Анни Безант

“О некоторых затруднениях

во внутренней жизни”

(Печатается из сборника статей по теософии "Вопросы

Теософии"(вып. 1), С.-Петербург, 1907.)

Всякий человек, серьезно стремящийся жить внутренней жизнью, встречает известные препятствия с самого начала своего пути; препятствия эти повторяются в жизни каждого, так как источник их кроется в человеческой природе вообще, но каждому путнику они кажутся новыми и свойственными лишь ему одному, а поэтому вызывают чувство личного уныния и сковывают силу, необходимую для победы над ними же. Если бы люди понимали, что эти препятствия представляют испытание, общее для всех ищущих (aspirants), то, может быть, знакомство с этим фактом дало бы немного утешения вступившему на духовный путь. Пожатие руки, звук дружеского голоса, говорящего: “Товарищ, и я шел там, где ты идешь, и знаю, что этот путь приведет к цели” - вот что может руководить во мраке ночи и вот что может назваться служением миру.

На одно из таких препятствий указал мне один мой друг и “спутник”, говоря о полученных им советах относительно очищения физической силы. Он не вдавался в подробности, но утверждал с большой ясностью и очевидностью, что для большинства из нас препятствие находится скорее во внутреннем человеке, чем в его оболочках, что для большинства из нас наши тела были бы вполне достаточно хороши, если бы мы попытались настроить их на желаемый лад, и требуют разве лишь немного настройки, но что самому-то человеку крайне необходимо усовершенствоваться. Если не достигается гармония, то на музыканта падает большая ответственность, чем на его инструмент, потому что, если усовершенствуется первый, то и инструмент может сделаться сносным и способным звучать более гармонично, так как гармонию эту порождают пальцы, прикасающиеся к струнам. Мой друг прибавлял энергично и даже с некоторым пафосом: “Я могу сделать из моего тела все, что захочу, препятствие лишь в том, что сам-то я не хочу”.

Вот, действительно, затруднение, которое испытывает каждый серьезно ищущий. Нужнее всего усовершенствование самого человека, так как его слабость, недостаток воли и упорной решимости служат препятствиями более сильными, чем все те, которые может наше тело представить на нашем пути. Известно много методов, благодаря которым мы можем при желании создать себе тела высшего типа, но как раз <желаниях-то этого у нас слишком мало. Мы обладаем знанием, мы соглашаемся с теми преимуществами, которые дает нам это знание, применяемое на практике, но нам не хватает необходимого импульса, чтобы начать действовать. Основное препятствие находится в нашей сокровенной природе; она инертна, в ней отсутствует охота действовать; дело тут совсем не во внешних препятствиях, которые можно преодолеть, но в том, что человек сам остается недеятельным и просто не хочет их преодолевать. Это состояние повторяется у нас беспрестанно, как будто нашему идеалу не хватает привлекательности; он не может привлечь нас; у нас не лежит сердце к его даже тогда, когда мы логически решили, что его осуществление желательно. Он стоит перед нами, будто пища перед сытым человеком; конечно, это превосходная пища и, может быть, даже завтра человек будет ей рад, но в настоящее мгновение она ему не нужна, и он предпочитает лежать и греться на солнце, вместо того, чтобы встать и взять ее.

Итак, задача сводится к двум вопросам: почему, будучи разумным существом, я не хочу того, что сам считаю желательным для моего счастья, и что мне делать, чтобы заставить себя желать то, что, я знаю, полезно и мне, и окружающим? Духовный наставник, который мог бы основательно ответить на эти вопросы, оказал бы многим большую услугу, чем тот, кто только и делает, что беспрестанно повторяет об отвлеченной необходимости идеала, признаваемой всеми нами, и о требованиях долга, с которыми мы тоже соглашаемся, хотя и игнорируем их на практике. Машина построена довольно хорошо, кто же надавит рычаг, чтобы привести ее в действие?

На первый вопрос надо ответить анализом самосознания, действительно способным объяснить эту загадочную двойственность, а именно тот факт, что мы не хотим того, что сами признаем для себя желательным. Мы привыкли видеть единство в самосознании, а между тем, когда мы обращаем свой взор внутрь себя, мы замечаем необъяснимое множество своих “я” и бываем смущены шумом противоположных голосов, исходящих, по-видимому, все из нас самих.

Самосознание - это сознание, направленное к определенному центру, который принимает и возвращает; сознание же есть единство; если же оно кажется нам множественным во внешнем проявлении, то это не потому, что оно потеряло свое единство, а потому, что мы видим разные его признаки (indices). Мы бойко говорим о проводниках сознания, но, может быть, не всегда отдаем себе отчет, что означает это выражение. Если ток гальванического столба проходит через целый ряд проволок различного вещества, то его проявление во внешнем мире будет изменяться с каждой проволокой. Проходя по платиновой проволоке, он может проявиться как свет, через железную проволоку - как теплота, если же ток проходит вокруг бруска мягкого железа, то намагничивается это железо, а если пропустить ток через особый раствор, то он проявится как сила, разлагающая и вновь восстанавливающая вещество. Одна энергия налицо, но проявляется она многими способами, потому что проявление жизни всегда обусловлено ее формами; так же и “я”, являющееся результатом сознания, представляет очень различные признаки, смотря по тому, действует ли это сознание в бессмертном начале человека, в теле первопричинном (causal), в теле разума (mental), в астральном или физическом. Самосознающее “я” будет той же природы, как и проводник, оживляемый им в данный момент. Если оно действует в теле астральном, то это будет чувствующее или чувственное “я”, если же в теле разума, то это будет мыслящее “я”. Подчиняясь иллюзии, ослепленной окружающей материей, оно отождествляет себя то с настойчивыми требованиями чувств, то с рассуждениями ума и восклицает: “я хочу”, “я думаю”... Внутренняя наша сущность, развивающая зародыши счастья и мудрости, и есть вечный Человек; в нем корень и ощущений мыслей; сами же эти ощущения и мысли являются лишь преходящею деятельностью в его внешних телах при соприкосновении его жизни с жизнью внешней, - того, что “я”, с тем, что “не я”. Вечный человек, притягиваемый соприкосновением с внешним миром, пробуждающим его деятельность, создает для своей жизни временные центры в том или другом из внешних тел и, работая в них, отождествляет себя с ними. По мере того, как продвигается его эволюция, по мере того, как он сам развивается, он понемногу открывает, что эти центры - физический, астральный, разумный - лишь его орудия, а не он сам; он видит в них части того, что “не я”, которые он временно присоединил к себе так же, как он мог бы взять перо или резец; он удаляется от них, признавая их за орудия и применяя их как таковые; он познает, что сам он - не форма, а жизнь, не желание, а блаженство, не мысль, а мудрость, и лишь тогда в первый раз он сознает свое единство и обретает мир. Пока сознание отождествляется с формами, оно кажется множественным, когда оно отождествляется с жизнью, оно становится единым.

Первым важным фактом для нас является то, что, как доказала это Елена Петровна Блаватская, на той ступени эволюции, на которой мы находимся, центр нашего сознания нормально заключается в астральном теле. Сознание учится познавать благодаря способности чувствовать, ощущать, а чувства и ощущения принадлежат астральному телу. Мы чувствуем, ощущаем - значит, мы узнаем соприкосновение с чем-то, что не мы сами, и что возбуждает в нас удовольствие или страдание, или среднее между тем и другим. Жизнь чувствований составляет большую часть жизни для большинства из нас. Для тех, кто ниже среднего уровня, чувственная жизнь составляет всю жизнь. Для немногих, ушедших вперед, чувственная жизнь осталась совсем позади.

Огромное же большинство занимает различные степени между этими двумя крайностями, а именно живет чувственной жизнью, жизнью чувств и ощущений, эмоций и мыслей в различных размерах и сочетаниях. В жизни исключительно чувственной нет многочисленности “я”, следовательно, нет внутренних столкновений и борьбы; в жизни, переросшей чувственность, имеется внутренний бессмертный управитель, и тоже нет столкновений и борьбы; но на всех промежуточных ступенях - бесчисленное множество “я”, и между ними столкновения и борьба.

Рассмотрим чувственную жизнь малоразвитого дикаря. Вызванное в нем к деятельности “я” страстно, требовательно, свирепо и алчно, но в нем нет противоречий и столкновений кроме тех, которые вызваны внешним миром за пределом его физического тела. С внешним миром он умеет бороться, но он не знает внутренней борьбы. Он делает то, что хочет, без колебаний и без раскаяния; физические поступки следуют за внушениями желания, причем разум (la mental) не побуждает, не разбирает, не осуждает - он просто принимает к сведению, собирая материалы для будущей разработки. Его развитие подвигается благодаря тем усилиям, которые он делает, чтобы удовлетворить предъявляемые ему требования чувственного “я”. Эти требования желаний побуждают его к деятельности; он начинает работать на почве наблюдений и воспоминаний, таким образом понемногу развивая способность рассуждать и вырабатывая вперед план действий на пользу своего господина. Этим способом развивается рассудочность (intelligence), но она вполне подчинена желанию, действует лишь по его приказанию и остается в полном рабстве страстей. Она не проявляет никакой индивидуальности, но просто-напросто служит добровольным орудием тиранического чувственного “я”.

Борьба начинается лишь тогда, когда Вечный Человек после долгого ряда опытов настолько разовьет в себе разум (la mental), что может между смертью и рождением во время пребывания в низшей части плана Разума (La plan mental - небесная сфера, христианский рай, индусский Деван) обозревать и сравнивать результаты своей земной деятельности. Тогда он замечает некоторые опыты, которые принесли больше страдания, чем удовольствия, и приходит к решению, что лучше избегать их повторения. Он смотрит на них с отвращением и заносит это отвращение на скрижали своего Разума (la mental), замечая в то же время и другие опыты, давшие ему больше удовольствия, чем страдания. Когда он возвращается на землю, он приносит с собой все эти наблюдения под видом скрытых наклонностей Разума, и когда чувственное “я” устремляется на какой-нибудь привлекательный предмет, намереваясь таким образом начать снова ряд опытов, ведущих в результате к страданию, вечный Человек, хотя слабо, но протестует, и другое “я” - действующее как разум, дает почувствовать, что эти опыты вызывают в нем отвращение, и он не желает им подвергаться. Протест этот так слаб, а желание так сильно, что здесь еще нельзя говорить о борьбе. Долго сдерживаемое чувственное “я” тотчас подавляет слабые протесты непокорного мыслящего “я”, но когда удовольствие окончено и следом за ним являются плачевные результаты, то непокорное “я” снова возвышает голос, и слышится его жалоба: “ведь я же тебе говорил”, и в этом первый шаг к раскаянию. По мере того, как жизнь следует за жизнью, разум укрепляется все более и более, борьба между “я” и чувственным “я” мыслящим становится все горячее, и в переживаниях развивающегося человека повторяется раздирающий вопль христианской мистики: “В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего” (Ап. Павла к Римлянам, Гл. 7, стих 23).

Война становится еще ожесточеннее, когда решения человека, усваиваемые все прочнее и прочнее его разумом в период деваканической жизни, являются уже врожденными идеями при следующем рождении и усиливают мыслящее “я”. Тогда оно, отдаляясь от страстей и желаний, смотрит на них как на нечто чуждое себе и отказывается им повиноваться, но наследие всего долгого прошлого на стороне прежнего тирана, а впереди еще долгая борьба с переменным счастьем. Сознание, ослепленное многосторонней деятельностью, легко впадает в прежнее заблуждение относительно множественности жизней, но с другой стороны оно уступает контролю человека и принуждено следовать по пути, начертанному его решениями. Таким образом, воля человека направляет силы сознания, действующие в высших проводниках, тогда как направление сил сознания, действующих в астральном теле (тело страстей и желаний) определяется большей частью привычкой. Воля, управляемая ясным и точным рассудком, указывает на возвышенный идеал, единственно достойный осуществления; низшая же природа совсем не хочет осуществлять его и остается перед ним в дремотном состоянии; она не только не видит в нем желанной красоты, но ее даже отталкивает его строгий вид, полный чистого, возвышенного достоинства.

“Препятствие в том, что я не хочу”. Мы не хотим делать того, что в лучшие наши минуты сами решили делать. На низшее “я” сильнее влияют приманки настоящей минуты, чем принятые к сведению результаты прошлого, влияющие на высшее “я”, истинная же трудность для нас в том, чтобы почувствовать, что инертное и деспотичное “я” низшей природы не есть наше настоящее “я”.

Как же преодолеть эту трудность? Как из того, что мы признаем высшим, создать себе постоянное и самосознающее “я”?

Пускай никто не падает духом, если мы скажем, что это изменение составляет вопрос нашего роста и не может произойти в одно мгновение. Человеческое “Я” не может одним единственным усилием подняться из младенческого возраста в зрелый, как не может наше тело в одну ночь изменится из детского во взрослое. Хотя закон постепенного роста и вызывает в нас чувство уныния, так как мы видим в нем препятствие нашему желанию немедленного совершенства, но не следует забывать и другой стороны вопроса, а именно; что зато успех обеспечен и, в конце концов, ничто не может помешать ему; закон, отказывая в чуде, дает нам по крайней мере уверенность.

К тому же мы можем ускорить прогресс, и в нашей власти представить для него наилучшие условия, и затем мы можем довериться Закону и ждать результата. Рассмотрим теперь, какие у нас имеются средства для ускорения прогресса, необходимость которого мы чувствуем, и для перенесения деятельности сознания из низшего в высшее.

Мы должны отдать себе отчет в двух вещах: во-первых в том, что страстное начало не есть наше высшее “Я”, но лишь орудие, созданное этим “Я” для своего употребления; во-вторых, в том, что орудие это очень драгоценно само по себе, только употребление-то из него делали плохое. Желания или эмоции являются в нас двигательной силой и служат связью между мыслью и действиями. Ум видит, но не приходит в движение, и человек без желаний и эмоций оставался бы лишь зрителем в жизни. Прежде чем обходиться без употребления желаний и эмоций, высшее “Я” должно уже развить в себе некоторые более высокие способности: для ищущих же вопрос сводится к тому, как научится управлять желаниями, чтобы не быть управляемым ими, как дисциплинировать их, а не к тому, как истреблять их. Непременно надо “желать” достижения идеала, потому что без этого желания мы не сделаем никакого успеха. Нас удерживает желание единения с вещами преходящими, ограниченными, мелочными, - так разве не могло бы нас двинуть вперед желание единения с тем, что вечно, величественно и благородно? Поразмыслив, мы видим, что следует так воспитывать наши эмоции и так направлять их, чтобы они очищали и облагораживали характер. Основание всех эмоций, ведущих к прогрессу и служит любовь; ее-то мы и должны в себе воспитывать. Жорж Элиот справедливо сказал: “первое условие человеческой доброты - способность любить, второе - способность преклоняться”. В действительности, преклонение или почитание это та же любовь, только направленная к высшему, и начинающий должен найти кого-нибудь, далее чем он ушедшего по пути совершенства, кому бы он мог отдавать свою любовь и преклонение. Счастлив тот, кто ищет и находит; это самое важное условие для того, чтобы создать из эмоций силу прогрессивную, вместо силы тормозящей, и чтобы получить необходимую энергию для стремления к тому, что признается наилучшим. Мы не можем любить, не стараясь сделать удовольствия, и не можем преклоняться, не находя радости в одобрении того, пред кем мы преклоняемся. Отсюда мы получаем постоянное побуждение к тому, чтобы улучшаться, чтобы образовать характер, чтобы очищать свою натуру, чтобы победить в себе все, что есть дурного, и развить все, что благородно. Мы оказываемся добровольно “хотящими” достижения высокого идеала, и великая двигательная сила направляется по пути, начертанному для нее Разумом (La mental). Нет более действительного средства правильно употреблять эмоциональное или страстное начало, чем заключение такого союза, который на земле служит слабым отражением совершенного союза, соединяющего ученика и Учителя.

Другим превосходным средством для того, чтобы создать из природы страстей силу прогрессивную, служит стремление к обществу людей, дальше нас ушедших в духовной жизни. Нет надобности, чтобы эти люди изустно поучали нас или даже вообще общались к нам. Одно их присутствие служит уже благословением, дающим гармонию, возвышающим, вдохновляющим. Вдыхать их атмосферу, находиться под влиянием их магнетизма, их мыслей - вот что нас облагораживает незаметно для нас самих. Мы придаем слишком большое значение словам и несправедливо слишком мало ценим эти тончайшие силы высшего “Я”, которые, “повелевая с кротостью и властью”, созидают в мятущемся хаосе нашей личности прочные основания истины и мира.

Менее могущественна, но также верна помощь, которую можно получить от чтения книги, дающей нам пример благородной жизни или высокий идеал, или изучение великого характера. Такие книги, как Евангелие, Бхагавад Гита, Голос Безмолвия, Свет на Пути, О Подражании Христу, являются наиболее сильными из этих помощников. Мы слишком расположены читать исключительно для того, чтобы приобретать знание, и при этом теряем творческую силу мысли, обращенной на высокие идеалы, которая могла бы влиять на наши эмоции. Очень полезно прочитывать каждое утро несколько изречений из перечисленных книг и сохранять весь день в душе эти изречения; таким образом создается вокруг человека атмосфера, сохраняющая его самого, и благотворно действующая на всех, кто приходит в соприкосновение с ним.

Что еще безусловно необходимо - это ежедневное молитвенное размышление (meditation); - утром, прежде чем начнется дневной шум, выбрать спокойные полчаса, во время которого мы сознательно удаляемся от своей низшей природы, признаем ее за орудие, вне нас находящееся, и сосредотачиваемся в наивысшем сознании, которое нам только доступно, и которое есть наше истинное “Я”.

“Все, что Бытие, Блаженство и Мудрость - это я. Жизнь, Любовь и Свет - это я”. Суть нашей природы божественна, и усилие, направленное к ее познанию, помогает ей в ее росте и проявлении. Чисто, спокойно, мирно это “светило, сияющее внутри нас” и это светило - наше высшее “я”. Мы не в состоянии постоянно пребывать в этом светиле, но если мы ежедневно будем пробовать подниматься до него, то лучи его сияния осветят и призрачное “я”, сотканное из теней, среди которых мы живем.

Легче всего можем мы достигнуть этого созерцания нашей божественной сути, дающего нам совершенство и мир, преклоняясь со всем горячим благоговением, на которое мы только способны, пред Отцом всех миров и перед Божественным Человеком, которого мы почитаем нашим Учителем. На этом Божественном Человеке, как бы мы Его не называли: Шри Кришна, Будда, Христос или Учитель, покоится наше упование, как на поддержку и Друга всех тех, кто стремится ввысь. Осмелимся же поднять глаза к Единому Существу, от которого мы исходим и к которому возвратимся, и с верой, что мы действительно Его дети, произнесем: “Я и Отец - мы едины”.

* * *

Одно из наиболее удручающих затруднений, к которому должен приготовиться тот, кто ищет путь, происходит от прилива и отлива чувств; изменения являются в эмоциональной атмосфере, сквозь которую человек смотрит как на внешний мир, так и на свой собственный характер со всеми способностями и слабостями. Он видит, что жизнь его состоит из целого ряда постоянно меняющихся настроений, из чередующихся состояний мысли и чувства. Бывают моменты, когда он полон воодушевления, в другие - он как будто умер; он весел или мрачен, экспансивен или замкнут, серьезен или равнодушен, благоговейно настроен или холоден, исполнен усердия или будто дремлет; он постоянен только в своем непостоянстве и настойчив лишь в своей изменчивости. И неприятней всего то, что для него невозможно доискаться определенной причины, производящей такие следствия; “непостоянные, они приходят и уходят”, и предсказать приход их так же трудно, как летний ветерок. Почему вчерашнее созерцательное размышление было легко, приятно, плодотворно? Почему же оно так трудно, беспорядочно и бесплодно сегодня? Почему эта благородная мысль, которая зажгла бы его душу еще на прошлой неделе, оставляет теперь его таким холодным? Почему еще несколько дней тому назад он был полон любви и благоговения, а теперь сердце его пусто и он созерцает свой идеал равнодушным, померкшим взором? Факт налицо, но объяснения ему он не находит; ему кажется, что им играет случай, что он находится вне всякого закона.

Вот эта то неуверенность и придает горечь его скорби. Всегда чувствуешь себя господином того, что понимаешь, и когда мы от следствия доходим до причины, то мы уже близки к тому, чтобы управлять этим следствием.

Все наши самые сильные страдания заключают в себе эту частичку не- уверенности; мы беспомощны потому, что не знаем. Нас пугает переменчивость наших настроений, так как мы не можем принять меры против того, чего нельзя предвидеть. Как же нам достигнуть такого места, где бы эти настроения нас больше не мучили, такой скалы, на которой бы мы могли удержаться в то время, когда волны разбушуются вокруг нас?

Первый шаг к этой точке равновесия будет сделан нами тогда, когда мы признаем тот факт - хотя выражение и может показаться немного грубым, - что наши настроения не имеют никакого значения. Нет непосредственной связи между нашими чувствами и нашим прогрессом; совсем не значит, что мы непременно двигаемся вперед, когда нас радует подъем нашего духа, и точно так же не значит, что мы регрессируем при духовном упадке, который нас так огорчает. Эти перемены настроения принадлежат к тем урокам, которые преподает нам жизнь, чтобы мы умели различать суть от того, что не суть и отождествлять себя с сутью. Суть не меняется, а то, что меняется, не есть суть, но составляет часть преходящих оболочек, в которые суть облекается и среди которых действует. Эта волна, захватывающая нас, не есть суть, а лишь временное проявление того, что не суть. “Пускай же все волнуется, пенится, бушует - это все не “я”. Лишь только это, хоть на минуту, станет ясно для сознания, тотчас сила волны замирает и прочная скала чувствуется под ногами. Отрешаясь от волнения, мы чувствуем, что оно не составляет части нас самих, и таким образом мы перестаем оживлять его нашей жизнью, как выражением сути; мы порываем связь, которая была для нас путем к страданию. Такое отступление сознания может быть очень облегчено, если мы в наши спокойные часы попробуем понять и определить истинную причину этих обескураживающих перемен настроений. Тогда, по крайней мере, мы хоть отчасти освободимся от бессилия и растерянности, которые, как мы видим, происходят от незнания.

Эти смены счастья и уныния являются прежде всего выражением того закона периодического возвращения или закона ритма, которые управляют вселенной. День и ночь сменяются в физической жизни человека так же, как счастье и уныние в его эмоциональной жизни.

Приливы и отливы человеческих чувств подобны приливам и отливам - в океане; они повторяются в сердце человека так же, как и в его делах, так же, как и в море. Радость следует за горем и горе за радостью так же неизбежно, как смерть следует за рождением и рождение за смертью. Эта истина не есть просто теория закона, но является фактом, о точности которого свидетельствуют все те, кто уже приобрел опыт духовной жизни. В знаменитой книге “0 подражании Христу” говорится о подобной смене мира и печали: “Это ни ново, ни странно для искусившихся в путях Божьих; с великими святыми и древними пророками часто случались такие перемены... Если Бог поступал так с великими святыми, то и мы, слабые и бедные люди, не должны терять надежды, когда по временам чувствуем в себе то ревность, то охлаждение...

...Я не встречал человека столь благочестивого и совершенного, который бы не испытал когда-нибудь лишение благодати и не чувствовал ослабления ревности...” (Книга II, IX, 4,5,7).

Если признать в этой перемене настроений результат всеобщего закона, частное выражение всемирного принципа, то мы будем в состоянии прибегать к этому знанию, как к предупреждению и поддержке. Бывает, что мы переживаем период высокого духовного озарения, когда все кажется легко выполнимым, когда огонь благоговения озаряет жизнь и когда истинный мир и свет пребывают в нас. Подобное состояние часто таит в себе немалую опасность; само его блаженство как бы усыпляет нас в безмятежном покое, и этим допускается свободное развитие всех оставшихся зачатков низшей природы.

В подобные минуты очень полезно вспоминать о прошлых периодах тоски, чтобы блаженство не превратилось в гордость, и наслаждение не заставило бы слишком привязаться к нему ради него самого; уравновешивая таким образом настоящую радость воспоминанием о прошедшем горе и спокойным предвидением горя грядущего, мы достигаем равновесия и находим среди него точку покоя; тогда мы можем получить все преимущества, связанные с использованием обстоятельств, благоприятных для нашего прогресса, без риска регресса, возможного при преждевременном ликовании. Когда наступает ночь и вся жизнь замирает, когда мы оказываемся холодными и равнодушными, не обращающими внимания на предметы, которые нас прежде притягивали, тогда, зная закон, мы можем сказать спокойно: “Это так же пройдет в свою очередь; свет и жизнь должны возвратиться, и прежняя любовь засияет снова во всем своем блеске”. Мы отказываемся быть несправедливо повергнутыми в темноту так же, как отказываемся быть незаслуженно вознесенными; мы уравновешиваем одно переживание другим, удаляя жало настоящего страдания воспоминанием прошлых радостей и предвкушением грядущих. В радости мы учимся вспоминать горе, в горе же вспоминать радость до тех пор, пока ни то, ни другое не смогут взволновать непоколебимую твердость нашей души.

Таким образом мы начинаем подниматься над низшими степенями сознания, при которых нас кидает из одной крайности в другую, и достигаем равновесия, называемого йогой (yoga), которое делает нам доступной науку души. Тогда существование закона становится для нас убеждением, а не теорией, и постепенно мы начинаем узнавать нечто о мире божественной Сути.

Для нас очень важно понять, что наше отношение к периодам внутреннего мрака и оцепенения является наиболее верным испытанием степени нашего духовного развития. “Кто из людей мира сего не принял бы охотнее радостей и утешений духовных, если бы мог иметь их всегда? Потому что духовные утешения превосходят все удовольствия мира и все плотские наслаждения.... Но такими божественными утешениями никто не может пользоваться по своему произволению, потому что искушение не надолго оставляет нас... Не наемники ли все, которые ищут только утешения? Где найти человека, который бы хотел служить Богу безвозмездно? Трудно встретить человека столь духовного, чтобы он отказался от всего.” (Книга II, X, 1, XI, 3,4).

Эти тончайшие зародыши эгоизма остаются долго в жизни ученика, хотя и принимают в своем развитии подобие добродетелей и скрывают змею желания под прекрасным цветком благотворительности или богопочитания.

Действительно, редки те, которые служат даром, которые уничтожили желание с корнем, а не обрезали просто-напросто ветви, поднимающиеся над почвой. Многие из вкусивших утонченные радости духовных переживаний находят в них вознаграждения за покинутые грубые удовольствия, и когда горькое испытание в виде духовного мрака встает на их пути и они входят в этот мрак без друзей, и по видимому в одиночестве, тогда в этом горьком и унизительном уроке разочарования они познают, что все время служили своему идеалу ради вознаграждения, а не ради любви. Тем лучше для нас, если мы можем быть такими же счастливыми во мраке, как и в свете, благодаря непоколебимой вере в Пламя, для нас еще невидимое, но вечно пылающее внутри нас в тот свет, отделиться от которого мы никогда не можем, так как в действительности это и есть наше истинное “я”. Надо все потерять во Времени, чтобы приобрести сокровища Вечности; только тогда, когда стремление жить покидает нас, перед нами является Видение истинной жизни.

Другое препятствие, затрудняющее и приводящее в отчаяние ищущего, заключается в непрошеном появлении мыслей и желаний, несовместимых с его жизнью и стремлениями. Когда бы ему ни хотелось созерцать то, что свято, его охватывают нечистые мысли; когда бы ему хотелось видеть сияющий лик Богочеловека, на него косится маска сатира. Откуда является эта окружающая его толпа ужасных образов? Откуда эти демонские нашептывания в его ушах? Эти вещи наполняют его ужасом и отвращением и в то же время кажутся вполне ему принадлежащими. Возможно ли в самом деле, чтобы он был отцом этой презренной стаи? Еще раз знание действительной причины может устранить ядовитые последствия и освободить нас от бессилия, которым мы обязаны нашему незнанию. Теософия учит, что жизнь воплощается в формах и что жизненная энергия из ментальной материи образует формы мысли.

Вибрации, воздействующие на “тело мысли”, определяют собой материалы, которые входят в его состав, а материалы эти постоянно изменяются соответственно с изменениями вибраций. Если сознание перестало работать определенным образом, то материалы, соответствующие этой прежней работе, прекращают мало-помалу свою деятельность и становятся в конце концов изношенной материей, от которой “тело мысли” освобождается. Однако, известное число ступеней заключается между полной деятельностью материи, которая непрестанно отвечает на побуждения ума, и ее окончательным оцепенением, когда она уже готова к удалению из “тела мысли”. До тех пор, пока не будет достигнута последняя ступень, материя эта способна вернуться к деятельности под влиянием внутренних или внешних побуждений разума, и долго спустя после того, как человек, пройдя соответственную степень, уже перестал снабжать ее энергией, она может прийти в деятельное колебание, может быть вызвана в виде живой мысли чисто внешним влиянием, например: человек достиг того, что очистил свои мысли от всякой чувственности; ум его не порождает более нечистых представлений и не находит удовольствия в созерцании нечистых образов. Грубая материя, которая “в теле мыслей” и в теле астральном вибрирует при подобных побуждениях, больше им не оживляется, и созданные им прежде формы-мысли находятся на пути к умиранию, если они уже не умерли. Но вот человек встречается с кем-нибудь, в ком все это еще в полной деятельности, тогда вибрации, посылаемые этим вторым лицом, оживляют его собственные формы-мысли, снабжают их временной и искусственной жизнью и заставляют их снова выплывать так, как будто они его настоящие мысли, дети его собственного духа, и он не знает, что это лишь трупы его прошлого, оживленные дурным волшебством нечистого прикосновения. Самый контраст, который они представляют с его очищенным духом, увеличивает мучительность их присутствия так же, как если бы привязать труп к живому человеку. Но когда он узнает их истинную природу, они потеряют силу мучить его. Тогда он может спокойно смотреть на них, как на остатки своего прошлого, и таким образом они перестанут отравлять его настоящее. Он знает, что жизнь в них чужая, что она исходит не от него, и он может “ждать терпеливо и доверчиво” того часа, когда они перестанут его тревожить.

Иногда, в тех случаях, когда кто-нибудь очень быстро продвигается вперед по пути духовного прогресса, это временное оживление вызывается нарочно теми, кто старается замедлить эволюцию, - теми, кто вооружается против Благого Закона. Эти существа могут послать форму-мысль с тем расчетом, чтобы она возбудила к призрачной деятельности умирающие тени, с определенной целью помешать вступающему на путь даже тогда, когда он стоит уже вне искушений с этой стороны. Опять затруднение исчезает, когда известно, что эти мысли получают свою энергию извне, а не изнутри, когда человек может сказать спокойно всей этой группе мучительных элементов: “Вы не мои, вы не составляете части меня; ваша жизнь не от моей мысли. Еще немного и вы умрете без всякой возможности воскресения, а пока вы лишь призраки, тени, которые когда-то были моими врагами”.

Другим обильным источником огорчений служит великий маг, великий властелин иллюзий - время. Оно внушает нам чувство поспешности и беспокойства, скрывая единство нашей жизни завесами рождений и смертей.

Ищущий пути восклицает нетерпеливо: “Чего же я могу достигнуть, какой прогресс осуществить в моей настоящей жизни? Ответ тот, что “настоящей жизни” не существует; есть только одна жизнь - прошедшая и будущая с постоянно меняющимся моментом, который служит точкой их соприкосновения; с одной стороны мы видим прошлое, с другой - будущее; само же настоящее так же невидимо, как та частица земли, на которой мы стоим. Существует только одна жизнь без начала и конца, без возраста, без времени, а те произвольные деления, которые мы ей придаем, глядя на повторяющиеся факты рождений и смертей, нас лишь обманывают и приносят нам лишь разочарование.

Вот некоторые из ловушек, которые расставляет низшая природа высшему “Я”, так как ей очень бы хотелось насильно задержать полет крылатого Бессмертного, который стремится удалиться от ее тенистых путей. Эта райская птица так прекрасна, когда ее перья начинают расти, что все силы природы обожают ее и расставляют ловушки, чтобы ее захватить; из всех ловушек иллюзия времени самая утонченная.

Особенно сильно чувствуется этот упадок духа перед властью времени в тех случаях, когда проблеск истины является уже на закате нашей физической жизни. “Я слишком стар, чтобы начинать; если бы я только знал все это в молодости!” Таково излюбленное восклицание. Между тем ведь дорога одна так же, как едина жизнь, и подвигаться в жизни можно только этой одной дорогой. Какое же тогда значение имеет то, сделали ли мы один из переходов по этой дороге именно в одну определенную часть нашей жизни? Если лицам А и Б суждено через два года в первую раз увидеть истинную суть вещей, то не все ли равно, что А тогда будет 70 лет, в то время как Б будет 20? А снова вернется и снова возьмется за свою работу, тогда как Б начнет уже стариться, и каждый из них еще много раз пройдет через земное телесное детство, молодость и старость, пока будет подвигаться по высшим ступеням жизненного пути. Старик, начинающий, как мы выражаемся, “поздно в жизни” постигать истины Древней Мудрости, вместо того, чтобы жаловаться на свой возраст и повторять: “как мало могу я сделать в короткое время, которое мне остается!”, должен бы сказать: “Какое твердое основание могу я положить для моего будущего воплощения благодаря этому знакомству с истиной". Мы только тогда рабы времени, когда сами склоняемся перед его тиранией и позволяем ему закрывать нам глаза повязками рождения и смерти. Мы всегда остаемся сами собой и можем смело идти вперед сквозь все отблески и тени, отбрасываемые его волшебным фонарем на жизнь, которую он все же не может состарить. Для чего боги изображаются вечно юными, если не для напоминания нам, что Время не имеет власти над истинной жизнью? Мы заимствуем часть силы и спокойствия Вечности, когда стремимся жить в ней, избегая сетей великого волшебника.

Еще не одно препятствие явится на пути, ведущем вверх, когда ищущий начнет свой подъем, но твердая воля и преданное Богу сердце, просветленные мудростью, в конце концов победят все и приведут к высшей цели. В доверии к закону заключается одна из тайн внутреннего мира; надо доверяться ему во всякое время и особенно тогда, когда наступает мрак. Жаждущая душа не может не подняться; любящее сердце не может быть покинуто. Препятствия существуют лишь для того, чтобы мы их побеждали и таким образом увеличивали свою силу: только те могут спасать мир, кто страдал и любил.

ПРИЛОЖЕНИЕ 7

АННИ БЕЗАНТ

"Совершенный человек"