Глава 7. Мы стоим в подъезде. Даже в сумраке видно, как побледнел Артём

Мы стоим в подъезде. Даже в сумраке видно, как побледнел Артём. У меня за спиной, в глубине подъезда, — хриплое, неровное дыхание Вовчика. Детей не слышно — затаились как мышки.

— Может, пронесёт? — шепнул математик. Только сейчас мы узнали его прозвище: Синус. Смешно.

— Пронесёт, как же, — буркнул Грэй. — Надо было заедать молоко солёными огурцами. Тогда б точно пронесло…

— В каком смысле?

— В прямом, Синус. В самом прямом… Понимаешь, они ведь не зря «работали» по району. Сначала проутюжили, теперь захотят проверить, все ли у нас дома… Как в детской игре. Кто не спрятался — я не виноват.

Доктор криво усмехнулся:

— Может, это начало зачистки. А может — разведка боем. В любом случае, тактика очевидная. Сначала работает авиация. Потом — пехота занимает район. Кольцо оцепления передвигается. Стягивается. Пока последние обитатели Развалин, сбежавшие от обстрелов, не оказываются стиснуты в крохотном «мешке», Очень удобно. Потери среди «чистильщиков» минимальные.

— Если проскользнуть в другой район…

— Не успеем. Нарвёмся либо на десант, либо «шпионы» засекут. Понимаешь, скорее всего, они перебросили к нам лучшие силы. Они могут себе это позволить. Наибольшая эффективность по минимальной площади.

— Разве они не боятся, что местные прорвутся на другом участке? — спросила я.

— Нет. Они знают, что против них — не армия с единым командованием. Разрозненные группки людей. Кое-как вооружённых. И почти не управляемых. Аморфная масса бывших гражданских… Потерявших всё, загнанных в угол… Отчаяние придаёт силы. Когда терять уже нечего, нечего и бояться… Только от ракет это не спасет. И боекомплекты — не пополнит…

Синус вытер лоб рукавом.

— Да, это почти арифметика… Максимум неделя…

— Что? — переспросил Артём.

— За неделю из Москвы сделают «чистый» город…

— Радужная перспектива, — скривился физик. — Жаль, не увидим…

— Примем бой здесь? — спросил математик.

— Сначала — звонок «друзьям», — качнул головой доктор. И вытащил из кармана полицейскую рацию. Ту самую, что так и не пригодилась Боксеру. — Только бы они кодировку не сменили… — Нажал красную кнопку. — Семнадцатый вызывает «вергушки»! «Горячая полночь»! — В динамике — шорох, гудение. Доктор почесал небритую щеку. И повторил: — «Горячая полночь»!

Может, рация накрылась? Треснутый, заклеенный изолентой корпус не внушал доверия.

— «Вертушка»-десятый на связи! — наконец-то прохрипело в ответ.

— «Вертушка»-одиннадцатый на связи! — ещё один голос донесся из динамика.

Грэй радостно прищурился:

— У меня пленные. Очень важно. Требуется срочная доставка.

— Вас понял. Уточните координаты

— Тридцать пять — девятнадцать, у разрушенного дома, — сказал Грэй, сверяясь с картой, выведенной на экранчик его «мыльницы».

— Мы рядом. Ждите. Через пару минут.

Доктор опустил рацию и обвел нас внимательным взглядом. Математик покачал головой:

— Даже впятером штурмовать вертолет бессмысленно.

— Постараемся обойтись без лишнего драматизма, — заметил Грэй. Он казался спокойным. Будто уже принял решение. Достал из кармана шапочку-маску. — Пора наряжаться.

— Разве не всё равно? — буркнул физик, нервно сжимая «вайпер».

— Боюсь, мы стали слишком популярными личностями. Так… Возчик, Синус, давайте сюда оружие.

Математик подчинился без вопросов, а паренёк кашлянул, поднимаясь со ступенек:

— Это ещё зачем?

— Затем, что пленные, как правило, бывают безоружными

— Кто пленные?

Нет, на дурака не похож. Много крови потерял. Вот и доходит до него «со скрипом».

Я подошла, села рядом.

— Вовчик, отдай автомат.

— Не отдам.

Математик присоединился к уговорам.

— Не отдам, — упрямо повторил юноша. В конце концов я разжала его пальцы.

— Ещё оружие есть?

— А твоё какое дело? — пробурчал он.

— Ясно, — кивнула без лишних слов, обыскала его и извлекла пистолет из-под штанины.

— Теряем время, — нахмурился Грэй. — Таня, свяжи обоих…

— Ах ты, гад! — испуганно дёрнулся юноша.

— Свяжи так, как умеешь, — не обращал внимания доктор, — надёжно и солидно, но чтоб… сами могли развязаться.

Он был прав. Это я умела.

— Нельзя без этого? — поморщился математик.

— Нельзя, — кивнул доктор. — Иначе, первое, что они сделают — оденут на вас наручники.

Я достала веревку и склонилась к уху Вовчика:

— Не рыпайся, глупый. А то узел получится не такой, как надо.

До него всё-таки дошло.

Очень скоро из-за крыш вынырнул юркий «шпион». Грэй, стоявший на открытом месте рядом с подъездом, замахал рукой. Вертолётный робот повис перед ним, всего в двух метрах. Так, что «жало» пулемета на механическом теле оказалось нацелено прямо в лоб доктору.

Грэй отнесся к этому без особого волнения. По крайней мере ничего нельзя было прочесть по его глазам:

— Личный номер 0697!

— Предъявите идентификацию, — то ли живой, то ли синтезированный голос из динамика «шпиона».

Мы нарвались на неприятности! Одного пароля и номера оказывается мало!

Держу «шпиона» на мушке, хотя понимаю, что калибра «вайпера» явно недостаточно. Маку удалось завалить одну летающую хреновину рядом с логовом Джона. Только у пацана было «12 миллиметров», а у меня сейчас — «5,65»! Это ведь не людей дырявить…

Артём судорожно сглатывает. Мы стоим рядом, у соседних окон. Его палец — тоже на спусковом крючке.

Математик и юноша сидят на полу, в глубине комнаты, и не видят происходящего. Но судя по их дыханию, наше волнение передаётся остальным. А ещё я слышу, как ёрзает Павлик и Иришка шепчет успокаивающе.

Ожидание — натянутая, вот-вот готовая лопнуть струна. Единственный, кто спокоен — доктор. Он щурится на солнце и неторопливо закатывает левый рукав куртки. Поворачивает внутреннюю сторону запястья в направлении «шпиона».

Что такое?

Вглядываюсь до рези в глазах, но так и не могу ничего увидеть на его руке. Никаких надписей и татуировок.

Значит…

Мне становится страшно…

…В гараже пахло бензином, а в погребе под гаражом квашеной капустой. Михалыч щелкнул выключателем. Едва тлеющая лампочка осветила крутые ступеньки. Ряды банок с маринованными овощами. Мы спустились. И на полу, в углу обнаружился длинный сверток. Я зажгла аккумуляторный фонарь. Старик дернул край матовой пленки, развернул.

Внутри был труп. Человек средних лет, с аккуратной дыркой во лбу.

— Двоих наших замочил, прежде чем я его успокоил, —

вздохнул Михалыч.

Мертвец не казался серьезным противником. Уж больно невзрачен. Грязно-синий драный свитер, потертые джинсы. Носки дырявые. А обуви нет.

Старик проследил мой взгляд и пояснил:

— Ботинки у гада хорошие. И вроде — сорок третий. Может, Локи подойдут? Не помнишь, какой у него размер?

— Сорок третий — в самый раз, — выдавила я.

— Только не объясняй Генке — откуда. Ещё начнет брезговать, дурачок…

Михалыч достал цилиндрик сканера и присел рядом с телом. Поводил цилиндриком. И озабоченно качнул головой:

— Не получается. Может, сигнал слабый?

Закатал рукава у трупа и провел сканером по желтоватой коже.

— Бесполезно. Не с нашей техникой…

Достал нож.

— Ну-ка посвети, Таня…

Пощупал правое запястье мертвеца. Сделал аккуратный надрез. Раздвинул рану. Снова рассёк плоть… Меня замутило.

— Держи фонарь ровно, Таня… Кажется, не здесь…

Сталь опять прочерчивает кожу трупа. Теперь на левом запястье… Я пытаюсь не смотреть. Дыхание Михалыча — ровное, сосредоточенное…

— Есть! Вот оно, Таня..

Я поворачиваю голову. Старик довольно улыбается. В раздвинутой мертвой плоти темнеет крохотный шарик. Не больше спичечной головки

— Что это?

— Идентификация.

Михалыч бережно достаёт шарик из раны и внимательно рассматривает:

— Красивая штучка… Жаль, её уже не использовать…

Да, Старик водил нас, как слепых котят. Только насчёт идентификации — не врал. Ещё одну мы с ребятами нашли полгода спустя, в обгорелых останках. Мертвец превратился в головешки, а шарик остался целехонек.

И точно такой же спрятан в левом запястье доктора.

Грэй… Кто ты? Что я о тебе знаю? Чингиз тебе доверяет. Но Король многим доверял. Дьюк, Митяй… И кем они оказались?

Ты — не имплант, я бы сразу почувствовала… Но ведь и о Ромыче можно было сказать то же самое. И об Алане…

Я верила. Я могла подозревать кого угодно, но не тебя… А ты… Внешне мягкий, сугубо гражданский по всем привычкам — ты так и не открывался до конца. Всегда казалось — что-то прячется за ласковым прищуром. Раньше я не придавала этому значения.

Теперь всё вдруг обрело особый смысл. Каждая мелкая черточка выросла в размашистую чёрную полосу. Полосы сложились в картину…

Грэй уверял, что импланты не так уж сильны.

Убеждал Чингиза оставаться в Москве.

Удивительно легко получил информацию с полицейского сервера.

Да, он спасал меня и Артёма. Делал всё, чтобы ни один лишний волосок не упал с наших голов. Только вот ради чего?

— Результат — позитивный, — прогудело из динамика «шпиона».

Доктор опустил руку с вживленным чипом. Значит, из базы данных «охранки» пришло подтверждение.

Артём радостно моргнул. Скорее всего, он думает, что у Грэя — чужая идентификация. Если бы и я могла успокоиться этой мыслью…

Из-за крыш показался «апач». Прошёл низко, на большой скорости. Опять исчез. В сопровождении пары шпионов выполз «юта» CR-5. Неуклюжая по сравнению с «апачем» колымага, каждые две секунды выстреливавшая из «зада» огненную точку. Тепловую мишень на случай обстрела самонаводящимися ракетами. У жителей Развалин не было ни «стингеров», ни «игл», и в полиции наверняка об этом знают. Однако рисковать не хотят.

«Юта» ещё не опустился, когда по четырём канатам начали съезжать десантники. Человек десять. Именно столько помешается в брюхе американской машины.

Почти синхронно в окнах противоположного дома мелькнули бронешлемы. Ясно. Высаженный с другого вертолета отряд занял позицию для прикрытия.

Артём вздрогнул, оглядываясь. Где-то наверху загрохотали башмаки. К нам на крышу тоже высадились.

Вот и всё. Мышеловка захлопнулась.

Как там говорил Чингиз? «Два тигра»? Ускользнуть из лап одного зверя лишь для того, чтобы целехонькими достаться другому? Алан мёртв, но дело его живёт и побеждает…

Двое десантников вбежали в подъезд. Следом вошёл Грэй вместе с командиром полицаев. Я разобрала голос доктора:

— Сегодня у нас неплохой улов…

— Крупная рыба? — поинтересовался полицай.

— Может, и не очень крупная — зато ценной породы, — хохотнул Грэй.

Мурашки по коже от этого смеха.

Я взглянула на физика. Ему страшновато. Но что-то вроде слабого огонька надежды поблескивает в зрачках.

Объяснять Артёму сейчас — нет времени. Ещё запаникует. Всё должно идти так, чтобы Грэй ничего не заподозрил. Только в этом случае у нас есть шанс.

— Вот они, голубчики. Свеженькие, с пылу с жару… — прищурился доктор, кивая в сторону Вовчика и Синуса.

Капитан полиции критическим взглядом оценил «пленников»:

— А на вид и не скажешь… Бомжи бомжами.

— Лысый был у них заводилой, — это он Синуса имеет в виду, — мозговой центр Подполья. Такие комбинации проворачивал!..

— Да-а?… — почти с уважением протянул капитан. — В «охранке» умеют работать… А нам они обычно в виде мертвяков достаются. Ну, что, гад? Обломался?

Математик насупился и промолчал. Так у него был более солидный и убедительный вид.

— Ничего… Заговорит, — прищурился Грэй. — И не только заговорит. Он у нас даже петь будет…

Доктор что-то шепнул полицаю.

Капитан хихикнул. Расплылся в ухмылке:

— Вы там, в «охранке», юмористы!

Потом глянул в угол.

Туда, где прижавшись к стене замерли дети. Почти такие же белые, как штукатурка. Конечно, мы заранее готовили их к тому, что произойдёт. Но одно дело — слова. Совсем другое — видеть рядом живых полицаев. Если б я не отобрала у Иришки пистолет, сейчас бы она точно пустила его в ход.

— Что за мелюзга?

— Дети одного хмыря, — небрежно отмахнулся Грэй. — Через них и его достанем… Ну, идём грузиться?

Будто почувствовал — ещё чуть-чуть, и нервы у детишек не выдержат. Поторопился закончить разговор.

Что за игру он ведёт?

Он толкает «фуфло» капитану — так же, как и нам?

Не доверяет полиции из-за того, что она в руках имплантов?

Или всё — утонченное актёрство? Чтобы скрутить нас именно тогда, когда мы окончательно расслабимся и уверуем в спасение.

«Юта» дожидался, не заглушая двигателей. А бойкие полицаи из спецотряда «Кобра», по-моему, уже успели прочесать все прилегающие здания. Так что пока грузили пленников, командир мог расслабиться и закурить. Предложил «Мальборо» Грэю, но тот качнул головой, перекрикивая гул вертолетных винтов:

— Я бросаю.

Капитан подмигнул:

— Американские советники приучили к здоровому образу жизни?

— Хрен у них выйдет, — сощурился доктор. — Я всё равно запивать шашлык ихней кока-колой не стану.

Оба засмеялись.

— Да, — спохватился Грэй. — Трупы тоже надо забрать. Для опознания.

Капитан вздохнул:

— Нужно так нужно…

И слегка шевельнул носком ботинка тело Ромыча.

— Сам хилый, а сколько кровищи… Весь пол нам загадит, урод…

— Урод… Это точно, — кивнул доктор.

Полицаи на плащ-палатке доволокли тела Боксёра и Ромыча, зашвырнули внутрь «юты». А я поняла замысел Грэя. «Вертушка» берет лишь десятерых. Два мертвяка — значит, с нами полетит на два полицая меньше!

Значит, «кобры» точно не из его тусовки!

Наши шансы растут.

Синуса и Вовчика уложили на полу, вниз лицом, и пристегнули ремнями, будто груз. Детей усадили. Рядом пристроился было полицай, но я его шуганула:

— За сопляков я отвечаю, — и заняла место.

Офицер сел рядом с Грэем.

Не считая пилота и стрелка, с нами на борту — только двое. Совсем отказываться от сопровождения доктор не рискнул. Правильно. Могло б вызвать лишние подозрения.

Я краешком глаза наблюдала за обоими «кобрами». Крепкие, рослые мужики со «змеей» на рукаве — хорошо обучены. Преследовать и убивать. И оружием, и голыми руками. Это не сброд из патрульно-постовой службы. Кого попало в элитный отряд МВД не берут. Только лучших из лучших. «Охранка» — любимое детище Рыжего, а «кобры» — его любимые ценные псы. Получают полторы — три тысячи баксов в месяц, но, вероятно, они того стоят. Рыжий никому даром не платит.

Справимся ли мы с ними? Нас — пятеро. Но двое — сильны только в теории нуль-перехода, один — почти в беспамятстве от кровопотери. Остаёмся мы с Грэем. Партнёры. Пока что партнеры. Между которыми уже пролегла невидимая трещина.

Пока что я не очень сильна. А силы мне так необходимы. Чтобы справиться с «кобрами». Чтобы потом хватило сноровки вцепиться в горло бывшему другу…

…Однажды, осенью 2014-го, Старик вернулся домой поздно. Мрачный, в замызганном, намокшем плаще. Раздеваться и сушиться не стал. Прямо с порога приказал собираться.

Октябрьский вечер был зябкий и дождливый. Хороший хозяин собаку не выгонит. Только мы поняли — дело серьезное. Если у Михалыча такое лицо — лучше не спорить. Даже Генка-Локи ни единым словом не возразил. Как раз накануне у него лопнула подошва, а подменку он спалил, когда сушил над печкой. И всё-таки Локи молча и проворно стал зашнуровывать ботинки. А ровно через пять минут оказался вместе с нами — в темноте, на пронизывающем ветру, под косыми струями бесконечного дождя…

Патрулей в тот вечер было немного. То ли они предпочитали отсиживаться в укрытии, то ли в городе было слишком спокойно последнюю неделю…

Старик не торопился, но и не мешкал. Через полчаса мы добрались до заброшенного завода на окраине Тулы. У каждого из нас был пистолет с самодельным глушителем. А ещё — обыкновенные вязаные шапочки с прорезанными отверстиями для глаз. Михалыч велел надвинуть их, едва мы вступили на пустырь, примыкавший к заводской стене.

В здании цеха было не теплее, чем на улице. Ветер так же гулял, врываясь сквозь разбитые окна. Дождь капал с высокого, прохудившегося потолка. Рассредоточившись вдоль окон, мы ждали. Сами толком не зная, чего именно. Должна была подъехать «легковушка». Вроде бы — с нашими. Других подробностей Михалыч не сообщил. Если не счёл нужным — расспрашивать было бесполезно…

Машина и правда появилась. Спустя минут сорок, когда мы уже окончательно замёрзли. Старая «газель» въехала через пролом в бетонном ограждении. Два раза подмигнула фарами. Это был знак. Но Старик обождал, пока гости не выберутся из машины.

Пятеро. Двое в кабине. Еще трое — в крытом кузове. Все — в таких же самодельных, разноцветных шапочках-масках, как и наша «пятёрка».

Только был ещё и шестой. С полотняным мешком на голове и связанными за спиной руками. Его вытащили из-под картонных ящиков и поставили прямо в лужу. Там кругом темнели лужи. А обут он был почему-то в домашние, рваные тапочки. И ноги у него подгибались. То ли от слабости, то ли от страха…

Ярослав и один из приезжих остались караулить во дворе. Все остальные прошли в бывшую заводскую котельную — в помещение, где не было окон. Человека с мешком на голове под руки вели двое. Но он и не пытался сопротивляться.

Зажгли аккумуляторный фонарь. Поставили пленника посреди комнаты и сдёрнули полотняный мешок, вытащили кляп изо рта.

Было ему лет сорок. Редкие, слипшиеся пряди волос. Лицо одутловатое, бледное. Под правым глазом — большой синяк. В зрачках — ужас.

Едва пленника отпустили, он тут же сел. Прямо на грязный бетонный пол. Его подняли, но стоять самостоятельно он не мог. Нет, он был здоров. Его почти не «помяли», И всё-таки ноги его не слушались. Двум приезжим пришлось его поддерживать.

Старший их «пятёрки» начал говорить.

История, в общем, простая.

Летом одна из тульских групп устроила налёт на военный склад в Зарайске. Местный дал наводку: полно оружия, а стерегут лишь четверо.

Расклад был верный. И даже сам наводчик пошёл на дело. Всего — шесть человек. Да ещё водитель с грузовичком в ближайшем переулке…

У склада уже ждали. Целая рота полицаев, переброшенная аж из Москвы. Бой — короткий и безнадёжный. Уйти не удалось никому. Наводчик тоже погиб. Его старых родителей и жену взяли на следующий день. Неделю мордовали в «охранке». Только те ничего не знали.

Их повесили в центре Зарайска.

А пару дней назад кто-то из наших встретил в Москве Шевырева. Обычно члены разных «пятерок» не знают друг друга в лицо. Но так уж вышло, что этот наш бывал связным. И был знаком не только со старшим погибшей «пятёрки», но и с Шевыревым.

Наш проследил. До самой квартиры. Через день Шевырева выдернули прямо из его кресла перед телевизором…

Вот, значит, почему он в тапочках…

— Ну, рассказывай…

— Ч-что?

— Как товарищей своих сдавал.

— Я не…

— Сколько тебе заплатили?

— М-м-мне… не платили… — Губы у Шевырева трясутся. И вообще вызывает он скорее брезгливость, чем ненависть. Словно не человек, а запуганное животное.

— Значит, за квартирку московскую продался. За работу непыльную… Отвечай! — старший приезжих ткнул его кулаком под ребра.

— Нет!

— Все погибли, а ты целехонек. Почему?

— Я сам ушёл… Меня не было там… Я не знал.

Старший переглядывается с Михалычем и сплёвывает под ноги. Опять смотрит в наполненные ужасом глаза Шевырева и достаёт из кармана «Макаров»:

— Хоть перед смертью не лги. Исповедайся. На том свете легче будет.

Пленник, как под гипнозом, таращится в зрачок пистолетного ствола. И слабо бормочет:

— Заметил, что меня «пасут»… И сразу в Москву. Это ещё за два дня было.

— А своих, значит, никого не предупредил?

— Я испугался…

— Но ты ведь мог позвонить из Москвы. И остальные тоже легли бы «на дно».

— Меня могли вычислить…

— За себя испугался? А как же остальные?

Шевырев всхлипывает:

— Я никого не сдавал… Я не виноват.

Пауза. Всего минута, показавшаяся долгой, словно полчаса. Старший приезжих вглядывается в искажённое, заплаканное лицо пленника. Наконец сухо выговаривает:

— Виновен.

Короткий кивок Михалыча:

— Виновен.

Люди в шапочках-масках, один за другим, повторяют это слово. И я разжимаю сухие губы и говорю:

— Виновен.

Шевырева отпустили, и он сразу же осел на пол. Будто не человек, а комок тряпья.

— Именем Российской Федеративной Республики, за трусость и предательство…

Старший передёргивает затвор «Макарова». Шевырев тонко, протяжно стонет, пытается отползти. Хлопок из глушителя. Тело дергается…

Следующий выстрел — Михалыча. Потом — остальные…

В комнате — острый запах крови и пороха. Шевырев уже мёртв. Но каждый из нас должен нажать спусковой крючок. Так положено. Вместе мы вынесли приговор. Вместе его исполнили…

Тело завернули в полиэтилен. Погрузили в кузов машины. «Газель» взрыкнула мотором, преодолевая колдобину, и растворилась в темноте…

Возвращались молча. Только у самого дома Старик вдруг остановился в переулке. Голос у него был ровный, и лицо в отсвете чужого окна казалось таким же спокойным.

— Не дай бог кому-нибудь из нас… Но если это случится… Вы знаете, что делать. Даже если это буду я…

Тогда не думала, что однажды его слова исполнятся.

Я оказалась плохой ученицей, Михалыч. Там, в подвале «Глубины», я так и не смогла…

А сейчас? Хватит ли меня на ещё один приговор?