Глава 17. Джесс все еще плакала. Не могла остановиться

– Ты готова? – спросил он.

– Нет еще.

Джесс все еще плакала. Не могла остановиться. Даже под душем слезы не переставали течь. Она продолжала плакать, надевая джинсы и красный свитер, плакала, садясь на переднее сиденье «мерседеса» Дона, плакала, когда они подъехали к скромному домику на две семьи в районе «Маленькой Италии», где жила миссис Гамбала.

– Тебе надо успокоиться, прекратить плакать, – мягко уговаривал ее Дон. – Иначе она догадается обо всем еще до того, как ты раскроешь рот.

– Она в любом случае узнает об этом, – возразила Джесс. – Предчувствия не обманывают ее.

Входная дверь отворилась еще до того, как Джесс поднялась на верхнюю ступеньку крылечка из красного кирпича. В дверях стояла миссис Гамбала, маленькая женщина, с ног до головы одетая во все черное, из‑за ее пышного бедра осторожно выглядывал внук.

– Вы нашли ее, – произнесла миссис Гамбала, признавая эту горькую истину, хотя и покачивала головой из стороны в сторону, не в силах примириться с этим.

– Да, – подтвердила ее догадку Джесс прерывистым голосом. Она не могла говорить дальше.

Стефан мельком взглянул на Джесс, потом на свою бабку и опрометью бросился по узкой лестнице наверх, в свою комнату; за ним раздался протестующий звук захлопнувшейся двери.

Они вошли в дом, и Джесс подробно все рассказала миссис Гамбала, пообещала передать ей все, что выявит расследование, заверила ее, что преступника быстро схватят и предадут суду. Она пристально смотрела на Дона, как будто хотела сказать: «Только посмей возразить мне!»

– Собираешься ли ты получить ордер на арест Рика Фергюсона? – спросил Дон, когда они возвращались в машину.

Джесс ничего не хотела сильнее этого, но знала, что, пока не станут известны подробности о том, как умерла Конни Девуоно, будет умнее попридержать язык о своих планах. Ей надо было точно знать, существовала ли какая‑либо физическая связь между смертью Конни Девуоно и Риком Фергюсоном.

– Собираешься ли ты позвонить ему?

– Какой же смысл мне ему звонить, если ты не намерена арестовывать его? – спросил он с преувеличенным простодушием. – К тому же сегодня воскресенье. А по воскресеньям я не работаю.

– Спасибо, – сказала Джесс и опять заплакала.

– Как ты чувствуешь себя? – поинтересовался он.

– Плохо, – ответила она и прижала верхней губой нижнюю, чтобы они не вздрагивали.

Дон потянулся и взял ее руки в свои.

– О чем ты думаешь?

– Я думаю о том, почему миссис Гамбала закрыла всю свою мебель чехлами, – ответила Джесс, делая глубокий выдох.

Дон рассмеялся, явно удивившись ответу.

– Да, теперь такое редко встретишь, – согласился он.

– Однажды Конни рассказала мне об этом. Она сказала, что Стефан не любил ждать ее у бабушки, потому что вся мебель в ее доме покрыта пленкой и нет ни одного удобного местечка, чтобы присесть. – Джесс всхлипнула. – А теперь именно здесь он будет расти. В доме с чехлами из пленки.

– Но этот дом полон любви, Джесс, – напомнил ей Дон. – Его бабушка обожает его. Она хорошо о нем позаботится.

– Конни говорила, что ее мать слишком старая, чтобы ухаживать за ним. Что она плохо говорит по‑английски.

– Ну и что, он научит ее английскому, а она его итальянскому, Джесс, – произнес Дон, еще раз пожав ее руки. – Ты же не можешь беспокоиться обо всем на свете. Не можешь принимать на себя боль других людей. Ты должна выбирать, брать не все подряд, иначе сойдешь с ума.

– Я всегда считала, что лучше знать правду, – откровенно призналась Джесс после долгой паузы. – Я всегда думала, что лучше знать истину, какой бы горькой она ни оказалась, чтобы была определенность. Но теперь я не уверена. До сегодняшнего дня по крайне мере оставалась какая‑то надежда. Даже если она иллюзорная, и то это лучше, чем лишиться всякой надежды.

– Ты говоришь о своей матери, – спокойно произнес Дон.

– Все эти годы я думала, что, если бы только узнала каким‑нибудь образом, что с ней случилось, я бы смогла как‑то устроить свою жизнь…

– Ты уже устроила свою жизнь.

– Нет. Ничего подобного. Не устроила. – Она посмотрела из окна машины и только теперь заметила, что они катили на восток по дороге И‑94.

– Джесс, ну о чем ты говоришь? Посмотри, как многого ты добилась!

– Чего я добилась, я знаю. Но я имею в виду не это, – сказала она.

– Тогда объясни мне, что же ты имеешь в виду, – мягко попросил он.

– Я хочу сказать, что восемь лет назад я застряла. И, независимо от того, что я сделала, чего я добилась, в эмоциональном плане я застряла на том дне, когда пропала моя мама.

– И ты думаешь, что если бы ты знала, что с ней случилось, что если бы кто‑нибудь подошел и сказал бы тебе, что случилось, как ты сама сегодня это сделала, донеся страшное известие до сына Конни, то ты чувствовала бы себя лучше?

– Не знаю. Но по крайне мере я бы покончила со всеми этими мыслями раз и навсегда. Я бы смогла горевать. Смогла бы строить свою дальнейшую жизнь.

– Значит, ты ответила на свой собственный вопрос, – резюмировал он.

– Похоже, что так. – Она отерла слезы со своих глаз, почесала пальцами нос, стала смотреть в боковое стекло машины. – Куда мы едем?

– На Юньон Пирс.

– Юньон Пирс? – Джесс тут же припомнила небольшое селение на берегу озера примерно в семидесяти милях от Чикаго, где у Дона был небольшой домик для поездок на уик‑энды. – Дон, я не могу ехать туда. Мне надо готовиться к завтрашнему судебному заседанию.

– Ты уже давно не была там, – напомнил он ей. – Я кое‑что там изменил, реализовал некоторые твои предложения. Перестань, обещаю доставить тебя обратно к пяти часам утра. Ты же знаешь, что раньше не сможешь успокоиться и здраво мыслить.

– Этого я не знаю.

– Джесс, дай себе передышку, мы оба знаем, что ты готова к завтрашнему дню не меньше, чем кто‑либо другой.

Они продолжали поездку молча. Джесс смотрела на открывающиеся виды, наблюдала, как за несколькими каплями начинавшегося дождя постепенно повалил снег. Здания кончились, пошли открытые поля. Они съехали с автострады на указатель Юньон Пирс и двинулись в восточном направлении к озеру Мичиган. Большой деревянный щит над сводчатыми сварными воротами из металла объявил: «РАНЧО ЭЛЬСИНОР ДУД». Через полмили возле дороги стояла другая вывеска: «ТРОПЫ ДЛЯ ЕЗДЫ НА ЛОШАДЯХ И ОБУЧЕНИЕ. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ ПОЛУЧИТЕ НА МЕСТЕ». Следующий знак через полмили вниз по дороге оповещал, что время года было неподходящим для игры в гольф. Джесс вспомнила, как отец подшучивал над матерью, обещая научить ее играть в гольф, когда выйдет в отставку. «РУЖЕЙНЫЙ КЛУБ ЮНЬОН ПИРСА», – объявляла еще одна деревянная вывеска, встретившаяся им по дороге на восток.

Снег пошел сильнее. Джесс выпрямилась на сиденье, ее охватила тревога.

– Что такое? – спросил Дон.

– С каких это пор здесь появился ружейный клуб? – спросила Джесс.

– Всегда здесь был, – напомнил ей Дон. – Почему ты спрашиваешь об этом? Тебе бы хотелось как‑то поразвеяться? Почти уверен, что тебе следовало бы записаться в этот клуб, – продолжал он, заметив, что она не реагирует на его слова.

– Есть ли здесь отделение для стрелков из лука?

– Что?

– Отделение для стрелков из лука, – повторила Джесс, толком не зная еще направления своих мыслей.

– Не думаю. Почему вдруг интерес к отделению стрельбы из лука? – Неожиданно он воскликнул: – А, убийство из самострела?

– Терри Вейлс показал под присягой, что он не брал в руки лук и стрелы с детских лет, когда он находился в лагере на каникулах. Что, если я докажу, что это не так?

– Тогда, думаю, ты определенно добьешься приговора об убийстве первой степени.

– Могу я позвонить по твоему телефону?

– Весь смысл поездки заключается в том, чтобы ты отвлеклась, отдохнула.

– Я отдыхаю именно так. Пожалуйста.

Дон подал Джесс трубку радиотелефона, которым был оборудован автомобиль. Она быстренько набрала домашний номер Нейла Стрейхорна.

– Нейл, я хочу, чтобы вы собрали информацию о всех клубах для стрелков из лука в радиусе двухчасовой езды на машине от Чикаго, – велела она ему без всяких вводных слов.

– Это Джесс? – раздался голос Нейла из динамика, смонтированного в салоне машины.

– Я хочу знать, является ли Терри Вейлс членом какого‑либо из этих клубов, если он подходил к ним на расстояние полета стрелы за последние тридцать лет. Возможно, тут будет полезен сыщик Мэнсфилд. Не думаю, чтобы таких клубов было много. Передайте ему, что нам нужна эта информация завтра утром. Позже я позвоню вам. – Она прервала связь до того, как он мог возразить или задать вопросы.

– Ты требовательная подгоняла, – заметил Дон, поворачивая машину налево, на дорогу Смит.

– У меня был хороший учитель, – напомнила она ему, ухватившись за ручку дверцы, когда машина стала подпрыгивать на немощеной ухабистой однополосной дороге.

Вдоль уединенной дороги протянулись летние домики. Хотя домики вдоль обрыва за последнее десятилетие выросли в цене примерно в четыре раза, их владельцы, видимо, считали, что выравнивать ухабы на дороге не так уж важно. Джесс крепко вцепилась в ручку дверцы, когда машина запрыгала к сосновому коттеджу Дона; смотреть в лобовое стекло становилось почти невозможно от тряски.

– Все выглядит ужасно уныло, – заметила Джесс, глядя, как их со всех сторон окружили снежные завихрения.

– Я разожгу камин, открою бутылочку вина, сразу станет веселее.

Снег повалил по‑настоящему.

– Я догоню тебя у дверей, – сказал Дон. Джесс выскочила из машины и побежала к дому.

* * *

– Я уже забыла, как здесь замечательно. – Джесс стояла у большого окна, занимавшего всю заднюю стену коттеджа, и смотрела на падающий снег, который укрывал теперь небольшой садик; она сама его тут посадила много лет назад. Обрыв начинался тут же рядом; на крутом склоне были вырублены ступеньки, которые спускались к самому озеру. По границе участка Дона выросли большие елки, отделяя его с каждой стороны от соседей, гарантируя уединение. В большом кирпичном камине полыхал огонь. Дон сел на белый пушистый ковер, лежавший между камином и одним из двух диванов, и на скатерти перед собой разложил провизию, подготовленную для пикника.

– Мы скучаем о тебе, – тихо сказал Дон. – Садик и я. Ты помнишь, когда ты посадила эти кустики?

– Конечно, помню. Сразу после того, как мы поженились. Мы спорили, какие кусты быстрее вырастут, какие будут красивее.

– Мы не спорили.

– Хорошо. Мы обсуждали это.

– И потом мы уступили друг другу.

– Мы сделали по‑твоему, – возразила Джесс и засмеялась. – Это ты хорошо придумал – приехать сюда. Спасибо за эту мысль. – Она прошла по белому пушистому ковру, опустилась на него, опершись о коричневый с бледными полосками диван.

– Мы здесь провели немало приятных минут. – В его голосе прозвучала грусть о минувшем.

– Это верно, – согласилась она. – Больше всего мне нравилось здесь в мае, когда начинали набухать почки, пробуждалась природа, и я знала, что впереди меня ждет целое лето. А как только подходил июнь, я начинала уже волноваться о том, что лето скоро пройдет, а там уже и зима не за горами.

– А мне больше нравилась зима, потому что я знал, что как бы ни становилось холодно на улице, я могу прийти в этот домик, развести огонь в камине, покушать, согреться, испытать минуты счастья. Разве что‑нибудь еще нужно, если ты согрет и счастлив?

– Кажется так просто.

– И не стоит усложнять вещи.

– Часто ли ты привозишь сюда Триш? – спросила она.

– Не часто.

– Почему же?

– Не знаю.

– Ты любишь ее? – спросила Джесс.

– Не уверен, – отозвался Дон. – А ты?

– Мне она определенно не нравится.

Дон улыбнулся.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Сегодня утром ты здорово удивила меня.

– Но на самом деле было не так, как могло показаться, – быстро пояснила Джесс.

– А как могло показаться?

– Думаю, могло показаться, что мы провели ночь вместе.

– А разве нет?

– Ну, с формальной точки зрения можно считать, что провели. Адам вчера перебрал слегка и отключился, заснул на моей тахте.

– Очаровательно.

– Он действительно очень славный человек.

– Не сомневаюсь, иначе ты им не заинтересовалась бы.

– Я не уверена в этом. В том, что заинтересовалась. – Джесс подумала, не слишком ли много она отрицает.

– Давно ты познакомилась с ним?

– Недавно. Может быть, с месяц, – ответила она. И подумала что, может быть, и меньше.

– Но очевидно, он чувствует себя достаточно непринужденно, чтобы отключиться на твоей тахте. И тебя, видимо, не коробит от этого.

– А что же мне было делать?

– На этот вопрос я не смогу ответить.

– Не смогла ни на что решиться и я, – призналась Джесс.

– Чем он занимается?

Джесс почувствовала нотку напряженности в голосе Дона, хотя он и старался говорить непринужденно. И это тронуло ее.

– Торговый работник.

– Торговый работник? – Он не старался скрыть своего удивления. – Что же он продает?

– Обувь. – Джесс откашлялась. – Не заносись, Дон, – быстро добавила она. – Ничего нет плохого в том, чтобы продавать обувь. Ты же знаешь, что отец тоже начинал торговым работником.

– Адам Стон не так молод для человека, начинающего свой трудовой путь, – заметил Дон.

– Ему нравится его работа.

– Так нравится, что он напивается до отупения и отключается?

– Я не уверена, что одно имеет какое‑то отношение к другому.

– Тогда почему же это случилось, с твоей точки зрения?

– Возражение. Вопрос наводит на мысль о выводе.

– Возражение не принимается. Свидетель должен ответить на этот вопрос.

– Я не полюбила его, – заявила Джесс.

– Свидетель может сесть на свое место, – сказал Дон, и Джесс наклонила голову в знак признательности.

– Итак, как обстоят дела нынче в престижной юридической фирме «Роджерс, Дональдсон, Бейкер и Шоу»? – спросила она, вспомнив, как он помахал ей на прощанье с порога квартиры в то утро.

– Все в полном порядке.

– Не слышу особого энтузиазма.

– Обстановка изменилась.

– Правда? В каком смысле?

– Ну, когда я впервые поднялся на палубу этой фирмы, там было всего десять человек, – объяснил он. – А теперь больше двухсот. Очень большая разница хотя бы в этом.

– Но ты же хотел, чтобы фирма росла, становилась крупнейшей и лучшей, – напомнила она ему.

– Лучшей – да. Но не обязательно крупнейшей.

– Стало быть, «больше» не обязательно означает «лучше»?

– Совершенно правильно. Разве Мастерс и Джонсон[1]ничему не научили тебя?

Она засмеялась.

– Известно ли тебе, что они разошлись?

– Мастерc и Джонсон?

– Потрясающе, правда? – Джесс удивлялась тому, как это они вышли в разговоре на тему секса, смотрела в окно на густо валивший снег. – Но если не считать размеров, чем еще ты недоволен в своей фирме?

– Все стало гораздо более стяжательским, чем было раньше, что, я думаю, вполне естественно в наше время, – продолжал Дон. – Никто ни о чем особенно не беспокоится, лишь бы обтяпать свои делишки. Думаю, что за последние годы характер фирмы изменился. Не к лучшему.

Джесс улыбнулась. Говорил он о том, что фирма больше не отражала характер его собственной сильной личности, так, как это было в начале его работы в ней, когда он был одним из десяти, а не из двухсот.

– А как можно повлиять на все это?

Дон склонил голову, как он делал обычно, когда что‑нибудь серьезно обдумывал.

– Не думаю, что тут можно как‑то повлиять. Фирма слишком велика. Ее уже нельзя изменить на данной стадии. Единственное, что можно сделать, это уйти оттуда.

– И ты готов так поступить?

– Я подумываю об этом.

– А что будешь делать?

– Начну все сначала, – сказал он с приливом душевной теплоты от этой мысли. – Возьму с собой нескольких наиболее умелых ребят, найму еще кое‑кого. Открою небольшую фирму в микрорайоне, где живут родственники и знакомые. Ты знаешь такие места из кирпичных зданий, стены которых украшены вьющимися растениями. Пару секретарш, пару совмещенных ванных с туалетом, небольшую кухоньку в глубине. Как, хочешь присоединиться?

– Что?

– Может быть, я высказал заманчивую идею. Как она тебе нравится, Джесс? Как, с твоей точки зрения, звучит такое сочетание, как Шоу и Костэр?

Джесс рассмеялась, но только потому, что не знала, как еще отреагировать на это.

– Подумай об этом, – сказал Дон и подошел к окну. – Похоже, что нам сегодня не выбраться отсюда после обеда.

– Что? – Джесс вскочила и подошла к нему.

– Снегопад не унимается. Похоже, что пурга разыграется еще сильнее. Ветер усиливается. Я бы не хотел, чтобы в дороге нас захватила метель.

– Но мне же надо вернуться домой!

– Я отвезу тебя домой. Но не сегодня после обеда. Может быть, нам придется подождать до ужина. – Он прошел в другую, большую половину соснового коттеджа, служившую кухней, и открыл морозильник. – Я заморозил тут пару отбивных. Мы их сейчас поджарим, откроем еще бутылочку вина, позвоним в дорожную патрульную службу, узнаем, какая обстановка на дорогах. Джесс, не волнуйся, – сказал он ей. – В самом худшем случае, если мы не сможем выбраться сегодня отсюда, я обещаю, что доставлю тебя в город к началу заседания суда. Даже если мне придется везти тебя на лыжах. Идет? Можешь ты успокоиться?

– Только частично, – ответила она.

– Вот это молодчина, моя девочка, – воскликнул Дон.

* * *

Остальную часть дня Джесс провела за телефонными разговорами. Медицинский эксперт пока что не мог сообщить ничего нового. Вскрытие Конни Девуоно еще не закончили, а выводы исследований станут известны не раньше, чем через несколько дней.

Нейл Стрейхорн связался с Барбарой Коэн и сыщиком Мэнсфилдом. Им удалось выявить названия двух клубов для стрелков из лука в окрестностях Чикаго и еще четырех таких клубов в радиусе ста миль от города. Полиция уже занялась тем, чтобы провести соответствующие расспросы. К счастью, все клубы в воскресенье оказались открытыми, правда, два из них закрылись несколько раньше из‑за снегопада и туда не удалось дозвониться. Согласно указаниям, сведения будут переданы завтра утром в полицию. Нейл позвонит ей, как только поступят какие‑нибудь данные.

Джесс мысленно восстановила в памяти вопросы, которые она задаст Терри Вейлсу. Дон был прав, признала она, наблюдая, как он возился с приготовлением ужина на кухне. Она как никогда хорошо была готова к судебному процессу. Ей не нужны были заранее исписанные бумажки. Она знала на память вопросы и возможные ответы, которые могут последовать. Единственное, что от нее теперь требовалось, – это вовремя попасть на заседание суда.

– По радио только что сообщили, что снегопад закончится в полночь, – сказал Дон, вручая ей бокал красного вина, прежде чем она начала протестовать. – Предлагаю заночевать здесь, хорошенько выспаться, а в шесть утра отчалить. В городе мы будем не позже половины восьмого, и у тебя останется достаточно времени, чтобы подготовиться к рассмотрению дела.

– Дон, это невозможно!

– Джесс, вряд ли у нас есть выбор.

– Но что будет, если снегопад не прекратится к полуночи? Что случится, если утром мы не сможем выехать?

– Тогда Нейл попросит о переносе заседания, – просто ответил Дон. – Джесс, ты не виновата, что выдалась такая погода.

– А если мы уедем прямо сейчас?

– Тогда, возможно, мы проведем ночь в сугробе. Но я готов рискнуть, если ты этого хочешь.

Джесс смотрела в окно на разыгравшуюся пургу. Она должна была признать, что ехать куда бы то ни было в такую погоду было настоящим безумием.

– Скоро ли мы будем ужинать? – спросила она.

* * *

– Звонил сыщик Мэнсфилд, – сказала Джесс, отодвинув от себя по белому пушистому ковру телефонный аппарат, рассеяно наблюдая, как пляшет огонь в камине, языки которого напоминали гремучих змей, готовых в любой момент ужалить. – Ни в одном из клубов любителей лука и стрел, с которыми они связались, они не напали на след Терри Вейлса.

– Показывали ли они его фотографию?

Джесс кивнула.

– Никто такого не видел.

– Но остаются еще два места, не так ли?

– Два. Но до утра мы не сможем с ними связаться.

– Тогда единственное, что нам остается, это хорошенько выспаться. – Дон сидел рядом с Джесс на полу. Он взял телефонный провод, накрутил его на палец, подтянул к себе аппарат и опять поставил его на маленький столик между двумя диванами.

Джесс наблюдала за движением его рук, зачарованная медленными, круговыми движениями. Когда она заговорила, то произносила слова медленно, как будто она находилась в глубоком трансе.

– Говорила ли я тебе о том, что, по словам следователя по делам об убийстве, горло Конни было так сильно затянуто проволокой, что чуть не отвалилась голова?

– Джесс, попытайся не думать сейчас об этом, – сказал Дон, заключая ее в объятия. – Перестань, у тебя хороший ужин, прекрасное вино, и сейчас не время…

– Это моя вина, – сказала она ему, представляя себе, как проволока перерезала горло Конни.

– Твоя вина? Джесс, о чем ты говоришь?

– Если бы я не уговорила Конни, что ей надо давать показания, то она осталась бы жива.

– Джесс, это нелепо! Откуда ты это знаешь? Ты не можешь винить себя.

– Наверное, это было ужасно, – продолжала Джесс, вся содрогнувшись и оказавшись в еще более крепких объятиях Дона, – чувствовать, как проволока режет твое горло и к тебе пришла смерть.

– Господи, Джесс!

Глаза Джесс наполнились слезами, и они потекли по щекам. Дон тут же начал стирать слезы, сначала пальцами, потом губами.

– Все в порядке, детка, – тихо приговаривал он. – Все будет в порядке. Вот посмотришь, все будет в полном порядке.

Его губы были нежными, успокаивающими, скользя по щекам к краешкам ее рта, своими губами он нежно накрыл ее губы.

Джесс зажмурилась, вспомнив, как Адам потянулся над обеденным столом и поцеловал ее, почувствовала, что она отвечает на поцелуй Дона и, сознавая, что поступает неправильно, была уже не способна остановиться.

Как давно этого не было, думала она, мысленно представляя себе, что она обнимает Адама, хотя под ее красным свитером были руки Дона, которые расстегивали молнию на ее джинсах. Ей представлялось, что ее ласкает Адам, хотя рядом находился Дон, что нежные губы и пальцы Адама вызвали у нее разрядку еще даже до того, как Дон совокупился с ней.

– Люблю тебя, Джесс, – донесся до нее голос Адама, но когда она раскрыла глаза, она увидела Дона.