Католики

Мы имели возможность установить, что хозяйственный образ мыслей флорентийских торговцев шерстью во многих отношениях определялся более или менее философскими идеями древних писателей. Мы не долж­ны, однако, переоценивать влияния, которое могло идти с этой стороны. Мы должны, напротив, отдавать себе отчет в том, что оно было далеко превзойдено влиянием, которое оказывала на мысль и деятельность тех людей религия, и прежде всего католическая религия. Ибо начатки капитализма относятся к тому времени, когда церковь подчиняла своим правилам всю общественную жизнь; когда поэтому всякое проявление жизни должно быть рассматриваемо в то же время и как занятие опре­деленной позиции по отношению к церковному закону, к этическим воз­зрениям религии: католическое христианство сделалось ведь основой всей западной культуры, которая сложилась в "единую христианскую культуру" (Трёльч). И эта господствующая над всею жизнью власть церк­ви распространялась вплоть до XV столетия на все умы: те люди, которые осмеливались самостоятельно "философствовать", которые читали "древних" и устраивали согласно их учениям свою жизнь, ужаснулись бы (за исчезающе немногими исключениями) при мысли, что они вступили бы этим в противоречие с церковными авторитетами. И они хотели оста­ваться благочестивыми и строго верующими и допускали влияние иных сил лишь постольку, поскольку оно согласовалось с воззрением их религиозного общества. Это мы, например, ясно видим на таком чело­веке, как Альберты, который постоянно уверяет в своем благочестии и преданности церкви и внушает своим ученикам прежде всего необходи-

[174]

мость служения богу (как о нем учила католическая церковь): "Кто бога не боится, кто разрушил в своей душе религию, того следует считать дур­ным во всем. Следует внушать своим детям прежде всего величайшее благоговение перед богом, ибо соблюдение божественных учений есть чудесное целительное средство от многих пороков" (270). Он основывает поэтому постоянно свои поучения на заповедях божиих. И тогда, когда он заимствует идеи древних, которые проповедуют, например, трудо­любие, он всегда все-таки подводит под эти поучения религиозные осно­вания: бог не хотел, чтобы какое-нибудь живое существо было праздным, значит, и человеку это не разрешено (271).

А то, что было действительно в отношении soi-disant⁷⁹ "вольнодум­цев", было, конечно, в еще большей мере действительно относительно широкой массы людей хозяйства. Даже Италия была, во всяком случае в XIV столетии, еще вполне церковно настроена: только-в XV столетии возникает скептицизм (272).

Особенный интерес представляет для нас тот факт, что религиозное и церковное рвение нигде не было сильнее, чем во Флоренции, этом Виф-лееме капиталистического духа (NB. Христианского происхождения!). Тоскана была во время раннего средневековья настоящей твердыней клерикализма: здесь связь между историей отдельных церквей и истори­ей отдельных городов теснее, чем где бы то ни было еще; здесь мона­шество особенно многочисленно и особенно деятельно; его ордена, если они и были основаны где-либо в другом месте, оживали новою жизнью в Тоскане; здесь население хвалится большим отвращением от ереси и большей чистотой веры, чем где бы то ни было (273). Лучший знаток исто­рии старой Флоренции выражает свое суждение о положении Тосканы по отношению к церковным властям в следующих словах (274):

"Тесная связь, в которую здесь вступили церковно-религиозные тен­денции с наиболее сильными элементами государства, с самого своего возникновения — в сознательном сопротивлении неитальянской импера­торской власти и преданному ей за немногими исключениями дворян­ству - опиравшегося на занимающееся промышленностью и торговлей городское сословие, - государства, которое благодаря честности и трудо­любию ремесленников и фабрикантов и благодаря лукавому, беспощад­ному и знающему свет коммерческому духу крупных купцов и банки­ров, развилось в одно из богатейших на земном шаре, - эта связь на­ложила свою печать на историю города на берегу Арно, пока он имел вы­дающееся значение для культурного развития Европы".

И мы вправе прямо предположить, что это сильное основное религиоз­ное настроение держалось в широких массах католиков всех стран, испы­тав благодаря Реформации, большей частью усиление, несомненно, до конца раннекапиталистической эпохи. Купцы и промышленники в XVIII столетии все так же благочестивы, как в XIV, и живут "в страхе господнем". Их религиозность проникает в недра их деловой жизни. И обороты речи, подобные тем, которые мы находим в немецких купече­ских книгах: "от купца требуется, главным образом честное и добро­детельное поведение: неправое добро не идет на пользу, тогда как добро

[175]

у благочестивого и справедливого человека пускает корни, приносит с собою божье благословение и переходит на детей и внуков", — такие обороты речи шли, несомненно, из глубины честного убеждения. Они постоянно повторяются вновь. Прибыль - это "благословение божие", так же как и "благословение детьми". "От него мы получаем все: это он благословляет наши предприятия и ведет их к процветанию", - гласит (я привожу одно изречение вместо многих) место в книге домашнего хозяй­ства одного французского сукноторговца в XVIII столетии. И когда тот же человек начинает свой "Livre de raison"⁸⁰ словами: "Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Благословенна будь Пресвятая Троица, да поклоняются ей и да хвалят ее во веки веков" (275), то он взывает к богу всерьез. Вруче­ние всего дела в руки божие не стало еще пустой фразой, как в наше вре­мя, когда рудиментарное "с богом" в начале наших счетных книг пред­ставляется богохульством.

Для легкого и непосредственного воздействия на душевную жизнь, а тем самым и на общее направление воли и вытекающее из него устроение жизни верующего в распоряжении католической церкви была самым дей­ственным средством тайная ("ушная") исповедь, которая со времени постановления четвертого Латеранского собора в 1215 г. была вменена, по крайней мере один раз в год, в обязанность каждому взрослому. Мы вправе предположишь, что деловые люди на исповеди вступали с пред­ставителем церковного учения как бы в соглашение также и относитель­но принципов ведения дела (поскольку это не происходило вне этого святого таинства). Для того чтобы дать духовным лицам, которые прини­мали исповедь, возможность разрешать все сомнения верующих, были написаны многочисленные морально-богословские книги решений, из­вестные под названием Summae theologicae, в которых для каждого, хотя бы самого незначительного, жизненного обстоятельства, и не в послед­ней мере для поведения в хозяйственных делах, устанавливались и казуистически разъяснялись соответствующие церковному учению пра­вила поведения. Эти Summae составляют для нас поэтому один из важ­нейших источников познания должного (по мнению церкви), с одной сто­роны, и сущего (которое мы должны читать между строк) - с другой. Мы будем часто встречаться с ними в XIX главе.