Глава 11. Прощание в Сан‑Франциско было еще тяжелее, чем в Саванне, Габби плакала не переставая, а мать Питера была потрясена тем

Прощание в Сан‑Франциско было еще тяжелее, чем в Саванне, Габби плакала не переставая, а мать Питера была потрясена тем, что ее муж согласился послать Пакстон работать в Сайгон. В сердцах она сказала Эду, что он так же, как и Пакси, сошел с ума.

Вечером в день отлета они все поехали в аэропорт провожать ее. Для нее было оставлено место в транспортном самолете на военно‑воздушной базе Трэвис, с собой у нее была карта вакцинаций, паспорт, визы и документы от «Морнинг сан» с указаниями, что делать в Сайгоне и где остановиться. Ей забронировали место в гостинице «Каравелла» на улице Тудо, кроме того, снабдили вьетнамским разговорником. Расставание с родными Питера было просто невыносимым. Самолет на базе Трэвис напоминал им, как они прощались с Питером. Даже Эд Вильсон расплакался, держа Пакстон в объятиях и целуя ее в щеку. Он в сотый раз просил ее быть осторожней.

– И ради Бога, если ты присмотришься к тамошней жизни и изменишь свое решение, не будь дурой, возвращайся сразу же домой. Я и так думаю, что ты чертовски ошибаешься, уезжая туда, так что возвращайся поскорее, несмотря на свою гордость.

– Хорошо, – пообещала она сквозь слезы. – Я люблю вас. – Она помнила: все, что хочешь сказать, говори, не откладывая. Никто не знает, что случится в следующую минуту. – Вы тоже будьте поаккуратней здесь. – Ее рейс уже объявили, и она стала прощаться. – Мне нужно идти. Пишите.

– Думай о себе. – Марджори шла с ней рядом, стараясь не вспоминать о сыне. – Будь внимательна к тому, что ешь. – Все рассмеялись, а Габби и Пакстон обнялись напоследок. Две девушки любили друг друга, как сестры, и были знакомы уже четыре года.

– Я люблю тебя, сумасшедшая. Будь осторожна, Пакси, пожалуйста, если с тобой что‑нибудь случится, я умру. – Пакстон пожала ей руку и разворошила рыжую копну волос.

– Не разродись еще раз до того, как я вернусь. – Последнему мальчику было всего три недели, и Габби улыбнулась сквозь слезы.

– Позаботься о себе, Пакс. Мы будем скучать по тебе. – Мэттью ласково прижал ее" Пакстон отошла и оглянулась.

– Я приеду домой на елку. – О таком сроке командировки они условились с Эдом Вильсоном. Шесть месяцев в Сайгоне, и затем домой на Рождество.

Они смотрели, как она тащит на плече огромный рюкзак и маленькую сумку. Она была в высоких бутсах, похожих на военные, джинсах и футболке, новенький фотоаппарат «Никон» болтался у нее на шее. Она еще раз обернулась в воротах и помахала им, стараясь побороть слезы и горькие мысли о Питере. Пакстон добралась до самолета, к трапу на С‑141 она подошла вместе с мальчиком, похожим на подростка, чьим‑то младшим братом. У него были пшеничного цвета волосы, круглое детское лицо, на вид не больше пятнадцати, он поднимался за ней по трапу с вещмешком за плечами. Потом она поняла, он – один из мальчиков, отправленных на войну во Вьетнам.

Она заняла свое место, он поспешил к сотне своих товарищей, разместившихся в хвосте самолета, восемнадцатилетних… девятнадцатилетних… двадцатилетних… Для них, наверное, она была старуха. Они летели над Тихим океаном, она смотрела вниз и молилась, чтобы эти мальчики остались живы к Рождеству.

Ей дали на все шесть месяцев: чтобы понять себя, увидеть войну, разобраться с тем, что произошло в Дананге… Шесть месяцев, чтобы залечить свое сердце и отдать его им, искупить грехи и рассказать миру о том, что там на самом деле происходит. Шесть месяцев во Вьетнаме. Может, она и сошла с ума, но чувствовала, что должна это сделать в память о Питере. Она закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Огни Калифорнии остались позади.