэрон угрожает, что если он не перестанет мешать мне, то она наденет на него ошейник и посадит на поводок. Но мальчику так одиноко.

– Так тебя не раздражает, когда соседский ребенок вертится под ногами? – Трэвис вытер стол губкой. – А я думал, ты очень занята.

– Джейсон дает мне повод расслабиться.

– Неужели ты так занята погоней за деньгами, что тебе нужен повод расслабиться?

Кэт молча оперлась на посудомоечную машину. Усталость от постоянного недосыпания и непрерывной работы снова охватила ее. Еще целых четыре месяца!

Январь.

Кэт подумала о том, что успеет сделать все за эти сто с небольшим дней и как-нибудь переживет этот период. Нужно только принимать каждый день таким, какой он есть. Один за другим.

Она глубоко вздохнула.

– В твоих словах есть доля истины.

Кэт сразу почувствовала, что разочаровала Трэвиса.

– Но почему это так волнует тебя? – спросила она.

– Деньги слишком ничтожны, чтобы тратить на них время.

– Разве из этого правила нет никаких исключений?

– Ни одного, – неумолимо отрезал Трэвис. Слезы вдруг подступили к глазам Кэт. Она не плакала целых семь лет, однако сейчас усталость доконала ее.

Овладев собой, она посмотрела на Трэвиса.

– Ты закончил?

– Мыть тарелки?

– Нет. Выражать недовольство моим образом жизни.

– Кэт…

– Теперь моя очередь. Не знаю, с какой женщиной ты меня сравниваешь, но чертовски устала от бестактности. Возможны лишь два варианта, Трэвис. Ты принимаешь меня такой, какая я есть, или уходишь.

Он скрестил руки на груди.

– А если я скажу тебе, что богат? Ты все равно заставишь меня уйти?

– Но почему мальчикам всегда кажется, что деньги оправдывают все?

– Потому что это им постоянно говорят девочки, научившиеся отличать монету в пять центов от десятицентовой.

– У тебя не осталось выбора. Уходи.

– А если я очень богат?

Впрочем, Трэвис давно знал ответ – богатый всегда прав. А еще богатство позволяет чувствовать себя таким же конвертируемым и безымянным, как стодолларовая купюра. Одна купюра неотличима от другой, пока ясно видны нули.

– Если ты очень богат, это объясняет все, кроме моей тупости. Я думала, что быстро учусь, но, оказывается, кое-что необходимо пройти дважды.

– Ты потеряла меня.

– Так всегда и бывает. – Кэт пожала плечами. – Что-то выигрываешь, что-то теряешь, а что-то никогда не получаешь. Если ты богат, то третий случай про нас.

– Ты не подумала.

В голосе Трэвиса слышалось нетерпение и что-то еще. Возможно, настойчивость и неуверенность. Эта женщина не может вот так отвернуться от него.

Но Кэт отвернулась.

– Неужели не ясно, что пора сказать прощай?

– Ты не веришь, что я богат? – Он считал, что женщины никогда не отворачиваются от настоящих богачей, но теперь догадался, в чем дело.

– Мальчик Трэви, да если бы ты сорил алмазами, это все равно не поразило бы меня.

– Сомневаюсь. Такие женщины, как ты, не…

– Ты ничего не знаешь о таких женщинах, как я, – с горечью оборвала его Кэт.

– Не уверен.

– А я уверена.

Кэт хотела на этом остановиться, но злость и ощущение предательства заставили ее высказаться.

– Я уже однажды ночью проплыла пару миль в открытом море, чтобы убежать от таких денег, какие тебе, наверное, и не снились. Господи, сохрани меня от богатых мальчиков!

В кухне воцарилась тишина. Посмотрев на спину дрожащей Кэт, Трэвис понял, что совершил ошибку. Она сказала правду о своих отношениях с богатыми мужчинами. Кэт презирала их.

Задумавшись, Трэвис прошел через кухню к окну, где поблескивали ракушки, и начал медленно просеивать их сквозь пальцы.

– Кто он? – спросил наконец Трэвис. Кэт молчала, уставившись на угли, тлеющие в чугунной печурке.

– Кэт?

Обернувшись, она холодно посмотрела на Трэвиса, но не сказала ни слова.

Трэвис направился к ней.

Если бы она пригляделась к его походке, то поняла бы, почему он показался ей таким знакомым. Трэвис ходил, как человек, проводящий много времени в море. Так же ходили и покойный отец Кэт, и ее муж, которого она сначала принимала за мужчину.

Билли был самой большой ошибкой в ее жизни.

– Кто он? – мягко повторил Трэвис. – Он соблазнил тебя и бросил? Поэтому ты и ненавидишь богатых мужчин?

Кэт вспомнила события семилетней давности, хотя очень хотела бы забыть все, особенно последний вечер, когда яхта мужа стала на якорь у островов Виргинии. Кэт и Билли находились на судне с компанией его друзей. Как обычно, муж был угрюм и сильно пьян.

Кэт тошнило от запаха рома и ананасов. Билли кричал на нее и размахивал результатами анализов, свидетельствующими о том, что хотя в его сперме немного сперматозоидов, но вполне достаточно для зачатия.

Это твоя вина, что у меня нет сыновей. Ты не годишься для траханья, а здесь прежде всего важно траханье.

Это все твоя вина. Твоя! Ты плохая жена, ничего не умеешь в кровати и к тому же бесплодна. Что же в тебе хорошего, котенок? А как ты собираешься зарабатывать себе на пропитание? Ты не убежишь домой к мамочке, потому что она сама недавно разорилась, а ты ведь никогда не ходила в школу.

Все, на что ты годишься, – это рожать детей, и вот вдруг оказывается, что ты не можешь даже этого. Ты бесплодна, ты просто никчемна сучка!

Ты не можешь заработать себе на пропитание. Мне надо было бы выкинуть тебя за борт.

– Кэт? – Трэвис помассировал ее поникшие плечи и напряженную шею и посмотрел в серые глаза, которых застыла боль воспоминаний.

Кэт, не сразу вернувшись из прошлого, почти не реагировала на его прикосновения, но внезапно ocoзнав, что происходит, отшатнулась.

– Кэт? Что с тобой?

Кэт не могла сказать ему, что охвачена жгучим желанием и желает именно его. Она не знала сейчас, какие эмоции вызвал бы у нее Трэвис в январе, когда, как надеялась Кэт, большая часть проблем разрешится. Нет, в январе она не позволила бы себе так опрометчиво сблизиться с Трэвисом. С человеком, казавшимся таким сильным и способным любить.

Но так повелось испокон веку – мужское обаяние заманивает женщин в ловушку.

Билли, тоже сильный и внушительный, не был способен любить даже до того, как узнал, что Кэт не станет матерью его детей. Мальчики любят только себя.

Она закрыла глаза.

“Сколько еще я должна выстрадать, прежде чем усвою этот простой урок? Почему я так безвольна и хочу верить, что Трэвис совсем другой? Что он мужчина, а не мальчик”.

– Кэт, скажи что-нибудь.

– Ты все еще здесь?

Но ей не удалось скрыть дрожь, вызванную прикосновением Трэвиса.

Он наклонил голову. Кэт ощутила щекой тепло его дыхания, жесткую щетку усов, а потом его губы прильнули к ее губам.

Этот поцелуй, нежный, приятный и безопасный, ничего не требовал, а давал все. Кэт постепенно заполняло его тепло, и наконец она выдохнула имя Трэвиса. Ее никогда так не целовали. Кэт никогда и не снилось, что подобная нежность может исходить от мужчины.

Подняв голову, Трэвис увидел слезы на ее ресницах. Он слизнул их языком, потом наклонился и снова поцеловал Кэт.

– Почему ты целуешь меня? – Она задрожала в его объятиях. – Я сейчас слишком слаба, чтобы снова терять.

– Ты ничего не потеряешь. Я не обижу тебя. – Трэвис взял в ладони лицо Кэт, но, заметив ее смятение и страх, отвел глаза. – Не смотри на меня как кошка, угодившая лапой в капкан. Поверь мне.

– Но ведь ты не веришь мне!

– Мне было двадцать, когда я женился на Тине, а ей – восемнадцать. Она была беременна и утверждала, что очень любит меня. Я тоже думал, что люблю ее, и хотел ребенка, которого она носила. Через две недели после нашей свадьбы она сделала аборт.

Кэт вздрогнула, но Трэвис, охваченный мучительными воспоминаниями, не заметил этого.

– Она сказала мне, что у нее случился выкидыш. Я поверил ей и только потом узнал правду. Слава Богу, что второй младенец, от которого она избавилась, был уже не моим. Я откупился от нее миллионом долларов. Если за деньги можно избавиться от такого создания, то их, конечно, лучше иметь. – Трэвис снова внимательно посмотрел на Кэт, а потом с горечью попросил: – Расскажи о твоем бывшем муже. Ты все еще любишь его?

Кэт молчала, потрясенная жестоким предательством Тины.

Кэт обвиняла его в недоверчивости, а он поведал ей самое сокровенное о себе, известное, конечно, немногим близким ему людям. Теперь же он ждал признания от нее.

Она долго и пристально смотрела на Трэвиса, размышляя, можно ли положиться на интуицию и довериться ему. Ведь уроки, полученные в прошлом, чуть не погубили ее. А вдруг Кэт ошибется в Трэвисе, и он окажется больше мальчиком, чем мужчиной? Тогда, поверив ему, она совершит еще одну большую ошибку и потеряет больше, чем вернула себе ночным заплывом. Кэт потеряет себя.

Закрыв глаза, она попыталась отгородиться от Трэвиса, стоявшего так близко. Может, не видя его, она не воспарит и не утонет в этих неотразимых глазах – глазах, которые предлагали ей чувственное освобождение и свободу большого черного судна, несущегося на край света?

– Я вышла замуж за Билли в девятнадцать лет, – начала через силу Кэт. – Мой отец только что умер, а матери приходилось заботиться о младших детях-близнецах. Я же мечтала о любви и думала, что Билли любит меня.

Кэт понимала, что не сможет подробно рассказать о случившемся. Во всяком случае, сейчас, а возможно, и никогда.

– Я очень ошиблась, – продолжала она. – Деньги испортили Билли. Он не видел различия между женщиной и проституткой.

Кэт сознавала, что должна рассказать Трэвису больше, но это было слишком мучительно. Целых семь, лет она пыталась забыть оскорбительные слова Билли, узнавшего, что Кэт бесплодна.

Я проучу тебя, сучка, хитрая проститутка. Ни один мужчина не захочет, чтобы мать его сыновей прошла через такое, но ты никогда не станешь мамочкой, поэтому, черт возьми, какое это теперь имеет значение…

– Нет, я не люблю его, – тихо сказала Кэт, – и даже почти не жалею о нем.

Трэвис поцеловал ее, прижал к себе, и от этого обоим стало спокойнее. Ее руки обвились вокруг его талии. Эта близость ничего не требовала от них, но много давала им. Объятия растопили холод в их душах, и боль, пережитая каждым из них, начала утихать.

Трэвис приподнял лицо Кэт, посмотрел ей в глаза, провел кончиком пальца по щеке и вышел из кухни в темную ночь.

Потрясенная, Кэт не задержала его. Как и Tрэвис, она хотела разобраться, где кончается ее прежнее “я” и начинается новое. Постичь это в одно мгновение они не могли. К такому повороту событий ни Кэт, ни Трэвис не были готовы.