Глава 18. Бенедикт Арнольд вступил в переговоры с англичанами через майора Джона Андре[56], бывшего поклонника своей жены

Бенедикт Арнольд вступил в переговоры с англичанами через майора Джона Андре[56], бывшего поклонника своей жены. Пегги сдружилась с майором во времена оккупации. Если бы королевские войска задержались в Филадельфии, она вполне могла бы стать миссис Джон Андре.

Майор Андре был человеком светским, блестящим, галантным. Он писал стихи, рисовал, изготовлял приглашения на балы, делал эскизы платьев и причесок. Когда англичан изгнали из Филадельфии, не одна Пегги с грустью провожала этого очаровательного джентльмена.

Довольно быстро Пегги поняла, что враги ее мужа не собираются складывать оружие. Тогда она написала письмо Андре. В своем послании молодая женщина жаловалась на низость и неблагодарность американского народа. Андре, будучи офицером британской секретной службы, поспешил воспользоваться этой ситуацией. С разрешения генерала Клинтона он через Пегги вступил в переговоры с Арнольдом.

Для начала Арнольд потребовал, чтобы его жена отошла от этого дела. Тогда Андре предложил использовать курьера, но Арнольд хотел видеть в роли посредника проверенного человека. Это должен был быть человек, как и он сам, разочарованный, мечтающий перейти на сторону англичан, человек, который протоптал бы тропинку для них с Пегги. И генерал‑майор Арнольд подумал об Исаве Моргане.

– Джон Андерсон?

– Эндрю Мэтьюз?

Мужчины соблюдали осторожность. Оба спешились, оба вели за собою верховых лошадей на поводу. Небо заволокло тучами, лес был темным и опасным. Аил проливной дождь, из‑за его неумолчного шума приходилось громко кричать.

Исав с опаской вглядывался в ночной мрак: нет ли кого за спиной человека, именующего себя Джоном Андерсоном. Судя по всему, англичанин был один: он и сам напряженно прощупывал глазами темноту. При встрече они назвали вымышленные имена. Исав откликнулся на имя Эндрю Мэтьюз. Это имя носил первый Морган, обосновавшийся в Америке, фамилию Мэтьюз носила в девичестве его жена. Джон Андерсон был никем иным как Джоном Андре. Они встретились на востоке от Гудзона, у моста Пайн.

– Вы принесли письмо? – прокричал англичанин.

Исав сунул руку в дорожную сумку.

Но не успел он вытащить письмо, как раздался топот копыт и скрип подвод. Мужчины переглянулись, их лица исказила гримаса страха, каждый подумал, что его предали. Исав покачал головой. Это не его люди. Андре ответил тем же движением.

– Под мост! Живо! – скомандовал он.

Молодые люди нырнули под мост, их кони стояли неподалеку, в воде. Деревянный настил моста сотрясался от топота копыт, грохот стоял оглушительный. Над головами Андре и Исава проскакало не менее двадцати лошадей и проехало не менее шести подвод. Наконец наступила благословенная тишина. Они так и не разглядели, были это британские солдаты или американские.

Андре и Исав стояли совсем близко друг от друга.

– Не перебраться ли нам, – повернулся англичанин к Исаву, – в более удобное место? В четверти мили отсюда я приметил сарай. Рядом с ним – сожженный дотла дом. В сарае, похоже, никого нет. Мы можем спрятаться там от дождя и развести костер.

«Не ловушка ли это? – подумал Исав. – Впрочем, будь это ловушка, я бы уже в нее попался». Сделав такой вывод, он кивнул и последовал за Андре.

Между молодыми людьми весело потрескивал огонь. Близ костра сушилась мокрая одежда. Вглядываясь в сидящего против него человека, Исав мысленно соглашался с Пегги, что тот приятен и внешне, и в разговоре. Андре – ему не минуло еще и тридцати – был невелик ростом, темнобров, тонкогуб. Кроме того, природа наградила его большим, четко вылепленным носом и красивыми вьющимися волосами.

Молодые люди вспоминали роскошные филадельфийские гулянья. Андре с упоением рассказывал Исаву об одном из них, устроенном по случаю отъезда генерала Хоу. Длившееся сутки, оно было самым дорогим в истории города.

– Праздник начался с водного представления. – От избытка чувств Андре размахивал руками. – Дамы и кавалеры плыли по реке в красиво украшенных лодках, играл оркестр, развевались флаги. У Ореховой рощи все сошли на берег – там мы подготовили поле для рыцарского турнира. У нас имелось семь рыцарей Прекрасной Розы и семь рыцарей Горящей Горы. Они должны были сражаться друг с другом, облачившись в сверкающие доспехи. Само собой, бой был бескровным… Просто развлечение. И, представьте, повсюду – дамы в турецких костюмах!

Исава позабавило то, с каким увлечением его собеседник описывал праздник.

– После поединка были танцы, азартные игры, еда и напитки. Все помещения устроители обставили в современном стиле, лишь зал для азартных игр декорировали а‑ля Древний Египет. Вечерний банкет поражал великолепием – четыреста тридцать гостей! А потом мы снова танцевали, играли, пили. В четыре часа утра начался фейерверк! – Бурно жестикулируя, Андре попытался изобразить множество взрывающихся в небе огней. – Вот как, мой дорогой мистер Морган, следует жить: веселиться, радоваться, танцевать. – А не… – Он потянулся за своим мокрым мундиром. – Заниматься этой ужасной войной.

Исав прыснул.

– Так могла бы сказать одна моя знакомая. Большую часть времени она проводит на балах.

– Вы имеете в виду Мерси?

Исав не мог скрыть своего изумления.

– Я знаю о ней от Пегги, – поспешил объясниться Андре. – Она ее боготворит. Пегги рассказала мне и о вас с Мерси… немного, вряд ли ей много известно… Просто упомянула, что вы хотели бы других отношений.

В облике Андре, в его манере держаться сквозила такая сердечность, что Исав не только не смутился, но и сам вкратце изложил историю своих отношений с Мерси.

– У меня в жизни тоже была своя Мерси. – Лицо Андре омрачилось, а голос приобрел задумчивые нотки. – Ее звали Онора. Умом она не блистала, зато с лихвой компенсировала этот недостаток красотой. Я по ней с ума сходил! Писал любовные письма на нескольких листах, рисовал всякую ерунду на полях, сочинял сонеты! Мне помогала ее сестра, Анна, – она была полной противоположностью Оноры, умная, но некрасивая. Мы с ней переписывались, все думали, как завоевать сердце Оноры. Но прекрасную Онору интересовала только одна вещь, которой у меня как раз не было, – деньги. Не было у меня и перспектив их получить. А когда я заговаривал о том, чтобы отказаться от своей отвратительной работы…

– Вы работали на какого‑то коммерсанта?

– Мой отец был торговцем, а я вел его счета.

– И я! – воскликнул Исав.

– Как я это ненавидел! – продолжил задумчиво Андре. – Вечно рисовал картинки на полях счетных книг. Отца это приводило в ярость.

– Только в этом и отличие. Мне нравится вести счета и возиться с документами.

Андре пожал плечами.

– Каждому свое. А я люблю искусство: литературу, театр, живопись. Но за это мало платят… Так что Онора меня бросила. И я записался в армию. По мне, это куда увлекательнее, чем сидеть со счетами и накладными.

– Пегги показывала одну вашу работу. Наброски ее портрета. У вас неплохо получается.

Андре лишь повел плечами.

– Похоже на то, но в этом нет ничего выдающегося.

– Да, пока я не забыл… – спохватился Исав и потянулся за сумкой, в которой лежало письмо от Арнольда.

Андре его тотчас вскрыл.

– Оно зашифровано, – пояснил Исав.

– Разумная предосторожность.

Андре сложил письмо и стукнул им по своей ладони.

– Генерал требует, чтобы ему выложили за измену кругленькую сумму.

Видимо, это следовало из предыдущих писем Арнольда.

– Он состоятельный человек, – сказал Исав, – и он лишится всего, если перейдет на вашу сторону.

– Скорее всего, временно, – ответил Андре. – Как только мятеж подавят, он вернет свое состояние. Между тем Арнольд настаивает на очень серьезных суммах – похоже, он не верит в то, что мы совладаем с бунтовщиками.

– Я знаю Арнольда не первый год. Он агрессивен. Потому‑то он и стал хорошим генералом. Он выжмет из вас все, до последней капли, причем сделает это здесь и сейчас. И только после этого будет выстраивать свои действия.

– Верно подмечено, – улыбнулся англичанин. – А вы, Исав? Чего хотите вы?

– В моем положении просить не приходится. Я мелкая сошка, мне нечего предложить королю.

Андре сунул письмо в сумку.

– Нам приходилось иметь дело с куда менее информированными людьми, – возразил он, – и они без колебаний просили вознаграждения за свою верность королю Георгу. Так чего желает Исав Морган?

– Моя верность не продается, – ответил молодой человек. – Речь идет о моей доброй воле.

Однако Андре выжидающе молчал.

– Я всегда хотел одного: жить в мирной и спокойной стране – там, где я смогу заработать на достойную жизнь, создать семью, радоваться бытию. Когда я поехал учиться в Англию, мне думалось, что до счастья рукой подать. По возвращении я должен был жениться на Мерси, войти в семейное дело, жить в верной Англии семье, наблюдать за тем, как богатеет колония. Моя мечта оказалась химерой. Быть может, вернувшись в Англию, я сумею начать все сначала. Быть может, у меня получится зачать новую мечту. Хотя я уже и не молод.

– У вас душа поэта, Исав Морган. В этом мы схожи. К несчастью, люди нашего типа редко находят то, что ищут. Порой я сожалею, что не могу быть таким, как генерал Арнольд. Он хватает все, до чего может дотянуться, и не занимается пустыми мечтаниями. Когда война закончится, владеть миром будут такие, как он, а у нас с вами останутся только мечты.

И вот наконец Бенедикт Арнольд предстал перед судом. Он опровергал одно обвинение за другим, произносил пространные речи, иной раз голос его дрожал от ярости и возмущения. По трем из пяти пунктов обвинения он был оправдан. По четвертому пункту обвинения было признано, что он поступил не самым благоразумным образом; по пятому, наиболее незначительному, его признали виновным (с оговоркой – без злого умысла). Суд приговорил Арнольда к очень мягкому наказанию – выговору главнокомандующего. В своем письме Вашингтон не преминул упомянуть о безупречной службе Арнольда.

Но генерал не желал прощать. Его репутация серьезно пострадала. В самом факте выговора он усмотрел следующее: солдат беззащитен перед подлостью политиков. После суда Арнольд твердо решил карабкаться вверх по карьерной лестнице; причем он намеревался добиться своего во что бы то ни стало – если не в американской, то в английской армии. Арнольд вел переговоры не только с Джоном Андре, от Вашингтона он добивался перевода в действующую армию.

Всю зиму 1779‑го и весну 1780 года в американских войсках царило уныние. Порой это проявлялось в грубости солдат по отношению к офицерам, в открытой конфронтации и даже мятежах.

– В чем дело, Исав? Вы сегодня на редкость молчаливы.

Пегги положила вилку на тарелку и с большим вниманием взглянула на единственного гостя. Платье молодой женщины слегка помялось, под ним проступал животик. Пегги ждала ребенка.

Исав поднял глаза от тарелки и замер с открытым ртом – слова, которые он намеревался произнести, застряли у него в горле, так его ошеломила красота Пегги Шиппен Арнольд. Ему казалось, что он видит не миссис Арнольд, а юную Мерси Рид. Те же пленительные глаза. Свежая, белая кожа. Красиво очерченный рот.

– Хм… – Он снова уткнулся в тарелку. – Извините. Хм… Я в порядке. Возможно, немного устал после вчерашней поездки, вот и все.

– Андре передал с вами ответ? – спросил Арнольд, энергично жуя кусок индейки.

– Да, сэр. Письмо у меня в кармане.

Арнольд кивнул и наколол на вилку следующий кусок.

– Как он поживает? – спросила Пегги и, не дожидаясь ответа, воскликнула: – До чего же мне хочется его видеть! – а потом поинтересовалась: – Он не говорил, думает ли он обо мне?

Исав взглянул на генерала. Тот нахмурился, показывая, что он не одобряет поведения жены.

– У майора Андре самые наилучшие воспоминания о времени, проведенном в Филадельфии. – Ответ был дипломатичным. Исав надеялся, что миссис Арнольд угомонится и не станет сердить мужа.

– А говорил ли вам Андре…

– Расскажите мне, – перебил жену Арнольд (он по‑прежнему не отрывал глаз от тарелки), – об их позиции. Они согласились на мои требования?

Речь шла об очень щекотливом вопросе: Арнольд и англичане детально обговаривали денежную сторону сделки. Хотя Исав знал, что его начальник не лишен коммерческой жилки, до последнего времени ему не доводилось видеть, как Арнольд ведет денежные дела. Без сомнения, генерал обладал выдающимися военными способностями и неиссякаемой тягой к победе. По мнению Исава, именно эти качества помогли Арнольду стать великим человеком. Но когда он наблюдал за тем, как генерал торгуется и жалуется на то, что его недооценивают… В эти минуты Арнольд казался Исаву человеком мелочным и заурядным.

– Англичане полагают, что вы требуете слишком много, а даете слишком мало.

– Вы говорили Андре, что я могу сдать Вест‑Пойнт?

– Говорил.

– И что он на это ответил?

– Что вы не можете отдать то, чего у вас нет.

Арнольд швырнул салфетку на стол и вскочил со своего места.

– Он у меня будет. Вот увидите. После всего, что я сделал для этой страны… Генерал Вашингтон мой должник. Он отдаст мне Вест‑Пойнт.

– Да, сэр.

Исав надеялся, что Арнольд сменит тему разговора, но тому, по всей видимости, не понравилось кислое выражение его лица.

– Вы не одобряете мои действия?

Арнольд стоял во главе стола, подбоченившись. Пегги тоже смотрела на Исава во все глаза. Судя по их лицам, они оба с живейшим интересом ждали его ответа.

– Это не так, сэр, – сказал Исав. – Я привык доверять вашим стратегическим талантам.

Кажется, его слова прозвучали недостаточно убедительно. Арнольд выдвинул стул, стоявший рядом с Исавом, и уселся на него.

– Вы мое доверенное лицо, Исав. Вы поддержали меня, когда я был ранен, и очень помогли в сватовстве. А сейчас вы рискуете жизнью, пересекая линию фронта и доставляя письма Андре. И если вас что‑то беспокоит, я хочу об этом знать.

Исав неспешно поднял салфетку с колен и положил ее рядом с тарелкой. В эту минуту он лихорадочно подыскивал слова, которые могли бы верно передать его чувства; он не хотел, чтобы в его голосе прозвучали нотки осуждения, он должен быть учтивым с этим человеком – хозяином дома, генералом и другом.

– Что до меня, – начал он, – то я с давних пор хотел перебраться в Англию. Я всегда сохранял верность короне. Я пошел в континентальную армию по одной причине: мне казалось, что после того как колонии продемонстрируют силу, парламент сядет за стол переговоров. Более того, я не сомневался, что переговоры приведут к созданию американского парламента, который позволил бы нам осуществлять самоуправление. В то же время мы не потеряли бы связи с Англией. – Молодой человек грустно хмыкнул. – Из меня вышел дурной пророк.

– Никто не мог предвидеть, что страна изберет такой путь, – возразил Арнольд.

– Больше всего мне хотелось быть добрым англичанином, мирно жить в каком‑нибудь заштатном городишке с любящей женой, растить детей, наслаждаться искусством и светской жизнью – иными словами, получать удовольствие от того, сколь устойчива и удобна жизнь в Британской империи. – Голос молодого человека перешел почти в шепот. – И я обычно включал в свои планы Мерси. Но и здесь я ошибся.

В разговор вступила Пегги:

– Мне кажется, вы нарисовали чудесную картину, Исав. И я не сомневаюсь: вы встретите женщину, которая будет любить вас так, как вы заслуживаете.

Слова Пегги не принесли Исаву утешения.

– Во всяком случае, – продолжил он, – вести такой образ жизни в Америке я не смогу. Мое будущее связано с Англией. Я просто хочу туда перебраться. И не хочу никому при этом навредить.

– Иными словами, вы полагаете, что, сдав Вест‑Пойнт англичанам, я причиню людям зло?

– Это ваше решение, сэр. Я бы так не поступил.

К удивлению Исава, Арнольд не рассердился. Он сцепил руки и слегка подался вперед.

– С точки зрения военных и людских ресурсов Вест‑Пойнт не представляет интереса, – сказал он. – Но при этом он – ключ к реке Гудзон и всей прибрежной территории, особенно если принять во внимание предлагаемый Вашингтоном план. Овладев Вест‑Пойнтом, англичане получат стратегическое преимущество. Кроме того, когда станет известно, что я перешел на сторону врага, многие – смею предположить, десятки тысяч людей – потребуют, чтобы весь этот ужас прекратился. И тогда мы, зализав раны, сможем заняться серьезным делом – восстановить связи с нашими заокеанскими соотечественниками. А те из нас, кто пытался объединить нацию, получат почет и награду. Таким образом, Исав, я просто пытаюсь быстрее прекратить войну.

– Я на это надеюсь, сэр.

– И я, – ответствовал Арнольд.

Между тем Исав не мог не заметить, что генерал умолчал о деньгах, которые он должен был получить с англичан.

– События развиваются благоприятно для нас, – сказал Андре.

Исав был с ним согласен.

Молодые люди с удобством расположились в лесу, что рос неподалеку от Нью‑Йорка. Знойный летний день подходил к концу. Впрочем, здесь, под пологом леса, царила вечная прохлада.

– Капитуляция Чарлстона в мае – наш успех, – заметил Андре. – Теперь, когда войсками на юге командует Корнуоллис[57], нас ждут новые победы. А как обстоят дела в американской армии?

– Солдаты Вашингтона пребывают в унынии. В мае вспыхнул еще один мятеж.

Андре торжественно кивнул.

– А генерал Арнольд? Полагаю, он хочет еще денег.

– Об этом говорится в письме. Его цена возросла – теперь это двадцать тысяч фунтов.

Андре присвистнул.

– Думаете, Клинтон на это пойдет? – спросил Исав.

– Ему нужен Вест‑Пойнт. Он согласится.

Исав покачал головой.

– Но это целое состояние!

Андре подался вперед и обхватил колени руками.

– И это означает, что ваша миссия окончена. Когда вы перейдете линию фронта?

Исав пожал плечами.

– Скоро.

– А почему не сегодня? Вы можете остановиться в моем доме, пока не обзаведетесь собственным. Я буду рад вести с вами беседы в гостиной. А то у нас уже вошло в привычку разговаривать под мостом, в сарае, в глухом лесу, где даже белка с легкостью заблудится.

Исав улыбнулся. Предложение было заманчивым. В лице Джона Андре он приобрел друга.

– Я бы с удовольствием, но не могу, – ответил он. – У меня есть кое‑какие дела.

– Мне нужно знать об этом?

Исав отрицательно покачал головой.

– Это личное. Мне надо съездить в Бостон.

Когда Исав подъехал к дому, на Бикэн‑стрит не было видно ни одного экипажа. Стоял тихий теплый вечер. Фонари отбрасывали на булыжную мостовую неверные пятна света. Вдоль улицы ровными рядами выстроились деревья. К сияющим огнями особнякам вели аккуратные дорожки. После похода по Мэну Исав полюбил города. Но из всех улиц цивилизованного мира эта занимала особое место в его сердце. Здесь находился его дом.

Около особняка Морганов Исав придержал лошадь. Стоя в тени развесистого дерева, он некоторое время неотрывно смотрел на родительский дом. На молодого человека нахлынули воспоминания. Луна залила дом своим призрачным светом. Особняк стоял на вершине холма, с которого открывался великолепный вид на усыпанную огнями Бостонскую бухту. Этот дом был своего рода символом семьи Морган: приметный, прочный, указывающий на финансовое и социальное благополучие его хозяев. Исав коротко вздохнул и повернул лошадь назад. Он не собирался сию минуту уезжать из Бостона, но для того, что он задумал, парадный вход не годился.

Молодой человек бежал, прижимаясь к живой изгороди, росшей позади дома. Кусок дорожки и одна сторона кустов были ярко озарены луной; остальная часть сада тонула во мраке. Исав надеялся, что это поможет ему остаться незамеченным. Двигаясь меж кустов, он невольно отметил, что окно Энн не освещено. Зато в комнате Мерси горел свет. Исав замер: он мечтал взглянуть на нее хотя бы одним глазком. Но его надежды не оправдывались. Прождав несколько минут, он побежал дальше.

Двигаясь перебежками от тени к тени, он приближался к спальне Мерси. Прямо под ее окном – спальня располагалась на втором этаже – он попал в полосу лунного света. Каменная стена все еще хранила дневное тепло. Чуть дальше, из окна первого этажа, на траву падал квадрат света. Гостиная. Подле этого окна стояло кресло, в котором имела обыкновение сидеть с книгой мать. Исав, крадучись, двигался к центральному фасаду дома.

Внезапно с улицы донесся цокот копыт. Исав низко присел и вжался в стену. Ему удалось увидеть только шляпу кучера и верх экипажа – ведь дом стоял на холме. Молодой человек подождал, пока карета минует особняк Морганов, и метнулся вперед.

Окно гостиной было широко распахнуто. Исав приблизился к нему на цыпочках, напряженно вслушиваясь. Ни звука. Может быть, в комнате никого нет, а может, и есть. Лучше не гадать. Встав на четвереньки, Исав прополз под окном – ему показалось, что он слышит слабый вздох и шелест страниц. Затем он вскочил на ноги и помчался к парадному входу. С этой стороны окна гостиной выходили на Бостонскую бухту – они были огромными, двустворчатыми, в форме арки. Вид из них отрывался такой, что дух захватывало. Окна эти никогда не отворяли, шторы на них, как правило, были спущены. Исав решил, что через эти окна он сможет заглянуть в комнату. Молодой человек вновь встал на корточки и подобрался к просвету между шторами.

Энн Морган сидела в своем любимом кресле. Исав видел только ее спину – мать склонилась над лежавшей на столе Библией. Читая, она водила пальцем по строкам. Несмотря на приглушенный свет, Исав заметил, как сильно она постарела. В волосах появилось больше серебряных нитей, она ниже склоняла голову над книгой. По телу молодого человека пробежала дрожь: он подглядывает за собственной матерью! Сколько раз он видел ее на этом самом месте? Сколько раз отрывал ее от Библии и задавал тот или иной вопрос, что‑то просил, жаловался на Джейкоба? Символично, что он застал ее именно здесь – вполне может статься, что он видит ее последний раз в жизни.

Внезапно ему страстно захотелось войти в дом и попрощаться с матерью. Но он сдержался. Так будет лучше. Он уже все решил. Мать его не поймет. И попытается отговорить. Возможно, когда‑нибудь он сумеет ей объяснить, всем им объяснить. Но не сегодня.

– А я искала вас в вашей комнате. Хотя могла бы догадаться, что вы сидите здесь и читаете Библию. – В гостиную вошла Мерси.

При виде Мерси Исава захлестнула новая, еще более сильная эмоциональная волна. Он стиснул зубы, чтобы они не стучали. Сможет ли он когда‑нибудь смотреть на эту женщину спокойно? Его душа корчилась от мук.

Женщины перебросились несколькими фразами. Исав слышал каждое слово.

– Они вот‑вот будут готовы, – сказала Мерси. А затем попросила Энн напомнить ей об одеялах, которые надо отнести миссис Уикершем (как понял Исав, их собирались отправить массачусетским волонтерам). – Миссис Уикершем полагает, – продолжила между тем Мерси, – что одеяла получат только к зиме. Вы же знаете, как снабжается армия.

В комнату вошел еще один человек – высокий мужчина.

– Думаю, пора. Я готов.

Джейкоб!

Брат Исава уверенной походкой приблизился к Мерси и по‑хозяйски обнял ее за талию. Молодая женщина подняла голову и поцеловала мужа в подбородок. В эту минуту в гостиную вошел мальчик с каштановыми вихрами.

Что здесь делает Джейкоб? Добрые чувства Исава моментально испарились, их вытеснили ненависть, гнев и зависть.

Энн поднялась с кресла и раскрыла руки для объятия. Джейкоб нежно прижал к себе мать.

– Не забудь поблагодарить от меня генерала Вашингтона. С его стороны было очень любезно отпустить тебя на побывку.

– По его словам, это меньшее, что могла сделать армия для нашей семьи – ведь, сообщив о моей смерти, армейские крючкотворы заставили вас страдать.

Энн опять пожелала прижать к себе сына.

– Я благодарю Бога за то, что ты жив.

Пока они обнимали друг друга, Исав рискнул еще раз взглянуть на Мерси. Она стояла рядом с мужем и свекровью. В ее глазах блестели слезы. А мальчуган… мальчуган смотрел прямо на Исава!

Молодой человек быстро втянул голову в плечи. Сердце бешено забухало. Видел ли его мальчик?

– Джейб! Джейб!

Услышав детский голосок, Исав судорожно метнулся в сторону. Он пробежал по лужайке. Потом покатился по траве. Он катился и катился до тех пор, пока не уперся спиной в кусты. Густые ветви скрыли его полностью.

Молодой человек перевернулся на живот. Прямо перед ним раскинулась лужайка. Джейкоб и мальчик выглядывал из окна. Чтобы лучше видеть, брат приставил ладонь козырьком ко лбу и прижался к стеклу.

– Там никого нет, Во, – услышал Исав его голос. Джейкоб отвернулся от окна. – Думаю, ты увидел отражение.

С этими словами он ушел в глубь комнаты; мальчик продолжал вглядываться в темноту. Исав заполз еще глубже в кусты.

И тут с улицы вновь донесся топот копыт. На этот раз карета остановилась против дома Морганов. Кучер слез с козел и, прыгая сразу через две ступени, взбежал по лестнице. Из дома тотчас вышли Джейкоб, Мерси, Энн и мальчик. Маленькую процессию возглавлял кучер; он нес в руках сундучок. Мальчишка все время оглядывался.

У кареты Морганы начали прощаться. Кучер залез на козлы. Мальчику надоело вглядываться в темноту, и он нырнул в карету.

«Более удобного случая мне не представится», – решил Исав.

Пока Джейкоб объяснял женщинам, что карета доставит их до Роксбери, а дальше они с Бо поедут верхом, Исав выбрался из кустов и, пригнувшись, побежал к дому. Свернув за угол, он тотчас выпрямился и со всех ног припустил к входной двери.

В холле, как и почти во всем доме, было темно. Исав двигался ощупью. Под его воровскими шагами тихонько поскрипывали половицы. Он свернул за угол и увидел льющийся из гостиной свет. Молодой человек приблизился к кабинету отца и нырнул внутрь. Только затворив за собой дверь, он почувствовал себя в безопасности. Мало‑помалу его глаза привыкли к темноте.

Комната не изменилась. Со стены на молодого человека надменно взирал китайский император. Под неприязненным взглядом Цяньлуна Исав пересек комнату. На столике в раскрытом виде лежала фамильная Библия Морганов. Исав почтительно прикоснулся к ней рукой. Без всякого сомнения, это была главная семейная реликвия, символ христианской веры Морганов. Исав собирался увезти ее в Англию. С самого начала эта Библия принадлежала англичанину – к англичанину она и вернется. Исав закрыл книгу, осторожно, словно это были сами десять заповедей, поднял ее со стола и прижал к груди.

Когда молодой человек совсем уже собрался выйти вон, внизу раздались голоса женщин. Исав прижал ухо к двери, но голоса звучали невнятно. Тогда он тихонько приоткрыл дверь, очень надеясь, что она не скрипнет. К счастью, ему повезло.

Мерси спрашивала у Энн, собирается ли та идти наверх. Мать ответила, что еще немного почитает в гостиной. Потом лестница запела под легкими шагами Мерси, и все смолкло.

Молодой человек подождал еще несколько минут, и вновь толкнул дверь. Та еле слышно скрипнула. Исав настороженно замер. Тишина. Тогда он начал открывать дверь, придерживая ее за ручку. Дверь распахнулась беззвучно. И вот он уже в холле. Еще несколько шагов – и он окажется за пределами дома. И все же он не устоял перед искушением последний раз взглянуть на мать.

Крадучись, сдерживая дыхание, он приблизился к гостиной. Энн стояла на коленях, положив локти на кресло, платье было аккуратно расправлено. Она молилась.

Исав не хотел присутствовать при ее разговоре с Богом. Но Энн молилась вслух, и он прислушался.

Энн Морган молилась о благополучном путешествии Джейкоба и Бо и просила Господа стать их щитом в битвах. Потом она молилась за Мерси, «верную жену Джейкоба и ее сестру во Христе». Энн просила Господа послать невестке и сыну детей, а еще помочь Мерси сохранить твердую веру. Потом пришел черед Исава.

– Господи, я так скучаю по нему, – говорила Энн, – так хочу заключить его в объятия, прижать к себе, как Ты дал мне нынче прижать Джейкоба. Господи, сохрани его силой руки Твоей и приведи его домой. И молю тебя, Господи, пошли ему женщину, христианку. Женщину, которая наполнит его жизнь любовью. Он так долго жил один, а он ведь способен на сильное чувство. Пошли ему, Господи, кого‑нибудь. И пусть эта женщина будет его любить, а он полюбит ее. Господи, пошли ему мудрость и терпение в эти трудные времена.

Затем Энн начала молиться за Джареда. Молодой человек бесшумно отошел от двери.

Исав скакал по Бикэн‑стрит, крепко зажав Библию под мышкой. Он старался не думать о том, что станут делать отец и мать, когда узнают, что их сын переметнулся к англичанам, и когда обнаружат, что фамильная Библия исчезла.