Глава 20. Длинные языки пламени вырывались из окон и дверей двухэтажного дома

Длинные языки пламени вырывались из окон и дверей двухэтажного дома. Пожар бушевал минут десять, не больше, но и за это короткое время он успел сожрать все, кроме остова здания, – сейчас тот напоминал скелет, обглоданный стаей шакалов. Близ охваченного огнем дома было светло как днем. Исав видел солдат в красных мундирах – они подожгли дом и теперь любовались делом своих рук. Видел семью, выброшенную на улицу: мать, двое мальчиков и три девочки сгрудились под деревом. Видел поднятое к небу, мокрое от слез лицо женщины; сквозь рев пожара до него доносились ее мольбы, обращенные к Богу. Видел прижавшихся к ней детей – на их лицах застыли ужас и ненависть. Видел в резком свете пожара красные рукава своего мундира… английского мундира.

Надев красный мундир, Исав испытал гордость. Этим он словно бы подтвердил правильность своего решения – решения, которое следовало принять много лет назад. Служба в континентальной армии была ошибкой. Ею же была его детская вера в то, что Мерси убежит с ним в Англию. А еще он совершил ошибку, когда отрекся от собственных убеждений и позволил семье управлять его судьбой. Но теперь это в прошлом. Началась новая жизнь.

Безусловно, красный мундир – явление временное. Исав намеревался изменить судьбу семьи Морган, перебравшись в Англию. А пока надо завершить начатое. Генерал Арнольд должен перейти к англичанам. Едва это свершится, Исав отправится на новую родину. Во время последней встречи Арнольд предложил Исаву и в британской армии быть его адъютантом. Молодой человек промолчал, однако про себя решил отклонить это предложение – ему не терпелось покинуть Новый Свет.

Эйфория от смены мундира прошла быстро – Исав столкнулся с реальностью. Генерал Клинтон относился к лоялистам с подозрением. Ведь он не знал наверняка, кто из них предан королю, а кто только изображает преданность. Из лоялистов – их не подпускали к регулярным войскам – формировали небольшие карательные отряды. Исав попал в один из них. Отряд этот состоял из семи человек и носил название «Кровавые скауты».

Карательные отряды были плохо организованы и действовали бессистемно. Они ходили по домам, проверяя, лояльны ли королю живущие в них люди. Тех, кто сочувствовал мятежникам, грабили; кроме того, могли сжечь дом. Случалось карателям предавать огню и дома единомышленников – если те не могли с ходу доказать верность короне.

Исав ненавидел свое новое занятие, презирал «Кровавых скаутов», особенно их главаря, вирджинца Джеда Оделла. До начала военных действий этот седоватый, косоглазый бородач, обладатель мощной грудной клетки не вылезал из тюрем. В регулярные войска его, человека асоциального и аморального, никто бы не взял, а вот для карательного отряда он подходил как нельзя лучше. К англичанам Оделл присоединился не по политическим убеждениям – просто хотел грабить безнаказанно. И в этом, надо сказать, он преуспел. «Кровавые скауты» обыскивали куда больше домов, чем остальные каратели. Исав отказывался считать это заслугой. Если бы переговоры майора Андре с генералом Арнольдом о передаче Вест‑Пойнта не шли полным ходом, он покинул бы не только «Кровавых скаутов», но и королевские войска.

Жизнь Исава в Нью‑Йорке состояла из контрастов. Если он не сидел у костра с бандой грязных, крикливых негодяев, занимавшихся с утра до вечера грабежами, то посещал с Джоном Андре выставки, которые удостаивал своим вниманием высший свет города. Только время, проведенное с Андре, делало жизнь Исава сносной. Этот человек стал для него тем, чем никогда не был Джейкоб, – братом.

Окружающие любили Андре. А тот, кто не любил, – ему завидовал. Люди этого толка считали майора пустоголовым фигляром, которому доверяют больше, чем он того заслуживает. Им казалось, что своей карьерой он обязан генералу Клинтону, относившемуся к нему с искренним расположением. Как‑то раз Андре признался Исаву, что подобные колкости его задевают. Но он не желал копить обиды.

– Сиди!

Исав потер затылок.

– Я сижу без движения уже целую вечность. Тело затекло. Если не пошевелюсь – навсегда застыну в этой позе!

Молодой человек сидел у окна на табуретке – одна из комнат в нью‑йоркском доме Андре была превращена в студию. Хозяин студии стоял за мольбертом., к которому был приколот лист бумаги.

– Тебе говорили, что у тебя мощный нос? – спросил Андре, перебегая взглядом с лица друга на лист бумаги.

– Вроде нет. Отец любил говорить, что у меня крепкая голова.

Андре засмеялся, а потом жалобно протянул:

– Ну, посмотри, что ты наделал! Из‑за тебя я все испортил! – И, сморщив нос, сосредоточенно принялся исправлять рисунок.

Исав встал.

– Больше не могу.

– Вот почему я не рисую мужчин! – воскликнул Андре. – Они неусидчивы.

– Позволь взглянуть.

Андре быстро перевернул рисунок и положил на него руку.

– Только когда будет готов. Сядь.

Исав со стоном повертел головой.

– Долго еще?

– Не ной. Вот‑вот закончу.

Исав снова опустился на табуретку и принял нужную позу.

– Знаешь, я кое о чем подумал, – сказал Андре.

– Ты можешь рисовать и думать одновременно?

– Ах, так! Хорошо же, я сотру твои волосы.

Исав застонал.

Через несколько минут Андре вновь заговорил:

– Так вот… это очень похоже на шекспировскую драму… Ты хоть понимаешь, до какой степени переплелись наши судьбы?

– Ты о чем?

– Где‑то лет пять назад наши с тобой жизни начали сближаться… Они словно бы устремились друг к другу – и вот наконец мы встретились.

– Это как?

– К примеру, в начале войны мы оба были в Канаде. Ты – с Арнольдом в Квебеке, я – в Чамбли.

Исав с изумлением повернулся к другу.

– Я не знал.

– Ближе к свету, – велел ему Андре, а потом продолжил: – Я находился в Чамбли – моя часть сдалась Монтгомери.

– Ты был в плену?

– В Пенсильвании, четырнадцать месяцев. Я уже думал, застряну там до конца войны. Так и буду рисовать природу и квакеров. Нас обменяли в декабре 1876‑го на пленных американцев. А потом меня направили в Филадельфию.

– Где ты организовывал самый грандиозный праздник всех времен и народов.

Андре широко улыбнулся.

– В Филадельфии живут самые красивые женщины Америки.

– И, насколько мне известно, на одной из них ты чуть не женился.

– На двух.

– На двух? Ну ты и плут!

– Я же говорил: в Филадельфии живут самые красивые женщины! Взять хотя бы Пегги Шиппен, нынешнюю миссис Пегги Арнольд. Вообрази: она выбрала генерала. А еще была Пегги Чу.

– Еще одна Пегги!

Андре пожал плечами.

– Видимо, у меня слабость к юным особам по имени Пегги. А может, это просто удобно: волочишься за двумя девушками одновременно и не путаешься в именах!

Исав попытался вернуть друга к предыдущей теме:

– Выходит, я приехал в Филадельфию тотчас после твоего отъезда.

– А знаешь, о чем это говорит? Наши жизни переплелись. А потом это дело с Арнольдом…

– Когда он сдаст Вест‑Пойнт?

Андре нанес последний штрих на рисунок.

– Он желает встретиться. С глазу на глаз.

Брови Исава взметнулись вверх.

– Неужели? Зачем?

– Хочет убедиться в серьезности наших намерений. Это нормально. Мы хотим того же.

– Иными словами, ты собираешься с ним встретиться?

– Мы собираемся.

– Мы? Хочешь сказать – ты и я?

– Готово! – Андре повернул рисунок к Исаву.

– Похоже на моего брата.

– Ну конечно! Вы же близнецы.

– Нет, я серьезно… – Исав провел пальцем по рисунку. – Глаза другие, ближе посажены, более серьезные. Это мой брат. И когда у нас встреча с Арнольдом?

– Ты часто вспоминаешь брата?

– Изредка.

– Как, по‑твоему, он отреагирует на то, что ты стал перебежчиком?

Исав недовольно фыркнул.

– Решит, что был прав. Для него я давно предатель.

– Тебя это беспокоит?

Не так, как раньше. Сейчас весь народ вовлечен в тот же спор, что когда‑то вели с ним мы. Меня тревожит другое: с семьей – отцом, матерью, Мерси – остался он.

Андре внимательно глянул на рисунок.

– Хочешь, чтобы я его порвал?

– Нет. Просто подправь глаза… может, кончик носа. Подбородок чуть‑чуть иной, волосы не похожи… – ответил Исав, а потом еще раз спросил: – Ну и когда состоится встреча с Арнольдом?

– Скоро. Возможно, на следующей неделе или через неделю. Насколько я понимаю, он уже созрел для сдачи Вест‑Пойнта. Но если хочешь, могу с этим повременить – я ведь знаю, как тебе нравится компания мистера Оделла.

– Следи за языком, иначе следующим домом, куда мы с ним нагрянем, будет твой.

Исав, как всегда, держался сзади. Дом, к которому подъехали «Кровавые скауты», впечатлял своими размерами. Три этажа, белые стены, зеленые ставни. «В этом доме, – объяснил Оделл, – есть чем поживиться, да и работа нам предстоит простая и приятная». Исав не знал, что сие означает. В любом случае от Оделла хорошего ждать не приходилось.

Каратели спешиваться не стали, просто вскинули мушкеты. Лишь Оделл соскочил с лошади и направился к дверям, громко требуя, чтобы обитатели дома вышли во двор для допроса. Он немного отступил назад и навел оружие на дверь.

Тишина.

Одел, возвысив голос, повторил свое требование, а затем пригрозил сжечь дом. Парадная дверь со скрипом приоткрылась и наружу высунулась голова молодой негритянки. Глаза девушки были расширены от ужаса.

– Не убивайте меня, сэр! – зачастила она. – Прошу, не убивайте!

– Я сдеру с тебя кожу и сожгу заживо, если ты сию секунду не выйдешь! – рявкнул Оделл.

Девушка вышла из дома неохотно, делая крошечные шажки; ступив на крыльцо, она привалилась спиной к двери и испуганно стиснула руки. На ней был белый передник, волосы прикрывал платок.

– Насколько я знаю, в этом доме живут трое: ты, слуга‑негр и ваша хозяйка. Верно?

Девушка не ответила. По ее телу пробежала крупная дрожь.

– Отвечай! – взвизгнул Оделл.

– Не понимаю, какое вам до этого дело! – прозвучал внезапно чей‑то голос. С левой стороны дома, нацелив на Оделла мушкет, стояла светловолосая женщина.

Поняв, что на нее больше не смотрят, негритянка шмыгнула в дом. Дверь захлопнулась, стукнул засов. Оделл хмуро глянул на дверь, потом повернулся к светловолосой женщине. Его заросшее щетиной лицо расплылось в плотоядной улыбке.

– Ай‑ай‑ай, – протянул он. – Мне говорили, что вы красавица. Но я и не подозревал какая.

Первый раз в жизни Исав готов был с ним согласиться. Даже с мушкетом в руке эта женщина выглядела бесподобно. Белокожая, тоненькая. Светлые волосы забраны в высокую прическу, на висках и у шеи – вьющиеся пряди. На ней тоже был передник, но тяжелый, как у мастерового.

– Говорите, кто вы такие или убирайтесь с моего двора.

– Не нужно целиться в меня, дорогуша, – протянул Оделл медовым голосом. – Договоримся без мушкета. – Он сделал несколько шагов в сторону женщины. Та навела на него дуло. Ее палец лежал на спусковом крючке.

– Повторяю еще раз: говорите, кто вы такие, или убирайтесь!

Оделл остановился. Оглянулся на своих людей, потом бегло взглянул на женщину.

– Осторожнее, крошка. Стоит мне рот открыть – и вы покойница.

Он, конечно, блефовал. Никто из карателей даже не пошевелился. Эти люди были грязными, грубыми и корыстными, но они никогда бы не выстрелили в женщину.

– Исаак! – тем временем громко крикнула она.

– Я здесь, мэм.

В одном из верхних окон появился негр; его мушкет был наведен на Оделла.

– Одно движение, и Исаак снесет вам голову, – сурово произнесла женщина.

Исав улыбнулся. Эта женщина ему нравилась. Она все время обыгрывала Оделла. Тем не менее силы были неравны. Если вирджинец даст приказ рассредоточиться, ей придется туго. Надо что‑то делать. Исав спешился и с мушкетом в руках шагнул вперед.

– Послушайте, леди. – Теперь Оделл пытался говорить убедительно. Исав знал: его начальник просто тянет время. – Мы должны удостовериться, что обитатели этого дома верны королю и короне. Если вы убедите меня в этом, я уведу людей.

– И как мне это сделать?

– Для начала позвольте войти в дом. Сядем, поговорим. Я человек рассудительный.

– Мой покойный муж – полковник Чарлз Маттесон. Он был гренадером его величества. И его семья, и родственники с моей стороны лоялисты. Вы удовлетворены?

Оделл всем своим видом дал ей понять, что он бы и рад поверить, да не может. С минуту он моргал с деланным недоумением. При этом его косой глаз злобно посверкивал.

– Это свидетельствует о благонадежности вашего покойного мужа, мадам… Увы, я должен удостовериться в вашей преданности королю.

Женщина нахмурилась: ей не понравилось, что Оделл так хорошо осведомлен о ее личной жизни.

– Полковника Чарлза Маттесона убили, когда он возвращался из Лексингтона. Мой муж погиб за корону. Какие еще доказательства нужны?

– Я удовлетворен, – подал голос Исав. – А как остальные? – Молодой человек обернулся к карателям.

Они тупо смотрели на него.

– Женщина потеряла мужа! – возвысил голос Исав. – Этого достаточно для доказательства верности королю, разве нет?

На этот раз кое‑кто из карателей кивнул.

– Заткнись, Морган! Здесь распоряжаюсь я! – Глаза Оделла сверкали бешенством.

Он повернулся к женщине.

– Если вы сторонница короля, вы не станете возражать против того, чтобы я зашел в дом. Вам ведь нечего прятать?

Этого человека нельзя пускать в дом. Как только он туда войдет, его не остановишь. Ему не впервой грабить и сжигать дома лоялистов. Потом, как правило, следует официальное извинение – мол, в военное время нельзя избежать ошибок. Но деньги за потерянную собственность еще никому не выплачивали. А ведь Оделлу случалось и убивать. Исав огляделся. Ожидая приказа, каратели замерли в напряженных позах. Исав посмотрел на женщину. Она выглядела все такой же решительной, спокойной и красивой. Мушкет чернокожего слуги был по‑прежнему наведен на… Господи, что здесь происходит? Исав увидел, как ствол мушкета начал сгибаться! Однако негр быстро его выпрямил.

– Оделл, – возвысил голос Исав (он все еще не мог прийти в себя от увиденного). – Нет никаких сомнений: этот дом верен королю. Если вы посягнете на имущество этих людей, я добьюсь для вас наказания!

– Захлопни пасть, Морган! – Оделл потряс кулаком. – Здесь распоряжаюсь я.

– Нет. – Исав навел оружие на карателей и начал отступать к дому. – Мэм, держите этого мужчину на мушке. – Он указал на Оделла, потом посмотрел на женщину. Та ответила ему яростным взглядом. Она не доверяла Исаву. Но сейчас это было не так уж и важно. Молодой человек покосился на ее мушкет. Сердце его замерло. На полке не было пороха! На ударнике не было кремня! Его союзниками были негр, державший в руках странный мушкет, и женщина, чье оружие не могло выстрелить!

Молодой человек с трудом сглотнул и, прокашлявшись, обратился к карателям:

– Прошу вас покинуть этот двор. Это дом лоялистов. Мы солдаты, а не разбойники! Однако если вы решите остаться с Оделлом и продолжить это беззаконие, трое из вас – как минимум – получат пулю в лоб.

Чернокожий слуга понял Исава. Дуло его мушкета остановилось на груди одного из карателей. Исав посмотрел на оружие негра. «Хорошо. Ствол не согнулся».

– Оделл, – продолжил молодой человек, – ты умрешь первым. Ты же знаешь, как это бывает. На войне ошибки не редкость. – Глаза Оделла метались по сторонам. Видимо, он пытался думать, а это у него никогда не получалось.

– И погибнут не трое, – крикнула женщина. – Посмотрите наверх, джентльмены.

Каратели подняли глаза. То, что они увидели, им не понравилось. Еще из двух окон торчали мушкеты. Даже Исав не сразу их приметил, а ведь он стоял к дому намного ближе остальных. Ствол одного из мушкетов был кривоват, у другого – обломан. «Что здесь происходит?»

– Залезайте в седло, Оделл, – возвысил голос Исав. Он не хотел, чтобы вирджинец рассмотрел мушкеты. – Похоже, вы выбрали не тот дом. – С этими словами он знаком велел Оделлу сесть на лошадь.

– Поехали, Оделл, – сказал один из карателей. – Здесь нам нечего делать. – «Кровавые скауты» разворачивали лошадей.

Оделл остервенело почесал подбородок. Левый глаз вирджинца дергался.

– Ты потерял это место, Морган, – прошипел он. – Я навешу на тебя столько обвинений, что ты сгниешь в тюрьме.

С этими словами Оделл вскочил в седло и, послав Исаву презрительную ухмылку, дал шпоры коню. Остальные, взметнув за собой клубы пыли, поскакали следом.

Только после того как они скрылись из виду, Исав закрыл глаза и облегченно вздохнул.

– Я не могу обещать, что он…

Мушкет женщины был нацелен на молодого человека.

– Буду вам признательна, если вы покинете мой двор, – сурово сказала она.

Исав удивленно воззрился на нее.

– С чего такая неблагодарность?.. А если я откажусь?

– Я вас пристрелю, – холодно произнесла хозяйка дома.

– Да? И каким образом? Из какого оружия? Из вашего мушкета? Он без кремня. Или из мушкета, ствол которого почему‑то гнется? А может, из того кривого?

Женщина медленно опустила мушкет.

– Вам сильно повезло, что Оделл туп. Будь он поумнее, нам не жить!

Хозяйка дома взяла себя в руки. Она откинула с лица прядь волос и решительно шагнула к Исаву. Ее челюсти были сжаты, умные глаза сузились от гнева.

– Я не просила о помощи! – воскликнула она. – Я сама могу защитить свою собственность!

– Ну да, я это видел, – ответил Исав. – Прошу прощения, сударыня, что я спутал ваши планы. Но примите напоследок совет: пользуйтесь настоящим оружием, порохом и пулями!

– Вы закончили? Если да, покиньте мой дом! – Изящная ручка указала, в каком направлении ему следует двигаться.

– Больше всего на свете я хочу отсюда убраться, мэм.

Прежде чем сесть в седло, Исав проверил свой мушкет. Затем он дал коню шпоры и выехал на дорогу. И все же он не мог не оглянуться. Светловолосая женщина стояла подбоченившись у своего дома и смотрела ему вслед.

Исав отъехал недалеко: через несколько минуту в него выстрелили из‑за дерева. Пуля просвистела совсем близко от его лица. Молодой человек скатился с лошади и больно ударился о землю. Словно из‑под земли возле него выросли зловещие фигуры – это были каратели.

– Гляньте, парни, кто нам попался, – раздался злорадный голос Оделла. – Мы поймали горностая! Поднимите его.

Четыре пары рук схватили Исава и поставили его на ноги. Оделл приблизил свое лицо к лицу молодого человека. Один глаз вирджинца вперился в Исава, другой смотрел в сторону. Изо рта Оделла несло помоями.

– Вот что будет сказано в отчете, – проскрипел главарь «Красных скаутов». – Мы преследовали сторонника революции. Он был настроен воинственно, скажу больше – совсем рехнулся. В руке он держал вот это. – Оделл указал на здоровенный охотничий нож, который висел у него на поясе. – И тут появляется Исав Морган. Я кричу ему: «Не подходи к этому сумасшедшему!» Но разве Морган подчинится моему приказу? Конечно, нет! – Голос вирджинца окреп. Войдя в роль рассказчика, он помогал себе жестами и мимикой. – Бедный старина Исав попытался схватить безумца. Преступник бросается на несчастного и начинает безжалостно кромсать его ножом – ноги, руки, живот, лицо. Я кинулся на помощь. Но – увы! Поздно. Раненый Морган роняет свой мушкет… – Один из мужчин сунул Оделлу мушкет Исава. – Сумасшедший хватает его! Бах! Ой! Бедный, бедный Морган! Пуля разнесла ему череп! Какая жуткая смерть! Само собой, мы попытались задержать убийцу, но к тому времени, когда мы оправились от потери нашего бесценного Исава, он убежал слишком далеко!

Оделл злобно ухмыльнулся.

– Ну, что ты на это скажешь?

После падения Исаву все еще было тяжело дышать, поэтому он коротко бросил:

– Тебе не поверят.

– Поверят! – воскликнут Оделл. – Сам ведь знаешь: на войне и не такое случается. – А затем, отрывисто приказал: – Привяжите его к дереву.

Исава швырнули к дереву; он ударился спиной о ствол. У молодого человека перехватило дыхание. Согнувшись, он жадно ловил ртом воздух. Сильные руки мужчин прижали его к стволу. Оделл приблизился к Исаву с ножом в руке.

– Я намерен получить удовольствие, – криво усмехнулся он.

– Отставить! Что здесь происходит?

Стук копыт оповестил о приближении отряда. Впереди скакали офицеры, за ними маршировали солдаты.

– Что вы делаете с этим человеком? – резко спросил высокий офицер.

Левый глаз вирджинца задергался – на лице Оделла изобразилась усиленная работа мысли.

– Допрашиваю, сэр.

– С какой целью?

– Полагаю, он помогает врагам, сэр.

– Точнее.

– Сэр, он не подчинился моим приказам, помог бежать человеку, подозреваемому в измене. Я убежден: он был с ним в сговоре.

– Понятно.

– Это неправда! – выкрикнул Исав.

Оделл ударил его локтем в живот.

Это не понравилось лейтенанту.

– Пусть говорит! – приказал он.

– Ему нельзя верить, сэр. Он предатель!

– Это я решу сам.

Прежде чем заговорить, Исав с минуту приводил в порядок дыхание.

– Они хотят меня убить, лейтенант, – выдавил он наконец.

– Лживая собака! – завопил Оделл.

– Закройте рот. Пусть он договорит или я прикажу вас арестовать! – Лейтенант дал знак двум солдатам. Они сделали шаг вперед и повернули штыки в сторону Оделла.

Исав продолжил:

– Я действительно не подчинился его приказу.

– Ага! Что я вам говорил? – торжествующе взвыл Оделл.

– Но только потому, – продолжил Исав, – что он хотел ограбить достойную женщину. Он использует свою власть в корыстных целях… и еще удовольствия ради. Я не мог наблюдать со стороны за тем, как он рушит жизнь хороших людей.

– Вы всегда подвергаете сомнению приказы командира, солдат? – резко спросил лейтенант.

– Да постоянно, сэр! – влез Оделл.

– Сэр, та женщина ни в чем не виновата. Ее муж, полковник Маттесон, был гренадером.

– Маттесон? – Лейтенат вскинулся так, словно ему дали пощечину. А затем впился глазами в Оделла. – Белый дом с зелеными ставнями?

Вирджинец онемел. За него ответил Исав:

– Да.

Лейтенант спешился и шагнул к Оделлу.

– Да как вы смеете! – еле сдерживаясь, процедил он. – Миссис Абигайль Маттесон самая замечательная женщина из всех, кого я знаю! Она такой же предатель, как я. Я похож на предателя, солдат?

Оделла бросило в дрожь.

Лейтенант выкрикнул пять имен, одно за другим. Столько же солдат вышли из колонны и взяли в кольцо «Кровавых скаутов».

– Отвяжите этого человека! – приказал лейтенант, указав на Исава, а затем отчеканил: – Вы все находитесь под арестом. Если вы окажете сопротивление или попытаетесь сбежать, в вас будут стрелять!

– Сэр, – спросил Исав после того, как веревки упали к его ногам, – можно ли известить о моем аресте майора Андре?

И снова лейтенант среагировал на имя. Он приблизился к Исаву.

– Зачем?

– Мы с ним занимаемся одним делом. Он должен знать, где я нахожусь.

Лейтенант осмотрел Исава с ног до головы, прикидывая, что с ним делать.

– Можете сесть на свою лошадь, солдат.

Исав сидел, привалившись спиной к холодной каменной стене. «Да, это помещение не назовешь просторным», – сказал он сам себе и взглянул на свои вытянутые ноги – они занимали половину камеры. Было сыро, темно и холодно. В маленьком, находящемся под потолком окошке синел кусочек неба. В углу камеры стоял ночной горшок. Кроме него и деревянных нар, на которых в данную минуту расположился Исав, в помещении ничего не было. Нары были отшлифованы спинами заключенных – о занозах думать не приходилось. Молодого человека пробирала нервическая дрожь. История с Оделлом стала своеобразным примечанием к его новой, «английской» жизни.

До сих пор все, что случалось с ним на английской территории (исключая дружбу с Андре), причиняло ему моральные страдания. Когда он принимал решение о переходе к англичанам, новая жизнь ему виделась иной. «Но ведь, – говорил себе Исав, – я еще не в Англии. Там все будет по‑другому. Совсем по‑другому».

– Сэр, ваша няня знает, где вы находитесь?

Веселые глаза Джона Андре с любопытством взирали на друга через узкую дверную щель. Исав вскочил на ноги.

– Ты похож на узника, приговоренного к смерти.

Исав рассмеялся.

– Так уж на людей действует здешняя атмосфера. Ты пришел позлорадствовать или забрать меня отсюда?

Глаза Андре стали серьезными.

– Ты действительно не подчинился приказу командира?

Подошел тюремщик. Андре отступил в сторону. Зазвенели ключи. Щелкнул замок. Дверь распахнулась.

– Идем! Или ты решил здесь поселиться?

Дорогой Исав подробно рассказал другу о черных планах Оделла, о храбром поведении светловолосой красавицы и ее слуг, о согнутом мушкете, о мушкете без пороха и кремня. А еще о том, как его отблагодарили, о мести Оделла, о счастливом появлении сообразительного лейтенанта. Андре смеялся до слез.

И хотя Исав говорил о миссис Абигайль Маттесон очень скупо, всякий раз, когда он упоминал о ней, в его глазах вспыхивали искорки. Андре это заметил… и промолчал.