Игра в кораблики

– Порой я недоумеваю, – сказала Железная Орхидея, когда ландо Джерека уносило их прочь от Шаналорна, – куда могут нас завести все эти модные поветрия во всем следовать эпохе Рассвета?

– Что значит «завести», моя жизнь?

– Я говорю о художественных сторонах этого явления. Ведь в недалеком будущем, в основном из‑за той моды, которую, кстати, именно ты предложил, мы рискуем воссоздать ту эпоху до мельчайших подробностей.

И наша жизнь будет неотличима от жизни в девятнадцатом столетии.

– Неужели, мое металлическое совершенство? – ее сын был учтив, но все еще не понимал, куда она клонит.

– Я имею в виду опасность увлечения реализмом, Джерек, который вряд ли приведет к чему‑нибудь хорошему. В конце концов, наша фантазия оскудеет. Ты же сам говорил, что странствие в прошлое всегда отражается на восприятии: делает его расплывчатым, сулит безгрезье.

– Возможно, – согласился он, – но я отнюдь не уверен, что мой «Лондон» стал хуже оттого, что основывался на реальных впечатлениях, а не на фантазиях. Напротив, наши причуды могут завести чересчур далеко. Вспомни Герцога Квинского!

– Я знаю, тебе редко нравятся его работы. Конечно, они порой настолько экстравагантны, что кажутся бессмысленными, но…

– Герцог часто впадает в вульгарность, нагромождая эффекты друг на друга. Я полагаю, что непривычная для него сдержанность в «Нью‑Иорке‑1930» как раз обязана влиянию моего собственного творчества. Что, откровенно говоря, пошло ему на пользу.

– Об этом‑то я и веду речь, – сказала она, – сам Герцог Квинский впадает в реализм, и это ужасно! – Орхидея пожала плечами. – А когда ты создашь очередную моду, Джерек, и они опять последуют за ней, – тогда, наконец, ты отучишь их от излишеств в творчестве, – последние слова она произнесла почти мечтательно.

– О, как ты добра ко мне.

– Больше того, – ее лицо цвета вороньего крыла осветила лукавая улыбка. – Я необъективна, мой дорогой! Ведь ты – мой сын!

– Я слышал, что Герцог Квинский закончил свой очередной «Нью‑Йорк». Не отправиться ли нам взглянуть на него?

– Почему бы и нет? И будем надеяться, что застанем самого Герцога. Я буду рада его повидать.

– Я тоже, хотя и не разделяю его пристрастий.

– Зато он разделяет твои. Ты должен быть более снисходительным, сын мой!

Они рассмеялись.

* * *

Они заметили Герцога Квинского издалека. Он стоял в некотором отдалении от своего творения, любуясь им с откровенным восхищением. Он был одет в стиле восьмисотого столетия – сплошные кристаллические спирали и причудливые завитушки, глаза зверей, кисейные шишечки, и наконец, перчатки, которые делали его руки невидимыми.

Заметив ландо, Герцог Квинский задрал голову вверх, и его чувственное лицо, украшенное роскошной черной бородой, озарилось улыбкой.

– Да это сама Железная Орхидея во всей своей темной красе! И Джерек тоже с ней! Я благодарю, мой дорогой, за то, что ты вдохновил меня на создание этого шедевра. Прошу, расценивай эту композицию как символ своего триумфа!

У Джерека потеплело на душе при виде Герцога Квинского, что, впрочем, случалось каждый раз. Пусть Герцог не отличался тонким вкусом, зато добродушия ему было не занимать. И Джерек решил похвалить создание, плод трудов Герцога, несмотря на свое истинное мнение об этой работе, которая, честно говоря, была весьма заурядна.

– Насколько ты можешь заметить, мой «Нью‑Йорк» из того же самого периода, что и твой «Лондон». Мне кажется, получилось очень близко к оригиналу.

Когда они выходили из ландо, Железная Орхидея на мгновение сжала свою ладошку в руке Джерека, напоминая о недавней беседе.

– Видите ту высокую башню в центре – это Эмпайр Стейт Апартаменте, вся в ляпис‑лазури и золоте. Ее возвели для величайшего короля Нью‑Йорка – Конга Могущественного, который, как вы знаете, правил городом весь Золотой Век. Кстати, та бронзовая скульптура, которую вы видите на вершине здания – это и есть сам Конг…

– Он выглядит впечатляюще, – одобрила Железная Орхидея, – но как‑то не по‑человечески.

– На то она и эпоха Рассвета, – вздохнул Герцог. – Впрочем, продолжим осмотр. Высота следующего здания больше мили с четвертью – размеры я взял из учебника истории. Согласитесь, мои друзья, это великолепный образчик простоты варварской архитектуры Урановых столетий – как некоторые утверждают – один из самых ранних.

Джереку показалось, что Герцог Квинский цитирует учебник истории целыми главами: уж больно слова его напоминали знакомый текст.

– На мой вкус, здания расположены слишком близко друг к другу, – поджала губы Железная Орхидея.

– Это сделано умышленно, – ответил Герцог, ничуть не обидевшись на критику. – В эпосе тех времен прямо сказано об узости улиц, которые вынуждали людей передвигаться по‑крабьи. Отсюда, между прочим, в Нью‑Йорке и пошел термин «тротуар».

– А что это? – поинтересовался Джерек, показывая на коллекцию живописных домиков с черепичными кровлями. – По‑моему, они не характерны для этой эпохи.

– Это селение Гринвич, своего рода музей, часто посещаемый моряками. Их знаменитый корабль причален в устье реки. Видите его? – он показал на нечто, привязанное к пирсу, и бросающее отблески на темную воду лагуны.

– Он напоминает огромную стеклянную бутылку, – удивилась Железная Орхидея.

– Вот именно, но они каким‑то образом умудрялись на ней плавать. Без сомнения, секрет движения утерян, но я воссоздал корабль, основываясь на рисунке, который отыскал в старинных рукописях. Они именовали его «Катти Сарк». – Герцог Квинский самодовольно усмехнулся. – Теперь мне тоже подражают, мой дорогой Джерек. Миледи Шарлотина была так потрясена этим зрелищем, что занялась воспроизведением других знаменитых кораблей той эпохи.

– Да, ваша тщательность достойна подражания, – согласился Джерек. – А кем вы населили город? – он прищурил глаза, чтобы лучше видеть. – Там вроде бы что‑то двигается?

– Да, каких‑то восемь миллионов человек.

– А что означают те крошечные вспышки? – спросила Железная Орхидея.

– Это щелкунчики, – ответил Герцог Квинский. – В те времена Нью‑Йорк привлекал очень много артистов, преимущественно, фотографов. В народе их называли «щелкунчики». Обратите внимание, как они щелкают своими камерами.

– У вас несомненно есть талант к доскональному исследованию, – признал Джерек.

– Допускаю, что я многим обязан первоисточникам, – согласился Герцог Квинский, – к тому же в своем питомнике я отыскал странника во времени и хорошенько порасспросил его. Правда, он не совсем из того периода, который меня интересует, но довольно близкого, по крайней мере, для того, чтобы иметь представление о том времени. Но не будем отвлекаться. Итак, большинство зданий выполнено из люрекса и разноцветного плексигласа, любимых материалов мастеров эпохи Рассвета. Защитные талисманы, как водится – из неона, чтобы отогнать силы тьмы.

– О да, – оживленно воскликнула Железная Орхидея. – У Гэфа Лошади‑в‑Слезах было что‑то подобное в его «Граде Проказы‑2215».

– Неужели? – тон Герцога стал прохладнее. Ни для кого не секрет, что он недолюбливал творения Гэфа, считая их чересчур ремесленными. – Мне непременно стоит взглянуть.

– Он близок по настроению к «Вневременному Съедобному Бирмингему» Эдгаросердного По, – вставил Джерек, чтобы увести разговор от щекотливой темы. – Я вкусил его пару дней назад. Признаться, он был вполне съедобен.

– То, чего не достает По в зрелищности, он наверстывает в кулинарном отношении.

– Несомненно, «Бирмингем» сделан со вкусом, – согласилась Железная Орхидея. – Но некоторые его здания – всего лишь скверная копия «Рима‑1945» Миледи Шарлотины.

– Помню, там нелепо вышло со львами, – пробормотал сочувственно Герцог Квинский.

– Да, они вышли из‑под контроля, – заметила Железная Орхидея. – Я ведь не раз предостерегала ее. А все потому, что не хватило христианских мучеников. Но все равно, не стоило распылять город только потому, что львы сожрали все его население. Зато летающие слоны были хоть куда!

– Мне трудно судить, ведь я никогда не видел цирка, – сказал Джерек.

– Друзья мои, я как раз собирался наведаться на озеро Билли Кид – поглядеть на корабли. Ходят слухи, что они уже спущены на воду, – Герцог Квинский кивнул в сторону своего нового аэромобиля, вместительной копии одного из марсианских летательных аппаратов, одного из тех, что пытались уничтожить Нью‑Йорк во времена, занимающие Герцога. – Не желаете ли присоединиться ко мне?

– С удовольствием, – ответили Железная Орхидея и Джерек, полагая, что данный способ времяпрепровождения ничуть не хуже любого другого.

– Мы последуем за вами в моем ландо, – сказал Джерек.

Герцог Квинский взмахнул своей невидимой рукой.

– В моем воздушном экипаже достаточно места, но, как вам будет угодно, – он пошарил в складках своей кристаллической одежды и вытащил летный шлем с очками‑консервами. Надев его, он подошел к своей летательной машине, взобрался с некоторым усилием по гладкой поверхности и плюхнулся на сиденье пилота.

Джерек с интересом наблюдал за тем, как агрегат оглушительно взревел, выплюнул раскаленный дождь красных искр и дохнул голубым дымом. Наконец, сооружение, пошатываясь, грузно двинулось вверх. Он лишний раз утвердился в своем наблюдении, что Герцог предпочитает не слишком надежные виды транспорта.

* * *

Для предстоящей регаты озеро Билли Кид специально расширили, отодвинув берега почти до самых гор, чтобы налить побольше воды. По берегу, там и здесь, фланировали небольшие группки зрителей и глазели на корабли, уже спущенные на воду. И правда, там было на что посмотреть.

Джерек и Железная Орхидея приземлились на белый песок пляжа и направились к Герцогу; тот о чем‑то уже беседовал с устроительницей зрелища Миледи Шарлотиной, которая по‑прежнему предпочитала иметь несколько грудей и лишнюю пару рук. Ее сиреневую кожу оттеняло ожерелье из нескольких длинных полупрозрачных матерчатых крючков разных оттенков. Большие глаза засветились от удовольствия, когда она увидела новых гостей.

– О, Железная Орхидея, как я вижу, ты все еще носишь траур. Я уж не чаяла увидеть тебя! О, Джерек Карнелиан, самый знаменитый из исследователей времени!

Слегка уязвленная ее репликой, Железная Орхидея попыталась незаметно придать своей коже более естественный оттенок. Но она чуть не рассчитала, и ее платье неожиданно так вспыхнуло белизной, что все прищурились. Бормоча извинения, она убавила его яркость и задиристо спросила.

– Дорогая, какая же из этих лодок ваша?

Миледи Шарлотина поджала губы в шуточном неодобрении.

– Кораблей, о самое привлекательное из растений. Вон тот корабль принадлежит мне, – она кивнула в направлении огромной статуи женщины, лежавшей животом на воде, с раскинутыми симметрично руками и ногами, деревянную голову которой венчала корона из золота, щедро усыпанная бриллиантами. – Ее зовут «Королева Элизабет».

Едва они взглянули на корабль, как из ушей макета повалили огромные клубы черного дыма, а изо рта, который почти что касался воды, раздался леденящий душу гудок.

– А судно неподалеку – это, кажется, «Монитор», который перевозил девственниц или что‑то еще похуже?

Это была посудина поменьше «Королевы Элизабет», и являла взору тело мужчины с огромной бычьей головой на плечах, спина которого была прогнута вниз.

– Алый О'Кэла не в силах отринуть свою одержимость зверями. Однако корабль весьма мил.

– Неужели они все из одного и того же периода? – изумился Герцог Квинский. – И даже вон тот? – он показал в сторону нелепого ковчега, бултыхающегося поблизости. – Он больше напоминает остров.

– Это пароход «Франция», – пояснила Миледи Шарлотина. – Принадлежит Гриволю Весеннему Локону. А тот, что под парами спешит к нему, именуется «Водяная Лилия», хотя я уверена, что никогда такого растения не было, – она так и сыпала именами судов. – «Мэри Роу», «Тандебург», «Пэтиа». Скажите, разве не великолепен вон тот, величавый «Ленинград»?

– Они куртуазны, – уклоничиво молвила Железная Орхидея. – Что же они будут делать, когда соберутся все?

– Сражаться! Сражаться и еще раз сражаться! – распаленно вскричала Миледи Шарлотина. – Именно для этого их и созидали в эпоху Рассвета. Вы только представьте: два корабля маневрируют в тяжелом тумане, который стелется по воде. Ищут друг друга и не могут найти! Скажем, моя «Королева Элизабет» и «Наутилус» Эдгаросердного По. Хотя «Наутилус» рискует растаять задолго до конца зрелища. И вот – «Наутилус», наконец, замечает «Королеву Элизабет», его сирены разгоняют туман, он нацеливает свои дымовые трубы, и – у‑у‑у‑х – на «Королеву Элизабет» обрушиваются тысячи маленьких острых гвоздиков. Она содрогается, но наносит ответный удар из своих передних бортовых отверстий, что скрыты в ее грудях, мне помнится, именно там я их поместила – четырьмя смертоносными смокингами! Они обворачиваются вокруг «Наутилуса» и тянут его на дно. Но «Наутилус» не сдается… Ладно, вы сможете легко домыслить остальное, а я не буду портить вам рассказами предстоящее зрелище. Почти все корабли уже собрались. Я думаю, подождем еще парочку и начнем!

– Я не могу ждать, – сказал Джерек рассеянно. – Кстати, Миледи Шарлотина, Браннарт Морфейл все еще обитает подле вас?

– Да, его жилище у Нижнего озера. Полагаю, он и сейчас там. Я просила его помочь построить «Королеву Элизабет», но он был слишком занят.

– Он все еще сердит на меня?

– Еще бы, ведь ты потерял одну из его любимых машин времени!

– Значит, она не вернулась?

– Нет. А что, ты ждешь ее?

– Я надеюсь, что миссис Андервуд воспользуется ей, чтобы возвратиться сюда. Вы сообщите мне, если она все же вернется?

– Конечно, конечно! Ты знаешь, твоя связь с этой зверюшкой – весьма любопытна для меня.

– Благодарю вас. Вы случайно не встречали Лорда Джеггеда Канари?

– Он обещал быть. Лорд намеревался сотворить свой корабль, но скорее всего, поленился или забыл. Вполне возможно, у него очередная стадия ухода в себя? Как ты знаешь, время от времени он избегает общества. О, Миссис Кристия, что это?

Неистощимая Наложница захлопала длинными ресницами. Она нарядилась в дымно‑розовое платье, а на золотистые волосы приколола розовую шляпку. На ее руках были розовые перчатки, и она прятала что‑то в ладонях.

– Строго говоря, это не совсем по теме, – сказала она, – но я подумала, что он понравится вам.

– Еще бы! Как называется это чудо?

– «Приятный Парусник Венеры», – Миссис Кристия улыбнулась Джереку. – Привет, мой дорогой. Пылает пламя твоей страсти столь же пылко, как и прежде?

– Без чувства моего я не провел ни дня!

– Ты достоин награды.

– Я верю, что дождусь, – Джерек поцеловал ее изящный носик. В ответ она погладила его ухо.

– Где ты раскопал все эти старинные чудесные чувства? – спросила она. – Ты обязательно должен поговорить с Вертером, ведь у него похожие страдания, хотя он и не щеголяет ими, как некоторые. Он рассказывал тебе о своем «грехопадении»?

– Я не встречал его со времен моего возвращения из 1896‑го.

Миледи Шарлотина прервала их, приобняв бедро Миссис Кристии.

– Вертер превзошел сам себя, как и ты, Неистощимая Наложница. Но ты не осуждаешь его?

– О, что ты, право! Джерек, я просто обязана поведать тебе о «преступлении» Вертера. Все началось в тот день, когда я случайно сломала его радугу… – И она принялась рассказывать историю, которая показалась Джереку занимательной не только потому, что действительно являлась таковой, но и потому, что она имела касательство к некоторым размышлениям самого Джерека. Он не раз пытался найти общий язык с Вертером, но каждый раз этот мрачный одиночка начинал обвинять его в легкомыслии и бесчувственности. Поэтому весь разговор сводился к нескольким неуместным вопросам Джерека и постоянным упрекам со стороны Вертера.

Пока Миссис Кристия и Джерек Карнелиан, взявшись за руки, шли вдоль берега, на озере корабли занимали свои позиции.

Солнце сияло над голубой спокойной водой, то там, то тут слышалось чье‑то оживленное бормотание, и Джерек почувствовал, как возвращается к нему прежний юмор. Миссис Кристия как раз достигла конца истории.

– Я надеюсь, Вертер оценил по достоинству эту шутку, – спросил Карнелиан.

– Да. Он ведь такой искренний, правда, по‑своему.

– Я это знаю! Скажи, он… – Джерек осекся, узнав высокого человека, стоящего у самой воды и поглощенного беседой с Эдгаросердным По, на котором, как обычно, была надета высокая варварская шапчонка.

– Прошу прошения, Кристия. Вы не сочтете невежливым с моей стороны, если я скажу пару слов Лорду Джеггеду?

– О чем ты говоришь? Ты сама изысканность!

– Лорд Джеггед! – закричал Джерек. – Как я рад нашей встрече!

Лорд Канари, облаченный в шелковый камзол малинового цвета, повернулся на крик. Он был по‑прежнему красив, но тень усталости стерла улыбку с его удлиненного благородного лица, а седины в висках как будто прибавилось.

– О, Джерек, пряность моей жизни, это ты? Эдгаросердный По как раз записывал мне рецепт своего корабля. Он уверяет, что, вопреки сплетням, тот не растает, по меньшей мере, еще четыре часа. Я полагаю, тебе будет интересно послушать, как нашему другу удалось совершить этот подвиг.

– Приветствую тебя, Эдгаросердный По, – кивнул Джерек толстому и жизнерадостному творцу благоухающего вулкана. – Лорд Джеггед, откровенно говоря, я хотел бы побеседовать с вами…

Но Эдгаросердный По уже удалялся, влекомый под руку щепетильной Кристией.

– …о миссис Андервуд, – закончил фразу Джерек.

– Она вернулась? – Точеное лицо повелителя Канари осталось бесстрастным.

– Вы же знаете, что нет.

Лорд Джеггед чуть‑чуть улыбнулся.

– Ты начинаешь приписывать мне способность предугадывать события. Я польщен, но боюсь, что не заслуживаю такой чести.

Встревоженный неуловимыми изменениями, омрачившими их старую дружбу, Джерек склонил голову.

– Простите меня, неунывающий Джеггед. Я полон предчувствий. Я, выражаясь словами древних, «задыхаюсь от возбуждения».

– Возможно, ты подхватил одно из тех древних заболеваний, мое дыхание, которые вызываются словом, попадающим в наш мозг и заставляющим оный атаковать тело…

– Наука эпохи Рассвета скорее ваша специальность, чем моя, Лорд Джеггед. Я полагаю, вы обдуманно ставите диагноз.

Лорд Джеггед искренне расхохотался, что бывало с ним довольно редко, и обнял Джерека за плечи.

– Нет, мой обворожительный, отравленный обожанием озорник, мой золотой гусь, моя печаль, моя молитва. Я уверен, только ты и здоров из всех нас.

И, верный своей обычной загадочной манере, он не стал утруждать себя объяснением сказанного, а вместо этого обратил внимание Джерека на начало регаты. Над мерцающим морем навис скверный желтый туман, солнце потускнело, и оттого все стало вокруг мрачным и сырым. Огромные смутные тени в тумане поползли, беспрерывно гудя.

Джеггед поправил воротничок, не снимая руки с плеча Джерека.

– Мне обещали, что они будут сражаться до победного конца.