ТРЕЗВЕНИЕ Трезвение - сокровенное познание Божественных Таин, исполнение всякой заповеди 5 page

Где благодарные Христовы дети? Где общая Трапеза? Где Хлеб, съедаемый вместе, где Чаша, выпитая совместно? Где апостольское единодушное пребывание в Преломлении Хлеба? Здесь я вижу столько неисправности, как нигде больше. Смерть Христову немногие поминают; некоторые и не знают, зачем это Таинство установлено. Таким образом, первый признак христианства уничтожается; так в забвение приходит у нас Христос:

едва-едва единожды в год соберемся вспомнить Его, да и то не знаю как. Вижу горячность, удивляюсь благочестию, да видишь и ты, Христе! Проливалась некогда Твоя Кровь, но и ныне едва не презирается нами. Христос в глубоком молчании у нас сокровен:

Трапеза, им установленная, за одни обряды считается у нас; смотрим на нее, но не вкушаем. Почему же не приступаем? "Вкусите, и увидите, как благ Господь!" (Пс. 33, 9). Или недостойны вы? Но для того тем более и должно приступать: раз недостойны-чтобы сделаться достойными и, своих дел не имея, прибегнуть к заслугам Христовым. Тот человек ест и пьет в осуждение, который не рассуждает о себе. Я рассуждаю о себе, и когда нахожу себя недостойным, грешным и осужденным, тем более прихожу к Тому, Который грешников принимает и, призы-вая, успокаивает обремененных грехами.

Бог преклонил Небеса, чтобы меня, падшего, восстановить. Он унизил Свое величие до принятия образа раба, чтобы меня вознести. Он претерпел мучительные страдания, чтобы меня исцелить. Он принял позорную смерть, чтобы меня оживить. Это доказательство Его любви ко мне, какой под солнцем никогда не бывало. Пойду в святилище Твое вместе с учениками Твоими, с братией моей. Исчислю с ними все Твои благодеяния; воспоминанием о них утешу и освящу себя; воспою Тебе песнь благодарности; буду наслаждаться Твоим бесценным, при смерти Твоей оставленным мне наследием. Приму Священный Хлеб, как самое Пречистое Тело Твое... Приму Божественную Кровь... Этим великим действием я одновременно и благодеяния Твои воспоминаю, и изъявляю мою возможную благодарность, и неизреченно исцеляю себя во оставление моих грехов и в Жизнь Вечную. Платон, митрополит Московский (106, 87-93).

Бог тебе не враг, а врач-исцелить тебя, а не погубить хочет. Зачем же избегаешь Его Божественной Чаши? Лучше тебе, приняв духовное лечение, исцелиться, чем, избегая лечения, в большие греховные болезни впасть и погибнуть. Святитель Димитрий Ростовский (113, 534).

Приобщаться Святых Христовых Животворящих Таин заповедую... во все четыре поста и двунадесятые праздники, даже велю и в большие праздничные дни; чем чаще, тем и лучше... Потому что благодать, даруемая нам Приобщением, так велика, что как бы ни был недостоин и грешен человек, но лишь только в смиренном сознании всегреховности своей приступит к Господу, искупляющему всех нас, хотя бы от головы до ног покрытых язвами грехов,-и будет очищаться благодатью Христовой, все более и более светлеть, совсем просветлеет и спасется! Преподобный Серафим Саровский. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. СПб., 1903, с. 463.

Благодарение по причащении
Ты ради меня явился на земле от Девы,
Прежде всех веков пребывающий невидимым,
И соделался плотию и человеком показался,
Неприступным светом одеянный,
И всеми считался ограниченным,
Ты, совершенно невместимый,
Которого никакое слово не в состоянии выразить.
Ум же, напрягаясь, схватывает Тебя через любовь
И не может удержать, поражаемый страхом,
И снова ищет, палимый внутри.
Вообразив же Тебя на мгновение в сиянии Твоем,
Он с трепетом убегает и радуется радостью.
Ибо не может человеческая природа выносить того,
Чтобы ясно созерцать всего Тебя-Христа моего,
Хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем
Через Духа, которого подаешь Ты, Боже мой,
И Пречистую Кровь и Плоть Твою,
Приобщаясь которых мы исповедуем, что держим
И вкушаем Тебя, Боже, нераздельно
И неслиянно; ибо Ты не причастен
Тлению или скверне, но и мне сообщаешь
Нетленную чистоту Твою, Слове,
И отмываешь скверну пороков моих,
И прогоняешь мрак беззаконий моих,
И очищаешь позор сердца моего,
И утончаешь грубость злобы моей,
И светом творишь меня, прежде омраченного,
Соделывая меня обоюдно* прекрасным
И озаряя меня светом бессмертия.

* То есть по душе и по телу, вне и внутри. - Прим. пер

И я изумляюсь и возгораюсь внутри,
Желая Тебе Самому поклониться.
Когда же я, несчастный, помышляю об этом,
То, о чудо! нахожу Тебя в себе
Пребывающим, движущимся, говорящим
И делающим меня тогда безгласным
От изумления перед неприступною славою.
Итак, меня обнимает ужас и недоумение,
Так как содержащего все дланию
Я вижу в сердце своем содержимым.
Но, о чудная милость Твоя, Христе мой!"
Сколь безмерно снисхождение Твое, Слове!
Зачем пришел Ты к нищете моей?
И как вошел в оскверненную храмину
Ты, во свете неприступном обитающий. Боже мой?
Как Ты сохраняешь ее неопалимою,
Будучи огнем нестерпимым для смертной природы?
Что же сотворю я достойное Твоей славы
И что найду для столь великой любви?
Что принесу Тебе, таковою славою
И честию прославившему меня, недостойного?
Ибо меня, на которого люди не считают достойным смотреть,
А тем более ни говорить, ни разделять трапезу
Совершенно не хотят со мною, несчастнейшим,
Ты, питающий всякое дыхание и естество,
Неприступный для Серафимов,
Создатель, Творец и Владыка всех,
Не только зришь, и говоришь со мною и питаешь меня,
Но и Плоть Твою существенным образом
Сподобил меня и держать, и вкушать,
И пить Кровь Твою всесвятую,
Которую ради меня излиял Ты, закланный,
Поставив меня служителем и литургом, и таинником
Этих Таин, меня, которого Ты знаешь,
Всеведущий, прежде нежели веки сотворил
И прежде чем произвел что-либо из невидимого,
Ибо видимое Ты составил впоследствии,
Знаешь как грешника, блудника, мытаря,
Разбойника, сделавшегося самоубийцей *,
Презревшего добро, делателя беззакония
И преступника всех Твоих заповедей,
Итак, Ты знаешь, что это истинно.

* Здесь преподобный Симеон сам себя разоблачает, ибо те грехи, которые в других словах (гимнах) он приписывает себе, как будто совершенные им телесно, он понимает, очевидно, мысленно (в духовном смысле) по чрезвычайному смирению.-Примеч. пер.

Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой?
Как приближусь к Трапезе Твоей?
Как буду держать Пречистое Тело Твое,
Имея руки совершенно оскверненные?
Как воспою Тебя? Как буду ходатаем за других,
Не имея ни добрых дел от веры,
Ни любви к Тебе, ни дерзновения,
Но будучи сам должником, как Ты знаешь,
Многими талантами, многими беззакониями.
Недоумевает ум, бессилен язык,
И никакого слова не нахожу я, Спаситель,
Чтобы поведать о делах Твоей благости,
Которые Ты сотворил на мне, рабе Твоем.
Ибо внутри меня горит как бы огонь,
И я не могу молчать, не вынося
Великого бремени даров Твоих.
Ты, сотворивший птиц, щебечущих разными голосами,
Даруй и мне, недостойному, слово,
Дабы всем письменно и неписьменно
Поведал я о том, что Ты соделал на мне
По беспредельной милости, Боже мой,
И по одному человеколюбию Твоему,
Ибо превыше ума, страшно и велико то,
Что подал Ты мне, страннику,
Неученому, нищему, лишенному дерзновения
И всяким человеком отверженному,
Родители мои не питали ко мне естественной любви.
Братья и друзья мои все насмехались надо мною;
Утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно.
Сродники, посторонние и мирские начальники
Тем более отвращались от меня, не желая меня видеть,
Чем более хотели погубить меня со своими беззакониями,
Часто желал я безгрешной славы,
Но не нашел еще ее в настоящей жизни,
Ибо мирская слава, как я убедился,
Без всякого другого деяния есть уже грех.
Сколько раз я хотел быть любимым людьми
И стать к ним близким и откровенным,
Но из благомыслящих никто не терпел меня.
Другие же, напротив, желали видеть и знать меня,
Но я убегал от них как от делателей зла.
Итак, все это, Владыко, и иное, большее того,
Чего не могу я ни рассказать, ни припомнить,
Ты, промышляя, соделал на мне, блудном,
Чтобы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы
И страшной прелести наслаждений этой жизни.
Добрые люди бегали от меня из-за моего внешнего вида,
А от злых я убегал по своему произволению,
Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство,
Великолепные одежды и изнеженные нравы.
О себе же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе.
Ибо боюсь и говорить, и писать об этом,
Чтобы не впасть в противоречие словам своим и не согрешить,
И будет тогда неизгладимым ложно написанное.
Когда призывал меня кто-либо к делам безумия
И грехам поистине прелестного мира сего,
Сердце мое все сжималось внутри
И как бы скрывалось, стыдясь себя самого.
Будучи твердо сдерживаемо
Твоею Божественною рукою.
Любил и я все прочее житейское,
Что увеселяет зрение и услаждает гортань,
И украшает это тленное тело;
Но мерзостные деяния и сладострастные желания
Ты изгладил из сердца моего, Боже мой,
И ненависть к ним вложил в мою душу.
Хотя произволением своим я и прилежал к ним,
Но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы,
Или, напротив, действия мои нежеланными,
Что, конечно, было величайшим чудом.
По Божественному смотрению Своему
Ты отделил меня от всех:
От царей, князей и богатых мира сего.
Много, много раз, когда я
Склонялся уже волею к этим вещам,
Сам Ты не попускал состояться
Соизволению моему на что-либо из этого.
Иных, говоривших мне
О прославлении и обогащении в жизни,
Я ненавистью, Владыко, возненавидел от сердца,
Так что даже в беседу никогда не вступал с ними;
И тогда они, напротив, взбесившись, сильно били меня палками,
Другие же укоряли и злословили меня пред всеми,
Называя меня делателем всякого беззакония
И желая отвратить меня от правого пути,
Ибо я избегал этих деяний, чтобы не быть злословимым,
А они злословили меня, чтобы я пришел к таковым деяниям.
Обещающим же дать мне славу мира сего
Ты дал мне, Спаситель мой, отвечать таким образом:
Если бы ты обладал всею славою мира
И на главе твоей был бы царский венец,
А на ногах твоих пурпуровая обувь
И над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином,
Сам же стал простецом, желая быть рабом моим,
То к лукавому мудрованию твоему
Я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в этой жизни.
Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния
И великие Твои блага, которые Ты соделал на мне?
Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук,
То и тогда я не мог бы изречь или описать все,
Потому что их бездна, конечно, по бесчисленному множеству,
И они недомысленны по величию славы;
И я изнемогаю мыслию и надрываюсь сердцем своим,
Что не могу поведать о Тебе, Боже мой.
Ибо когда помыслю я, несчастный, что сделал я,
И сколько раз Ты помогал мне, от чего избавлял меня
И от сколь великих бед,
Спаситель мой, человеколюбиво спасал,
Не вспоминая зол, которые я соделал,
Но, как бы сотворившего много и великого добра
И чистого от святой матери- купели,
Так воспринял меня, так почтил,
Так украсил меня царскою одеждою;
То весь объят бываю трепетом
И прихожу в исступление от радости,
Становлюсь безгласным и сильно расслабеваю,
Так как Бог-Творец мира дан мне,
Человеку мерзкому и отвратительному для всех
Людей и бесов, как соделавшемуся уже
И превзошедшему совершением непристойнейших дел
И этих последних.
Увы мне, постыдному и скверному,
И как я буду говорить еще?
По безмерному благоутробию
Ты соединился со мною, Человеколюбче,
Великий в непорочности, еще больший святостию,
Несравненный в могуществе и неизобразимый в славе,
И снизошел свыше от безмерной высоты
До последних врат ада грехов моих,
До мрака нищеты моей
И разрушенной моей храмины,
От многих беззаконий
И величайшего нерадения
Совершенно запущенной и оскверненной,
Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащего,
И поставил на камне
Божественных заповедей Твоих
И, омыв, очистил от тины пороков моих,
И облек в хитон светлее снега,
И вымел загрязненную храмину,
И, войдя в нее, стал обитать, о Христе, Боже мой!
Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего,
Жилищем неприступной Твоей славы и царства,
Светильником, имеющим внутри
Неугасимый и Божественный свет,
Сосудом поистине прекрасного жемчуга,
Полем, на котором скрыто сокровище мира,
Источником, пьющие из которого никогда не жаждут
И который десятикратно источает весьма обильную воду
И с верою пьющих ее соделывает бессмертными,
Раем, имеющим посреди древо жизни,
И землею, объемлющею Тебя, для всех невместимого,
Которого я взыскал некогда от всего сердца своего,
Желая всегда слушать Твое слово.
Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить
Тебя чисто, будучи совершенно осквернен,
Ни глаза мои не могли увидеть, ни слух-услышать,
Ни сердце мое воспринять Божественных восхождений,
Но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление,
Поражаясь страхом и трепетом,
То и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя
И созерцая Тебя, как бы в зеркале, поскольку даешь Ты ей видеть
Всего Себя во всей вселенной и всего вне ее,
И, напротив, внутри себя всего Тебя усматривая,
Всего непостижимого в Божественном Божестве Твоем,
Для всех невидимого и сокровенного.
Тебя, неприступного и доступного, для кого Ты изволил,
Подобно тому, как Сам Ты восхотел
Человеколюбиво явиться на земле,
Тебя, для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов
Неприступного и страшного сиянием Божественного естества,
Среди людей видя доступным,
Она вся совершенно приходит в исступление.
Но еще более она изумляется
Твоей благости и человеколюбию,
Так как Ты очищаешь нечистые души, и ум просвещаешь,
И обнимаешь земную и вещественную сущность,
И возжигаешь великое пламя Божественной любви,
И как бы огонь, ввергаешь в меня Божественное желание любви,
И уготовляешь меня достигать до третьего неба,
И делаешь. Спаситель, способным восхищаться в рай,
В котором я слышу неизреченные и страшные глаголы,
Которых невозможно пересказать смертным
Или поведать словесно.
Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие,
И вечная держава, как Владыке всего мира,
Со Отцом и Духом-по естеству Пресвятым,
Ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 169-177)