Кельтский котел изобилия

Теперь читатель уже хорошо разбирается в кельтских символах изобилия и обновления. В Ирландию вместе с Племенами богини Дану попал котел Дагды. В валлийской легенде Бран Благословенный получил его из Ирландии – и вернул его потом туда же в качестве приданого Бранвен. В таинственной поэме Талиесина котел – один из трофеев, вынесенных Артуром из Аннувина; об этом удивительном приключении нигде больше не сообщается. Согласно Талиесину, чудесный котел находится в Кайр‑Педриван, в замке Пуйлла; огонь, его нагревающий, раздувают своим дыханием девять девиц, края его усыпаны жемчугом, и он не готовит пищу для труса или лжесвидетеля[170]:

Разве я недостоин славы, недостоин быть в песне воспетым

В Кайр‑Педриване, что четырежды повернулся?

Первое слово из глуби котла, когда раздалось оно?

Дыхание девяти дев его греет неспешно.

Не котел ли это владыки Аннувина? Каков же он с виду?

Бежит по краю его полоска жемчужин.

Он не станет готовить для труса и клеветника.

Меч, пламенеющий ярко, поднимется рядом

И останется в руке Ллеминауга.

Перед вратами Уферна[171]горел светильник.

Когда мы шли с Артуром – добрая это работа, –

Кроме семи, никто не возвратился из Кайр‑Ведвид[172].

Котел связан также и с солнцем, пусть и более косвенно; в древнейших арийско‑индийских мифах солнце – золотой сосуд, струящий свет и тепло, дающий жизнь. Копье заставляет вспомнить оружие бога грома Индры – молнию, в норвежской мифологии ему соответствует молот Тора. Поиск этих предметов воплощает сюжет о том, как некий божественный герой восстанавливает правильный порядок смены времен года, нарушенный в силу определенных обстоятельств наподобие тех, что и по сей день вызывают голод и эпидемии в Индии.

Итак, в валлийском «Передуре» проступают очертания исконного кельтского мифа, однако Грааль так и не появляется. Однако, судя по созданному Готье продолжению к Кретьену, Грааль фигурировал как символ изобилия в европейских, вероятно, бретонских версиях легенды. По крайней мере в одном из вариантов – в том, который Вольфрам взял за основу при создании своего «Парцифаля», – этот символ представлял собой камень. В большинстве случаев это был, однако, не камень, а котел или некий другой сосуд, наделенный привычными свойствами волшебного котла кельтских мифов. Сосуд этот определенным образом ассоциировался с окровавленным копьем. Оттолкнувшись от этих деталей, неизвестный певец в порыве вдохновения превратил древнюю повесть о мести и освобождении в колдовской роман, сразу же завладевший сердцами обитателей христианского мира. Чудесный котел преобразился в чашу евхаристии, копье же, как оказалось, причастно к преступлению более страшному, нежели убийство родича Передура[173]. Кельтская поэтичность, немецкий мистицизм, христианское благородство и магические представления, до сих пор бытующие в отношении некоторых каменных монументов Западной Европы, – все это в сочетании породило легенду о Граале и наделило ее удивительной притягательностью. На протяжении семисот лет литераторы, музыканты, художники обращались к ней; да и сегодня – кто осмелится утверждать, будто интерес к ней угас и башни Монсальвата растворились в дымке, из которой некогда появились?