Соотношение разрядов импульсов

В биологической природе инстинктивных импульсов можно не сомневаться. Как желание долго жить, так и тяга к воссозданию себя через потомство – биологический признак, свойственный человеку как виду. Но если так, то его величина (в смысле воздействия на поступки особи) должна быть стабильна. Это значит, что тяга человека к жизни у всех людей, живущих, живших и имеющих жить, в каждом отдельном случае одна и та же. На первый взгляд это противоречит наблюдаемой действительности.

В самом деле, есть сколько угодно людей, не ценящих жизнь настолько, что они идут добровольно на войну; бывают случаи самоубийства; родители сплошь и рядом бросают детей на произвол судьбы, а иной раз и убивают. И это наряду с дезертирами, уклоняющимися от войны; с теми, кто ради спасения жизни терпит всевозможные оскорбления, унижения и даже рабское состояние; родителями, отдающими жизнь за детей, часто недостойных и неблагодарных. Огромный разброс данных!

Не напоминает ли это мнение древних о том, что тяжелые тела падают быстрее легких? Только опыт Галилея доказал, что сила тяжести равно действует на пушинку и чугунное ядро, а разница в скорости падения зависит от постороннего явления – сопротивления воздушной среды. То же самое имеет место в проблеме, занимающей наше внимание.

На рисунке на той же линии лежит обратный импульс пассионарности. При алгебраическом сложении он погашает ту или иную часть положительной абсциссы, а иногда даже всю. Величина импульса «Р» (пассионарного напряжения) может быть меньше импульса инстинкта (величина, которую удобно принять за единицу), равна ему и больше его. Только в последнем случае мы называем человека пассионарием.

При равенстве величин – идеально гармоническая личность, что-то вроде Андрея Болконского. Я беру в качестве примера такого литературного героя, который все выполняет очень хорошо. Он и прекрасный полковник, и заботливый помещик, хранитель своей дворянской чести, верный муж своей первой жены, верный жених своей новой невесты. Абсолютно гармоническая личность, причем и работает он хорошо – не за страх, а за совесть, но ничего лишнего он не сделает; это вам не Наполеон, который так же, как и Александр Македонский, неизвестно для чего завоевывал страну за страной и даже такие страны, которые он явно не мог удержать, например Испанию или Россию.

Наполеон бросал людей на смерть ради иллюзии, ради славы Франции, как он говорил, а по существу – ради собственного властолюбия. Андрей Болконский ничего такого не сделает. Он хороший человек, у него все приведено в ажур, он делает только то, что надо, и делает хорошо; достойный уважения человек.

Но есть еще и субпассионарии, у которых пассионарность меньше, чем импульс инстинкта. Для иллюстрации опять-таки приведу литературные образы, всем хорошо известные, – это герои Чехова. У них как будто все хорошо, а чего-то все-таки не хватает: порядочный, образованный человек, учитель, но... «в футляре»; хороший врач, много работает, но... «Ионыч». И самому ему скучно, чеховскому герою, и кругом него всем скучно. Все чеховские персонажи, или почти все, которых я помню, – это образы субпассионарные. У них тоже есть кое-какие пассионарные замыслы. И такие герои мечтают... выиграть, например, у соседа партию в шахматы, это удовлетворяет их тщеславие.

Наличие субпассионариев для этноса так же важно, как и наличие пассионариев, потому что они составляют известную часть этнической системы. Если их становится очень много, то они начинают резко тормозить своих духовных и политических вождей, твердя им: «Что вы, что вы, как бы чего не вышло». С такими людьми совершенно невозможно предпринять какую-нибудь крупную акцию. Об акции агрессивного характера здесь уже и говорить нечего, также и оборонительного; эти люди и защищать-то себя не могут.

Впрочем, и субпассионарии – разные. Доза пассионарности может быть столь мала, что не погашает даже самых простых инстинктов и рефлексов: вот, хочется человеку выпить, а у него только рубль, он бежит и скидывается «на троих», чтобы только выпить, а этот рубль у него последний, и дадут-то ему выпить чуть-чуть, и, в общем, это его не удовлетворяет, но, поскольку сложился привычный условный рефлекс, его тянет к выпивке, и он забывает обо всем. Таковы босяки из ранних рассказов А.М. Горького. Еще ниже – кретины и дегенераты.

А если пассионарное напряжение выше инстинктивного? Тогда точка, обозначающая психологический статус особи, сместится на отрицательную ветвь абсциссы. Здесь будут находиться конкистадоры и землепроходцы, поэты и ересиархи и, наконец, инициативные фигуры вроде Цезаря и Наполеона. Как правило, их очень немного, но их энергия позволяет им развивать бешеную деятельность, фиксируемую везде, где есть историческая литература – письменная или устная. Сравнительное изучение кучности событий дает первое приближение определения величины пассионарного напряжения. Ту же последовательность мы наблюдаем в сознательных импульсах, отложенных на ординате. «Разумный эгоизм», то есть принцип «все для меня», имеет в лимите стабильную величину. Но он умеряется аттрактивностью, которая либо меньше единицы (за которую мы принимаем импульс себялюбия), либо равна ей, либо больше ее. В последнем случае мы наблюдаем жертвенных ученых, художников, бросающих карьеру ради искусства, правдолюбцев, отстаивающих справедливость с риском для жизни: короче говоря – тип Дон Кихота в разных концентрациях. Значит, реальное поведение особи, которое мы имеем возможность наблюдать, складывается из двух постоянных положительных величин (инстинктивность и «разумный эгоизм») и двух переменных отрицательных (пассионарность и аттрактивность). Следовательно, только последние определяют наблюдаемое в действительности разнообразие поведенческих категорий.