Глава 27. Она все еще плакала, когда подъехала к дому

Она все еще плакала, когда подъехала к дому.

«Перестань плакать!» – распекала себя Джесс, выключила мотор, прервала женоненавистнические завывания по радио Мика Джаггера. «Будь послушной!» – приказала она мысленно себе, когда торопливо бежала по холоду к своему трехэтажному кирпичному дому. «О чем ты все еще плачешь?» – спрашивала она себя, вставляя ключ в замок двери, открыла парадное, потом аккуратно закрыла его опять. Только потому, что ты вела себя сегодня как настоящая идиотка, потому что ты назвала свою сестру клушей, а свояка извращенцем, потому что ты произвела неприятное впечатление на женщину своего отца, потому что ты улизнула из дома, как ночной вор, потому что Адам Стон не тот, кем он себя называет, потому что Рик Фергюсон уезжает в Калифорнию, вместо того чтобы сесть на электрический стул… «Нет, – напомнила она себе, перепрыгивая сразу через две ступеньки. – В Иллинойсе людей больше не поджаривают на электрическом стуле. Их усыпляют. Как собак», – мысленно добавила она, и, припомнив последнюю строчку из произведения Кафки «Испытание», заплакала еще сильнее.

На последних ступеньках лестницы ее не сопровождали ни звуки труб, ни саксофона. Из‑под двери Уолта Фрейзера не пробивался свет. Возможно, уехал куда‑то на уик‑энд, подумала она, считая, что, может быть, ей следует позвонить Дону, когда она войдет в квартиру, и предложить ему провести несколько дней в Юньон Пирс. Забыть об Адаме Стоне. Или о том, кто бы он там ни был.

Она открыла дверь в свою квартиру, переступила через порог, позволив тишине и тьме обнять себя, как делают это старые друзья, радушно приветствуя опоздавших. Теперь у нее отпала необходимость оставлять включенными на весь день радиоприемник и свет. Не раздаются уже больше чистые, мелодичные звуки приветствия ее пташки. Она закрыла замок двери на два оборота. Через кружева старинных занавесок просачивался свет с улицы, отбрасывая зловещий отсвет на пустую птичью клетку. У нее не хватило духу убрать ее, засунуть подальше в чулан, не захотелось выбросить ее на улицу или отдать в Армию Спасения. Бедный Фред, думала она, опять залившись горючими слезами.

– Несчастная я! – прошептала она, бросила сумочку на пол и неуклюже побрела в спальню.

Он подошел к ней сзади.

Она его не увидела, даже не услышала, пока ее горло не охватила проволока и ее не бросили в беспамятство. Ее руки автоматически метнулась к шее, она отчаянно старалась подсунуть пальцы под проволоку. Проволока врезалась в ее забинтованную руку и она ощутила на пальцах клейкость свежепролитой крови. У нее перехватило дыхание. Проволока перекрыла доступ кислорода, врезаясь в горло. Ее ноги подкосились, она почувствовала, как ее поднимают в воздух. Она изо всех сил старалась не упасть, вырваться из рук насильника.

И тут, несмотря на паническое чувство, она вспомнила: не сопротивляйся, плыви по течению. Воспользуйся инерцией движения. Если кто‑то тянет тебя, вместо того чтобы сопротивляться и тянуть в другую сторону, используй силу нападающего, сближайся с ним и наноси удар, когда окажешься рядом.

Она прекратила борьбу. Перестала сопротивляться, хотя это противоречило всем ее инстинктам. Она полностью расслабилась, почувствовала, как ее спина коснулась груди насильника, который притягивал ее к себе. Ее шея превратилась в живую рану, в гигантский пульс боли. На какое‑то страшное мгновение она подумала, что было уже слишком поздно, что она вот‑вот потеряет сознание. Такая мысль показалась ей удивительно соблазнительной и ей даже какое‑то время хотелось погрузиться во мрак небытия. Зачем бороться против неизбежного? Ее ждет мрак и пучина. Почему не окунуться сразу во все это? Почему не уйти туда навсегда?

Но тут же невольно она с новой силой возобновила борьбу, схватку с надвигавшейся тьмой, используя вес нападавшего против него же самого, сбивая напавшего с ног тяжестью своего тела. Она упала вместе с ним, выбросив в сторону руки, ударившись рукой о птичью клетку, которая с грохотом полетела на пол. Потеряв равновесие, нападавшей вскрикнул. Она тут же стала пинать его по ногам, царапать его руки, бить локтями по его ребрам.

Она почувствовала, что проволока вокруг ее горла несколько ослабла, и смогла вырваться. Джесс с трудом поднялась на ноги, ловя ртом воздух, словно в огне, отчаянно стараясь отдышаться, еле сохраняя вертикальное положение от этих чрезмерных усилий. Она чувствовала, что рубец от проволоки все еще вреза́лся ей в горло, глубоко впившись в кожу, как будто там еще оставалась проволока, хотя на самом ее уже не было. У нее было такое ощущение, что она болтается в петле висельника, и в любую минуту ее шея может с хрустом переломиться.

Вдруг она услышала его стоны, повернулась, увидела с удивлением мужскую фигуру, распростертую на полу, мельком обратила внимание на черные остроносые ковбойские сапоги, джинсы, темную водолазку, коричневые кожаные перчатки гонщиков на больших руках, длинные светлые грязные волосы, закрывшие почти все его лицо, кроме кривой ухмылки на губах.

Я – Смерть, – даже теперь говорила ухмылка. – Я пришла за тобой.

Рик Фергюсон.

Джесс негромко вскрикнула. Неужели она действительно подумала, что он спокойно сидит в самолете, улетающем в Калифорнию, и тем самым уходит из ее жизни? Не является ли нынешняя ночь заранее предрешенным завершением истории, которая началась их стычкой несколько месяцев назад?

Миллионы образов пронеслись в ее голове, когда Джесс смотрела, как он пытается подняться на ноги. Она думала и о когтях орла, и о карябающих движениях, и о беспрерывных ударах кулаками, и о других приемах. Потом вспомнила: в первую очередь надо попытаться удрать. Забыть о героических поступках и театральных жестах. Чаще всего большинству женщин помогает бегство.

Но Рик Фергюсон уже поднялся на ноги, ковылял к ней, отрезав ей путь к двери. Пронзительно кричи, командовал ее внутренний голос, вопи, черт бы тебя побрал! Реви!

– Хох! – рявкнула она и увидела, как он вздрогнул от испуга. – Хох! – на этот раз еще громче рявкнула она, подумала о пистолете, который лежит в ящике ночного столика возле кровати, соображая, успеет ли она добраться до него, ища глазами любой предмет в комнате, который можно было бы использовать в качестве оружия.

Кажется, ее крики вдохнули в него новый прилив энергии. Зловещая ухмылка Рика Фергюсона перешла в грубый хохот.

– Мне нравится хорошая схватка, – заявил он.

– Не подходите ко мне! – предупредила Джесс.

– Конни совсем не сопротивлялась. Она просто смякла, и ей пришел конец. Никакого удовольствия. Не то, что вы, – подзадоривал он ее. – Прикончить вас для меня будет сущим удовольствием.

– А мне вас! – выпалила Джесс, схватила с пола пустую клетку и запустила ее в голову Рика Фергюсона. Она не промахнулась, видя, как из его разбитой головы потекла на щеку кровь. Она повернулась и бросилась из комнаты, лихорадочно думая, что делать дальше.

Куда она бежит? Что будет делать, когда куда‑то прибежит? Ей никогда не казалось, что спальня находится так далеко. Она пронеслась по коридору, слыша за собой шаги. Ей надо добраться до пистолета! Ей надо достать пистолет, прежде чем он схватит ее опять! И воспользоваться этим оружием.

Она бросилась к маленькому столику возле кровати, выдернула верхний ящик, лихорадочно нащупывая пальцами пистолет. Но его там не было.

– Проклятье, где же он? – воскликнула она, вытряхивая содержимое ящика на пол. «Под матрацем!» – подумала Джесс, опускаясь на колени, и начала шарить под матрацем, хотя хорошо помнила, что Дон не велел ей держать там пистолет. И все же, что, если она его не послушалась? Что, если она не вынула его оттуда?

Но и там его не оказалось. Проклятье, там его не было!

– Ищите вот это? – Рик Фергюсон стоял в дверях, покачивая пистолет на кончике своего одетого в перчатку пальца.

Джесс медленно поднялась на ноги, ее коленки больно ударились друг о друга, когда она увидела, что он целится прямо ей в голову. Сердце громко стучало, глаза расширились от ужаса, по щекам катились слезы. Если бы только она могла собраться с мыслями! Если бы только ее мысли не разбегались в разные стороны, без всякой цели не сталкивались бы в ее голове, как будто они искали и не находили выхода! Если бы только ее ноги перестали трястись…

– Очень любезно с вашей стороны пригласить меня в свою спальню, – произнес он, медленно приближаясь к ней. – Понятно, что я уже знаю, где вы держите свои трусики.

– Убирайтесь отсюда ко всем чертям! – завопила Джесс, вспомнив о своих порванных трусиках, увидев, что ее белую кофточку испачкала кровь, сочившаяся из шеи.

Он рассмеялся.

– Вы действительно забавная штучка, не правда ли? Да, должен признаться, что меня восхищает ваша выдержка. Приказывать вооруженному мужчине убираться ко всем чертям! Думаю, что теперь вам пора сказать о том, что для меня это не пройдет даром.

– Вы поплатитесь за это.

– Ни в коем разе. Не забывайте, что у меня отличный адвокат.

Джесс взглянула на окно. Занавески раздвинуты. Свет с улицы вливался в комнату, наполняя ее тенями и привидениями. Может быть, кто‑то мог видеть, что тут происходит в данный момент. Может быть, если ей удастся заговорить зубы Рику Фергюсону, отвлечь его достаточно долго, чтобы подойти к окну… А что потом? Прыгнуть? Издать вопль? Пуля тут же прервет любой вопль. Она чуть не рассмеялась – завтра она могла бы узнать, как разоружать возможного насильника. Завтра. У нее не было ни малейших шансов дожить до завтра.

Ее лоб покрылся испариной, капли пота попадали в глаза, перемешавшись со слезами. Свет от уличных фонарей расплылся, расползался полосками в разных направлениях, ослепил ее подобно солнечным лучам. Ей показалось, что где‑то снаружи она слышит голоса, но какие‑то искаженные голоса, подобно звукам на проигрывателе, когда включена замедленная скорость. Все звучит очень медленно. Подобно медленно прокручиваемому фильму, в котором демонстрируется сцена о ком‑то другом. Вот что, наверное, чувствовала Конни, подумала Джесс. Вот что значит почувствовать приход смерти.

– Я думала, что Дон отправил вас самолетом в Калифорнию, – услышала Джесс свой голос, как будто она была действующим лицом, а слова вместо нее произносил кто‑то другой.

– Да, великодушно с его стороны, не правда ли? Но я решил, что Калифорния подождет еще несколько дней. Я знал, как вы жаждете увидеть меня. Снимайте свой свитер.

Он произнес это очень спокойно, смысл его слов как‑то не сразу дошел до нее.

– Что?

– Снимите свой свитер, – повторил он. – И брюки тоже, раз уж вы все равно раздеваетесь. Начинается самое интересное.

Джесс мотнула головой, почувствовав, как из горла выскочило слово, но не слетело с уст, оно прозвучало еле слышно.

– Нет.

– Нет? Вы сказали нет? – заржал он. – Неправильный ответ, Джесс.

Она почувствовала себя так, как будто уже стояла голая под его взглядом. Джесс содрогнулась от ощущения холода. Она представляла себе, как его руки сжимают ее тело, зубы кусают ее грудь. Она знала, что он станет истязать ее, мучить, перед тем как убить.

– Не ждите от меня этого! – услышала она свои слова.

– Тогда я пристрелю вас, – он пожал плечами, как будто другой логической альтернативы у него не было.

Сердце Джесс стучало так громко, что грозило выскочить из груди. Как в «Чужестранце», подумала она, поразившись тому, что на ум ей приходят такие тривиальные вещи. Она как будто пылала в огне, потом опять дрожала от холода. Как он может сохранять такое спокойствие?

– Вы пристрелите меня в любом случае.

– Ну нет. Честно говоря, я собирался придушить вас руками. Но если будет надо, то пристрелю. – Он заулыбался еще шире, осматривая ее фигуру взглядом, похожим на выводок мелких змей. – Сначала я выстрелю вам в плечо. Или, может быть, в колено. А может быть, в мягкую часть ноги возле вашего паха. Да, мне это чем‑то нравится. Чтобы вы стали немного посговорчивей.

Джесс почувствовала, как пуля пронзила ее плоть возле бедра, хотя знала, что он еще не стрелял. Она чуть не падала, так дрожали у нее ноги. В желудке стало крутить, появилась угроза ее дальнейшего унижения. Если бы мне только удалось сделать так, чтобы он продолжал говорить, думала она. Разве не так это делается в фильмах? Там они разговаривают, и кто‑то обязательно появляется в самый последний момент и спасает человека. Она выдавила из себя:

– Вы выстрелите, и это насторожит соседей.

Это замечание не произвело на него никакого впечатления.

– Вы так думаете? Вроде бы дома никого не было, когда я пришел сюда. А теперь снимайте с себя одежду, мне это начинает надоедать, а когда мне все надоедает, то я веду себя в постели несколько грубовато.

О Господи, подумала Джесс. О, Господи, Господи, Господи!

– Как вам удалось проникнуть в квартиру? – спросила она, соображая, откуда же доносился ее голос. Голос был словно отсоединен от Джесс и теперь свободно плавал по комнате.

– Не изобрели еще таких замков, которые помешали бы мне войти в помещение. – Он опять загоготал, явно наслаждаясь собой. – Думаю, что то же могу сказать и о женщинах. – Он взвел курок. – Так, у вас тридцать секунд, чтобы сбросить с себя всю одежду и лечь на кровать.

Джесс ничего не ответила. Во рту у нее все пересохло.

Где‑то сзади нее громко затикал будильник, отсчитывая секунды подобно часовому механизму у готовой взорваться бомбы. Вот как может закончиться вся жизнь, думала она, не в силах проглотить подступившей к горлу комок, не в силах вдохнуть, ужас сковал все ее существо.

Что же ее ждет, думала она. Яркая вспышка света, длинный туннель, чувство покоя и умиротворения, как нередко рассказывали те, которые утверждали, что они умирали и снова воскресали? Или же просто тьма? Она просто перестанет существовать? Когда все кончится, останется ли она совсем одна или же дорогие ей люди встретят ее там? Она думала о своей матери. Увидит ли она ее наконец, узнает ли, что уготовила ей судьба? Не то же самое произошло и с ней? Бог мой, думала Джесс, грудь ее теснило, как будто она готова была расколоться надвое. Испытала ли ее мать такой же ужас и боль перед смертью? Пережила ли ее мать то же самое?

И как подействует все это на отца и сестру?

Когда она не будет подавать о себе вестей, когда они не смогут дозвониться до нее. Барри, вероятно, будет уверять их, что она просто не хочет связываться с ними, что она просто куда‑то уехала на несколько дней, что она слишком самолюбива, чтобы понимать, какую она им причиняет боль, что, может быть, подсознательно она наказывает их таким образом. Пройдет немало дней, прежде чем они серьезно отнесутся к ее исчезновению, прежде чем вызовут полицию для осмотра квартиры. В квартире останутся явные следы борьбы. Пятна крови на ее кофточке будут проанализированы, установят, что это ее кровь. Не останется следов изнасилования. Не будет обличающих отпечатков пальцев. Дон обратит подозрение на Адама. Пока во всем разберутся, Рик Фергюсон окажется далеко.

– Не заставляй меня повторяться, – говорил между тем Рик Фергюсон.

Джесс глубоко вздохнула и стала через голову стягивать с себя свитер, нежные волосики на ее руках, казалось, сопротивлялись, вставали дыбом. Ее кожа затрепетала, как будто вместе со свитером она сдирала с себя ее куски, как будто с нее заживо сдирали кожу. Свитер упал на пол.

– Очень мило, – похвалил он. – Мне всегда нравились черные кружева. А теперь скидывай все остальное.

Джесс наблюдала за происходившим как бы с огромного расстояния. На память ей пришли рассказы тех, кто уверял, что пережил смерть. Разве не говорили они постоянно о том, что оставляли свои тела и поднимались вверх, наблюдая за происходящим с высоты? Может быть, именно это и происходит с ней сейчас? Может быть, ей не удалось убежать из гостиной? Может быть, проволока все же перерезала ей горло, убила ее? Может быть, она уже умерла?

Но, может быть, у нее еще сохраняется возможность спастись, подумала она, чувствуя, как новый прилив энергии разметал ее домыслы, убедив ее в том, что она еще жива, что она еще что‑то может предпринять. Используйте все, что есть под рукой, мысленно услышала она слова инструктора Доминика в тот момент, когда продела пальцы под эластичный ремень своих шерстяных брюк. Что же именно, соображала она, напрягая до боли голову. Ее бюстгальтер? Может ли она удавить мужчину кружевным лифчиком? А что, если попробовать задушить его кашемировым платком?

Можно ли что сделать туфлями, думала она, снимая неторопливо руки с пояса. Рик Фергюсон нетерпеливо подергал пистолетом.

– Мне надо сначала снять туфли, – произнесла она, заикаясь. – Я не смогу снять штаны, если сначала не разуюсь.

– Эй, – расслабился он, – чем больше ты с себя всего снимешь, тем лучше. Но только поторапливайся.

Она нагнулась, мучительно раздумывая, что же она может сделать, неторопливо сняла левую туфлю, небрежно отбросила ее в сторону, думая, что она просто не в своем уме, что у нее нет ни малейшего шанса, что он наверняка пристрелит ее; потом стала разувать правую ногу, зная, что у нее остаются считанные секунды. Джесс сняла черную туфлю на низком каблуке, сделала обманное движение, как будто собираясь отбросить туфлю в сторону, но вместо этого покрепче ухватилась за нее и изо всех сил метнула в пистолет, который убийца держал в руке.

Она бездарно промахнулась.

– О Господи! – простонала она. – Боже мой милостивый!

Но этот ее неожиданный поступок застал врасплох Рика Фергюсона, он в испуге отскочил назад. Что же, черт подери, делать ей теперь? Может ли она проскочить мимо него к входной двери? Останется ли она в живых, если выпрыгнет с третьего этажа через окно? Хватит ли у нее сил разоружить его?

Но было уже поздно. Он уже оправился. Он уже нацелил пистолет ей в сердце.

– Думаю, что, убивая вас, получу гораздо большее удовольствие, чем я получил, поджаривая вашу паршивую канарейку, – заметил он, описывая в воздухе невидимую линию пистолетом, опуская дуло на уровень ее груди, мимо ребер и живота и задержал его нацеленным в пах.

Время истекло, выбора не было. Он собирается выстрелить в нее. Покалечить ее, чтобы изнасиловать и поглумиться над ней своими извращенными сексуальными приемами. О Боже, думала Джесс, вспоминая о своей погибшей птичке, желая упасть в обморок, зная, что он приведет ее в сознание, чтобы садистски смаковать каждую секунду ее агонии. И тут, не раздумывая, не отдавая даже себе отчет в том, что делает, Джесс прыгнула через кровать к окну, издавая душераздирающие крики во всю мощь своих легких.

Прогремел выстрел, пуля пролетела рядом с ней, и она поняла, что погибла. Звук выстрела оказался очень громким, подумала она, гораздо громче, чем она могла себе представить, как будто возле ушей раздался раскат грома. Комната зловеще осветилась, как будто в нее ударила молния, придав новую тональность всем краскам. Мягкий персиковый цвет стал ярко‑оранжевым, серый и голубой засверкали. Она почувствовала легкость во всем теле, как будто парила в воздухе. Она гадала, могла ли попасть в нее пуля и сколько пройдет времени, пока она упадет на пол.

Он сорвет с ее почти безжизненного тела остатки одежды, чтобы войти в нее, придавит ее своим весом, вызывая у нее тошноту своей вонью. Она живо себе представляла, как его пальцы терзают ее, языком он слизывает ее кровь. Его лицо будет последним, что она увидит, вид его ухмылки она унесет с собой в могилу.

И вдруг она обернулась и увидела устремившегося к ней Рика Фергюсона – руки вытянуты, лицо побелело от ярости, ухмылка слетела с губ. Потом он стал падать, как бы споткнувшись, возле нее, и Джесс поняла, что она осталась цела и невредима, что пуля в нее не попала, что на пол свалился Рик Фергюсон, растянулся возле ее ног, с которых она так и не сняла брюки, что именно Рик Фергюсон превратился в мертвеца.

Вокруг нее закружилась тьма, как водоворот в открытом океане, грозя затянуть ее в глубины, когда она увидела огромную дырку на его спине. Оттуда струей била кровь, как нефть из скважины, пропитав его темную водолазку, стекала на ковер. Джесс почувствовала головокружение, ее состояние было близко к обморочному. Она ухватилась за туалетный столик, чтобы не упасть.

И тут она увидела в дверях его, с пистолетом в руке.

– Дон! – выдохнула она.

– Я сказал тебе, что если этот ублюдок попытается причинить тебе боль, то я сам убью его, – спокойно произнес он. Пистолет выскользнул из его руки и упал на пол.

Джесс бросилась в его объятия. Он крепко прижал ее к груди. Она положила голову ему на плечо, вдыхая запах уличной свежести, прижимаясь к теплу его тела. С ним она чувствовала себя так хорошо, так безопасно!

– Теперь тебе ничто не угрожает, – сказал он, как будто прочитав ее мысли, покрывая поцелуями ее щеку. – Ты в безопасности. Я рядом. Я не оставлю тебя одну.

– Он поджидал меня в самой квартире, – через несколько минут начала рассказывать Джесс, пытаясь разобраться в том, что произошло. – У него была проволока. Такого же типа, которой он удавил Конни. Он пытался удавить и меня. Но мне удалось вырваться. Я бросилась за своим пистолетом, но не нашла его. Пистолетом завладел он. Видимо, он обшарил квартиру до того, как я вернулась. Сказал, что не изобрели еще такого замка, который остановил бы его.

– Теперь все в порядке, – утешал ее Дон, – все в порядке. Теперь тебе нечего бояться. Теперь он не причинит никому зла.

– Я так перепугалась! Думала, он убьет меня.

– Он – мертв, Джесс.

– На ум мне все время приходила мама.

– Не начинай, милая.

– А также, как это скажется на отце и сестре.

– Все кончено. Ты жива и здорова.

– Слава Господу, что ты оказался здесь.

– Я не мог оставить тебя одну.

– Он не попал на самолет, – заметила она и рассмеялась легкомысленно и беззаботно. – Думаю, что это понятно само собой.

– Рад, что добрался сюда вовремя. – Дон еще крепче прижал ее к себе.

– С трудом верится в это. Ты – Прекрасный Принц из волшебной сказки, – произнесла Джесс, веря тому, что говорит. Как только она могла обидеть его таким образом? Как она могла бросить его? Разве она может продолжать жить без него? – Прямо как в фильмах, – нервно засмеялась она, вспомнив о различных кинокартинах, в которых чудовищный убийца, которого ошибочно сочли мертвым, поднимается и наносит очередной удар. Она опять посмотрела на распростертое на полу тело. – Ты уверен, что он мертв?

– Он – мертвец, Джесс, – снисходительно улыбнулся Дон. – Могу выстрелить в него еще раз, если тебе этого хочется.

Джесс смеялась, удивляясь звукам своего голоса. На ее шею зверски набросили проволоку, чуть не изнасиловали, почти убили, а она смеялась. Возможно, в этом проявилась нервная реакция, способ преодолеть ощущение того, что только произошло. Она взглянула на фигуру Рика Фергюсона и поняла, как легко он мог бы справиться с ней. Если бы у Рика Фергюсона оказалось еще несколько минут. Если бы Дон не появился в этот момент, как герой немого фильма, прискакавший верхом на коне в последние секунды, чтобы спасти несчастную героиню.

Становилось просто жутко от того, как хорошо знал ее Дон, думала Джесс, плотнее прижимаясь к его груди, как он всегда узнавал, когда был нужен ей, даже если она и не соглашалась с ним. По телефону она ему сказала, что у нее все в порядке, что она поговорит с ним завтра, что сегодня ей ничего не грозит. И все равно он пришел. Он все равно ворвался в квартиру и взял события под контроль. Спас ее от отвратительной смерти. Защитил ее от ее же собственной упрямой глупости.

Неужели это ее действительно удивляет? Не поступал ли он так же на протяжении всей их семейной жизни? Игнорируя ее желания и поступая так, как он считал лучше? Она сердилась, раздражалась на него, боролась за право совершать свои собственные ошибки, требовала, чтобы ее постоянно не поправляли. Он пытался понять ее, делал вид, что прислушивается к ее просьбам, но конце концов делал все по‑своему. И чаще всего оказывался прав. Как и сегодня.

Как бы снова просматривая телевизионную программу, Джесс мысленно видела, как она открывает парадную дверь в подъезд, закрывает ее за собой на ключ, бежит по лестнице через две ступеньки наверх, входит в свою квартиру, закрывает дверь на замок, делает несколько шагов и вдруг ощущает резкую боль от проволоки, накинутой на шею. Затем вступает в борьбу с насильником, вырывается из его лап, смотрит на дверь, соображая, сможет ли она добраться до нее и открыть, прежде чем Рик Фергюсон опять настигнет ее.

Мысленно она сконцентрировала свое внимание на закрытой двери в квартиру, как будто она рассматривала блестящую деталь в калейдоскопе. Что‑то здесь не так, шептал ей внутренний голос, резко вернув ее к настоящему моменту. Она же помнила, что закрыла на замок дверь в свою квартиру, повернула запорный рычаг два раза, с содроганием осознала она. Парадная дверь тоже была закрыта. Как же тогда Дон оказался в квартире?

– Как ты проник сюда? – услышала она свой вопрошающий голос.

– Что?

Джесс немного высвободилась из его объятий.

– Я закрыла дверь, когда вошла в квартиру.

– Ну, когда я пришел, то дверь была открыта, – сказал он.

– Нет, она была закрыта, – настойчиво повторила она. – Когда вошла, я заперла ее.

– И все же когда я пришел, она была открыта.

– Ты имеешь в виду парадную дверь? А дверь в мою квартиру? – продолжала она спрашивать. – Я закрыла замок и два раза повернула ключ.

– Джесс, что такое?

– Простой вопрос. – Она отступила от него на несколько шагов, остановилась, когда коснулась ног распростертого тела Рика Фергюсона. – Как ты проник в мою квартиру?

Наступило непродолжительное молчание.

– Я использовал свои ключи, – произнес он со спокойной решимостью.

– Свои ключи? Что ты этим хочешь сказать? Какие ключи?

Он сделал глотательное движение, посмотрел вниз.

– Я заказал себе дубликаты, когда менял тебе замки.

Джесс недоверчиво покачала головой.

– Ты заказал себе запасные ключи? Но почему?

– Почему? Потому что я беспокоился за тебя. Потому что я боялся, что произойдет что‑нибудь подобное. Потому что ты нуждаешься в том, чтобы я присматривал за тобой. Все очень просто.

Джесс посмотрела вниз, увидела у своих ног мертвого Рика Фергюсона, свой пистолет на его разжатой ладони. Господи, но ведь Дон спас ей жизнь! Почему она вдруг так на него разгневалась? Какая ей разница, что он заказал себе запасной набор ключей от ее квартиры? Если бы он этого не сделал, то она уже превратилась бы в труп. Неужели она действительно способна сердиться на него за то, что он спас ей жизнь?

Она почувствовала раздражающее щекотание в горле, попыталась отнести это на счет последствий от ранений шеи, что ей почти удалось сделать, но потом почувствовала, что щекотание постепенно распространяется на грудь, подобно огромному пауку. Это сковывающее чувство стало быстро распространяться и усиливаться, охватило ее руки и ноги, отравляя все ее существо, которое совершенно онемело. Неужели у нее начинался приступ беспокойства, размышляла она с недоверием. Теперь, когда все позади? Когда она спасена? Когда у нее не было причин паниковать?

И тут ей вспомнились слова Адама. Плыви по течению, – говорил он. – Не сопротивляйся. Поддайся течению.

Адам, думала она, Адам, которому не доверял Дон, и пытался настроить ее против него. Адам, о котором Дон наводил справки, который оказался не тем, кем представлял себя. Какое Адам имел ко всему этому отношение?

– Не понимаю, – произнесла она вслух, пристально глядя на Дона, соображая, есть ли еще что‑нибудь, о чем он ей не говорил.

– Джесс, ни о чем больше не беспокойся. Главное, что ты жива и здорова. Рик Фергюсон мертв. Он больше не сможет причинить тебе зла.

– Но тебя же беспокоил не Рик Фергюсон, – продолжала возражать Джесс, припоминая его телефонный звонок к сестре, упрямо пытаясь разобраться во всем, что произошло. – Ты уверял, что опасность представляет Адам. Ты сказал, что навел о нем справки. Сказал, что в Ассоциации юристов штата никогда о нем не слышали.

– Джесс, какое это имеет ко всему отношение?

– Но Адам никогда не представлял для меня угрозы. Угроза исходила только от Рика Фергюсона. Поэтому зачем было Адаму говорить неправду? – Опять стеклышки в калейдоскопе сместились, на поверхность вышли другие картинки. – Если только неправду говорил не он. Если только именно ты лгал мне, – произнесла она, с трудом веря тому, что слышали ее уши. Неужели она действительно говорит такие вещи? – Ты ведь не звонил в Ассоциацию юристов штата, верно? А если бы ты позвонил, то узнал бы, что Адам Стон именно тот человек, за которого он выдает себя. Не так ли?

Наступило тягостное молчание.

– Джесс, он тебе не пара, – наконец заявил Дон. Что происходило? О чем говорит Дон?

– Разве не я сама должна решать это?

– Не ты, если это касается нас, нашего будущего, – излагал он свои мысли. – А у нас может быть общее будущее, если ты только прекратишь скандалить со мной. Ты нуждаешься в том, чтобы я заботился о тебе, Джесс. Ты всегда в этом нуждалась. Сегодня мы стали свидетелями нового подтверждения этому.

Джесс перевела взгляд со своего бывшего мужа на распростертое на полу тело, потом опять посмотрела на Дона. Калейдоскоп мыслей крутился и переворачивался в ее голове, пока блестящие разноцветные кусочки не стали больше различаться и перемешиваться, а сам калейдоскоп не разлетелся на части, разбросав в разные стороны элементы ее реальной жизни.

– Почему ты пришел сюда именно сегодня? – спросила она. – Я хочу сказать, что ты же ведь знал, что Адама нет в городе, и ты считал, что Рик Фергюсон летит на самолете в Калифорнию, поэтому что же привело тебя сюда? Почему ты решил запастись пистолетом? Когда тебе стало известно, что я в опасности… если только не ты сам все это подстроил? – говорила она, размышляя вслух, ее собственные слова болезненно отдавались в ее сознании, напоминая режущую боль от проволочной удавки. – Именно ты все подстроил, не так ли? Ты инсценировал всю эту сцену!

– Джесс…

– Ты подготовил его, научил его, что говорить, какие нажимать кнопки. С самого начала.

– Я использовал его для того, чтобы соединить нас опять, – просто объяснил Дон. – Что в этом плохого?

– Господи, но он же чуть не убил меня!

– Я бы никогда не позволил ему этого сделать.

Джесс недоверчиво встряхнула головой.

– Ты дирижировал всем этим. То, как он поджидал меня, когда я приехала в то первое утро на работу, как он преследовал меня по лестнице, как будто появлялся из моих кошмаров, о которых ты прекрасно знал, черт бы тебя подрал! Он не случайно использовал слова пропадать и исчезать. Ты рассказал ему о том, что произошло с моей мамой, не так ли? Ты точно мог предсказать, какое это окажет на меня воздействие, какое породит беспокойство.

– Я люблю тебя, Джесс, – обратился к ней Дон. – Единственное, чего я добивался в жизни, – это чтобы мы были вместе.

– Расскажи мне об этом, – предложила Джесс.

– Рассказать тебе о чем?

– Обо всем.

– Джесс, какое имеют значение подробности? Главное, что нам суждено быть вместе.

– Ты делал все это для того, чтобы мы были вместе?

– Все, что я делал с того дня, когда мы встретились, было направлено к этой цели.

– Расскажи мне об этом, – повторила она.

Он сделал несколько глубоких вдохов, медленно выпуская воздух из легких.

– Что именно ты хотела бы знать?

– В чем конкретно заключались твои отношения с Риком Фергюсоном?

– Ты знаешь о моих отношениях с ним. Он был моим клиентом, а я был его адвокатом.

– Ты знал, что он убил Конни Девуоно?

– Я не спрашивал его об этом.

– Но ты знал.

– Подозревал.

– И ты предложил его оправдать, если он за это окажет тебе услугу.

– Конни была жива, когда я согласился вести его дело. В то время я не мог себе представить, что он собирается убить ее.

– Но ты знал, что он со взломом проник в ее квартиру, знал, что он изнасиловал ее, что он измолотил ее, знал, что он изводил ее.

– Я знал, какие ему предъявляются обвинения.

– Дон, не уклоняйся от ответа.

– Я знал, что, возможно, он виновен.

– И ты предложил ему сделку?

– Я высказал предположение, что мы сможем помочь друг другу.

– Ты рассказал ему все обо мне, проинструктировал его, что надо говорить и делать, – голос Джесс звучал монотонно. Вопросы она задавала безучастно, как будто на них получены ответы.

– Что‑то вроде этого.

– Но почему? Почему именно сейчас?

Дон покачал головой.

– Об этом я начал задумываться очень давно. О том, как найти возможность доказать тебе, что ты сильно во мне нуждаешься. И вдруг появился он, появилась возможность сделать это. И эта мысль в каком‑то роде приобрела в моей голове окончательную форму. К тому же меня привлекло совпадение цифр, знаешь ли, четыре года совместной жизни, четыре года врозь. Я понял, что не могу позволить себе ждать дальше. А тут на сцену вышел Адам Стон, и я сообразил, что вообще больше не могу ждать.

– Что именно ты велел сделать Рику Фергюсону?

– По существу, то, что ему больше всего удавалось. Я предоставил ему свободу рук, лишь бы только он не трогал тебя.

– Не трогал меня? Да он меня чуть не убил!

– Я был всегда поблизости от тебя, Джесс. Ты никогда не была в настоящей опасности.

Джесс потерла горло, почувствовала, что кровь еще не засохла.

– Ты велел ему проникнуть со взломом в мою квартиру и порезать мое нижнее белье! Ты велел ему выпачкать и искорежить машину!

– Я велел ему лишь напугать тебя. Детали я оставил на его усмотрение.

– Он убил Фреда!

– Подумаешь, какую‑то канарейку. Я куплю тебе сотню новых, если тебе этого хочется.

Джесс почувствовала, как щекотанье паучьих лапок распространяется от ее рук и ног к голове. Неужели она действительно ведет такой разговор? Неужели они действительно могут говорить подобные вещи друг другу? Неужели она действительно слышит все это?

– А сегодня? – спросила она. – Что он должен был сделать сегодня?

– Я сказал ему, что, учитывая твое пресловутое упорство, ты ни за что не успокоишься, пока не добьешься его осуждения за убийство Конни. Я знал, что он не сможет воспротивиться искушению заявиться к тебе, но я хотел удостовериться, что хозяином положения в отношении и места, и времени являюсь я. Поэтому я просто посоветовал ему закончить все свои дела как можно скорее.

– Ты отправил его убить меня?

– Я послал его сюда на верную смерть, – возразил Дон и засмеялся. – Дьявол, я дал ему ключ. – Он засмеялся опять. – Я использовал его, Джесс, чтобы добиться того, чего мы оба хотим.

– Чего же мы оба хотим?

– Быть честными, Джесс. Разве ты не стремилась добиться смертного приговора? Прокуратура штата не смогла бы обеспечить это. Я сделал это за всех. Ради тебя. Ради нас, – добавил он, прекратив смеяться.

– Значит, ты подстроил все это?

– Этот человек был настоящей скотиной. Подонком. Твои слова, помнишь? Он убил Конни Девуоно. Твердо решил прикончить и тебя.

– Но ты позвонил мне, когда я была у сестры, уговаривал провести ночь у нее. Умолял меня не ездить домой.

Дон опять рассмеялся.

– Зная, что ты поступишь как раз наоборот. Зная, что гордыня погонит тебя домой еще быстрее. Бог запрещает тебе слушаться советов мужа.

– Бывшего мужа, – тут же поправила его Джесс.

– Да, – признал он. – Бывшего мужа. Человека, который любит тебя, который всегда тебя любил, и который не прекращал любить тебя.

Джесс обхватила голову руками, стараясь побороть неожиданное головокружение. Все это нереально, думала она. На самом деле ничего этого не происходит. Но, Господи, ведь это же Дон! Человек, который постоянно находился подле нее, был для нее учителем, возлюбленным, мужем, другом. Человек, который нянчился с ней, когда погибла ее мать и когда на нее обрушились изматывающие приступы беспокойства. А теперь он рассказывает ей о том, что умышленно подстроил возобновление таких приступов. Он говорит ей, что науськивал Рика Фергюсона, который уже давно терроризирует ее. Он сообщает ей, что пришел теперь сюда, чтобы совершить убийство. И все это во имя любви! Бог мой, на что же еще был он способен?

Мысленным взором Джесс окинула восемь последних лет. Приступы беспокойства начались сразу после исчезновения матери, продолжались в течение всего периода семейной жизни с Доном, стали повторяться реже только после их развода. Неужели в этом заключается для нее какой‑то смысл?

С ним ты перестанешь расти и развиваться, опять вспомнились слова матери.

«Моя замечательная мама», – подумала Джесс.

Она медленно приблизилась к телу Рика Фергюсона. Она склонилась над ним, услышала, как хрустнули ее коленки и подумала, уж не рассыпается ли она вся на части. Ее взгляд быстро скользнул по зияющей ране в середине спины, и она прикрыла рукой нос, стараясь избежать сладковатый запах смерти, исходивший от трупа.

– Джесс, я люблю тебя, – опять повторил Дон. – Никто на свете не мог бы любить тебя так, как я люблю тебя все эти годы. Я никому не позволю встать между нами.

Мысли Джесс пришли в порядок, последние частички калейдоскопа легли на свое место, все для нее стало удивительно ясным. Она вдруг поняла, на что именно был способен Дон.

Джесс повернулась, оставаясь сидеть на корточках, и стала пристально смотреть на своего бывшего мужа. Его карие глаза выражали только любовь к ней.

– С самого начала это был ты, – проговорила она чужим голосом, который, казалось, вселился в нее и теперь высказывал мысли, которых она у себя не замечала. – Это ты убил мою мать. – Как только слова эти были произнесены, Джесс тут же поверила в их абсолютную истину. Она медленно поднялась. – Расскажи мне об этом, – вымолвила она, как и до этого, чужим, хриплым, еле слышным голосом.

– Ты этого не поймешь, – ответил он.

– Постарайся, чтобы я поняла. – Она придала голосу более мягкие нотки. – Пожалуйста, Дон. Я знаю, что ты любишь меня, очень хочу понять это.

– Она пыталась разлучить нас, – начал Дон, как будто другого объяснения и не требовалось. – И ей бы это удалось. Ты об этом не знала, но мне это было известно. Она часто говорила, что я старше тебя. Что у меня гораздо больше опыта. Ты была так к ней привязана, что для меня стало ясно: в конце концов ты поддашься, она убедит тебя подождать до окончания колледжа. А я знал, что оттягивание означает возможность потерять тебя. На такой риск я пойти не мог.

– Потому что ты так сильно любил меня, – сказала Джесс.

– Потому что я любил тебя больше всего на свете, – уточнил он. – Я не собирался убивать ее, Джесс. Ты можешь мне не поверить, но в действительности мне нравилась эта женщина. Я надеялся, что ее отношение ко мне изменится.

Но этого не произошло, и постепенно я пришел к заключению, что этого не произойдет никогда.

– Поэтому ты решил убить ее.

– Я понял, что другого выхода у меня просто нет, – продолжил он свои объяснения, – но ждал подходящего момента, подходящего случая. – Он пожал плечами, как будто все, что произошло, случилось помимо его воли. – В каком‑то смысле поступил так же, как с Риком Фергюсоном, мне кажется. – Он опять пожал плечами и впечатление невинности рассеялось. – И вот как‑то утром ты позвонила мне и сказала о ссоре между вами, о том, как ты в сердцах вылетела из дома, сказала матери, чтобы она сама разыскивала своего доктора. В твоем голосе я уловил чувство вины, понял, что ты уже раскаивалась, что поссорилась с матерью, что если опухоль в груди окажется злокачественной, то ты отложишь свадьбу. Я понял, что если не приму быстрых мер, то будет слишком поздно. Тогда я поехал на машине к вашему дому, сказал твоей матери, что ты мне позвонила и рассказала о случившемся, а также о том, что ты очень сожалеешь о возникшей ссоре и что этого больше никогда не повторится. Еще я сказал ей о том, что ты уступаешь и уговорила меня отложить свадьбу до окончания колледжа.

Воспоминания вызвали на его лице улыбку.

– Она почувствовала большое облегчение. Она выглядела так, будто с ее плеч свалилась гора. Она поблагодарила меня и даже поцеловала. Сказала, что лично против меня она никогда ничего не имела, но, знаете ли…

– И ты предложил подвезти ее к доктору.

– Я настоял на том, чтобы подвезти ее к доктору, – продолжал Дон вдаваться в подробности. – Я сказал, какой выдался прекрасный день, и почему бы нам вначале не прокатиться. Эта идея ей понравилась.

Он еще больше расплылся в улыбке.

– Мы поехали в Юньон Пирс.

– Что?

– Я все продумал в деталях. Когда мы оказались в машине, то остальное было уже легким делом. Я ей сказал, что хочу посоветоваться по поводу некоторой перестройки и улучшения коттеджа. Она была рада помочь в этом, думаю, это предложение ей даже польстило. Мы обошли дом, она сказала, что он будет выглядеть великолепно. Затем мы пошли обратно, остановились на краю обрыва, любуясь видом.

– О Господи!

– Она даже и ахнуть не успела, Джесс. Один четкий выстрел в затылок, и все было кончено.

Джесс качнуло, она чуть не упала. Переступая с ноги на ногу, чтобы сохранить равновесие, она сумела устоять.

– Ты убил ее, – прошептала она.

– Смерть уже занесла над ней свою косу, Джесс. По всей видимости, в течение ближайших пяти лет она бы умерла от рака. Подумай только, от каких страданий я избавил ее, предотвратив долгую агонию для нее и для всех окружавших ее людей.

Вместо этого, она умерла в великолепный солнечный день, глядя вдаль с высокой скалы, впервые за много месяцев перестав беспокоиться за свою дочь. Знаю, Джесс, тебе это трудно понять, но она была счастлива в тот миг. Понимаешь? Она умерла счастливой.

Джесс раскрыла рот, чтобы что‑то сказать, но прошло несколько секунд, пока послышались первые звуки ее речи. – А что же ты сделал… потом?

– Устроил надлежащие похороны, – ответил он. – Там же, среди скал. Несколько недель назад ты смотрела на ее могилу.

Джесс вспомнила, как она стояла возле заднего окна коттеджа Дона и сквозь снежные вихри смотрела на скалы.

– Я подумывал о том, чтобы уже рассказать тебе всю правду, – продолжал он. – Чтобы наконец закончить душевные терзания, сказать, что тебе не в чем больше винить себя, что твоя ссора с матерью не имеет никакого отношения к ее смерти, что ее смерть была предрешена с того момента, когда она стала вмешиваться в наши планы. Но я понял, что время для этого еще не настало.

Джесс вспомнила объятья Дона в ту ночь, прикосновение его губ к своим губам в момент, когда они занимались любовью перед камином, лживый уют, созданный им. Неужели в глубинах подсознания она всегда подозревала это? Несомненно, приступы беспокойства, мучившие ее в течение стольких лет, должны были насторожить ее.

– А что ты скажешь о моем отце? Он тоже был против нашей свадьбы.

– Твой отец – ласковый котик. Я знал, что если удастся устранить твою мать, то проблем с отцом не будет.

– А пистолет? – спросила Джесс. – Что ты сделал с пистолетом?

Дон опять улыбнулся, изобразил ухмылку, более устрашающую, чем когда‑либо был способен изобразить Рик Фергюсон. – Я подарил его тебе после того, как ты ушла от меня.

Джесс прижала руку к животу. Она уставилась на небольшой револьвер, лежавший на откинувшейся руке Рика Фергюсона, пистолет, который Дон настойчиво предложил ей взять с собой после разговора о защите, тот самый пистолет, который оборвал жизнь ее матери.

– Мне нравится ирония ситуации, – говорил между тем Дон, как будто комментировал какой‑то пункт закона, а не признавался в убийстве ее матери. Когда его одержимость перешла границы безумия? Почему она не могла так долго понять этого?

Боже милостивый, она спала с убийцей своей матери. Кто из них был сумасшедшим – он или она? У нее кружилась голова. Ей казалось, что она вот‑вот упадет в обморок.

– Теперь ты понимаешь, как сильно я люблю тебя, – произнес он, – что единственное, к чему я стремился, – это заботиться о тебе.

Джесс покачивала головой из стороны в сторону, взгляд ее затуманился. Собирается ли он убить ее?

– И что теперь? – спросила она.

– А теперь мы вызовем полицию и сообщим, что случилось. Что Рик подстерегал тебя в твоей квартире, что он пытался убить тебя, что я подоспел как раз вовремя и был вынужден застрелить его, чтобы спасти тебя.

Глаза Джесс закатились, голова склонилась к правому плечу.

– И на этом все закончится, – продолжал Дон успокаивающим тоном. – Ты вернешься ко мне, в дом, где тебе и надлежит быть. Где тебе и следовало оставаться. И мы опять будем вместе – так распорядилась судьба.

Подобно гигантской волне все существо Джесс охватило чувство тошноты. Оно захлестнуло ее, сбило с ног так, что она упала на колени. Волна понесла ее в море, грозя утопить. Она инстинктивно протянула руку, чтобы за что‑то уцепиться, чтобы спастись, чтобы ее не унесло в море, не окунуло в его глубины. Ее рука вроде бы коснулась ветки, ухватилась за нее, крепко ее сжала. Пистолет, сообразила она, сжав рукоятку пальцами, используя его, чтобы возвратить себе чувство безопасности, распрямляя плечи в борьбе со смертельным течением. Быстрым движением Джесс вскинула пистолет, нацелила его прямо в сердце своего бывшего мужа и спустила курок.

Дон с удивлением смотрел ей в глаза, когда пуля пробила его грудь. Потом он согнулся и рухнул на пол.

Джесс медленно поднялась на ноги, подошла к нему.

– Точно в цель, в самое «яблочко», – спокойно проговорила она.

Джесс не знала, как долго она простояла, всматриваясь в своего бывшего мужа, нацелив пистолет в его голову, готовая опять выстрелить, если он хотя бы шелохнется. Она не знала, когда до ее сознания дошли другие звуки: шум уличного движения за окном, смех на улице, звонок телефона.

Она взглянула на часы: десять часов вечера. Звонит, наверное, Адам, чтобы узнать, как у нее идут дела, спросить, как прошел день, пожелать ей доброй ночи и приятного сна.

Она чуть не рассмеялась. Сегодня она не сомкнет глаз. В этом Джесс была абсолютно уверена. Ей надо будет связаться с родственниками. Рассказать им о Рике Фергюсоне, о Доне, рассказать им всю правду о том, что произошло сегодня вечером, правду о том, что случилось восемь лет назад. Ничего не забыть. Поверят ли они этому?

Поверила ли она сама всему этому?

Джесс подошла к телефонному аппарату и сняла трубку.

– Адам, – спросила она.

– Люблю тебя, – ответил он.

– Когда ты приедешь домой? – Ее голос звучал мягко и ровно, к удивлению, в нем отсутствовали нотки волнения. – Думаю мне понадобится хороший адвокат.

[1] Мастерс Уильям и Джонсон Вирджиния – американские ученые, родоначальники системного подхода в сексологии, широко известны как авторы множества книг о сексуальных отношениях. (прим ред. FB2)

[2]Арт (Art) – «искусство».