Трудный путь русского православного христианства 1 page

Принято считать, что православное христианство в России формировалось в борьбе с язычеством. На самом деле борьбы с язычеством не было, поскольку язычество на Руси если и было, то лишь фрагментарно и не повсеместно. Борьба же велась между двумя формирующимися ветвями православного христианства: народного, тесно связанного с православным ведизмом, продолжением которого оно явилось, и византийского, исповедуемого прежде всего князьями и их окружением. Когда русский философ К.Н.Леонтьев говорит, что византизм нас сформировал как нацию, это следует понимать как то, что византизм сломал, уничтожил прежние социально-религиозные структуры и заменил их инородными, которые, однако, народ сумел приспособить к российским условиям, сделав их естественными формами национальной жизни.

За образец российского государственного устройства первоначально взята Византия, где государство было пропитано православным духом. Однако не всё так однозначно. Государство византийского образца закладывалось на Московской Руси Иваном III и его супругой Софьей Палеолог. Следует заметить, что личность Софьи неоднозначна, а её вклад в становление Московского царства недооценён. Показательно в этом отношении то обстоятельство, что все её прижизненные портреты утрачены, что довольно странно. Поэтому её скульптурный портрет стало возможным воссоздать только в XX веке по хорошо сохранившемуся черепу. Аналогичным образом следует восстановить её «полный политический портрет» по оставленным ею полустёртым следам в российской истории. Софья Палеолог, племянница последнего византийского императора Константина XI, после падения Константинополя воспитывалась в Риме при дворе папы Сикста IV. Идея брака Зои (Софьи) Палеолог с правителем Московского царства принадлежала папскому окружению. Папа надеялся приобрести в лице Ивана III союзника в борьбе против Турции, а затем и склонить его к католицизму. Однако властолюбивая Софья вышла из-под контроля Рима и мечтала возродить на новой родине Византийскую православную империю, в которой бы царствовали прямые наследники Палеологов. Иван III во многом разделял надежды своей новой жены, ибо они обещали невиданное возвышение Московской державы как единственного оплота Православия. Брак Ивана и Софьи получал значение политической манифестации, заявившей всему свету, что царевна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его державные права в Москву как в новый Царьград, где и разделяет их со своим супругом. Потому Софья ценилась в Москве и сама себя ценила не столько как великая княгиня московская, сколько как царевна византийская. Мысль о московском государе как о национальном властителе всей Русской земли и мысль о нём как о политическом и церковном преемнике византийских императоров соединились в единой программе возрождение православной Руси в её целостности и вселенском величии. Московский герб с Георгием Победоносцем был объединён с двуглавым орлом – древним гербом Византии. Этим подчеркивалось, что Москва – наследница Византийской империи, Иван III – «царь всего православия», Русская Церковь – преемница греческой. Нельзя не отметить, что преемство это следует понимать не столько как «качество вероисповедания», сколько как старшинство среди всех православных церквей, оплот всему православному миру, согласно воле Бога. Иван III чувствовал себя царём Руси в эмпирическом смысле и царём всего православия – в смысле духовном.

Византия утратила преемство в православии, и произойти такое не могло, если бы на то не было воли Бога. Видно, велики были грехи Византии, прежде всего византийских императоров, думающих больше не о спасении мира, а о власти над миром, а также заключивших унию с римским католичеством. Это значит, что Византийское православие было с изъянами, допускающими идейный компромисс с Римом. Византию роднило с Римом властолюбие. Византийские императоры не замечали, что этот порок несовместим с заповедями Христа и с православной моралью. Господь, желая показать это всему миру, отдал властолюбивых византийцев под власть мусульман. Вместо павшей Византии была воздвигнута Господом Святая Русь как новый центр Православия, лишённый великодержавных пороков. Российские православные монархи никогда не стремились к мировому господству в той или иной форме. В частности, целью Ивана III являлось соединение всей православной Руси под единой властью и намерение придать этой власти не только всероссийское, но и вселенское значение. Именно вселенское значение, а не мировое господство. Вселенский масштаб России как православного государства никогда не признавался Европой. Однако российские государи неоднократно подчёркивали, что их духовное превосходство над европейскими диктаторами является следствием исполнения воли Бога.

Софья Палеолог до конца жизни чувствовала себя византийской царевной, свысока глядевшей на русский народ. Она искренне считала, что Православие даровано русскому народу Византией. На самом деле Православие – исконно русская религия, существовавшая на Руси задолго до принятия христианства. Россия не просто приняла христианство, но преодолела неполноту и ущербность византийского православия, опираясь на ведические традиции. Это очень не нравилось Софье и византийским священникам. Поэтому они боролись с любыми проявлениями ведизма в лоне русского православного христианства, объявив ведизм язычеством. В результате борьбы в православии русских и византийских начал победил византизм, и это отрицательно сказалось и на государственной политике, и на обустройстве русской православной церкви. Российские государственные и церковные власти забыли одну из важнейших заповедей Христа: «Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небелённой ткани: иначе вновь пришитое отдерёт от старого, и дыра будет ещё хуже. Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвёт мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые».68 Ветхие мехи – византизм, превративший христианство в государственную структуру. Византия – вторая Римская империя, усвоившая наследие Рима, звание императора и саму идею всемирной монархии. Один Бог на небе, один царь на Земле; нельзя небо представить без Бога, а землю — без императора. Византийское христианство оставалось высоким идеалом, но оторванным от реальной жизни. Византийский император объявлялся властелином всей вселенной. Отсюда – бесконечные завоевательные войны, часто успешные. Побеждённые народы чувствовали к победителям отвращение за преследования, которым они подвергались. «Византия возвратила Сирию и Палестину, но она не обладала достаточной силой ассимиляции и не возвысилась до широких мировых задач, которые ей предстояло решить. Узкий национализм и религиозная исключительность, настаивавшая на признании единой догмы и жестоко преследовавшая инакомыслие, помешали Византии исполнить широкую политическую и религиозную миссию и открыли свободный путь для развития магометанства».69 Византизм – ветхие мехи, в которые бессмысленно наливать молодое вино. Молодое вино, для которого нужны новые мехи, – русский дух, которым богато русское православие. Русский дух – это и есть дух Православия, или Святой Дух. Вспомним ещё раз, что слово Русь происходит от «русья», что на родственном славянским языкам санскритском языке означает «светлая» и «святая». В этом нельзя не видеть указание на то, что Русь была святой, или богоизбранной уже в «доисторический» период православного ведизма. Это относится и к народу, и к его руководителям, включая Рюрика и Олега. В настоящее время за Россией закрепилось понятие Святая Русь. Казалось бы, тавтология, однако не совсем. Святая Русь – это Святое Святых единой Церкви Христовой, Церкви будущего. Это проявляется и в том, что Святые на Руси почитаются больше, чем официальные церковные структуры и иерархи, скопированные с византийского православия, чуждого святости Богоизбранного народа. Поэтому и любовь к родине, к Святой Руси всегда была для россиян священной не только в гражданском, но и в религиозном смысле.

Вместе с тем нельзя не отметить, что принятие православного государственного герба России оказалось неоднозначным, поскольку эта акция была не столько духовной, сколько политической. Поэтому Иван III принял в качестве герба не священного орла Богородицы, а чёрного орла Византийской империи, подменявшей духовную власть Богородицы императорской властью. Софья Палеолог, ставшая русской княгиней, вместе со своим мужем Иваном III, «открестились от Рима» и объявили Москву, «принявшую эстафету от Византии», столицей православия как истинного христианства. Так возникла идея «Москва – Третий Рим», поддержанная русской православной церковью. Это способствовало объединению русских земель под главенством Москвы, что было бы невозможно без укрепления государственной власти, сначала – великокняжеской, а затем – царской. Вместе с тем многие государственные структуры, начиная с реформ Петра, были созданы уже не по византийскому, а по европейскому образцу, причём не феодальному, а буржуазному как более прогрессивному. Не случайно к управлению этими структурами привлекались европейцы, но никак не азиаты. Вместе с тем это было не слепое копирование, а строительство своеобразного государственного социализма. Государственный социализм как национальная форма социального устройства России стремительно развивался, но, к сожалению, в ущерб исконному народному православному социализму. Выяснилось, что Пётр, пытаясь укрепить царскую власть в интересах любимой Богом России, «рубил сук, на котором сидел», т.е. воздвиг между царём, помазанником Божиим, и Богоизбранным народом бездушный бюрократический государственный аппарат, поработивший народ и резко ограничивший власть царя. Возникло противоречие между государственным и народным социализмом, которое требовало своего разрешения. Отсюда – неизбежные революционные настроения тех, кто оказался «между двумя полюсами», прежде всего – нарождающейся интеллигенции, в равной степени далёкой и от правящей верхушки, и от народа. Социальная революция, предугаданная Достоевским, стала неизбежной.

«Давайте решимся высказать правду: переворот 1917 года – это не Великая Октябрьская социалистическая революция, а Октябрьская контрреволюция. Именно она явилась поворотным пунктом в истории русской антифеодальной революции. Именно после неё было сведено на нет всё достигнутое в борьбе против застарелых феодальных структур в России. Как иначе, если не как контрреволюцию, можно рассматривать октябрьский переворот 1917 года, заменивший в России рождающуюся демократию диктатурой? Разве не показали последовавшие десятилетия, что победила реакция, а не прогресс?... Советские историки твердят, будто в октябре 1917 года было свергнуто некое «правительство помещиков и капиталистов». А ведь это ложь, в действительности ленинцы свергли революционное правительство двух социалистических партий: социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократов (меньшевиков); никакая иная партия в правительство не входила. Избранное населением страны Учредительное собрание, в котором абсолютное большинство составляли эти же социалистические партии, было разогнано ленинцами».70 Чтобы решиться высказать правду, нужно знать правду, а не смотреть на события российской истории глазами европейских политологов. Дело не в том, кто кого свергал и кто как назывался, а в понимании того, что стоит за этими внешними событиями. Истина же заключается в том, что Учредительное собрание пыталось повернуть Россию на европейский путь развития, взяв за образец буржуазную демократическую республику. Партии, называющие себя социалистическими, выступили как антисоциалистическая сила, пытающаяся свергнуть режим государственного социализма. В условиях России это было невозможно, потому что многонациональная страна могла сохранять свою целостность только силой единого и крепкого государства. Буржуазная демократическая республика оказывалась для этого слишком слабой. В этом смысле «большевистская контрреволюция» не была случайной, но выражала историческую необходимость. В этом проявилась правда большевиков. Ложь же их заключалась в том, что они не вернули Россию в прежнее состояние, поскольку «нельзя дважды войти в одну и ту же реку», а заменили русский государственный социализм азиатским деспотизмом. Произошла подмена понятий, ибо этот деспотизм большевики назвали реальным социализмом и «высшей формой демократии». Поэтому и власть большевиков оказалась сравнительно долгой по человеческим, но недолгой по историческим масштабам.

Правда заключается в том, что обе революции 1917 года были не антифеодальными, а антирелигиозными. Религия, прежде всего в лице русского православия, была объявлена крупнейшей и влиятельнейшей феодальной структурой, сдерживающей общественный прогресс. Именно эту «устаревшую феодальную структуру», наряду с царизмом, пытались отменить и даже разрушить сначала лидеры Временного правительства, а затем и большевики. В развернувшейся затем гражданской войне неправы были обе стороны. Белое движение стремилось не восстановить Святую Русь, а столкнуть её с православного пути, повернув на путь европейского «безрелигиозного прогресса». Большевики пытались не просто помешать этому, но отгородиться от Европы «железным занавесом», за которым строить «новое общество», подражая древнему азиатскому деспотизму, основанному на всеобщем рабстве, обещая, правда, всех рабов сделать сытыми, счастливыми и «внутренне свободными», как обещал это и великий инквизитор Достоевского. В этом смысле «Бесы» и «Легенда о великом инквизиторе» – два варианта одного и того же замысла, ибо в инквизитора вселился тот же «легион бесов», что и в русских революционеров. Великий инквизитор намеривался осуществить глобальный эксперимент по устройству общества вопреки воле Бога, а русские большевики, последователи террориста Нечаева, осуществили на практике этот эксперимент. Вряд ли их можно винить в «излишней кровожадности». Просто они поступали согласно убеждениям, внушённым сатаной. Ради «чистоты эксперимента» они уничтожали своих политических противников, в том числе и целые классы и сословия, не только дворянство, но и священников, или же изгоняли из страны, как изгнали и Бога, «чтобы не мешал». Но они не могли изгнать из страны православный русский народ, с которым оставался Бог. Поэтому истинный народный социализм оставался в сердцах людей как мечта, к осуществлению которой Россия рано или поздно должна будет вернуться. Достоевский знал, что России суждено пережить тяжёлую эпоху государственного социализма, но верил и в то, что на смену ему обязательно придёт народный православный социализм, при котором государство останется, но будет построено по принципу православия, опирающегося на законы Бога, а не на искусственные юридические нормы, установленные порочными людьми. Новые юридические нормы станут реальным воплощением законов Бога, что невозможно ни в каком демократическом государстве, но является необходимым в государстве, опирающемся на волю Бога. Однако и после падения коммунистическо-атеистического режима псевдохристианская Европа не оставила в покое православную Россию, предложив в качестве «образца для подражания» безрелигиозную демократию. Термин «демократия» понимается как власть народа. Однако на деле власть народа неосуществима. Любой народ состоит из множества социальных слоёв, каждый из которых имеет собственные цели и преследует собственные интересы. Самое лучшее, что может сделать народ – это отдать власть Богу, а не тем или иным политическим партиям. Безрелигиозную демократию придумали политики, жаждущие власти, в связи с чем стремящиеся изолировать народ от Бога. К сожалению, в России за период правления атеистического режима религиозное сознание народа оказалось в значительной степени подорванным. Тем не менее русское православие выстояло, так что вопрос о «втором крещении Руси» стал практической задачей.

Не веря в возможность разрушить русское православие изнутри, через навязанную извне «демократизацию», западные политтехнологи вынашивают идею расчленения единой русской цивилизации на множество воюющих друг с другом «национальных республик», разделившихся сначала по национальному, а затем и по религиозному принципу. Особые надежды возлагаются на «самостийную Украину», «отсоединённую» от России и «присоединённую» к Европе. Отчасти это удалось благодаря европеизированной верхушке украинских политиков, понравившихся населению бессмертной фразой «Европа нам поможет». «В мае 2000-го года известный политик (ныне глава Национального союза писателей Украины) Владимир Яворивский жаловался в своей авторской радиопрограмме, что на всю многомиллионную Украину лишь несколько десятков тысяч человек по-настоящему владеют украинским языком. Действительно, язык, объявленный у нас «родным языком украинцев» (и на этом основании получивший статус единственного государственного) не очень-то популярен в народе. Люди общаются преимущественно на русском языке или на так называемом «суржике». Почему? Украинцы отреклись от родного языка? Предали его? Или, может быть, этот язык оказался слишком уж оторванным от народной почвы, а значит – для большинства не родным?.. «Русь не русская видится мне диковинкою, как если бы родился человек с рыбьим хвостом или с собачьей головой» – заметил как-то Григорий Сковорода. К сожалению, именно в такую диковинку превращают ту часть Руси, которая сегодня зовется Украиной. Нападкам подвергается всё русское – русский язык, русская культура, даже русская (православная) Церковь. Административными методами проводится тотальная украинизация. Украинизируются детские сады, школы, вузы и т.д., вплоть до высших органов государственной власти»71.

Противники великой русской цивилизации, как на Западе, так и на Украине, относят эту критику к проискам панславистов, оправдывающих «колониальную политику России» по отношению к остальным славянским народам. Однако идеологи панславизма никогда не утверждали, что славяне – один народ и должны жить в одном государстве. Славяне действительно были одним народом, но история разбросала их по европейскому континенту, и теперь это – разные, хотя и родственные народы, и у них нет причин жить в одном государстве. Никто их к этому и не принуждает. Европеизированные украинские политики уточняют, что Россия «покушается на свободу» только двух славянских народов: украинцев и белорусов, претендуя на какие-то особые отношения между этими тремя народами, «спекулируя на языковой близости». Но дело здесь не в языковой близости, а в общей культуре и общей истории, т.е. в культуре и истории России-Руси. «Россия в плане геополитики представляет собой не просто территорию, населённую проживающими в ней народами. О ней мало сказать, что это одна из стран-государств, входящих в ООН. Если следовать заветам таких геополитических мыслителей, как, скажем, Ф.И.Тютчев, мы должны видеть в России своеобразный духовный материк... Этот духовный материк ещё принято называть русской цивилизацией. Сформулировать научно обоснованную геополитическую доктрину России… вряд ли возможно, без достаточно ясного понимания того, что собой представляет данный тип цивилизации, что лежит в его основе. Следовательно, вместе с задачей разработки геополитической доктрины встаёт задача исследования русской цивилизации – задача, которая до сих пор если и поднималась, то не находила правильного решения, потому что её пытались формулировать и решать в узких рамках изучения этнических особенностей разных народов, в том числе и русского».72

Единая культура русских, украинцев и белорусов, характеризующая русскую цивилизацию, имеет глубокие многовековые корни, скрытые временем и полузабытые. Наиболее полно исторические сведения сохранились о Киевской Руси – колыбели русской государственности и общерусского православного христианства, распространившегося на русский, украинский и белорусский народы. Единая культура трёх братских народов показывает, что они составляют единую русскую нацию и единое религиозное образование – Святую Русь. В истории всегда находились охотники расчленить Святую Русь, и если не уничтожить, то хотя бы ослабить её, чтобы нейтрализовать её влияние в мире, прежде всего в Европе. В связи с распадом Советского Союза эти попытки активизировались и направлены они прежде всего на отторжение Украины от России. Взращённый в европейских «идеологических лабораториях» новоявленный «украинский национализм» объявил о своих исключительных правах на «историческое наследство Киевской Руси, обвинив «Московию», в том числе и российских историков, в имперских притязаниях, в имперских мистификациях. «Одна из ключевых имперских мистификаций – тезис о том, что нынешняя Россия якобы имеет какое-то отношение к истории Киевской Руси, кроме того, что отдельные её территории когда-то были подконтрольны Киеву. Во времена СССР упрямо замалчивался элементарный факт, что во времена Киевской Руси, Русью была исключительно территория Центральной Украины, то есть нынешних Киевской, Черниговской, Житомирской, Сумской, а также частей Винницкой, Черкасской и Полтавской областей. С конца XII века Русью начинает называться ещё и Западная Украина. Доказательств этому такое количество, что советская историография просто не знала, что с ними делать, и издавала «пересказы» летописей, а не их оригиналы… Сегодня есть основания ожидать, что в скором времени, в случае успешности Украины, идеологический спор за историческое наследство Киевской Руси, который на протяжении последней половины тысячелетия вели Киев и Москва, закончится победой Украины. Причина этого – очевидность аргументов о принадлежности Украине наследства Руси. Эти аргументы в наш информационный век нельзя ни уничтожить, ни скрыть».73

Напомним новоявленному украинскому националисту, что Русью Киевское княжество называлось по той причине, что в Киеве княжили Рюриковичи, представляющие славянское племя русов. Пришли же Рюриковичи, как известно, из Новгорода, объединив несколько княжеств, расположенных вдоль торгового пути «из варяг в греки». И все эти княжества, как и многие другие, приняли православное христианство вслед за Киевом. Потому и приняли, что представляли ту же славянскую, или русскую, культуру. Поэтому все княжества, получившие впоследствии названия «русские», несмотря на раздробленность, чувствовали духовное родство, основанное не только на общем языке, но и на единой древней религии. Более того, духовное родство распространялось и на Литовское княжество, две трети населения которого составляли такие же славяне, как и в остальных русских княжествах. «До XIII века Литва была раздроблена на отдельные земли, управляемые князьями, нередко враждовавшими друг с другом. Этой раздробленностью литовских князей воспользовались немецкие и тевтонские рыцари, подчинившие своей власти большую часть литовских земель. В этой ситуации земли, оставшиеся свободными, поспешили объединиться в единое государство, чтобы совместными усилиями отстоять свою независимость. Основателем объединённого Литовского государства, первым королём Литвы стал великий князь Миндаугас (Миндовг). Миндаугас был могущественным правителем. Русские же земли в то время находились под татаро-монгольским игом (или под угрозой завоевания) и, кроме того, были ослаблены междоусобицами, поэтому дружинам Миндаугаса не стоило большого труда подчинить Литве соседние восточные земли. На этих землях проживало славянское население, уже давно принявшее Православие. В покорённых городах были многочисленные православные храмы и свои епископы. Это обстоятельство способствовало знакомству с Православием и его распространению в Литовском государстве. Сам великий князь Миндаугас, как свидетельствует Густынская летопись, в 1246 году принял православие. Правда, сделано это было скорее по расчёту, чем по зову сердца. Оно потребовалось великому князю для того, чтобы сблизиться с русскими князьями и найти в их лице союзников в борьбе с Тевтонским орденом, который надвигался на Литву с запада. Потом, когда возникла необходимость сблизиться с орденом, Миндаугас принял католичество, оставаясь.

Новоявленные украинские националисты, с подачи «западных благожелателей», вообще отказывают «москалям» в праве называться славянами. Утверждается, что русский литературный язык – единственное звено, связывающее Россию со славянским миром. В жилах россиян, наряду со славянской, течёт угро-финская и тюркская кровь. Согласно этой теории, русские, угро-финны и тюрки образуют отдельную культурную зону, отличающуюся от зоны чисто славянской, в которую входит Украина вместе с Польшей и западными славянами. Но, во-первых, происхождение этой теории не украинское, а польское времён Речи Посполитой, считающей Россию врагом номер один. Во-вторых, «забота о чистоте крови» заимствована у гитлеровского фашизма, отрицающего арийскую сущность русских именно из-за «испорченной крови». Между тем специфика русской нации определяется не составом крови, ибо в мире не осталось «чистокровных наций», а русским духом, который проявляет себя в русской культуре, в том числе в языке и в русском православии как способе бытия Святой Руси.

Святая Русь и Россия – родственные слова, но не синонимы, ибо Россия – страна и государство, а Святая Русь – Дом Божий в этой стране. В своё время иудеи, вернувшись из плена Вавилонского, построили новый Храм Божий вместо разрушенного храма Соломона. Старцы, помнившие великолепие прежнего храма, плакали о том, что этот храм беднее прежнего. Это не просто историческое свидетельство, а предсказание о том, что вместо прежнего храма, осквернённого грехами народа и правителей, каким был Иерусалим и весь Израиль вместе с Иудеей, будет воздвигнут на земле новый Дом Божий, Святая Русь, и именно в этот новый Дом Божий навеки придёт Христос, Спаситель мира, после того как ранее, на короткое время и ради совершения Крестного подвига, Он явится в прежний Иерусалим, соединив навеки две Святые Земли: Иерусалим и Святую Русь, которая есть Новый Иерусалим, Новый Сион. «Ибо так говорит Господь Саваоф: ещё раз, – и это будет скоро, – Я потрясу небо и землю, море и сушу, и потрясу все народы, – и придёт Желаемый всеми народами, и наполню Дом сей славою, говорит Господь Саваоф… Слава сего последнего храма будет больше, нежели прежнего, говорит Господь Саваоф; и на месте сем Я дам мир, говорит Господь Саваоф».74 Все народы мира ожидали, что придёт Спаситель и останется царствовать над миром, разрешив все земные противоречия. Спаситель пришёл в Иерусалим, но царства не принял. Только когда Его подвиг будет продолжен на Святой Руси, в Новом Иерусалиме, и потрясёт все народы мира, установится Царство Боже на земле, Царство Христа Спасителя.

В настоящее время православная Россия распалась на три основные православные государства: Россия, Украина и Белоруссия. Но Святая Русь не распалась, оставшись на территории всех этих самостоятельных государств. По поводу происхождения названия Белоруссия (Белая Русь) у историков нет единого мнения, но это и не важно. Что касается России и Украины, у них есть, как известно, и другие названия: Великая Русь и Малая Русь (Малороссия). Обыденное сознание понимает это как старшая сестра (Великая Русь) и младшая сестра (Малая Русь). Современных украинских националистов эти названия даже обижают. Поэтому они не любят историческое наименование своей родины, предпочитая называть её Украиной. В исторических документах, однако, даётся иное объяснение этих терминов. Согласно им Малая Русь – Киевская Русь, ставшая колыбелью христианской русской цивилизации. Поскольку ни один народ, как и ни один человек не может вечно жить в колыбели, Русь выросла до невиданных в мире размеров. Это и есть Великая Русь, в современном варианте – Россия. Отсюда следует, что старшинство принадлежит Киеву, а не Москве. «В течение XIV – XVI веков наряду с прежним названием Русь (Россия) в источниках появляются новые – для обозначения её частей: подчинённой Золотой Орде Великой Руси и оккупированной поляками и литовцами Малой Руси. Малая Русь и Великая Русь произошли от греческих названий… Микра Росиа … Макра Росиа, которые использовались в церковно-административной практике Византии с начала XIV в. Греки, по аналогии с терминами «Малая Греция» (собственно Греция) и «Великая Греция» (область с древнегреческими колониями), под Малой Россией понимали собственно Русь (территории Поднепровья), а под «Великой Россией» – все остальные земли, принадлежавшие Руси. Эту эллинизированную версию названия Руси сделали популярной официальные круги Московского государства. В средневековой традиции приставка «малый» обозначала сердцевину, то место, «отъкуду есть пошло» государство».75

Украинские националисты не могут внятно объяснить, почему Украина приняла своё сегодняшнее наименование, а не называется Русью. Объяснение, однако, простое. Украиной бывшую Малороссию назвали поляки, когда Украина считалась «окраиной» польского государства. Название это прижилось и в России, поскольку Малороссия, когда не входила с состав Польши, была окраиной России. Существовал даже термин «украинство», приравненный к термину «казачество», выдвинутое к государственной границе для защиты от внешних врагов. Термин Малая Русь, или Малороссия, придуман греческими православными иерархами, когда после монгольского нашествия остались только две Руси, Галицко-Волынская и Владимиро-Суздальская, сохранившие активные сношения с Константинопольской Патриархией. Появилась необходимость отличать одну Русь от другой каким-нибудь определением. С этой точки зрения Великая Русь – это вся Россия, колыбелью которой признаётся Киевская Русь. Малая Русь – земли бывшей Киевской Руси. Такая терминология не нравилась Польше, насильственно включившей в свой состав большую часть Малой Руси. Отвергая претензии Москвы на эти земли, Польские идеологи утверждали, что Московское княжество не является Русью, а «москали» не являются славянами. Согласно этому утверждению, единственной Русью являются те земли, которые вошли в состав Польши, и другой Руси нет. Эту ложь и повторяют некоторые современные украинские националисты. Нельзя игнорировать и то обстоятельство, что само Киевское княжество было создано русскими князьями Рюриковичами, пришедшими из Новгорода Великого. Однако этот исторический факт упорно отрицается современными украинскими «патриотами». Что касается наименования Украина, то это не более чем окраина (Польши либо России). Современные украинские политики стесняются наименования Малороссия, усматривая в нём скрытый уничижительный подтекст, хотя на самом деле такой подтекст содержит в себе название Украина.