Введение 17 page

Узнав об этом, Потемкин заторопился на юг, но не для того, чтобы перехватить у Николая Васильевича лавры победителя (в литературе до сих пор бытует такая ошибочная версия). Требовалось извлечь максимальный выигрыш из разгрома Османской Порты, и спешка в завершении мирных переговоров, к которой проявил склонность проводивший переговоры Репнин, была вредной. Кроме того, Григорий Александрович, возможно, только сейчас в полной мере оценил, насколько опасно было оставлять действующую армию на Репнина – масона и фактического лидера сторонников наследника престола.

Потемкин не успел всего на несколько дней: 31 июля были подписаны прелиминарные пункты мирного договора, в соответствии с которыми устанавливалось восьмимесячное перемирие. Опоздав к подписанию предварительных условий, Григорий Александрович уже не упускал из рук хода подготовки окончательного текста мирного договора до самой смерти. Место переговоров он перенес из Ясс в местечко Гущу. За 80 лет до этого именно здесь, в Гуще, дипломаты Петра I вынуждены были подписать с представителями султана унизительный Прутский мир (см. очерк о Б.П. Шереметеве). И вот теперь великий продолжатель дела Петра смывал позор прутской катастрофы.

Мир с турками был подписан 29 декабря 1791 г., но к этому времени Потемкина уже не было в живых. Тяжелая болезнь прервала его жизнь 5 октября всего на 55‑м году.

«Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло сына, бессмертного по заслугам своим», – так откликнулся на эту горестную весть генерал‑фельдмаршал П.А. Румянцев. Екатерина II, искренно оплакивая потерю, писала: «По моему мнению, князь Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что в состоянии был сделать».

Светлейший князь Потемкин был похоронен в херсонском Екатерининском соборе. Через 45 лет уже в царствование Николая I в центре Херсона ему был поставлен памятник работы скульптора И.П. Мартоса: трехметровая бронзовая фигура полководца в латах, правая рука держит фельдмаршальский жезл, а левая опирается на меч. В 1921 г. памятник, однако, не вписался у местных большевиков в программу поддержки монументального искусства и был разрушен.

Гораздо более долговечными, неподвластными суете идеологий и политических режимов оказались поэтические памятники Потемкину. Каким преклонением перед великой исторической личностью исполнены строки, оставленные нам Г.Р. Державиным в «Водопаде»:

Се ты, отважнейший из смертных!

Парящий замыслами ум!

Не шел ты средь путей известных,

Но проложил их сам – и шум

Оставил по себе в потомки;

Се ты, о чудный вождь Потемкин!

Князь Александр Александрович Прозоровский (1733–1809)

Хотя наше время и екатерининскую эпоху разделяют двести с лишним лет, еще и сегодня случаются приятные открытия в историческом источниковедении. Имеется в виду недавний выход в свет «Записок генерал‑фельдмаршала князя А.А. Прозоровского (1756–1776)», с изданием которых стало возможным уточнить многие детали жизненного и боевого пути Александра Александровича, невольно искаженные даже такими знатоками прошлого, как Д.Н. Бантыш‑Каменский.

Так, родился Прозоровский, представитель княжеского рода потомков Рюрика, не в 1732 г., как считалось до последнего времени, а на год позже. Образование получил домашнее, хотя справочные издания ошибочно сообщали, что он окончил Шляхетский сухопутный корпус. И записан был в лейб‑гвардию не в Преображенский, а в Семеновский полк.

Обращает на себя внимание, как много общего оказалось в судьбах А.А. Прозоровского и А.В. Суворова, начинавших в одном полку. В один год их определили на службу, одновременно выпустили сержантами, правда, в разные воинские части. В Семилетнюю войну одним указом Елизаветы Петровны они были произведены в капитаны.

Огнем противника Александр Александрович, подобно многим другим военачальникам екатерининской эпохи, впервые испытан в Семилетнюю войну. Он участвовал во всех основных сражениях – при Грос‑Егерсдорфе, Цорндорфе, Пальциге и Кунерсдорфе, в осаде Кюстрина, в занятии Берлина, не раз был ранен (см. очерки о С.Ф. Апраксине, П.А. Румянцеве, З.Г. Чернышеве).

Выше говорилось о похожести военных судеб двух Александров – Прозоровского и Суворова – до достижения ими штаб‑офицерских чинов. Оба они воевали и против пруссаков, и против польских конфедератов (1768–1772). А вот генералом раньше на целых четыре года (в 1765 г.) стал Прозоровский.

И Суворов на начальном этапе русско‑турецкой войны 1768–1774 гг. находился у него в подчинении. Правда, дружеских чувств друг другу полководцы не испытывали: по мнению современников, сказывалась определенная ревность к служебному росту друг друга.

В кампании 1769 г. генерал‑майор Прозоровский командовал авангардом в корпусе генерал‑аншефа А.М. Голицына и был удостоен ордена Св. Александра Невского. Главное его деяние – участие 22 июля в разгроме 20‑тысячной армии крымского хана близ Хотина (см. очерк о А.М. Голицыне). В составе войск генерал‑поручика И.К. Эльмпта он также участвовал в занятии Ясс и покорении Молдавии.

В кампании 1770 г. князь воевал в составе 2‑й армии графа П.И. Панина. Во главе отряда донских казаков Прозоровский в пух и прах разгромил трехтысячный турецкий отряд под Очаковом, противник потерял около 2 тысяч человек, остальные сдались в плен. За это сражение 30 сентября 1770 г. полководец был награжден орденом Св. Георгия 4‑й степени.

В 1771 г. он совершил поход на Крымское ханство в составе той же 2‑й армии (38 тысяч человек), но уже под командованием генерал‑аншефа В.М. Долгорукого, сменившего П.И. Панина. В июне русские овладели укрепленной линией у Перекопа, которую защищали 50 тысяч татар и 7 тысяч турок. Двинувшись затем в глубь полуострова, Долгорукий с 27‑тысячной армией одержал победу при Кафе над 95‑тысячной армией противника. Крымский хан бежал в Константинополь. Завоевателю Крыма императрица пожаловала орден Св. Георгия 1‑й степени, а Прозоровскому тот же орден, но – 3‑й степени.

В последние два года войны Александр Александрович участвовал в победоносных сражениях под Шумлой, Рущуком и Козлуджей. В 1773 г. он был возведен в чин генерал‑поручика, а 10 июля 1775 г. в день празднования мира с Турцией награжден золотой шпагой с алмазами за участие в покорении Крыма.

Оставшись вместо убывшего князя Долгорукого командовать войсками на полуострове, Александр Александрович в 1777 г. подавил мятеж против возведенного Россией хана Шахин‑Гирея. Наградой ему стал орден Св. Георгия 2‑й степени.

С 1780 г. Прозоровский был орловским и курским генерал‑губернатором, получил чин генерал‑аншефа и в декабре 1783 г. вышел в отставку. Пребывая в сельской глуши, он в феврале 1790 г. неожиданно получил рескрипт Екатерины II о назначении московским генерал‑губернатором и главнокомандующим в Москве. Он стал также сенатором и через непродолжительное время был удостоен высшей награды империи – ордена Св. Андрея Первозванного. Незадолго до своей кончины Екатерина изменила своей доброжелательности к князю и отправила его в отставку. Следуя своему правилу не отталкивать от себя заслуженных людей, она наградила Александра Александровича орденом Св. Владимира 1‑й степени (который был учрежден специально для награждения за статскую службу и уступал по значимости лишь Андреевскому ордену), установила ему годовую пенсию в 12 тысяч рублей и сделала шефом Московского гренадерского полка.

Павел I, вступив на престол, назначил Прозоровского командиром Смоленской дивизии, переименовав его из генерал‑аншефов в генералы от инфантерии. Однако всего через полтора месяца по ничтожному поводу отправил его в отставку и выслал в фамильную деревню. На службу князь возвратился уже при Александре I в декабре 1805 г. Ему шел восьмой десяток, но императора это, как видно, не смутило.

В 1806 г. ввиду растущей опасности со стороны наполеоновской Франции в России вспомнили об ополчении. Став во главе одного из ополченческих формирований, Прозоровский 30 августа 1807 г. получил чин генерал‑фельдмаршала. В следующем году последовало еще одно высокое назначение – главнокомандующим армией в Молдавии, действовавшей против турок. Рассказывают, что, находясь в походе, 74‑летний фельдмаршал любил вспоминать свои былые победы. Частенько, чтобы потешить самолюбие, он приводил слова, когда‑то сказанные А.В. Суворовым: «От Суворова до Прозоровского». Генералиссимус действительно произнес их, посылая курьеров узнать, как обстоят дела на пространстве от Анапы, где была его ставка, до Перекопа, у которого находился с войсками Александр Александрович, т. е. «от Суворова до Прозоровского».

Слабеющей рукой князь еще некоторое время управлял вверенными войсками, одержав несколько частных побед. 9 августа 1809 г. он умер в своем лагере близ Мачина – такой кончиной мог бы гордиться любой военачальник, чувствовавший свое призвание. В знак признательности к его многолетней службе Александр I повелел армии три дня носить траур.

Смысл всего своего существования, как это громко ни прозвучит, князь Прозоровский видел в служении Отечеству на ратном поприще. В 1770 г. он писал П.А. Румянцеву: «Я, милостивый государь, в жизни моей одну только дорогу имел к счастию в своей службе, если я ее, ваше сиятельство, потеряю, так, конечно, несчастливым себя почитать буду» [119].

Граф Радец‑Йозеф фон Радецкий (1766–1858)

Йозеф фон Радецкий прожил на белом свете 92 года – прямо скажем, редкий случай для полководца. Своей славой он обязан двум главным противникам: наполеоновской Франции, которая не раз посягала на могущество Австрийской империи, и Северной Италии, стремившейся сбросить гнет австрийской короны. В войнах с ними Радецкий и стал тем, кем ему было суждено остаться в истории.

Начальный боевой опыт он получил в австро‑турецкой войне 1788–1790 гг. А вот с французской армией познакомился в ходе войны 1798–1801 гг., приняв участие в сражениях при Марего и Гогенлиндене.

Происходя из известного аристократического рода и обладая обширными знакомствами, Радецкий быстро продвигался по службе. В 1809–1812 гг. и 1814–1829 гг. в генеральском чине он занимал пост начальника штаба австрийской армии. В войне против Наполеона 1813–1814 гг. был начальником штаба главнокомандующего союзными войсками, в качестве которого выступал его соотечественник фельдмаршал К. Шварценберг (см. очерк о П.Х. Витгенштейне). Его участие в «Битве народов» у Лейпцига 4–7 октября 1813 г. было отмечено Александром I орденом Св. Георгия 3‑й степени.

После победы антинаполеоновской коалиции генерал‑лейтенант Радецкий недолго командовал кавалерийским соединением, был комендантом крепости Ольмюц, после чего вернулся на пост начальника штаба императорской армии. В 1813 г. он вошел в состав государственного военного совета Австрийской империи и принимал активное участие в реорганизации армии.

Вся последующая жизнь Радецкого была связана с Северной Италией. С 1831 г. он, несмотря на преклонный возраст, был главнокомандующим австрийской армией в Ломбардо‑Венецианском королевстве и генерал‑губернатором (1849–1857). В этой должности он стяжал двойную славу: и как крупный военачальник, стратег, и как жестокий реакционер.

Во время австро‑итальянской войны и национальной революции 1848–1849 гг. войска под командованием Радецкого разбили сардинцев при Кустоцце и Новаре. Война в поле переросла в подавление революции. В августе 1848 г. австрийцы захватили Милан, а в марте следующего, 1849 г., вновь разбили противника при Новаре. Эта победа предрешила победное для Австрийской империи завершение войны.

За взятие Милана Радецкому из Санкт‑Петербурга в августе 1848 г. был препровожден орден Св. Георгия 1‑й степени [120]. Невзирая на то, что австрийский военачальник никогда на русской военной службе не состоял, Николай I пожаловал ему чин российского генерал‑фельдмаршала, демонстрируя тем самым верность идеалам «Священного союза» (см. очерк об эрцгерцоге Альбрехте). К этому времени Радецкий имел такой же чин и от своего императора, полученный еще в 1836 г. в год 70‑летия.

Будучи генерал‑губернатором Ломбардо‑Венецианского королевства, он жестоко подавлял малейшие попытки итальянцев хотя бы уменьшить австрийский гнет. Скончался он в столице Ломбардии Милане. На исторической родине в Праге в год смерти Радецкого был установлен памятник, ему, представителю чешского аристократического рода, положившему долгую жизнь за торжество австрийской короны.

Граф Алексей Григорьевич Разумовский (1709–1771)

Прогрохотав по Покровке, у знаменитой на всю Москву усадьбы остановилась богато украшенная, с гайдуками на запятках карета. Жителей соседних домов трудно было удивить пышностью экипажа, ибо хозяин усадьбы граф Алексей Разумовский и сам отличался блестящими выездами, а после устраиваемых им балов и охот долго гудели обе столицы. Правда, в последние годы все это стало забываться. После кончины Елизаветы Петровны граф покинул Санкт‑Петербург и теперь, в царствование Екатерины II, вел не в пример былым годам уединенную жизнь в Москве.

Вот уже лет двадцать по России ходили слухи о тайном браке Елизаветы Петровны, особы венценосной, с Разумовским, человеком из простонародья. Такой брак зовется морганатическим, с его заключением ни сам Разумовский, ни его потомки не входили в династический круг и не получали права на престолонаследие. В то же время этот брак был совершен, хотя и в тайне от двора, священником, по церковному канону, и считался законным. Супруги никогда, ни единым словом не проговорились о нем, и потому слухи так и оставались слухами…

Мажордом объявил о прибытии высокого гостя из Петербурга – самого генерал‑прокурора Сената князя Александра Алексеевича Вяземского. Уединившись с хозяином дома в кабинете, генерал‑прокурор извлек из портфеля манифест императрицы и передал его Разумовскому. Из документа следовало, что Екатерина II, исправляя несправедливость по отношению к законному супругу покойной Елизаветы Петровны, официально признавала факт их брака и жаловала графа титулом императорского высочества.

Алексей Григорьевич был достаточно искушенным человеком, чтобы понять: этот манифест да еще через руки одного из доверенных лиц императрицы прислан неспроста. Хотя он давно оставил свет, ему было известно о любовной связи Екатерины Алексеевны с Григорием Орловым, а также о том, что братья Орловы настойчиво склоняли ее к браку с фаворитом. Такой исход был не в интересах Екатерины. Граф Н.И. Панин, обер‑гофмейстер и воспитатель великого князя Павла Петровича, даже заявил ей: «Императрица русская вольна делать, что ей хочется, но госпожа Орлова царствовать не будет». Однако предприимчивые братья настаивали, при этом ссылаясь, как на прецедент, на брак Елизаветы Петровны с Разумовским.

Зная это, граф сразу понял, что именно ждет от него императрица. Из потайного ларца он извлек брачные документы, прочитал их собеседнику, после чего бросил бумаги в разожженный камин. А высокому визитеру спокойно сказал: «Я не был ничем более, как верным рабом ее величества, покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих… Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов».

Следует оговориться, что историки расходятся во мнении, кто из эмиссаров Екатерины и где именно встречался с А.Г. Разумовским. Некоторые считают, что к тайному мужу покойной Елизаветы Петровны приезжал не князь Вяземский, а канцлер граф М.И. Воронцов, и что свидание их состоялось не Москве, а в Петербурге, в Аничковом дворце, в свое время подаренном императрицей. Но главное, что сам факт такой встречи никогда никем не оспаривался, и это позволяет относиться к нему как достоверному.

Признательность Екатерины II проницательному Разумовскому не знала границ. Своим отказом от чести войти в историю законным супругом царствующей особы он ликвидировал неприятный для нее прецедент и тем самым позволил ей избежать неподходящего для нее брака с Григорием Орловым.

Узнав о том, как Алексей Григорьевич распорядился брачными документами, она заметила: «Мы друг друга понимаем. Тайного брака не существовало… Шепот о сем всегда был для меня неприятен. Почтенный старик предупредил меня, но я ожидала этого…» [121]

Среди московской старины прошли последние годы жизни Разумовского. Но он отнюдь не был стариком, как назвала его Екатерина. В момент визита к нему генерал‑прокурора Вяземского ему шел 54‑й год, возраст не такой уж большой. Но с кончиной в 1761 г. Елизаветы Петровны все, увы, осталось позади. А как все начиналось…

Алексей Григорьевич Розум родился в селе Лемеши Черниговской губернии в семье малороссийского казака и своим возвышением обязан слепому случаю. Полковник Федор Вишневский, объезжая Украину в поисках добрых певчих для придворного хора и посетив церковь соседнего с Лемешами села Чемары, обратил внимание на паренька с чудным голосом. В придворной певческой Алексей очень скоро сформировался в ладного молодого человека. По отзывам современников, высокий, стройный, несколько смуглый, с черными глазами и черными дугообразными бровями, Разумовский мог считаться одним из первых красавцев своего времени. Его заметила великая княжна Елизавета Петровна и пленилась им. Молодые люди были одногодками, им едва минуло по 22 года, поэтому свежесть их чувств так понятна.

Алексей получает более подходящую для двора фамилию Разумовский, его назначают управляющим имениями великой княжны, а затем и ее двором, возводят в камер‑юнкеры. С восшествием Елизаветы Петровны на престол его положение укрепляется, разумеется, как никогда.

В первые же дни нового царствования Алексей Григорьевич сделался действительным камергером и поручиком лейб‑кампании (что в армии соответствовало чину генерал‑лейтенанта). В 1742 г. он был уже обер‑егермейстером и кавалером орденов Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского. Императрица пожаловала своему фавориту несколько вотчин и дворцов в Петербурге и Москве, в том числе Аничков дворец и дом на Покровке в старой столице. А в ноябре 1742 г., по некоторым сведениям, в селе Перово под Москвой она повенчалась с Разумовским.

Новые награды не заставили себя ждать. В 1744 г. в ознаменование заключения мирного договора со Швецией Алексею Григорьевичу (как и его родному брату Кириллу Григорьевичу) был пожалован графский титул. Он стал капитан‑поручиком лейб‑кампании (что соответствовало чину полного генерала) и подполковником лейб‑гвардии Конного полка. С сентября 1756 г. он – в чине генерал‑фельдмаршала, хотя на практической военной службе не состоял, войсками никогда не командовал.

При всем при том Разумовский, обладая неограниченными возможностями, никогда не претендовал на какую‑либо роль в управлении государством, хотя использовать его в своих карьерных и иных целях стремились министры и генералы, иностранные послы и царедворцы. Получалось это у них плохо: фаворит никаких служебных дел, никакого покровительства, которое могло бы оказать влияние на политику государства, на себя не брал.

Современники отмечали в графе похвальное прямодушие и доброту: «Придворный лоск плохо к нему приставал: он был все тем же простым, наивным, несколько хитрым, насмешливым, но крайне добродушным хохлом, без памяти любившим и свою Украину, и своих родственников» [122]. С его легкой руки над дворцом витали запахи наваристого украинского борща с чесноком и пампушками, звучали звуки бандуры, а дворцовые залы сотрясались от гопака.

Пожалуй, единственным государственным решением, которое он, говоря современным языком, лоббировал перед императрицей, было восстановление гетманства на «рiдной» Малороссии. Не сразу, лишь к 1750 г., но Елизавета пошла на этот важный шаг. Гетманом стал младший брат ее морганатического супруга – Кирилл (см. очерк о К.Г. Разумовском).

Алексей Григорьевич сумел сохранить свое положение при Елизавете Петровне до самой ее кончины, хотя у императрицы и появились новые фавориты. Как видно, с годами Елизавета стала все больше сознавать правоту поговорки: старый друг – лучше новых двух, и Разумовский по‑прежнему оставался для нее наиболее доверенным человеком.

«…Секрет этой искренней, вызывающей зависть и ненависть любви был не только в плотской страсти императрицы к статному красавцу, но и в несокрушимой надежности, верности и доброте, – считает современный историк Е.В. Анисимов. – В придворном мире, среди интриг и ненависти, Разумовский выделялся тем, что, обладая невероятными возможностями фаворита властительницы империи, никогда ни в чем не посягнул на власть государыни, не позволил заподозрить себя ни в каких интригах против нее. Всю свою благополучную – через край – жизнь он помнил, кто он, откуда и в чем секрет его счастья. Он знал людям и себе самому истинную цену и не раз, с присущим его народу мягким юмором, шутил над той волшебной историей, которая в январе 1731 г. началась в селе Чемары» [123].

Их отношения заставляют вспомнить о другом дуэте – Екатерины и Потемкина с той лишь разницей, что Потемкин был не только любимый мужчина, надежный друг императрицы, но и крупнейший государственный деятель.

Разумовский пережил Елизавету Петровну на 10 лет, и все эти годы, удалившись от двора в Москву, благоговел перед памятью о своей венценосной супруге. А умер граф в Петербурге и погребен в Александро‑Невской лавре.

Граф Кирилл Григорьевич Разумовский (1728–1803)

Своим бурным возвышением Кирилл Григорьевич обязан старшему брату Алексею Григорьевичу, фавориту и морганатическому супругу императрицы Елизаветы Петровны (см. очерк о А.Г. Разумовском). Ему было лишь 14 лет, когда после успешного дворцового переворота в пользу Елизаветы он вместе с матерью и сестрами был вызван из Малороссии в Петербург. Всесильный брат, который сам успел овладеть лишь грамотой, направил Кирилла для получения основательного образования за границу.

Два года учился молодой граф (оба брата были пожалованы таким титулом в июне 1744 г.) в Кенигсберге, Берлине и Страсбурге. Он смог достичь заметных успехов, особенно преуспев в знании иностранных языков, истории и географии, а также придворного этикета. И кто бы взялся осуждать юного школяра, когда вернувшись в Россию, он с увлечением отдался развлечениям и многочисленным празднествам, устраиваемым при дворе. По воспоминаниям Екатерины II, «он был хорош собой, оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил своего брата, который также был красавец» [124].

21 мая 1746 г. «в рассуждении усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науках искусства» 18‑летний Кирилл Разумовский стал президентом Петербургской Академии наук. Он был произведен в камергеры и стал кавалером ордена Св. Александра Невского, а через два года – сенатором.

Дела в Академии наук, раздираемой распрями между академиками и профессорами, немцами и русскими, оставляли желать лучшего. Вероятно, в силу возраста и недостаточного жизненного опыта новому президенту не удалось добиться в ней кардинальных перемен. Да и тяга к светским удовольствиям часто преобладала. Тем не менее, отдадим ему справедливость: Разумовский, руководя академией, оказывал покровительство М.В. Ломоносову и в его лице национальному направлению в развитии научных исследований. Любопытно, что он просидел в кресле президента полвека и оказался совсем не худшим из руководителей российской науки.

В октябре того же 1746 г. Елизавета Петровна выдала за графа Кирилла Григорьевича свою троюродную сестру фрейлину Екатерину Ивановну Нарышкину. В приданое Разумовский получил больше 40 тысяч душ крестьян, подмосковные поместья Петровское‑Семчино (ныне Петровско‑Разумовский район Москвы) и Троицкое‑Лыково, несколько домов в столице.

Его, в отличие от старшего брата, императрица стала привлекать и к административной деятельности по управлению отдельными территориями страны. В 1750 г. Разумовский‑младший получил должность гетмана Малороссии и занимал ее до 1764 г. Историки считают, что его деятельность на этом поприще была небесполезной. Да, он любил пожить в Глухове и Батурине этаким царьком, но не стеснялся, например, демонстрировать своим не в меру кичливым сыновьям потрепанную свитку, в которой в юности пас волов.

В Малороссии он осуществил судебную, административную и военную реформы, добился для запорожских казаков прибавки жалованья, заботился о развитии образования и даже вынашивал мечту устроить в Батурине университет. В начале 1752 г. Разумовский‑младший получил орден Св. Андрея Первозванного, что свидетельствовало об удовлетворении императрицы от сделанного гетманом на его поприще.

Надо отдать должное Кириллу Григорьевичу: «он не обольщался своим чином и… считал себя гетманом марионеточным, а последним настоящим гетманом называл Ивана Степановича Мазепу» [125]. Но со временем его, что называется, занесло. За поддержку Екатерины II, оказанную в ходе переворота 28 июня 1762 г., он попросил сделать пост гетмана наследственным и передать их фамилии. К этому необдуманному шагу его подтолкнул Г.Н. Теплов, который был воспитателем юного Разумовского и сохранил влияние на воспитанника и в зрелости. Современники характеризовали его как человека двуличного, ловкого, который умело перехватил у Кирилла Григорьевича бразды правления и был лично заинтересован в преемственности гетманского достоинства. Когда же императрица дала понять, что не в восторге от этой идеи, Разумовский в ноябре 1764 г. подал прошение об отставке. Она была принята, а вскоре императрица и вовсе упразднила гетманство, передав власть на Украине П.А. Румянцеву (см. очерк о П.А. Румянцеве).

Натура графа, однако, осталась неизменной. Несмотря на воспитание и придворную жизнь, в своих привычках он, подобно старшему брату, до конца дней оставался «хохлом». По его собственному признанию, стоило ему услышать знакомые с детства звуки бандуры, как ноги сами просились в пляс.

Размолвка с Екатериной II носила временный характер. Да иначе и быть не могло: Кирилл Григорьевич сыграл активную роль в перевороте 1762 г., командуя Измайловским полком, и на всем протяжении ее долгого правления ревностно поддерживал императрицу. Была здесь и личная нотка: как вспоминала Екатерина, Разумовский в свое время был в нее влюблен. Их примирение было закреплено чином генерал‑фельдмаршала, который был пожалован графу 10 ноября 1764 г. Увольнение же с поста гетмана сопровождалось ежегодной пенсией в 60 тысяч рублей.

Несколько лет Кирилл Григорьевич провел за границей. А когда в 1771 г. овдовел, то окончательно покинул Петербург и стал жить в Батурине. До конца его дней рядом с ним была его любимая племянница графиня С.О. Апраксина. В Батурине уже при императоре Александре I граф Разумовский и оставил этот мир.

О нем, как о всякой колоритной личности, сохранилось немало историй, характеризующих его доброту и доступность, щедрость и грубоватую прямоту. В 1776 г. граф Григорий Орлов, давно переживший роман с Екатериной II, по страстной любви женился на своей двоюродной сестре Е.Н. Зиновьевой. Это было вопреки закону и традиции, запрещавшим брак между родственниками. «Дело» рассматривал совет императрицы, и поскольку бывший царский фаворит к тому времени лишился прежней монаршей милости, то пристрастные члены совета отнеслись к нему без снисхождения. Было решено супругов развести и обоих заключить в монастырь.

К.Г. Разумовский посчитал необходимым вмешаться:

– Для решения этого дела недостает выписки из постановления о кулачных боях, – с иронией заметил он.

Его собеседники изумились: при чем здесь кулачные бои?

– Там, – продолжал граф, – сказано, между прочим, лежачего не бить; а как подсудимый не имеет более прежней силы и власти, то стыдно нам нападать на него [126].

В другом случае он «нестандартно» повел себя за обедом у Екатерины II. Когда она предложила тост за здоровье честных людей, все подобострастно поддержали императрицу. Все, кроме графа. На вопрос Екатерины, почему он так недоброжелателен к честным людям, Разумовский, знавший алчность и корыстолюбие многих из сидевших за столом, отвечал: «Боюсь, мор будет».

Граф Кирилл Григорьевич оставил большое потомство – одиннадцать детей и всем дал прекрасное образование. Двое из шести его сыновей стали гордостью российской науки: Григорий Кириллович – ученый‑минералог и Алексей Кириллович – ботаник, прозванный русским Линнеем. Министр народного просвещения при Александре I, попечитель Московского университета, Алексей Кириллович лично участвовал в учреждении знаменитого Царскосельского лицея, в чем выразилась еще одна заслуга фамилии Разумовских перед Отечеством.

Князь Аникита Иванович Репнин (1668–1726)

Корволант русских войск настиг 16‑тысячный корпус генерала Левенгаупта 28 сентября 1708 г. у деревни Лесной. Шведов оказалось больше, и Петр I был крайне озабочен. Когда он проходил вдоль воинского строя, осмелился подать голос – неслыханное дело – рядовой солдат: