ДОКТОР – УБИЙЦА

Утро принесло плохую погоду. Небо было затянуто серыми тучами, и лил нудный, беспросветный дождь. По запотевшим стеклам окон змеились бесконечные струйки. Вдоль круто спускающихся улиц бежали по­токи мутной воды.

Весь день мы просидели дома. Доктор не притро­нулся к спирту. Вчера я счел его изрядным выпивохой, если не хроническим алкоголиком, а сегодня вынужден был изменить свое мнение.

Мы говорили о тех же делах, что и накануне, вда­ваясь в мельчайшие подробности.

Доктор сказал, что ему придется прыгать с парашю­том, не скрывал и того, что прыжок этот его не радует. Он признался, что к этому виду спорта он питает отвра­щение гораздо большее, нежели к охоте, но понимает, что прыжок неизбежен.

– Придется прыгать, – невесело сказал он. – Дру­гого выхода нет. Парашют даст возможность избежать встречи с прифронтовыми особыми отделами, разными контрольно-пропускными пунктами и прочими неприят­ностями.

На инженера Саврасова Доктор возлагал большие надежды, считая занимаемое им положение очень удоб­ным для «чертовски интересных дел».

Потом он спросил мое мнение о Брызгалове. Я оха­рактеризовал его как хитрого и злопамятного человека.

– Он просто-напросто дурак! – заявил Доктор. – Между прочим, это кандидатура самого Гюберта. Ве­ликим людям тоже свойственно ошибаться! – И Доктор задребезжал трескучим смехом. – Я, повидав два раза этого типа, предупредил Гюберта, что Брызгалов глуп, малоразвит, истеричен, что его нельзя допускать к делу. Но уж раз допустили, надо умно использовать. А как на него смотрит Саврасов?

Я объяснил, что Саврасов еще не видел Брызгалова.

– А Брызгалова теперь придется как-то устраивать, после больницы, – с досадой заметил Доктор.

Я сказал, что Саврасов уже беседовал со мной на этот счет, но решение вопроса отложил до встречи с са­мим Брызгаловым.

– Его надо определить на такое место, где бы он не соприкасался с деньгами и ценностями. Проворуется... Мы все любим деньги, но он из-за денег погибнет и нас провалит, – сказал Доктор.

– Может быть, лучше от него отказаться? – пред­ложил я.

– А через кого же держать связь? – удивился Доктор.

– А при чем здесь Брызгалов? – еще более уди­вился я.

– Как – при чем? Он же радист. Он окончил радио­школу. Не бог весть как успешно, но все же окончил. Разве он вам этого не сказал?

Значит, Брызгалов не все нам рассказал. Он утаил эту деталь, и она меня чуть было не подвела.

– Ничего не сказал. Кроме того, у него нет ра­ции, – проговорил я.

– Неважно. Это уж дело техники. Рацию для него теперь повезете вы.

Так прошел второй день моего пребывания в гостях у Доктора. Третий день был похож на минувший: небо затягивали тучи и лил надоедливый дождь. В комнате стало холодно, и Доктор попросил хозяйку истопить печь.

Доктор по-прежнему был откровенен со мной. Если бы он пытался вызывать на откровенность меня, я счел бы его многословие военной хитростью, но Доктор больше говорил о себе, о своем прошлом и не проявлял никакого любопытства к моей биографии. Я узнал, что он сын русского видного чиновника царской службы, человека состоятельного, владельца богатого имения на Украине. Во время гражданской войны доктор был офи­цером деникинской, а потом врангелевской контрраз­ведки. Кличка «доктор» стала его вторым именем. Получил он ее в кругах белогвардейцев, потому что в свое время окончил два курса Военно-медицинской академии в Петербурге.

Настоящего своего имени он мне не назвал. Когда я спросил, как его называть, он невозмутимо ответил:

– Так и называйте «доктором»...

После разгрома Врангеля и бегства из Крыма Док­тор жил в Турции, Югославии, Болгарии, Польше, Фран­ции, Германии. В эмиграции его услугами пользова­лись генералы Улагай и Врангель, Кутепов и Миллер. Он сотрудничал с польской дефензивой и с украинскими националистами. Именно через националистов, при со­действии полковника Коновальца, он после прихода Гит­лера к власти вошел в связь с германской секретной службой.

Доктор не раз нелегально пробирался в Советский Союз, выполняя различные, как он выразился – «дели­катные», поручения, и все сходило ему с рук. Жаловал он на нашу сторону под видом транзитника, туриста, корреспондента иностранной прессы, сотрудника Крас­ного Креста.

У него была темная и сложная жизнь белоэмигран­та-авантюриста, человека без родины, слуги многих хо­зяев... Я не заметил, чтобы он гордился своей биогра­фией. Наоборот, в его рассказах нет-нет, а прозвучит нотка циничной издевки над самим собой.

Накануне моего отъезда, за вечерним чаем, Доктор спросил:

– Вы решили, очевидно, после первого вечера, что я завзятый алкоголик, а? Скажите честно.

Я сказал честно, что именно так и думал.

– Я догадался. Иначе вы подумать не могли, – за­метил Доктор, и лицо его стало хмурым. – А я не пья­ница. Но без встряски не могу. Собачья жизнь!.. И один пить не могу. Ни за что. А вот так с кем-нибудь в хо­рошей компании могу нализаться до чертиков. В тот день, когда вы приехали, мне особенно хотелось выпить, и я был рад вашему приезду. Вы спросите: почему? Я не буду скрывать. Смотрите, любуйтесь! – И он рез­ким движением снял с рук замшевые перчатки.

Я внутренне содрогнулся и отвел глаза. Кисти рук были изуродованы сплошными струпьями землистого цвета.

– Красиво?.. – со злой улыбкой спросил Доктор и, быстро расстегнув ворот рубахи, обнажил грудь. Там была такая же картина. – Теперь ясно?

Я молчал.

– Нервная экзема. Ест она меня, подлого, как ржа железо. Я не знаю от нее покоя. Но вы не бойтесь, это не заразно, не передается другим. Это страшная штука... Проклятый зуд может довести до сумасшествия, а когда одурманишь себя алкоголем, зуд пропадает дня на три-четыре, а то и на неделю. Я говорил об этом врачам, они смеются. Говорят, что я внушил себе. Возможно... Вот полковник Габиш и послал меня сюда подлечиться.

– И как? – приди в себя, спросил я.

– Как будто немного лучше.

– А когда это у вас началось?

Доктор ответил не сразу. Он надел перчатки, отхлеб­нул чая и тихо проговорил:

– Давно... После одной ночи... У меня сдали тогда нервы, как-то сразу, мгновенно. Я влип в неприятную историю. Очень неприятную... Вы не были террористом?

Я отрицательно покачал головой.

– Ну да, вы же были «интеллигентным вором»! Чи­стенький, Убивал-то глупый Брызгалов. Ну ладно... Так вот: в двадцать девятом году в Белграде мне поручили ликвидировать бывшего врангелевского поручика Якоб­сона. Он доводился мне дальней родней. Поручили это мне, как бывшему контрразведчику. Военные круги на­шей белой эмиграции заметили, что поручик стал бы­стро «краснеть» и часто посматривал в вашу сторону. Это было опасно – он слишком много знал, этот пору­чик. Я согласился убрать его, но мне чертовски не по­везло. Вместе с ним мне пришлось пристрелить его жену, дочку десяти лет и прихватить за компанию гор­ничную. Другого выхода не было. Понимаете?

Я кивнул, стараясь не выдать охватившего меня вол­нения.

– Для одного раза это многовато. Или нервы по­истрепались... Я, помню, целую неделю ходил как очу­мелый, хлестал водку. Меня душили кошмары. Я готов был повеситься на первом суке, даже пытался это сде­лать, но меня успели снять. И вот с этого началось... – Он выдержал долгую паузу и продолжал: – А вообще наше дело собачье! Я так смотрю: если Гитлер своего добьется и удержит за собой хотя бы то, что взял, – мы еще поживем, а полетит он – полетим и мы к черто­вой бабушке. Другое дело Гюберт! Ему что? Он ничего не потеряет ни в том, ни в другом случае. Денег он на­хватал тьму-тьмущую и обеспечен на свой век. У него в Италии прекрасный особняк, своя яхта, солидный счет в банке. А я? Что я имею за двадцать лет преданной службы? Из крох, которые перепадают, капитала не со­ставишь.

Я молчал. Разговор принимал щекотливый характер, и тут легко было поскользнуться. Доктор мог умыш­ленно пересолить, в надежде прощупать мое настроение. Я молчал и продолжал пить чай.

Доктор не ограничился этим и продолжал откровен­ничать. Я узнал, что до войны он выполнял функции ре­зидента в одном из наших крупных промышленных го­родов. Узнал также, что он, как и Гюберт, еще в три­дцать пятом году начал работать агентом гитлеровской службы безопасности, известной под сокращенным на­именованием «СД». Она была организована в тридцатых годах при имперском руководителе «охранных от­рядов» Гиммлере.

Доктору дважды довелось встречаться и беседовать в Берлине с самим Кальтенбруннером, обергруппенфюрером СС и начальником службы безопасности, консуль­тировать представителей главного штаба.

Через таких людей, как Гюберт, Робуш и Доктор, служба безопасности пыталась создать на территории Советского Союза активную диверсионно-шпионскую ор­ганизацию.

Доктор был вызван в Берлин перед самой войной, потом заболел и вот уже полтора года болтается в тылу, консультирует. Теперь полковник Габиш торопит Док­тора: надо опять пробраться в Советский Союз, найти потерянных людей, восстановить связи, приобрести новую агентуру в новых районах.

Я, закончив специальную подготовку, должен помочь Доктору в этом. Меня, как я понял, выбросят с радио­станцией, на которой будет работать Брызгалов. На мою ответственность ляжет подбор наиболее удобного и без­опасного места для выброски Доктора...

Поздно ночью Доктор проводил меня на вокзал, по­мог купить билет, усадил в поезд. И я отправился в об­ратный путь.