Глава первая. Нахичевань

Александра Давыдова Лариса Николаевна Бортникова

Ростов. Книга 1. Лабиринт

Этногенез. Ростов – 1

Александра Давыдова, Лариса Бортникова

Ростов. Книга 1. Лабиринт

Пролог

Крик метался по тоннелю, отражался от стен, дробился на отдельные визгливые ноты, собирался обратно – в нутряной утробный вой. Живые люди так не кричат. Это звук самой смерти – из раззявленного рта того, кто уже одной ногой в могиле. А то и двумя.

По тоннелю, спотыкаясь, отталкивая друг друга, чиркая плечами по стенам – до разодранных рукавов, до крови, – бежали двое. Задыхались, отплевывались густой пеной, дышали надрывно – будто у каждого в груди не легкие, а захлебнувшиеся воздухом кузнечные меха.

Крик догонял их, подхлестывал, заставлял бежать все быстрее – хотя, казалось, невозможно, просто невозможно быстрее – в темноте, исчерканной полосами налобных фонариков, по неровному выщербленному полу.

Вдруг голос кричащего сзади всхлипнул и погас – будто кто‑то выключил человека. Нажал на кнопку, прихлопнул громадной ладонью. И тишина. Ватная, плотная, давящая на уши... Вдвойне страшная – на контрасте. Бегущие затормозили. Прислушались. Один с кряхтением нагнулся, чтобы затянуть шнурки на ботинках – во время бега ему все время чудилось, что вот‑вот они развяжутся, он споткнется и тогда... Лучше не думать. Другой привалился к стене и прерывисто выдавливал из себя воздух, раззявил рот, как подлещик на рыбном прилавке.

Тишина длилась и длилась, мерзко‑тягуче, как черная растянутая жвачка в челюстях подземелья, прерываясь только звуком капающей с потолка воды.

Кап.

Кап.

Кап.

Кап. Кап. Шлеп.

Шлеп. Шлеп‑шлеп‑шлеп.

Гх‑кки‑и‑и‑и‑и‑ххи‑ххи...

Взрослый бородатый мужик, отслуживший в горячих точках, один из лучших спелеистов в России – более тридцати пройденных пещер и катакомб, – в голос смеявшийся раньше над ужастиком про подземных тварей, возрастом под сорок лет, ростом под два метра, всхлипнул – истерично, отчаянно, испуганно, совсем по‑детски, – дернулся от стены и побежал дальше. Его товарищ неуклюже вскочил, споткнулся, ткнулся ладонями и коленями об пол, зарычал от ужаса, подобрался и бросился следом.

В ушах стучала кровь, барабанили глухие молоточки:

– Только бы, только бы, только бы уйти!

– Хи‑хи‑ххи‑и‑и‑и‑и‑и‑и! – смеялась у них за спинами темнота.

* * *

Девица с экрана телевизора бубнила – как это всегда бывает в передачах про инопланетян, древние цивилизации и экстрасенсов, чуть снисходительно, с презрительно‑ученой интонацией. Мол, будьте счастливы, что переключились на наш канал – именно здесь откроются все тайны бытия. Забудьте обо всем, чему вас учили в школе, перестаньте пользоваться здравым смыслом – и мы в лучшем виде расскажем об этом странном и непознаваемом мире:

–...И вот в пятнадцатом веке на Дон неожиданно приходит целый отряд – возглавляет его известный венецианский политик и военачальник, Иосафат Барбаро. Достоверно известно, что его политическая деятельность была лишь прикрытием – тогда в Европе параллельно с христианством существовало множество тайных сект, поклонявшихся древним африканским и азиатским богам: Мардуку, Осирису, Исиде... И Барбаро принадлежал к одной из таких сект – Красной церкви или Церкви крови. Возможно, именно с этим связаны раскопки, которые он вел на Кобяковом городище. Что же искал у нас, под Ростовом, этот оккультист?

Камера скользнула по буровато‑серым развалинам. Фокус поменялся, картинка медленно «проехала» вдоль заросшего мхом шва между кирпичами. Вновь смена ракурса – разбитая грунтовка, справа от нее – горы угольной крошки, перемешанные с битым стеклом и гнилой ветошью. Слева – похожие на толпу призраков сизые болотные заросли. Топорщилась арматуринами, масляно блестевшими на солнце, свалка. И титры: «Совсем рядом с Кобяковым городищем, фактически над ним, в конце девятнадцатого века был построен стекольный завод».

Девицу сменил мужчина‑ведущий – эдакий Индиана Джонс свежей формации, в куртке болотного цвета с небрежно завернутыми рукавами. Он шел по грунтовке, щурясь на солнце, а камера ехала за ним следом, изредка выхватывая крупные планы: мужественный небритый подбородок, широкий пояс с прицепленным к нему карабином, объемистые карманы на штанах.

– Но не все тайны городища связаны со Средневековьем. Программа «Копатели» решила провести независимое журналистское расследование, связанное с сетью катакомб под Кобяковым – в шестидесятые годы прошлого века военные хотели строить здесь подземный бункер, но в один прекрасный день все инженеры бесследно пропали. А жители Аксая просыпались по ночам от гула, скрежета и сотрясения почвы, которое волнами шло от этих самых катакомб...

– Бредятина, – резюмировала блондинка в розовом спортивном костюме, поставила пузырек с лаком на тумбочку рядом с диваном и помахала растопыренными пальцами. – Лучше фэшн или «Муз‑тв» какое‑нибудь. Карин, можешь переключить? У меня ногти еще не высохли...

Черноволосая девочка с острым кукольным подбородком усмехнулась и щелкнула пультом.

* * *

– Вы уверены, что это не розыгрыш? Не спектакль, устроенный для того, чтобы напугать вас? – Сергей Александрович говорил спокойным, ровным голосом. Только зажатая в пальцах сигарета уже дотлела почти до самого фильтра, и на матово‑ореховой поверхности стола лежала короткая дорожка пепла. Зажег – и ни разу не затянулся. – Сколько денег вам нужно для того, чтобы продолжать исследования?

– Извините. Я – пас. – Седой маркшейдер из Санкт‑Петербурга откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди, вцепившись в плечи так, что побелели костяшки пальцев. – Конечно, если бы Костя вел себя осторожнее, у него был бы шанс остаться живым. Под землей надо быть осмотрительным и не слишком самоуверенным. С другой стороны...

Говорящий замялся, будто подбирая нужные слова. Пожевал губами. Оглянулся на товарища. Бородач молча помотал головой – мол, ты говори.

Под потолком, между хрустальными каплями люстры, затрещал, забился мотылек.

Тяжелые шторы чуть шевелились от горячего ветра. Будто за ними кто‑то прятался.

– Что именно было с другой стороны? – Сергей Александрович зажег вторую сигарету. Медленно затянулся, не отрывая взгляда от собеседника.

– Не что, а кто. Если человек попадает в капкан, в первую очередь он сам виноват – в том, что недостаточно внимательно смотрел под ноги. Но во вторую очередь стоит подумать о том, что капканы сами себя не ставят.

– Я могу нанять достаточно людей для того, чтобы очистить все тоннели от ловушек и выставить охрану.

– Не сомневаюсь. Но вы не дослушали. Дело не в железяке, даже если она дробит кости. Дело в том, кто приходит доставать добычу из капкана.

– Кто же это был?

– Господин Шорохов, – маркшейдер подался вперед, положил ладони на подлокотники кресла и закусил нижнюю губу, – вот уже десять лет вы работаете со мной. Говорили, что цените мои проекты, потому что они кажутся вам разумными и адекватными. Можете ли вы продолжить мысль и признать меня разумным и адекватным человеком?

– Не думаю, что у меня нашелся бы повод не считать вас таковым...

– Тогда послушайте совета. Все эти пропажи и смерти в ростовских подземельях – тот фотограф на Парамонах, потом двое ваших людей, теперь – Костя... Так вот, если вы сейчас не послушаете меня и продолжите попытки залезть под землю, смертей будет гораздо больше. И если бы за убийствами стояли обычные, объяснимые, человеческие причины, я бы первым поддержал вас – копайте, Сергей Александрович! Выведите их на чистую воду, прижмите к ногтю! Но я видел – краем глаза, и этого хватило – того, кто пришел за Костей. Поверьте, его к ногтю не прижмешь.

– И? Может, наконец назовете его? – Сергей Шорохов раздраженно хрустнул пальцами.

Его собеседник развел руками и виновато улыбнулся:

– Думаю, это дьявол.

* * *

Высокий светловолосый парень шагал по парку Горького. Вопросительно вскидывал брови. Щурился. Поправлял очки. Хмурился. Перекидывал из одного уголка рта в другой пожеванную сосновую иголку. Дойдя до Садовой, он сплюнул хвойную жвачку на асфальт и степенно зашагал через дорогу, мило улыбаясь водителям. Пробка ехала улиточьим манером, позволяя пешеходам двигаться в любых направлениях, не убыстряя шаг и ни на йоту не теряя чувства собственного достоинства.

Пройдя еще два квартала, парень остановился и достал из кармана планшет. Открыл файл с последними заметками, сверился с адресом: Социалистическая, шестьдесят восемь. Все правильно. Направо на тротуаре, примотанный цепочкой к дереву, раскорячился рекламный стендик – интернет‑кафе «Лабиринт».

Два пролета вниз по ступенькам, обшарпанные стены, вытертые до блеска перила и шахматная черно‑белая плитка на полу. Еще одна дверь.

– Здравствуйте! – из‑за полукруглого столика, заваленного кучей фотографий и распечаток, лучезарно улыбался щекастый бородатый админ в полосатом свитере. – Меня зовут Илья, чем могу помочь?

– Эм... – парень вытащил руку из кармана и почесал переносицу. – Привет. Звучит глупо, но мне бы Тень найти.

– На игру записываться пришел? Тебе по коридору, потом через большой зал – она, по‑моему, за столиком в углу сидит. Рядом с барной стойкой.

– Спасибо.

Девушка с оранжево‑фиолетовыми дредами за угловым столиком сосредоточенно жевала горячий бутерброд, поэтому в течение первой минуты знакомства объяснялась знаками: взмахнула рукой – привет, показала на диванчик – садись, протянула ручку – пиши...

– Что писать‑то?

– Имя. Фамилию. Ник, если есть. Ты же первый раз на игру?

– Ну да. Только я хотел сначала уточнить по правилам...

– Ой, для новичков все просто. Получишь распечатку с заданием: там ребусы, нужно разгадать, какое в них место зашифровано. Доезжаешь до этого места, делаешь там фотку – чтобы доказать, «нашел, мол», потом дальше по маршруту. Кто быстрее всех адреса разгадал и доехал до финиша – тот выиграл.

– Типа фотокросс, что ли?

– Как фотокросс, только наоборот. Там смысл в качестве фотографий, а здесь – в сложности доступа к интересным местам. Мы ж не просто дома загадываем. А всякие крутые штуки. Заброшенный мусоросжигательный завод, например. Или недостроенный корпус больницы на Второй Пятилетки. Очень на Сайлент Хилл похож, кстати. Ночью там офигенно.

– Мне как раз на вашем сайте этот самый набор крутых мест понравился. И карты хорошие. Коллекторы всякие. Старые планы города...

– Стараемся, чо. Ну так будешь регистрироваться? Ближайшая новичковая игра – в ночь со вторника на среду. Первая в сезоне, кстати.

– Ага. – Парень подтащил к себе листок бумаги с логотипом городской игры «Night» и размашисто вывел: «Макар Шорохов».

Глава первая. Нахичевань

Хорошей погодой в начале октября ростовчан не удивить, но эта суббота выдалась такой замечательной, что даже заядлым домоседам захотелось вдруг на воздух. По Большой Садовой и набережной бродили влюбленные парочки, почти все скамейки были заняты – говорливыми старушками и ребятами с семечками, по аллеям парков мамаши катили разноцветные коляски. Воздух пах кислинкой палой листвы, дымом костров и пылью. На город опускался вечер. И только редкие серебристые паутинки, облетающие прохожих, напоминали о том, что на дворе уже не лето, а осень и заморозки не за горами – если не в октябре, то в ноябре уж точно. Или в декабре – сто процентов, будут!

Двое молодых парней в ярко‑оранжевых жилетах явно не вписывались в субботнюю идиллию. Они быстро шли через Театральную площадь – первый, худой и высокий, двигался уверенным шагом, а второй, короткий и круглый, семенил следом и ныл:

– Жрать хочу... жесть... подыхаю вообще...

– Не ной!

– У меня желудок больной, мне нельзя делать большие перерывы...

– Ща... стой... – Длинный парень притормозил, читая пришедшее сообщение, потом вздохнул и, качая головой, быстро удалил его.

– Чо там?

– Ничего, спам...

– Врач сказал, мне нужно дробное питание. Шесть или даже восемь раз в сутки, иначе...

– Ну так слопай уже что‑нибудь... – перебил его длинный, заметно раздражаясь.

– Что? – развел руками короткий. – У нас что‑то есть?

– Камни не пробовал? Сытно и некалорийно.

– А... Очень смешно, – закивал короткий, поджав губы.

– Ты только что ел, Цыба, ну куда в тебя лезет! – примирительно улыбнулся длинный.

– Это «только что» было пять часов назад, а доктор сказал...

– А‑а‑а‑а... – мучительно протянул длинный, хватаясь за голову. – Какой же ты нудный!

– Станешь тут нудным, когда желудочный сок растворяет живую плоть...

– Да твою плоть даже в ванной с кислотой не растворишь, – усмехнулся длинный, ткнув друга в живот.

– Пошел ты! – Короткий резко вскинул руки, оттолкнул длинного от себя и сделал несколько шагов назад. – Короче, ты как хочешь, а я иду жрать. Мне эти твои игры на фиг не уперлись, у меня расписание – каждые три часа, понял?

Эти слова были сказаны с таким серьезным лицом, что потребовалось собрать всю силу воли, чтобы не заржать.

– Понял...

– Ты мой лучший кореш, но желудок мне тоже не чужой, и он сигналит, что ему паршиво... понял?

– Ага...

– И если ему паршиво, значит, я должен его уважить. Это мой организм, и если я не буду его беречь...

Это было уже слишком, и длинный раскололся, расхохотавшись во весь голос.

– Ну ты и сволочь, Шорох. Что б я с тобой еще когда‑нибудь...

Цыба развернулся и широкими шагами направился обратно, в сторону кафе. Макар позволил себе задержаться, чтобы отсмеяться до конца, но потом прерывисто вздохнул и отправился вслед за другом.

* * *

Не то чтобы Цыбин Игорь Иванович – низкорослый молодой человек пухлой комплекции и опасливых повадок – боялся темноты, но мысль свернуть в частный сектор показалась ему определенно лишенной целесообразности. А уж после приятного плотного ужина и вовсе преступлением. Он так и заявил своему напарнику. И вздохнул, когда ему демонстративно не ответили.

– Ну чего к Дону? Обоснуй, – жалобно хныкал Игорь Иванович, волочась следом за другом и по совместительству двоюродным братом Макаром Сергеевичем Шороховым. – Давно не махался? Адреналинчику охота?

– Нужно.

– Ни фига не нужно. По игре вообще надо к Парамоновским складам пилить.

– Ты можешь хотя бы пять минут не ныть?

– А я что, ною?

Макар выразительно посмотрел и промолчал.

– Ой, вот только не надо делать такое лицо...

– Цыба!

– Чо?

– Ничо! Ты болтаешь без умолку, у меня башка пухнет...

– Я просто не уверен...

– Не паникуй!

– Кто паникует? Я паникую? Я осторожен. Предусмотрительность – мое второе имя. А ты – отмороженный. Черт, Шорох. Ну на фига к Дону, а?

– Цыба! Пять минут! Пять минут тишины!

Высокий, спортивный, с дерзким взглядом из‑под русой густой челки юноша сбавил шаг и теперь шел неспешно, вразвалочку, будто прогуливаясь. Однако впечатление это было ошибочным. Таким сосредоточенным Макар Шорохов не чувствовал себя, пожалуй, еще ни разу за свою семнадцатилетнюю жизнь. В руках он держал планшет и что‑то помечал в нем тонким стилусом, то и дело хмурясь и покусывая нижнюю губу.

– Знаешь, что меня прикалывает во всем этом, Цыба? Почти все аномалки в городе – под Ангурянами. Как где на карте место силы, так рядышком ангуряновский логотипчик светится.

– Ты ж говорил, что на «найтовских» схемах все от балды?

– Ну, не всё. Процентов девяносто. Наложить оставшиеся десять на то, что я попер у бати, добавить нарытое в архивах, и получается сказочно. Как где геопатогенная зона, так наши армяшки‑Ангуряшки тут как тут. Захавали все точки доступа в ад. И провайдером у них Сотона.

– Похоже на паранойю, – фыркнул Цыба.

– Смотри сам – вот игровые карты, вот то, что я у бати с ноута согнал, вот архивные раскладки. Теперь глядим на совмещенные схемки – сбоку я ангуряновские активы расписал. Видишь?

– Издеваешься? Я без очков маму родную не узнаю.

– Ну а что ты без очков вышел? – возмутился Макар.

– Я думал, тут телки будут...

– А на фига тебе телки, если ты их даже не увидишь?

– Главное, чтобы они меня видели, – самодовольно усмехнулся Цыба.

– Вот уж не уверен!

– Ой, ой, ой... Наш мальчик почувствовал конкуренцию и занервничал? – расплылся в улыбке Цыбин, почесывая живот.

Макар мученически закатил глаза и вернулся к планшету.

– Короче, чтоб ты понял: из не захваченных Ангурянами геопатогенных зон – только мукомольный и Кобяково, которое перекупить кишка тонка – археологический памятник.

– Мукомольный? Так это... – Цыба важно повел бровями и сделался серьезным. – Его уже продали.

– Кому? Почему я не знаю?

– Да потому, что ты по катакомбам шаришься третью неделю.

– Кому продали? – повторил Макар, пропуская упреки мимо ушей.

– Ну кому‑кому! Армяшкам твоим. Ангурянам! Бати наши бились‑бились, а толку? Армяки с понедельника уже охрану выставляют. Лаваш будут там свой печь.

– О как! – Стилус ткнулся в монитор. На испещренной значками карте появился новый крестик. – Слышь, а может, метнемся сразу на мукомольный, а потом в Кобяково, на раскопки? С ребятами за черный коп побазарим. Археология – любопытная вещь!

– Какой коп? Какая археология? – Цыба вытаращил глаза. – Знаю я, чего ты психуешь! Тебе метро батино поперек горла встало.

– Цыба...

– Нет уж! Не Цыба, – толстяк не желал униматься. – Отец твой после разговора с маркшейдерами что сказал? «Баста», сказал. «Забыли». А ты прешь. Никто не смог, а ты, типа, крутой? Псих ты отмороженный! Я знаешь что? Я на тебя бате твоему настучу. Можешь меня потом даже гнидой звать, но хоть жив останешься. Мы же сами слышали ту пургу, что диггер гнал... И не надо думать, что я тупой и ни о чем не догадываюсь...

– Ну если ты такой умный, значит, понимаешь, что останавливать меня бесполезно! – отрезал Макар, сунул планшет в огромный накладной карман и зашагал вдоль по Мясникова.

Выпорхнули из заросшего палисадничка две девчонки – лет одиннадцати, не больше. Увидев ребят, прыснули, переглянулись и стреканули обратно в калитку. Цыба снова вздохнул и поплелся следом за другом. Спорить с Шороховыми – занятие бесполезное. Тем более, с Макаром.

* * *

Макар Шорохов. Во всех смыслах странный человек. Сейчас ему семнадцать, хотя выглядит он чуть старше – это из‑за роста.

Говорят, Макар ничего и никого не боится. И вовсе не потому, что он Шорохов, а значит, за его спиной вся сила шороховской империи.

Говорят, Макару Шорохову феноменально везет. Да и вообще он – псих!

Кто, как не псих, пригонит себе из Штатов убитый желтый «Рэнглер» черт‑те знает какого года выпуска и станет гонять на нем с отмороженными стритрейсерами по городу? Кто, как не псих, бросит Юльку Зотову – Мисс Что‑то там две тысячи восемь, фотомодель и гордячку, да так, что она удалит все свои аккаунты в соцсетях? Кто, как не псих, станет возиться с толстым занудой Цыбой, при виде которого даже учителя начинают зеленеть от тоски?

А еще говорят, Макар – самый красивый на Ростове парень. Кто говорит? Да все говорят. И девчонки из тридцать шестой школы, где Макар проучился до восьмого класса, пока не перешел на домашнее. И девчонки из школ соседних и дальних. И те, кто знает Макара с детского сада, и те, кто с ним не знаком, но регулярно заглядывает на его страничку «В контакте», чтобы посмотреть, не вывесил ли Шорох ненароком новых фот.

Но Макар – редкий гость в сети. Ему некогда. Через месяц его ждет кампус одного из самых известных университетов Европы. Он должен был уехать туда еще летом, но отчего‑то задержался. Впрочем, девушкам это лишь в радость. Потому что Шорох все еще в Ростове. Потому что его можно «случайно» встретить или в одном из клубов, или на ипподроме. А еще не так давно Макар зарегистрировался на сайте городской игры «Night» – и стал заядлым квестовиком. Теперь он, нацепив дурацкий жилет, бродит по городу или сам по себе, или вместе с Цыбой. Странный он – этот Макар Шорохов.

* * *

Ярко‑оранжевый жилет, купленный месяц назад в магазине спецодежды, на ком угодно смотрелся бы глупо, но Макару он, как ни странно, добавлял бесшабашного очарования. Правда, привлекал к себе внимание прохожих, но известно же, что чем ярче маска, тем проще за ней спрятать истинные намерения. Что, собственно, и требовалось! Поинтересуйся кто, зачем это Макар разгуливает по Нахичевани, где Шороховых не жалуют лет эдак сто, – ответ готов. Игра! Городской квест «Night» – популярный среди ростовских неформалов. Не верите? Зайдите на страничку «найтов» и убедитесь сами. Там выложены графики и приблизительные маршруты; там, на форуме, взахлеб обсуждают последнюю игру; там фотографии, где чудаки в робах морковного цвета позируют на фоне мусоросжигательного завода с такими блаженными улыбками, словно дело происходит в Монако или Ницце. На двух‑трех снимках можно разглядеть дылду в круглых очках – это сам Шорохов. Рядом с ним толстячок с кислой физиономией – Цыба. «У богатых свои причуды», – плоско отшучиваются олдовые «найты», когда их спрашивают, «какого овоща позабыли здесь эти мажоры?».

Как бы то ни было, у Макара с Цыбой в стаже уже по четыре игры, и хотя ни один квест они так и не прошли до конца, рекламу «найтам» сделали отличную. Лайки, смайлы, комментарии от анонимов и просмотры, просмотры, просмотры...

Замечено, что больше всего просмотров приходится на один‑единственный нахичеванский айпишник. Такое впечатление, что кто‑то целыми днями не вылезает с «найтовской» странички, отслеживая каждую новость. Но мало ли какие у людей могут быть тараканы – поэтому «найты» пожимают плечами и продолжают радоваться ползущему вверх рейтингу. А то, что на неделе пришел запрос из администрации, мол, кто позволил ночами шастать по аварийным домам и катакомбам, ерунда.

«...Спортивное ориентирование и культурно‑исторический контекст. Нашей игрой увлекаются многие известные ростовчане, например Шорохов М. С. Были бы признательны за поддержку», – ответ уходит в тот же день. Фамилия «Шорохов» обязана стать волшебным ключиком к чиновничьим сердцам. Прием не самый честный, но действенный. Против Шороховых городская администрация ни за что не пойдет – себе дороже. А значит, можно и дальше устраивать игры когда угодно и где угодно. Хоть в Ботанике, хоть в той же Нахичевани.

* * *

– Шорох, вот какого мы тут, а? Может, ты не в курсе – но вокруг гребаная Нахичевань. Ой‑ой! Не‑е‑ет! Вот не сюда. – Цыба вцепился в жилет друга обеими руками, словно Макар только что шагнул с края пропасти вниз и удержать его – значит спасти от неминуемой смерти.

Темнело быстро, как и бывает на югах. Ночь жадно допивала закат, втягивала внутрь себя вечернюю городскую суету. Стихла уличная суматоха, все вокруг стало седым, призрачным, и даже запоздалые чайки‑рыболовы принялись кружить над рекой медленно, словно спутанные дремой. Зажглись редкие фонари. Вытянулись, ожили тени, и октябрьский Ростов, днем солнечный и смешливый, как первоклашка, вдруг осунулся и постарел.

– Всё будет хорошо, не дрейфь, – неожиданно по‑доброму шепнул другу Макар, притормозив на секунду. – Завтра спалим эти тряпки, затусим в «Леонардо» и всё. Даю слово.

– Клянешься? И никаких больше «найтов»? Никаких раскопок? Никакого метро? Скажи тогда, как положено... Вот не ржать.

– Чтоб мой глаз заплесневел! Чтоб чудище отгрызло мне руки! Чтоб я лопнул! – Макар сплюнул, растер плевок подошвой армейского берца и все‑таки не выдержал – рассмеялся. Эту «страшную клятву» мальчишки придумали еще в детском саду, куда ходили вместе с трех лет, откуда потом перебрались в школу и где до самого восьмого класса сидели за одной партой.

– Ладно. Только пулей!

Цыба свернул вслед за другом на Девятую линию. Резкий порыв ветра швырнул в друзей пригоршней пыли и мелкого щебня – не то злился, не то хотел о чем‑то предупредить, но Макар лишь прищурился и еще шире расправил плечи. Метров через двести он остановился и извлек из глубокого кармана планшет. Пролистнув игровую карту, уставился на испещренный мелкими значками скан, взъерошил ладонью челку и что‑то пробурчал под нос.

– Чего?

– Вот, говорю, и ангуряновская хата!

– Замок графа Дракулы – Ангуряколы. – Цыба окинул подслеповатым взглядом старый кирпичный дом, выходящий крыльцом прямо на улицу.

Дом хмурился зашторенными окнами первого этажа и жадно чернел пустой мансардой. Висящий под козырьком крыльца фонарь раскачивался, яркое пятно света металось по обглоданным временем ступеням, и казалось, дом – не дом вовсе, но спящее чудовище, что вот‑вот захрустит хребтом, сойдет с фундамента и раздавит непрошеных гостей в труху.

– Жуть. Ему типа лет сто?

– Сто сорок, если верить «гуглю». Под снос давно пора. – Макар пнул носком берца облупившийся цоколь. – Как думаешь, с чего это они за свою рухлядь цепляются?

– Жадные? – робко предположил Цыба. – Или, может, память предков и всё такое? У носорогов, сам знаешь, свои заморочки.

– Угу. Все так думают. Заморочки... Только похоже, что... А‑га‑а‑а! Вот и хозяева!

С надсадным хрипом отворилась входная дверь. Изнутри пахн у ло сладким, ванилью или клубничными пенками. Домашний теплый запах, совершенно безопасный. Однако Цыба поежился.

– Что надо, сьир‑р‑ротки? На хлебушек не хватает? Так тут не подают, – раздался голос с едва уловимым акцентом, причем совсем не армянским, как можно было предположить при взгляде на смуглого парня, стоящего в дверном проеме, а очень даже американским. Парень был невысокого роста, слегка сутулился, но под закатанными до локтей рукавами университетской куртки‑бомбера выпирали мышцы, а взгляд был дерзким и немного отстраненным. Хотя, возможно, так казалось из‑за гетерохромии – один глаз у хозяина дома был синим, другой – зеленым.

– Не... Мы надысь в трактире щец покушамши, барин. – Макар шагнул вперед, закрывая спиной притихшего Цыбу.

– Неужели потерялись?

– В точку! Шли по квесту, заигрались и оп‑па! Ой. Где это мы?

– Заигрались?

– Ну да. Модная игра. Аномальные зоны, заброшки, катакомбы, все такое. Вот. Бродим по городу в поисках тайн. Хотя о чем я? Какие игры? Вы ж – бизнесмены, недавно из Америк, мифология – не ваш профиль? Так ведь, Бобр‑джан?

– Роберт. Для тебя Р‑р‑роберт Юрьевич.

– Макар‑р Сер‑ргеевич, если угодно. Шор‑рохов, – не удержавшись, передразнил Бобра Макар.

– Игор‑р‑рь Иванович! – вынырнул из‑за Макаровой спины Цыба и тут же спрятался обратно, обжегшись о презрительный взгляд Роберта Ангуряна – сына врага, внука врага, правнука врага и так далее до самого начала времен...

Официально никто и никогда об этом не упоминал, но те, кому нужно знать, знали: город давно поделен. Одной его частью правит «империя» Шороховых – другой владеют Ангуряны. Говорят, так было не всегда, но кого интересует прошлое? К нынешнему, две тысячи двенадцатому году перечень взаимных долгов Шороховых и Ангурянов оказался так велик, а срок соперничества так невыносимо долог, что на Корсике они считались бы кровниками. К счастью, современный Ростов – не Корсика, и сейчас не Средневековье. Поэтому между шороховской «империей» и ангуряновским «кланом» давно царило мрачное перемирие. Но все‑таки, как справедливо заметил Цыба, Шороховых в Нахичевани не жаловали. И то, что Макар Шорохов сейчас творил, не лезло ни в какие ворота! Он не должен был, не имел права находиться возле ангуряновского фамильного «замка». Не понять этого Роберт не мог, но звать охрану или лезть в драку в такой ситуации было бы глупо. А больше всего на свете Роберт Ангурян, известный в городе как Бобр, не любил выглядеть глупцом.

Два наследника, два первенца, два принца стояли лицом к лицу и ненавидели друг друга со всей силой своих пылких сердец. Цыба подумал, что, попади он сейчас под перекрестье взглядов, превратится в горстку серого пепла. Был Цыба – нет Цыбы. Поэтому он набрал внутрь побольше воздуха и просто перестал дышать. Молчал, облокотившись о потертые перила крыльца, Роберт. Макар отвечал спокойной, но все же чуть наглой ухмылкой. Они были похожи на молодых волков, обнюхивающихся, взъерошенных и не знающих еще, случится ли бой, или обойдется так. Воздух звенел от напряжения, небо стало вдруг угрожающе низким, но все же ни один не желал ни броситься на врага первым, ни повернуться спиной. Так бы они и стояли еще невесть сколько, но тут за окном мансарды мелькнул тонкий девичий силуэт. Скрипнула рама, окно приоткрылось, наверху вспыхнул яркий свет, освещая улицу и стоящих перед крыльцом «гостей». Макар непроизвольно дернул подбородком.

– Чер‑р‑рт с вами. Топайте дальше к своим... Парамоновским, – пробурчал Роберт, довольный, что игра в гляделки прекратилась не по его инициативе, и демонстративно положил ладонь на дверную ручку.

– Тебя не спросили, Бобр‑джан, – парировал Макар, но тоже без прежнего задора – все, что хотел, он выяснил и теперь планировал вернуться домой и спокойно подумать. – Ладно. Мы пошли. Гудбай, Америка.

Медленно, не разворачиваясь, Макар шагнул назад, наткнулся на Цыбу и посторонился, чтоб дать тому место для отходного маневра, однако толстяк почему‑то воспринял это как приглашение к дискуссии и, неожиданно осмелев, выскочил вперед.

– Откуда знаешь, что к Парамоновским? Следил за нами, параноик? Тортилла разноглазая!

– Что? Кто?

Роберт вздрогнул. Его правая ладонь скользнула к левому запястью, схваченному шипастым кожаным браслетом, опасно блеснул металл, и тут подслеповатый Цыба неожиданно завопил:

– Атас, Шорох! У Бобра кастет... Рукоятка! Точно она! Атас!

Макар дернулся к поясу. Ткнул рукой в нашпигованный бесполезными гаджетами карман – непроизвольно, по привычке и без всякого смысла. Он давно пообещал отцу на себе железа не носить, поэтому пчак держал в бардачке, а цепь с бойком отдал младшему братишке – ему нужнее. Ремень! Сейчас кстати пришелся бы дедов армейский ремень с заточенной бляхой, вот только батя попросил...

– Ата‑а‑ас! Дави носорога!

Цыба согнулся пополам и рванул к крыльцу. Неуклюже запрыгнул на верхнюю ступеньку, сунулся с разбегу башкой в живот Роберту, замолотил кулаками, тыча куда ни попадя. Лягнул армянина в голень, замахнулся снова. И тут же отлетел вбок, получив точный удар в левый висок. Тело Цыбы обвисло, перевалилось через перила и глухо шлепнулось на бетонную отмостку. Раздался хруст – не то лопнула деревянная перекладина, не то треснула Цыбина башка. Что‑то звякнуло. Как будто монетка покатилась по крыльцу. Макар не видел что. Он был уже на крыльце: жаркий, злой и готовый биться насмерть. Замах правой, выдох, удар в солнечное сплетение... Бей! Бей! Бей! – стучала в висках кровь, бешенство подкатило к горлу, слюна стала почему‑то железной на вкус. Замах! Удар! Костяшки заныли. Еще удар! Бей! Бей... Роберт ловко ушел влево, наконец‑то закрылся. Макар не почувствовал, понял, что ему вмазали ребром ладони под ухо – сильно, умело. Загудела и пошатнулась земля. Шажок в сторону, назад... черт! Нога соскользнула со щербатой ступеньки. Вторая нога... еще ступенька. Черт! Полсекунды, чтобы вернуть равновесие. Макар сгруппировался, готовый принять пинок в лицо. Четкий пинок... Безжалостный. Он бы пнул именно так. Вот же тварь этот Бобр – умело бьется! Бей! Ну, бей. Бей же.

– Роберт! Баваканэ! Хватит! В дом.

«Не бойся боли. Сегодняшняя боль завтра станет твоей силой», – говорил отец, укладывая Макара одним точным ударом на маты. Макар вскакивал на ноги и кидался вперед. Снова падал. Снова вскакивал...

Макар вздернул подбородок, все еще ожидая, что вот‑вот чужой ботинок окажется где‑то у него в мозгах, и недоуменно уставился на грузного старика, стоящего там, где еще три секунды назад замер в бойцовской стойке Бобр.

– Ты. Забирай своего шакала и ступай. Тебе тут не место.

– Я вообще‑то не закончил, – в голосе Макара все еще хрипела ярость, но не будешь же драться с пенсом, пусть даже это сам Торос Ангурян – дед Роберта и наверняка тоже та еще сволочь.

– Шорох, ты жив? – застонало где‑то под крыльцом. – Мы победили? Ты Бобра убобрил?

– Погоди, Цыба. С дедулей за территориальные разногласия перетру.

– Еще раз говорю. Иди домой. К‑к‑кх‑х к своим, – в горле у деда словно запершило ненавистью.

Макар сплюнул под ноги и, не сказав больше ни слова, направился в обход крыльца к Цыбе. Тот стоял, прислонившись к кирпичной стене, весь потрепанный, в каких‑то засохших розовых лепестках и семечной шелухе. Одной рукой Цыба прикрывал стремительно опухающий глаз, второй размахивал перед собой, словно отбиваясь от привидений.

– Это я, Цыба. Всё путем. Ары слиняли. Никого больше нет. – Макар быстро взглянул на крыльцо и, убедившись, что старик исчез, принялся отряхивать друга. – Ну? Какого хрена на Бобра попер? Где ты там кастет увидел?

– Я ж без очков. Темно. Мне показалось.

– Показа‑а‑алось. Тогда креститься надо было, а не в махач лезть. Но ты все равно красава! Годно бился! Еще эта тортилла разноглазая. Откуда только тебе в голову такое пришло?

– Я... Я это. Да черт знает. Но смешно же.

– Ни разу не смешно. Ладно. Потопали отсюда. Тьфу! Стой. У тебя к штанам репейник прилип.

– Сейчас, – Цыба попробовал нагнуться, но тут же пошатнулся и схватился за Макара.

– Не рыпайся.

Макар нагнулся, чтобы отодрать от Цыбиных штанов комок засохших репьев, и вдруг увидел, что в прозрачной лужице, под висящим над самой землей горлышком водосточной трубы, лежит и тускло поблескивает круглая металлическая штуковина размером с двухрублевую монету. Макар еще подумал, что если монетка кверху орлом – то это на удачу, а решкой – не стоит даже трогать. Он присел на корточки, подцепил штуковину двумя пальцами и рассмеялся забавному совпадению – это была сувенирная фигурка черепашки из непонятного сплава.

Опустив черепашку в карман жилета, Макар обнял Цыбу за плечи и осторожно повел прочь. Еще два месяца назад он бы остался здесь до конца. Пинал бы двери и бил бы окна булыжниками, до тех пор пока кто‑нибудь не вышел бы и не ответил бы за Цыбу и ноющую шею. Он выдернул бы с Театральной братанов‑байкеров, и они гоняли бы по улице до самого рассвета, сняв к чертям все глушители. Он наслал бы гниловских бомжей, посулив каждому по штуке, лишь бы они устроили из стен ангуряновского дома клозет. Но то два месяца назад. Сейчас у Шороха имелись дела поважнее.

Настолько важные, что он не стал даже оборачиваться, чтобы окинуть ангуряновскую нору презрительным взглядом. Не обернулся. А зря. Иначе заметил бы, что из окна мансарды за ним пристально наблюдает кто‑то очень любопытный.