Белый олень

Я глядел на бесконечную стену, не в силах произнести ни слова. В Джунглях я слышал россказни о резервациях, но не верил в них. И вот резервация передо мной.

– Что это? – повернулся к Марине.

– Я же сказала, Москва – самая большая резервация в Джунглях.

Ветер поднял с земли снег, заслонивший от наших взоров Москву. Когда вихрь угомонился, Марина уже направлялась к резервации.

– Марина, – я догнал, преградил ей путь. – Нам не стоит туда соваться.

– Почему, Андрей?

– Вспомни, что было в Калуге.

– Это не Калуга.

Марина рукой отстранила меня.

Я посмотрел, как удаляется ее фигура, сплюнул на снег и побежал следом.

– Подумала было, что ты не пойдешь, – улыбнувшись, сказала Марина, когда я поравнялся с ней. – Хотела поворачивать обратно.

Я хмыкнул – что тут скажешь?

Небо скукожилось.

Вблизи стало понятно, что стена сооружена из кубов, плотно подогнанных друг к другу. Каждый куб – несколько спрессованных автомобилей.

– Пойдем, я знаю, где лазейка.

– Ты что, уже была здесь? – удивился я.

– Я родилась в Москве.

Вот оно что!

– А как же тебя занесло в Джунгли?

– По глупости.

Я умолк, пораженный простотой ответа.

Марина нетерпеливо махнула рукой, мы двинулись вдоль стены.

Когда началась метель, я заволновался: скоро ночь и здесь, на открытом пространстве, нам придется худо.

– Что ты ищешь?

Марина повернула ко мне щеку, облепленную снегом. В глазах растерянность.

– Белого оленя.

– Чего?

Отмахнулась и побежала вдоль стены, задрав голову.

Черт возьми, она что, свихнулась?

– Надо искать убежище – скоро стемнеет!

Метель скомкала мои слова, пригвоздила к земле крупными снежинками. И тут я увидел белого оленя: в один из кубов попался белый автомобиль, причудливо изогнувшийся под прессом.

– Вон он, твой олень! – закричал я.

Марина вынырнула из метели.

– Отлично, Андрей.

Под оленем, став спиной к стене, она отсчитала девять шагов вперед. Руками расчистила снег.

– Что стоишь? Помоги!

Ржавая крышка с надписью «Мосводоканал», прихваченная кое‑где льдом, поддалась не сразу.

Облако пара поднялось из черной дыры. Запах плесени, болота. Узкая лестница ползет вниз, цепляясь за стену бетонного колодца, дна которого не видать.

Этот колодец ведет в резервацию… Резервация! Оживший бред игрока. Неужели я попаду в нее?

Марина ступила на лестницу, стала спускаться. Совсем исчезла из виду…

– Андрей?

Голос нетерпеливый, недовольный.

Иду.

Я полез в колодец.

– Марина.

– Тс!

Тонкий палец прижался к моим губам. Колодец привел нас в широкий тоннель.

– Здесь лучше тихонько. Пошли!

Держа меня за руку, Марина двинулась вперед. Под ногами хлюпала вода.

Мало‑помалу мои глаза стали кое‑что различать в темноте.

Тоннель со щербатыми сводами, ржавыми балками. С потолка – вечный дождь.

Из тоннеля вышли в просторный зал с колоннами.

– Метро, – глухо сообщила Марина. – Осторожно, лестница.

Мы взобрались на каменную платформу. Из‑под поддерживаемого колоннами купола шел дождь, звонко стуча по граниту. Напротив нас остановился поезд.

Марина подошла к одному из вагонов, встав на цыпочки, сняла что‑то с крыши. Щелчок – и у нее в руках возник сноп света.

– Мой тайник, – сообщила Марина, направив фонарь мне в лицо.

– Прекрати, – сказал я, заслоняясь рукой.

Она повернула луч в сторону: я увидел в вагоне поезда пассажиров. Время сделало фотографию на память: перегруженный вагон метро, кто‑то из пассажиров смотрит на часы, кто‑то читает, кто‑то спит.

– Пойдем, Андрей.

Луч переметнулся на залитый водой пол. Светлые пятна запрыгали на стенах и потолке. Я увидел люстры, рисунки.

Мы спустились на пути перед носом поезда.

Марина пошла впереди, я следом, радуясь, что под ногами тянутся рельсы.

Скоро я перестал обращать внимание на выныривающие из темноты станции – ноги налились свинцом, в голове гудело от капели, крысиного писка, глухого шлепанья наших ног по лужам.

Хотелось наружу – к холодному сухому воздуху и звездам.

Очередной зал распахнулся перед нами. Нащупав фонарем лестницу, Марина направилась к ней.

У красноватых колонн застыли бронзовые фигуры.

Луч фонаря заметался по гранитному полу, залитому водой. Нашел люк.

– Андрей, открывай.

Я напрягся, откинул крышку в сторону. Вода устремилась в отверстие гулким водопадом.

– Лезь!

Невозможно было не заметить появившуюся в Марине резкость. С чего бы это?

Однако ни спорить, ни возмущаться я не стал.

Бетонная кишка вела в короткий темный тоннель, в конце которого – сердце радостно забилось – серпик луны.

Марина отключила фонарь.

Ночное небо подалось навстречу.

Мы оказались посреди темной улицы – очертания полуразваленных домов неясно рисовались в ночном свете.

Я с наслаждением вдохнул.

Не успел выдохнуть, как пронзительный стрекот разорвал тишину, и над нашими головами пронеслась вертушка.

– Стрелки! – я повернулся к Марине, но она не выразила ни страха, ни удивления. В руке у нее что‑то белело.

– Прости.

Это произошло мгновенно, а мне показалось – длилось целую вечность. Острие шприца с месяцем на самом кончике, приблизилось к моей шее и вонзилось в нее, сразу же разлив по телу слабость, не позволившую устоять на ногах. Марина подхватила меня, уложив на снег лицом к небу.