Очерк архаических мифов оседлых народов Востока и Запада 3 page

В жизни социума главную роль играет не небо, а земля, но при этом земля плодоносящая. Поэтому важнее неба – атмосферические явления, прежде всего дождь, но на воображение он особенно воздействует в виде грозы, молнии и грома.

Ближневосточные боги‑громовержцы хорошо известны нам по изображениям, где их атрибутами чаще всего являются высокая митра, двойной топор (или молот), горные, с загнутыми носками сапоги; их постоянное животное – бык. Это – шумерский (вероятно, до‑шумерский) Ишкур, хурритский Тешшуб, лувийский (и хеттский) Тархунтс, урартский Тейшеба, западносемитский Хадду (Хадад). Число дошедших до нас мифологических текстов, связанных с ними, невелико: обычно они выступают как змееборцы.[249]

Индийский громовержец Индра изначально мыслился прежде всего совершителем космогонического акта; его деяние – убиение Вртры, сокрушение Мировой горы (в этом он сходится с шумерским Нинуртой/Нингирсу, воинственным богом молодых, но не специально грозовых сил, и с хурритским громовержцем Тешшубом, который вместе с братом сокрушил растущую гору Улликумми). Подвиг Индры (как и деяния иных громовержцев у других индоевропейских народов) мог приурочиваться к зимнему солнцестоянию; параллельная победа западносемитского (угаритского) Хадду над чудовищем Муту (Смерть) тоже приурочивалась к смене времен года – от сухого к дождливому. В любом случае имелась в виду пора, когда завершался космический период и, как полагали, силы старого века, века чудовищ, стремились к уничтожению порядка и возвращению Хаоса. В этих условиях бог и должен был совершить свой космогонический акт, обычно воспроизводившийся в обряде. В условиях Индии центральным моментом в хозяйственном календаре было не зимнее солнцестояние и не другой из «поворотов солнца», а приход муссонных ветров, наступление после иссушающей жары сезона дождей – от своевременности этого момента только и зависело, будет ли урожай богатым или, наоборот, большинство общины ждет голодная смерть. Поэтому в сознании индийских земледельцев миф о борьбе Индры с Вртрой тоже оказался приуроченным к началу сезона дождей, когда бог поражал демона засухи дубиной грома и выпускал на волю плененные им дожденосные тучи. Родился даже миф о битве Индры, бога дождя, с Сурьей‑Солнцем. Кроме того, поскольку Индра выступал как главный племенной бог ведических ариев в период их расселения в Северной Индии, его мифология приобрела и явственный «героический» аспект: он – небесный патрон и двойник земного царя, предводитель рати, колесничный боец, разрушающий крепости «дасью», в образе которых слились представления о демонах и о реальных аборигенах субконтинента, сопротивляющихся арийской экспансии.

Мы уже отмечали, что в образе греческого громовержца – Зевса его грозовые черты уступают чертам общесветового божества, бога – правителя мира и предка аристократических родов. То же самое, вероятно, следовало бы сказать о римском Юп(п)итере: его собственно римские черты, восходящие ко временам до синкретизма с греческим Зевсом, прослеживаются недостаточно ясно. Однако по имени он эквивалентен индийскому богу дня, а не грозы, Dyāus pita(r).

Германский Тунор/Донар/Тор,[250]отождествлявшийся с Юпитером, был первоначально, несомненно, главным божеством пантеона, пока не был вытеснен по ряду исторических причин, о которых мы говорили, Вотаном/Одином. Естественным образом, как местный общинный бог, он обязательно был бы богом плодородия, даже если не был бы связан с грозой, а что он был местным божеством, например некоторых частей Швеции, засвидетельствовано Адамом Бременским в XI в. Основной подвиг Тора – битва с мировым змеем Йормунгандом, порождением злого бога‑трикстера Локи.[251]Скальд Ульв Уггасон сообщает, что Тор его убил, но в «Старшей Эдде» («Песнь о Хюмире») говорится, что йотун, спутник Тора перерезал леску, которой был влеком змей из своей стихии.

Хорошо известна эддическая песнь о сватовстве йотуна к Фрейе; переодетый невестой, в Йотунхейм прибыл на колеснице Тор и убил жениха («Песнь о Трюме» – СЭ).

Тор – благой бог, верный помощник, покровитель новопоселенцев. Его жена, «златовласая» Сив, как упоминалось, вероятно, была когда‑то богиней хлебов. Ср. с. 128.

Собственно небесным богом в первоначальном германском пантеоне следует считать Тиваза – Тиу, или Тюра, этимологического тезку Зевса греков, Юпитера римлян и Дьяус‑питара индийцев. При распределении дней недели по богам Тиу достался вторник, день Марса. В скандинавской мифологии Тюр играет небольшую роль, будучи; совершенно вытеснен Одином и Тором; кроме того, важную роль в синкретическом стирании Тюра сыграло то обстоятельство, что týr значило (или стало означать) и бог вообще, и поэтому мифологемы, первоначально связанные с ним, легко переносились, например, на Одина; (Val‑týr Тюр (бог) павших).

В Египте, где дождь практически вообще не выпадает, бога‑громовержца, естественно, и не было.[252]Верховным богом здесь всегда было одно из солнечных божеств (Раʽ, Гор, локальный бог Амон, контаминированный с Раʽ). В сухой Южной Месопотамии бог‑громовержец (шум. Ишкур, аккадск. Адад) играет второстепенную роль, так как искусственное орошение имеет здесь во много раз большее значение, чем дождевое. Поэтому громовержец оттеснен от главенства в пантеоне богов божеством воздуха и ветра и всего поднебесного мира – Энлилем; но не менее важен культ доброго божества подземных вод (и мирового пресноводного океана, на котором плавает Земля и который дает влагу рекам и колодцам) – шум. Энки («владыка Земли»), аккадск. Нāуа (Эйа, Эа) «Живой» или «Оживляющий». Несмотря на свою «подземость», Энки принадлежит к роду небесных богов – игигов и не входит в число богов Преисподней.

Морские боги – скандинавский Эгир‑«Водяной» (из и.‑е. *āk ^wios) владыка морской стихии, и ван Ньёрд, хозяин рыбы; греческие Посейдон, Нерей, римский (этрусский) Нептун, угаритский Йамм – встречаются, естественно, только у приморских народов (Йамм, подобно греческому Океану или Понту, относится к «старшим богам»; его побеждает бог‑громовержец Ба'лу‑Хадду); у вавилонян богиня Тиáмат «Море», побеждаемая Мардуком, тоже относится к числу божеств первобытного Хаоса и введена в мифологию поздно; из ее расколотого трупа бог‑победитель Мардук создает Вселенную (шумерский эквивалент Тиамат – Намму играет совсем иную роль первоматери богов‑творцов). Ср. скандинавскую богиню морской смерти Ран, параллельную владычице Преисподней – Хель.

Но в большинстве земледельческих обществ бог‑громовержец возглавляет пантеон – германский Тунор/Донар/Тор, римский Юпитер, греческий Зевс (последние двое – также божества дня), западно‑семитский Хадад (Эль‑Хадад, Хадду, Баʽлу), хурритский Тешшуб, урартский Тейшебá,[253]лувийский Тархунтс, индийский Индра‑Вртрахан, иранский Вртрагна и т. д.[254]Части из них мы касались.

Система основных фигур пантеона у всех этих народов довольно сходна и включает, во‑первых, громовержца и его супругу – богиню‑«резидентку»: это германская Сив, римская Юнона = этрусская Уни, греческая Гера, западносемитская ‘Асират, хурритская Хебат, урартская Хубá (?), или Бабá (?), шумерская Нинлиль и многие подобные ей богини‑матери и творцы или «резидентки» без творческого начала, как индийская Индрани; во‑вторых, система обычно включает светового бога: это греко‑римский (субстратный) Аполлон, индоиранский Митра – или же прямо солнечного бога (шум. Уту, аккадск. Шамаш, хурритск. Шимиге, индийск. Сурья) и, наконец, богиню‑воительницу. У скандинавов это Фрейя, но чаще ее как богиню‑воительницу заменяет множественный образ валькирий; у греков это Афина и Артемида (обе субстратные), у римлян Диана (италийская) и Минерва (этрусская), у египтян Нейт (и Сехмет), у шумеров и аккадцев Инана/Иштар, у хурритов Шавушка, у индийцев Кали (и Апсара или множественные апсары).

Особенно интересная богиня – дева‑воительница – это западносемитская 'Анат, лучше всего известная по угарнтскнм текстам.[255]Она – богиня грозная, даже свирепая, богиня‑охотница, сестра главного бога‑громовержца Ба'лу‑Хадду; эпитеты ее – дева (btlt) и невестка бога Ли'ма (jbmt Li'mm – или, в переводе И. Ш. Шифмана, невестка народа – может быть, точнее невестка множества).[256]Перед нами явный образ богини – «девы‑воительницы», представляющей (как и ее брат Баʽлу) молодых богов, возрастной класс юношей и девушек. В свете того, что выше (с. 124) говорилось об этом возрастном классе, не следует удивляться тому, что она может родить сына для Баʽлу и быть кормилицей для него.

У некоторых народов богини‑воительницы выступают как множество, как некий разряд богинь; это, например, скандинавские валькирии, доставляющие павших героев с поля битвы в Валхаллу; или индийские апсары – они же, как показал Я. В. Васильков, девы «общего дома», где они обитают вместе с юношами‑воинами (на небе – с гандхарвами); апсары уносят убитых воинов (кшатриев) на своих колесницах в райский мир Индры; у ирландцев это богиня Морриган и ее сестры Бадб и Маха (иногда вместе называемые «три Морриган»): они тоже уносят убитых с поля сражения. В формировании подобных представлений скорее всего проявилась особая функция половозрастной группы незамужних девушек в связи с «мужскими домами» («домами неженатых юношей») и воинскими союзами‑братствами. В жестко регламентированных раннегосударственных образованиях Ближнего Востока основные группы воинов находились на содержании дворца, и для вольницы юношеских военных братств не было места; но богини‑«воительницы» оставались побудительницами агрессии, как военной, так и сексуальной. Богини «сексуальной любви» как таковой неизвестны архаике: греческая Афродита – явно позднее переосмысление богини какого‑то иного типа; римская Венера сохраняла черты богини плодородия и – в своей ипостаси Либитины – богини погребения и смерти.

Здесь следовало бы отметить, что как некоторый контур намечается до‑шумерская мифология, принадлежавшая народу – носителю языка, условно называемого «евфратским». К этому до‑шумерскому субстрату, видимо, относятся богиня‑прародительница, лепящая людей из глины, Аруру; бог‑предок (или бог хлеба) Алала; богиня‑предок Белили; богиня‑мать Кубаба; богиня плодородия (?) или утренней звезды (?) Ишхара (ср. ее «священный брак» с Гильгамешем): богиня‑воительница Инана; бог Забаба, возможно умиравший и воскресавший; световое божество – бог Солнца Уту, его супруга Айа с постоянным прозвищем «невеста» (ожидалось бы, чтобы она была лунным божеством, но признаков этого незаметно; может быть, она – богиня‑дева) и их сын или вестник – бык Бунене, вероятно грозовой бог.

Кубаба доживает до античного периода под именем Кибелы, или Кубебы (фригийск. Матар Кубиле, или Ма). Это богиня‑мать типа Деметры, но играющая роль скорее ее дочери Персефоны, потому что она уходит в Преисподнюю за своей мифологической «парой» – Аттисом («батюшкой»). Возвращение Аттиса из Преисподней сопровождалось оргиастическими обрядами типа обрядов Иштар в Вавилонии и странным, на наш взгляд, обычаем самооскопления жрецов Аттиса.[257]

Помимо того, могут существовать собственно божества плодородия, о которых речь пойдет несколько ниже, – мужские и женские.

Бог Солнца[258](или света) – «всевидящий», а потому principium volens справедливости (в жарких странах – и кары), оракулов, знания, у греков – искусств, поэзии («речи богов»), В Египте бог оракулов – Амон, тоже отождествляемый с Солнцем. Однако эта социально‑психологически очень важная функция, как и вообще всеведение и дар прорицания, может приписываться и другим божествам; параллельно с рядом «Солнце – свет – всевидение – знание (прозрение) – справедливость» существует и ряд «ночь – тайна – (тайное) знание». В греческой мифологии дар пров и дения свойствен световому богу Аполлону и морскому богу Протею (или Нерею), способному, подобно скандинавскому Одину, сменять облики, и ночной богине Гекате, ипостаси Артемиды. Египетский премудрый ибисоголовый бог Тот – тоже лунное, в принципе ночное божество (почему он впоследствии синкретически отождествлялся с греческим Гермесом, богом ночных странников и перекрестков дорог, очень похожим на шумерского бога Хендурсанга, бога дорог и света в ночи).

Гермес и подобные ему боги имели обычно также аспект покровителей путников и в то же время ночных разбойных набегов, воровства и т. п. Как бог путников, он – водитель душ в Преисподнюю. Вавилонский бог Ишум, отождествляющийся с шумерским Хендурсангом. становится «вестником» бога чумы и смерти Эрры. Этимологически išum, видимо, означает огонек (свет в ночи).

У ведических индоариев очень близок Гермесу Пушан – указать путей, хранитель странников, бог, помогающий отыскивать потерявшийся скот; он же направляет души умерших на их посмертном пути. Священное животное Пушана, как и Гермеса, – козел (вожак?). Сближают Гермеса с Пушаном также связь со стадами, способность наделять богатством и ряд других признаков.[259]В индийской мифологии риши (мудрец) Нарада – покровитель музыки (как и Гермес), вестник богов, курсирующий между миром земным и небесным, но также трикстер: подстрекатель, сеятель раздоров (А. В. Парибок).

Гермес выступает тоже и как бог‑трикстер, но этот тип божества наиболее четко выражен как будто в основном в лесных мифологиях: таковы, например, Локи скандинавов, то ли ас, то ли исчадие Преисподней, бог – пародия на Одина (связанный, как и он, и с мастерами‑ремесленниками), и японский Сусаново (заметим, что, по новейшим исследованиям, японский язык относится к одной лингвистической семье с языками тунгусо‑маньчжурских племен, типичных жителей тайги и шаманистов). Бог‑трикстер нередко бывает и богом‑умельцем, но у греков последняя функция закрепилась за богом‑кузнецом Гефестом. Ср. у западных семитов бога Кусар‑ва‑Хусаса – «Премудрого и Памятливого». Трикстерские и карнавальные (и фаллические) черты содержат также мифы о греческом винном и виноградном боге Дионисе с его свитой силенов, сатиров, менад. С другой стороны, карнавальные и фаллические (?) обряды в Месопотамии связаны с богиней любовной страсти Инаной‑Иштар (см. не раз уже цитировавшимся «Эпос об Эрре»), Вообще трикстерские и карнавальные моменты необходимы как «игровая разрядка» в числе социально‑психологических побуждений, но они, по‑видимому, нередко являлись побочными к другим principia volentes.

Разрастание бога‑трикстера в целые кланы лесных трикстеров (сатиров и т. п.), может быть, имеет аналогию в превращении единой богини‑воительницы в отряды валькирий у скандинавов.

В лесных обществах (охотничьих или сохраняющих охотничьи особенности мифологии) даром провидения и вообще эзотерического знания (включая «язык богов», поэзию) наделен шаман в его человеческой и божественной ипостасях, т. е. могущественное существо, способное подыматься на небо и опускаться в преисподнюю (с помощью Мирового древа, клубка ниток и т. п.). Таков скандинавский бог Один, тоже «темный» бог‑шаман, бог‑странник на земле, бог‑воин и бог‑распорядитель этого мира, вытеснивший громовержца Тора с его главного места в пантеоне. Оракулами в Скандинавии кроме Одина ведает и Фрейр: как бог плодородия, он мог быть первоначально семантически связан и со смертью (человеческие жертвоприношения!). Может быть, существенно, что Фрейр – не ас, а сын главного вана, бога Ньёрда (и, вероятно, его жены‑сестры Нертус, засвидетельствованной для нас лишь у южных германцев?).[260]

То обстоятельство, что Один стал главой пантеона скандинавских богов, интерпретировано нами выше (с. 82). Существенно, что локально главным богом может стать любое божество. Помимо других возможных функций он и в качестве бога‑предводителя и предка бычно входит в состав триады, образующей нуклеарную семью в составе «большой семьи» или «общины» божественного пантеона. Таковы и триады Один – Фригг – Бальдр (или Вали), Тешшуб – Хебат – Тилла (или Шаррума) у хурритов, Осирис – Исида – Гор у египтян и мн. др.

Бог Солнца (или света) повсюду играет важную роль, и это естественно. В Вавилонии и особенно в Египте культ самого Солнца как такового, как божественного явления играл огромную роль, которая могла быть не только созидательной (свет, справедливость, антиподы ночи, мрака и зла), но и разрушительной, особенно в южных странах (палящий, иссушающий зной). С богом Солнца были связаны космологические мифы, осмысляющие движение этого светила (в Египте его рожает богиня Неба Нут, и она же его проглатывает перед наступлением ночи; или он, победив злобного змея, который проглотил было его на закате, плывет на ладье от восхода, чтобы снова быть проглоченным змеем, а затем плыть по Преисподней, в обратную сторону). В Вавилонии Солнце‑Шамаш входит и уходит через ворота, ведущие в некий «заземной» мир, но движение его обратно с запада на восток сохранившимися мифами не объясняется (лишь в доисторические времена засвидетельствован обычай класть мертвому в могилу лодочку, слепленную из глины, – возможно, для плавания через «реку смерти» или для «обратного» плавания через Преисподнюю). Иногда Луна является ночным солнцем, но чаще Луна и Солнце – брат и сестра (или сестра и брат), потому что их нередко можно видеть на небе одновременно. Для Вавилонии, как уже упоминалось, важнее аспект солнечного божества как всевидящего, блюдущего справедливость, соответствуя побуждению человека избавиться от дискомфорта несправедливости.

Для индоевропейских народов малохарактерно поклонение Солнцу и Луне как небесным телам. Правда, специальные боги этих светил существуют (сканд. Соль, лат. Соль, греч. Гелиос. индийск. Сурья). Но, кроме Сурьи, они почти не пользуются культом (а у греков относятся к детям титанов).[261]Зато благосклонным всеведением здесь обладает бог дня и света – греческий Аполлон; он же – бог оракулов (подобно вавилонскому Солнцу‑Шамашу) и эзотерических знаний вообще и потому, как уже упоминалось, поэзии. У индоиранцев это Митра, бог дружбы, союзных клятв и т. п. – таков, видимо, его архаический облик (у отдельных иранских племен он – прямо бог Солнца).[262]Сестра Аполлона – Артемида‑дева (отождествляемая с несколько отличной римской Дианой). Она сохраняет архаические черты Владычицы зверей, но также и лунного божества. Соотношение ее с Луной как с небесным телом – примерно такое же, как соотношение Аполлона с Солнцем; на небе она Селена (Луна), на земле – Артемида, в Преисподней – Геката; но скорее, чем лунная, она ночная богиня, карающая, смертоносная дева‑вонтельница. Однако она – или по крайней мере ее римская ипостась Диана – также богиня‑родовспомогательница – может быть, потому, что в ее руках и жизнь и смерть? Имя Артемиды – субстратное, но ее малоазийская тезка, многогрудая Артемида Эфесская (лидийск. Артимус) вряд ли имеет с ней типологическую связь.

Поскольку Солнце непосредственно не участвует в акте оплодотворения Земли, пол солнечного божества может колебаться: египетский Раʽ, латинский Соль, греческий Гелиос и одноименный ему индийский Сурья, а также месопотамский Уту/Шамаш, хурритский Шимиге и урартский Шивини – боги, но скандинавская Соль, угаритская Шапш, южноаравийская Шамс и хеттское (субстратное – хаттское, т. е. западнокавказское) божество Солнца, а также дочь индийского Сурьи, тоже сурья – богини. Скандинавский и славянский Месяц – мужского пола, греческая Селена – женского (субстратная, ср. урартскую Шеларди /*Sel‑ardi/). В индоиранской среде бог Месяца отождествляется с божеством «экстатического», «божественного» напитка Сомы (иранск. Хаума. м.р.); но такой связи нет у германского лунного бога *Máni (букв. измеритель).

Шумерский бог Луны Нанна (он же Суэн, по‑семитски Син) является божеством‑быком по метонимической ассоциации между молодым месяцем, на широте Месопотамии лежащим на небе горизонтально, и рогами быка (но также и ладьей, на которой поэтому Син в своем антропоморфном облике и плывет по небесам). Поскольку он – бык, то его супруга Нингаль – корова; тем самым эти божества включаются в семантический ряд животного плодородия: священный брак Сина и Нингали метонимически (но вполне натуралистически) разыгрывался как совокупление жреца и жрицы в масках быка и коровы. Этот брак, также по метонимии, должен был обеспечивать плодородие «нома» Ур, где Син и Нингаль были главными божествами местного пантеона.[263]

Из звезд наиболее важна для людей – а именно для сельскохозяйственного груда – Утренняя звезда (планета Венера), в Шумере – звезда богини Инаны. В г. Уре Уту (бог Солнца, семитк. Шамаш) и Инана (семитск. Иштар) – дети от брака бога Луны Сина – локального, а потому верховного божества – и его жены Нингали; это не мешает тем же Уту/Шамашу и Инане/Иштар быть в соседнем Уруке детьми бога небес Ану, локального бога Урука. Астральное значение богини Инаны/Иштар совершенно подчиненное; на ее действительной роли мы остановимся ниже.[264]

Завершая картину космоса, следует обратиться к нижнему миру. Вообще говоря, разделение космоса на верхний, средний и нижний миры не вполне однозначно отражается в отдельных мифологиях. Так, в античной мифологии боги нынешнего поколения, свергнув старших богов Урана и Кроноса, поделили мир на небо (Зевс‑Юпитер), землю (Аид, или Гадес‑Плутон) и море (Посейдон‑Нептун); но на самом деле Зевс, несмотря на имя (< и.‑е. diēus небо). – не бог небес как таковых, а бог‑громовник и правит хотя и с небес (или с Олимпа), но не столько небом, сколько средним, нашим миром; да и Аид правит не землей, а подземным миром, Преисподней. Таким образом, архаическое деление на три мира вроде бы и сохранено, но переосмыслено в соответствии со своей местной экологией.

В вавилонской мифологии трехчастное деление космоса соответствует трем главным богам: Ану (небосвод), Энлиль (ветер, воздух), Энки (подземные воды). Ану – хотя и покоящийся, но не свергнутый бог; но правит «нашим» миром не он, а Энлиль‑Бел («Владыка»).[265]Властитель Преисподней в число верховных трех не входит, да и не вполне ясно, кто, собственно, в ней господствует. Первоначально – Эрешкигаль, «Владычица Великой Земли», богиня‑дева (хотя различные злые демоны являются ее «порождениями», но отнюдь не ясно, от какого отца и как они рождены[266]). Эрешкигаль – соперница и подземное соответствие Инаны. Переход в общевавилонском пантеоне власти в Преисподней к мужскому, первоначально локальному божеству – Нергалу, видимо, миф вторичный, хотя само имя Нергал (шум. Не‑эре‑гал, по У. Ф. Лэмберту: «Светоч Великого жилища») указывает на его исконно хтонический характер (быть может, в качестве ночного светила?). Но, конечно, не случайно, что, согласно мифологической поэме II тысячелетия, до н э., Нергал должен был овладеть Эрешкигалью против ее воли.[267]Похожа на Эрешкигаль германская (скандинавская) владычица мертвых, чудовище Хель.

Хотя именно земля родит хлеб, но только в Египте и Преисподней[268]и хлебом правит один бог, а именно мертвый Осирис; в Греции хлебом правит богиня земли‑матери Деметра, которой бог Преисподней Аид приходится только зятем (он похитил ее дочь Персефону); а в Шумере «владыкой земли» является, по этимологии его имени, Энки, бог подземных вод, но рождением хлебов ведают специальная богиня Нисаба или любая из локальных богинь‑матерей. В то же время местонахождение предков, влияющих на благополучие их потомков, безусловно, в Преисподней. Мы обнаруживаем, что Земля как мир мертвых и Земля как родительница хлебов могут попадать как в один семантический ряд, так и в разные.

Регулярность периодического рождения хлебов обеспечивается в Египте осирическим мифом и культом (отсюда – гипертрофия культа мертвых в этой стране), в Месопотамии и вообще в Передней Азии – обрядом «священного брака», известным в прошлом и индоевропейцам, видимо и славянам.[269]У греков хлеба выращивает богиня‑мать Деметра, но сезонное обновление Земли зависит не от нее, а обеспечивается похищением ее дочери Персефоны Аидом в Преисподнюю и затем ее периодическим возвращением. Именно возвращение божества на Землю порождает жизнь растений, животных и людей – Преисподняя не родит хлеба, она, напротив, ответственна за временную смерть хлебного зерна и вообще за прекращение жизни на Земле.

Как видим, мифические сюжеты, осмысляющие земледельческий цикл, разнообразны. Может быть, по происхождению они полицентричны. Особые варианты мифов должны были возникать и возникали в связи с садоводством, виноградарством.[270]Иные мифы складываются в горных и лесных зонах, где земледелие связано с грозами и горными ливнями, иные – в степных зонах, вымирающих в течение палящего лета.

Боги‑громовержцы, боги ливней, о которых мы уже говорили в другой связи, играют особую мифологическую роль в горно‑лесных районах архаичной земледельческо‑скотоводческой зоны. Одни, как скандинавский Тор – по одной причине, греко‑римские Зевс и Юпитер – по другой проявляют интересующие нас здесь черты недостаточно рельефно, а индийский Индра слишком связан со специфическими природными условиями муссонной зоны. Поэтому мы ближе остановимся на громовержцах ближневосточной зоны. Хетто‑лувийский Тархунтс, хурритский Тешшуб, урартский Тейшебá, западносемитский Баʽлу/Хадду, месопотамский Адад/Ишкур уже с глубокой древности отождествлялись между собой и обозначались одной и той же клинописной идеограммой. Из этой группы богов‑громовержцев мы исключим месопотамского Адада/Ишкура как игравшего второстепенную роль в малодождливой Месопотамии, урартского Тейшебу, о котором в чисто мифологическом плане известно слишком мало, и хетто‑лувийского Тархунтса, фигуру, очень рано подвергнувшуюся контаминации и синкретизации.

Мы остановимся на западносемитском типе божества – Ваале, причем не будем пытаться отделять его от других мифологических фигур, сюжетно с ним связанных. Как нам кажется, на основании вышеизложенного читателю и самостоятельно нетрудно будет отчленить различные principia volentes, внешние по отношению к тому началу, которое нас здесь будет занимать в первую очередь.

Западпосемитская мифологии известна нам по теофорным именам,[271]по случайным реминисценциям в Библии, по античным, довольно неточным свидетельствам о финикийско‑пунической мифологии (более поздней, но восходящей к архаическим представлениям), по некоторым западносемитским культам, воспринятым и сохраненным египтянами[272]и хеттами,[273]но лучше всего – по текстам из города Угарит, восходящим в основном к XIV в. до н. э.

Угарит находился в северной части средиземноморского побережья Сирии и имел смешанное западносемитское и хурритское население. В противоположность довольно распространенному ранее мнению, угаритяне не были финикийцами; их говор принадлежал к другой, аморейской подветви западносемитских языков и в то же время отличался от аморейских говоров Северной Месопотамии и Внутренней Сирии, известных по ассиро‑вавилонским источникам. Угаритяне пользовались квазиалфавитным письмом в виде клинообразных значков, которые писались на глиняных табличках; но к шумеро‑аккадской клинописи это письмо прямого отношения не имело, а скорее являлось одной из ветвей древнезападносемитского слогового письма, потомками которого являются также финикийский и последующие семитские и европейские алфавиты. Есть основания предполагать, что угаритяне причисляли себя первоначально к западносемитскому племенному объединению Диднум, или Диданум, библ. Дедан;[274]основная масса диданитов впоследствии вошла в состав арабов.

Из Угарита дошли различные культовые тексты: списки богов (из которых видно, что существовали твердо установленные отождествления между западносемитскими и хурритскими богами угаритского пантеона, а также между теми и другими и аккадскими богами), затем заклинания и, что особенно важно, эпические песни мифологического и героического содержания, вероятно находившие применение в культе.[275]

То, что мы предоставили самим читателям судить о системе западносемитских principia volentes, объясняется отчасти тем, что их непосредственно воспринимаемая классификация затрудняется обычаем по возможности заменять священные собственные имена богов нарицательными: ʼil ʼilum бог (вообще), baʽl, daʽlum муж, хозяин, господин (вообще; ср. библ. «ваал»), ʼadōn господин, господь (ср. греч. Adonis, др. – евр. ʼAdōnāi). Как и в Месопотамии (да и повсюду), божество, играющее роль отдельного principium volens в «общей» мифологии, могло локально быть главным богом данной общины и поэтому выступать там в качестве principium volens плодородия.[276]Этот обычай способствовал раннему отождествлению божеств, генетически и функционально различных, а также различению по эпитетам богов, генетически идентичных, но имевших культ в разных местах. Воинственный бог Преисподней Раши (хурритск. Иржанна) был главным богом Аласии на Кипре, а потому был там, очевидно, ваалом; в Угарите Ваал ʼАлияну (И. Ш. Шифман переводит «Силач»), Ваал Хадду («Громовник») и Ваал горы Цапану слились в образе одного божества, которому приписывали подвиги всех; в Сидоне был собственный Баʽал Цидон, подругой которого была не ʽАнат, как у угаритского ваала, а ʽАстарт (Астарта). В Тире роль ваала играл «царь города» Мелькарт. В Карфагене поклонялись «Великой Тиннит, образу (?) (pōnē) Ваала (= Мелькарта) и господу (ʽadōn) Ваалу Хаммону („Палящему жару“)»; этот второй ваал отождествлялся с античным Кроносом (Сатурном) и, следовательно, соответствовал ʼИлю угаритян, богу старшего поколения. Женой его (Гера по‑гречески), видимо, была ʽАстарт – вероятно, соотнесенная с ʼАсират других западных семитов. Мелькарт, как представляется, был равен Ваалу/Хадду («Громовнику»); у греков он отождествлялся с Гераклом и, по‑видимому, также с Зевсом. Был еще Баʽал Цамд, ваал пашни, и др.