Битва при Пуатье

Воскресным утром король Франции Иоанн II Добрый, которому не терпелось сразиться с англичанами, распорядился отслужить торжественную мессу в королевском шатре, и он и его четверо сыновей причастились. Когда служба закончилась, к королю подошли бароны и лорды, которые были приглашены для участия в совете. После долгого обсуждения было принято решение: армия выдвигается на равнину, и каждый барон под своим флагом наступает во главе своего отряда во имя Господа и святого Дени. Заиграли армейские трубы, все вскочили на коней и направились в ту часть долины, где развевалось на ветру королевское знамя. Здесь можно было увидеть самых знатных особ Франции, богато одетых, в сверкающих доспехах, с флагами и знаменами. Там собрался весь цвет французского дворянства, и ни один рыцарь, из опасения навлечь на себя позор, не посмел остаться дома. Войско разделили на три отряда, по шестнадцать тысяч всадников в каждом, причем все уже однажды доказали свою отвагу. Герцог Орлеанский командовал первым отрядом, в котором было тридцать шесть знамен и вдвое больше флагов. Вторым отрядом командовал герцог Нормандский и двое его братьев, Луи и Жан. Король Франции командовал третьим отрядом. Пока шло формирование отрядов, король призвал к себе Эсташа де Рибомона, Жана де Ланда и Жискара де Боже и сказал:

– Постарайтесь как можно ближе подъехать к войску англичан и выясните, в каком они моральном состоянии, какова их численность и как лучше с ними сражаться, в конном или пешем строю.

Рыцари отправились выполнять приказ короля, а король сел на белого коня, выехал перед войском и громко обратился к своим воинам:

– Парижане, шартрезцы, руанцы и орлеанцы, вами пугали англичан, угрожая, что при встрече с вами им несдобровать. Вы стремились сразиться с англичанами, и сегодня вам представляется такая возможность. Я поведу вас к ним и хочу увидеть, как вы отомстите за все беды и несчастья, на которые они обрекли вас. Будьте уверены, мы вступим с ними в бой.

– Сир, с Божьей помощью мы охотно встретимся с ними, – ответили воины.

Тут вернулись три рыцаря, отправленные на разведку, и, пробившись сквозь толпу, подъехали к королю.

– Какие новости вы привезли? – спросил король.

Эсташ де Рибомон, которого спутники попросили доложить королю обстановку, ответил:

– Сир, мы внимательно наблюдали за англичанами. Согласно нашей оценке, у них примерно две тысячи рыцарей, четыре тысячи лучников и пятнадцать тысяч пехотинцев. Они заняли отличную позицию, но нам кажется, им не составить больше одного отряда. Однако они удачно расположились, укрепили дорогу, разместили вдоль нее лучников, причем эта дорога единственный путь для наступления. Другой дороги нет, а эта настолько узкая, что по ней могут в ряд могут проехать не более четырех всадников. В конце дороги, среди виноградников и терновника, где нельзя пройти ни конным, ни пешим строем, расположились пешие рыцари, а перед ними построенные по диагонали лучники, так что одолеть их будет не так‑то просто.

– И как, по вашему мнению, следует их атаковать? – спросил король.

– Сир, – ответил Эсташ де Рибомон, – только в пешем строю. Триста самых опытных воинов должны прорваться через строй лучников, а затем ваши отряды должны быстро атаковать англичан, вступить в рукопашный бой и храбро сражаться. Это лучшее, что я могу предложить, но если у кого‑то есть другие предложения, то пусть выскажется.

– Нет, – сказал король. – Остановимся на этом.

В сопровождении двух маршалов король поехал по отрядам, чтобы отобрать триста рыцарей, пользующихся самой хорошей славой; у них должны были быть лучшие кони и вооружение. Вскоре был сформирован отряд германцев, которые оставались в конном строю и поступали в распоряжение маршалов. Германцами командовали графы Зальцбурга, Нидау и Нассау. Король Иоанн был в королевских доспехах, и по обычаю девятнадцать рыцарей надели такие же доспехи.

Когда отряды короля Франции построились и каждый барон встал под свое знамя, поступил приказ всем воинам, вооруженным копьями, укоротить их до пяти футов, чтобы увеличить маневренность, и всем снять шпоры. Когда все было готово к наступлению, кардинал Перигорский, который рано утром покинул Пуатье, подскакал на коне к королю, почтительно поклонился ему и сказал, что просит разрешить ему отправиться к принцу Уэльскому и приложить все усилия для заключения мира между ним и королем Франции.

– Мы не возражаем, но поскорей возвращайтесь обратно.

Кардинал тут же отправился к принцу. Но хотя он провел целый день в разъездах между армиями, ему не удалось оговорить условия, устраивающие одновременно короля Франции и принца Уэльского. Оставшись в лагере и не имея недостатка в провизии, французы отлично провели этот день, в отличие от англичан, которые сильно нуждались в провианте, но были настолько плотно окружены французами, что любая вылазка была сопряжена с опасностью. В воскресенье они занимались тем, что делали насыпи и рыли канавы, чтобы наилучшим образом разместить лучников.

Утром в понедельник принц и его войско находились в полной боевой готовности. Французы тоже построились, как только рассвело. Кардинал опять приехал утром, решив, что может примирить враждующие стороны, но французы ответили, что пусть лучше возвращается обратно и не пытается уладить конфликт. Когда кардинал понял, что все его усилия напрасны, он попрощался с королем Франции и отправился к принцу Уэльскому, которому сказал:

– Сын мой, сделай все, что в твоих силах, поскольку бит вы не избежать, так как мне не удалось склонить к миру короля Франции.

На это принц ответил, что он и его войско хотят сразиться с французами, и Господь защитит правое дело. Кардинал попрощался с принцем Уэльским и вернулся в Пуатье.

Армия принца была построена так, как доложили королю Франции три отправленных им на разведку рыцаря, за исключением того, что по приказу принца несколько смелых и сообразительных рыцарей остались верхом, как и отряд германцев, находившийся в распоряжении французских маршалов, а триста рыцарей и конных лучников расположились справа, на небольшом холме, не слишком высоком и не очень крутом, чтобы иметь возможность обойти с фланга отряд герцога Нормандского. Это были единственные изменения, которые принц внес в план битвы. Сам принц оставался с войском среди виноградников в полной боевой готовности и с лошадьми, стоявшими рядом на тот случай, если в них возникнет необходимость.

После отъезда кардинала, когда принц Уэльский понял, что ему не договориться о мире на почетных для себя условиях, битвы не избежать и король Франции относится с презрением лично к нему и его армии, он обратился к своим воинам с такими словами:

– Мои отважные соратники, хотя мы уступаем в численности армии нашего врага, не стоит унывать по этому поводу, поскольку победа не всегда за теми, кого больше, а за теми, кому хочет даровать ее Всемогущий Бог. Если нам повезет и мы победим, то завоюем славу и почет во всем мире. Если нам не повезет и мы погибнем, то останутся мой отец и братья, и ваши родственники и друзья, которые сумеют отомстить за нашу смерть. Поэтому я призываю вас мужественно сражаться, и даст Бог, вы сегодня увидите, что я буду биться как истинный рыцарь.

Такими словами принц воодушевлял своих рыцарей, и по его приказу то же самое сделали его военачальники, чтобы поднять боевой дух английской армии. Сэр Джон Чандос остался с принцем, чтобы охранять его и давать советы, и ни разу за весь день, как бы ни складывались обстоятельства, не отходил от него.

Лорд Джеймс Одли тоже долгое время находился рядом с принцем, но, увидев, что придется сражаться с французами, сказал:

– Сэр, я всегда преданно служил вашему отцу и вам и буду предан вам до конца своей жизни. Сегодня я хочу признаться вам, что поклялся, если мне придется участвовать в битве с вашим отцом или любым из его сыновей, то я буду впереди и постараюсь сражаться лучше всех или умру. Поэтому искренне прошу в качестве награды за мою службу отпустить меня, чтобы я смог исполнить свою клятву.

Принц пожал ему руку и сказал:

– Сэр Джеймс, Господь дарует тебе право быть сегодня самым доблестным рыцарем.

Получив согласие принца, сэр Джеймс Одли занял место во главе отряда, оставив себе в качестве охраны всего четырех оруженосцев. Лорд Джеймс был рассудительным и отважным рыцарем; это по его совету армия была построена именно таким образом. Итак, сэр Джеймс Одли двинулся вперед, чтобы сразиться с отрядом французских маршалов. Эсташ д’Амбретикур вскочил в седло, поправил щит и, пришпорив коня, поскакал к этому отряду. Германский рыцарь, решив, что Эсташ д’Амбретикур выходит из борьбы, оставил свой отряд, которым командовал граф Нассау, и поскакал навстречу Эсташу д’Амбретикуру. Они столкнулись с такой силой, что оба упали на землю. Немец был ранен в плечо и не смог подняться так быстро, как Эсташ, который, вскочив на ноги и восстановив дыхание, бросился к лежащему на земле рыцарю. Но пятеро германских рыцарей кинулись на него, сбили с ног и взяли в плен. Они отвели его к графу Нассау, который не обратил на пленника никакого внимания, и привязали вожжами к телеге.

Стороны вступили в бой. Отряд маршалов оказался впереди тех, кто должен был прорвать строй лучников, и двинулся по дороге, вдоль которой с обеих сторон были выстроены лучники, которые, выждав, пока отряд полностью выйдет на дорогу, устроили такую стрельбу, что кони от боли, причиняемой острыми стрелами, вставали на дыбы и сбрасывали всадников, которые не могли с ними справиться. Упавшие на землю не могли подняться из‑за начавшейся неразберихи, и поэтому им не удалось приблизиться к отряду принца. Но нескольким рыцарям все‑таки удалось удержаться в седле. Они пробились вперед, однако, несмотря на все усилия, они тоже не смогли приблизиться к отряду принца. Сэр Джеймс Одли, сопровождаемый четырьмя оруженосцами, обнажил меч и раньше всех бросился в бой, проявляя чудеса храбрости. Он так глубоко врезался в ряды противника, что сразился с самим маршалом Франции Арнольдом д’Андрегеном, и после продолжительного боя маршал Франции чувствовал себя не лучшим образом. Отряд маршалов был почти полностью уничтожен лучниками и пришедшими им на помощь рыцарями, которые добивали сраженных стрелами и взятых в плен французов. Был взят в плен и Арнольд д’Андреген, но не сэром Джеймсом Одли и его оруженосцами. В тот день рыцарь не терял времени на остановки, чтобы взять пленных: он неотступно преследовал врагов и вступал с ними в бой. В другом месте под своим флагом сражался Жан де Клермон, но, оказавшись на земле и не имея сил подняться, не смог договориться о выкупе и был убит на месте. Вскоре отряд маршалов был полностью разбит. Основное войско, не имея возможности двигаться вперед из‑за отступления оставшейся в живых части отряда маршалов, стало напирать на отряд под командованием герцога Нормандского. Когда стало известно о поражении отряда маршалов, рыцари герцога вскочили на коней и ускакали, тем самым оголив тылы отряда герцога Нормандского. В это время подошли спустившиеся с занимаемой ими высоты англичане и вместе с большой группой лучников атаковали один из флангов отряда герцога Нормандского. По правде говоря, английские лучники оказали войску неоценимую помощь, поскольку стреляли так быстро и точно, что французы не знали, как увернуться от английских стрел. Благодаря этому англичане постепенно продвигались вперед, оттесняя противника. Когда английские рыцари поняли, что первый отряд удалось разгромить, а во втором под командованием герцога Нормандского смешались ряды, и он оказался без прикрытия, они вскочили на коней и издали боевой клич. Услышав это, сэр Джон Чандос сказал принцу:

– Сэр, теперь скачите вперед, это наш день. Видно, Господь решил отдать победу в ваши руки. Давайте отправимся к нашему противнику, королю Франции, поскольку все будет решаться там, где он находится. Я знаю, что гордость не позволит ему бежать, и он дождется нас, раз того хочет Господь. Но с ним придется побороться, а вы обещали быть сегодня достойным рыцарем.

– Джон, – ответил принц, – отправляйся вперед. Сегодня я не повернусь спиной к противнику и буду только в первом ряду. – И, повернувшись к знаменосцу, сэру Уолтеру Вудленду, приказал: – Знамя вперед, во имя Господа и святого Георгия!

Рыцарь выполнил приказ короля, и принц напал на отряд герцога Афинского. Они так яростно столкнулись, что многие были сбиты на землю. Французы, сражавшиеся большими группами, выкрикивали: «Монжуа! Сен‑Дени!» – а англичане отвечали им: «Святой Георгий! Гиень!» Затем принц сразился с германским отрядом под командованием графа Зальцбурга, графа Нассау и графа Нидау, разгромил его и обратил в бегство. Английские лучники стреляли так хорошо, что никто не отваживался появиться в пределах досягаемости их стрел. Англичане убили многих, кто не смог предложить выкуп. Были убиты графы Зальцбурга, Нассау и Нидау, а также многие их рыцари и оруженосцы. В суматохе Эсташа д’Амбретикура спасли его люди, которые помогли ему сесть на коня. В тот день он совершил еще много подвигов и взял в плен нескольких человек.

Когда люди герцога Нормандского увидели, что к ним быстро приближается войско принца, они стали думать о том, как спастись. Сыновья короля, герцог Нормандский, граф Пуатье и граф Турена, были еще очень молоды и поверили словам тех, кто руководил ими. Но Жискар д’Энгле и Жан де Сентрэ, вместо того чтобы бежать, устремились в гущу боя. Сыновья короля, следуя совету, ускакали в сопровождении более чем восьмидесяти копейщиков, которые даже не видели противника, и направились в Шавиньи.

В это время отряд короля в боевом порядке выдвинулся, чтобы встретить англичан. В ход пошли мечи, боевые топоры и другое оружие. Король Франции с младшим сыном Филиппом атаковали отряд графа Уорвика и графа Суффолка; в схватке приняли участие много знатных воинов с обеих сторон.

Лорд Джеймс Одли в сопровождении четырех оруженосцев все время находился в самом пекле сражения. Он получил несколько серьезных ранений, в том числе в голову и лицо, но пока мог дышать, продолжал наступать и сражаться. Он бился до тех пор, пока весь не покрылся кровью. Тогда, уже в конце битвы, оруженосцы вынесли его с поля боя, слабого и израненного, чтобы он мог отдохнуть и перевести дыхание. Они аккуратно сняли с него доспехи, чтобы осмотреть раны, перевязать и зашить самые серьезные.

Часто бывает, что удача в войне и любви превосходит все ожидания. По правде говоря, эта битва, происходившая неподалеку от Пуатье, на полях Бовуара и Мопертюи, была кровавой и жестокой. Было совершено много подвигов, о которых ничего не известно, и обе стороны понесли большие потери. Король Иоанн проявил чудеса храбрости. Вооруженный боевым топором, он сражал и защищался, и если бы четвертая часть его войска вела себя так же, то это был бы его день. Граф Танкарвиль, пытаясь прорваться сквозь толпу, был взят в плен вместе с королем, как и Жан де Бурбон, граф Понтье, Жан д’Артуа, граф д’Э. Англичане преследовали противника вплоть до ворот Пуатье, где произошла кровавая битва и погибло много людей и коней, поскольку жители города закрыли ворота и не дали никому войти. На дороге перед городскими воротами началась такая бойня, что некоторые стали сдаваться, только завидев англичан. Многие английские лучники взяли в плен по четыре, пять и даже шесть человек.

Желание захватить короля привело к усилению атаки, и те, кто оказался к нему ближе всего и знал его в лицо, кричали: «Сдавайся, сдавайся, или ты покойник!» На месте битвы оказался молодой рыцарь из Сент‑Омера, который служил у короля Англии. Его звали Дени де Морбек. Он уже пять лет служил у англичан, после того как был изгнан из Франции за убийство, совершенное в драке в Сент‑Омере. В этот тяжелый для короля Франции момент Дени де Морбек по счастливой для него случайности оказался рядом с королем. Он пробился сквозь толпу и на чистом французском языке обратился к королю:

– Сир, сдавайтесь!

Король, оказавшийся в отчаянной ситуации, повернулся к нему и спросил:

– Кому я должен сдаться? Кому? Где мой кузен принц Уэльский? Если я увижу его, то буду говорить с ним.

– Его здесь нет, сир, – ответил сэр Дени, – сдайтесь мне, и я отведу вас к принцу.

– Кто ты такой? – спросил король.

– Сир, меня зовут Дени де Морбек, рыцарь из Артуа. Я служу английскому королю, потому что Франция отобрала у меня все, чем я владел.

Тогда король вручил ему перчатку с правой руки и сказал:

– Я сдаюсь тебе.

Вокруг была страшная давка, и многие выкрикивали: «Я взял его!» Ни король, ни его сын Филипп не могли сдвинуться с места и выбраться из этой толпы.

Принц Уэльский, отважный как лев, был доволен тем, как в тот день разворачивались события. Сэр Джон Чандос, который все время неотлучно находился рядом с принцем и ни разу не отошел даже для того, чтобы взять пленного, в конце битвы сказал:

– Сэр, вам лучше остановиться здесь и водрузить свое знамя, чтобы могло собраться ваше рассыпавшееся войско, поскольку я не вижу ни французских знамен и флагов, ни отрядов, способных оказать сопротивление. Мне кажется, вам надо немного остыть, а то вы слишком разгорячились.

Знамя принца водрузили на высокий куст, заиграли менестрели, затрубили трубы. Принц снял шлем, а рыцари, которые находились в его окружении, установили небольшой шатер темно‑красного цвета, и принц вошел в него. Ему и рыцарям, которые были с ним, поднесли вино. Рыцари прибывали один за другим вместе с захваченными в плен французами.

Принц спросил, известно ли кому‑нибудь о судьбе короля Франции.

– Мы точно не знаем, – ответили рыцари, – но думаем, что он либо убит, либо взят в плен, поскольку до конца оставался со своим отрядом.

Тогда принц обратился к графу Уорвику и лорду Кобхэму:

– Прошу вас сесть на коней, объехать поле и по возвращении предоставить мне точные сведения о короле.

Бароны сразу вскочили на коней и поднялись на небольшой холм, чтобы оттуда оглядеть окрестности. Они увидели толпу пеших рыцарей, которые медленно двигались в их направлении. Среди них был король Франции, и ему грозила серьезная опасность, поскольку французы и гасконцы отбили его у сэра Дени де Морбека и спорили, кому он должен достаться. Самый здоровый из них кричал:

– Это я его взял!

– Нет, – орал другой, – он мой!

Король, понимая всю опасность ситуации, сказал:

– Господа, господа, умоляю вас проводить меня и моего сына к моему кузену принцу Уэльскому. Не спорьте о том, чей я пленник, поскольку я настолько богат, что могу вас всех озолотить.

Сказанные королем слова на время успокоили толпу, но вскоре опять разгорелся спор. Когда бароны увидели, что происходит внизу, они спустились с холма и спросили, что случилось. Им ответили, что это король Франции, взятый в плен, и они спорят, кто именно взял его в плен. Бароны, применив силу, пробились через толпу и потребовали, чтобы все расступились. Именем принца и под страхом смерти они приказали оставаться на расстоянии и не приближаться без приказа. Все отступили от короля. Бароны спешились, подошли к королю и, почтительно поприветствовав, препроводили к принцу Уэльскому.

Вскоре после того, как граф Уорвик и лорд Реджинальд Кобхэм по приказу принца отправились выяснить, что известно о короле Франции, принц стал расспрашивать рыцарей, не знает ли кто‑нибудь из них о судьбе сэра Джеймса Одли.

– Сэр, – ответил один, – он серьезно ранен и лежит на носилках в своем шатре.

– Клянусь, – воскликнул принц, – мне очень жаль, что он ранен. Прошу тебя, узнай, можно ли его перенести сюда, а если нет, то я сам пойду к нему.

Два рыцаря тут же побежали к сэру Джеймсу и сказали, что принц очень хочет повидаться с ним.

– Тысяча благодарностей принцу, – сказал лорд Джеймс, – за то, что снизошел до такого ничтожного рыцаря, как я.

Сэр Джеймс позвал слуг, и они отнесли его к принцу. Наклонившись, принц обнял сэра Джеймса и сказал:

– Мой дорогой сэр Джеймс, сегодня своей доблестью ты заслужил славу. Ты сражался лучше всех и доказал, что являешься самым храбрым и умелым рыцарем.

– Сэр, – ответил сэр Джеймс, – вы вправе говорить все, что вам хочется, но с сожалением должен признать, что это не так. Если я и был впереди, чтобы служить вам, то только потому, что исполнял свою клятву, так что я не заслуживаю вашей похвалы.

– Сэр Джеймс, – сказал принц, – я и все остальные считаем тебя самым храбрым рыцарем с нашей стороны в этой битве, а чтобы ты и впредь мог множить свою славу, назначаю тебя навеки своим рыцарем с годовым доходом в пятьсот марок, которые будут выплачиваться из доходов с моих поместий в Англии.

– Сэр, – скромно произнес лорд Джеймс, – я заслужил эти почести с Божьей помощью.

На этих словах сэр Джеймс попрощался с принцем, поскольку почувствовал сильную слабость, и слуги отнесли его отдыхать. Вскоре после их ухода в королевский шатер вошли граф Уорвик, лорд Реджинальд Кобхэм и король Франции. Принц приветствовал короля низким поклоном и устроил его со всеми удобствами, какие только мог предоставить, а он в этом хорошо разбирался. Принц приказал, чтобы принесли вино и сладости, которые сам поднес королю в знак особого расположения.

Так 19 сентября 1356 года была выиграна эта битва на полях Мопертюи в двух лигах от Пуатье. Она началась около девяти часов утра и закончилась к полудню, но англичане еще продолжали преследовать противника, и принц был вынужден водрузить свое знамя на высокий куст, чтобы его воины вернулись к месту сбора. Но и после вечерни вернулись не все англичане. Говорили, что погиб весь цвет французского рыцарства, что король, его сын Филипп, семнадцать графов и бессчетное число баронов, рыцарей, оруженосцев взяты в плен, а на поле боя осталось от пяти до шести тысяч убитых. Когда собрались все англичане, то выяснилось, что пленников в два раза больше, чем победителей. Англичане решили, чтобы не рисковать, потребовать выкуп прямо на месте. Так и поступили. Лишний раз пленники убедились в учтивости англичан и гасконцев, поскольку многих из них в тот день освободили под обещание вернуться до Рождества в Бордо, чтобы заплатить выкуп.

Когда все собрались под своими знаменами, поступил приказ возвращаться в лагерь, который располагался рядом с полем боя. Некоторые начали снимать доспехи и помогли разоружиться пленникам, с которыми обходились весьма любезно, поскольку, как бы ни обстояло дело с выкупом, пленники находились в полном распоряжении англичан. Вполне понятно, что те, кто сопровождал принца, не были обойдены ни славой, ни богатством, ни выкупом с пленников в виде золотой и серебряной посуды, драгоценностей, сундуков, набитых до отказа тяжелыми от золотых и серебряных украшений поясами и меховыми накидками. Французы вырядились на битву так, словно были уверены в своей победе.

Когда сэр Джеймс Одли вернулся в свой шатер после того, как отблагодарил принца за королевский подарок, то сразу послал за своим братом сэром Питером Одли и за остальными родственниками. Затем он послал за четырьмя своими оруженосцами, которые весь день были рядом с ним.

– Господа, – обратился сэр Джеймс Одли ко всем собравшимся, – принц положил мне годовое содержание в размере пятисот марок. Вы видите здесь четырех оруженосцев, которые всегда служили мне верой и правдой, особенно в сегодняшней битве. Всей славой, которую я снискал сегодня, я обязан их мужеству и отваге, поэтому я хочу вознаградить их. Я передаю им дар в виде пятисот марок, которыми мой господин наградил меня, в той же форме и на тех же условиях, на которых они достались мне. Я отказываюсь от этих денег в их пользу без права изменить принятое решение.

Рыцари переглянулись и сказали:

– На такие подарки способен только благородный сэр Джеймс. Пусть Господь не забудет твоего поступка.

Рыцари попрощались и направились к принцу Уэльскому, который вечером устраивал ужин в честь короля Франции из его же съестных припасов, поскольку вся провизия, которая была у французов, перешла к англичанам, многие из которых уже три дня не пробовали хлеба.

Когда наступил вечер, принц Уэльский устроил пир в честь короля Франции и принцев и баронов, которые были взяты в плен. Принц посадил французского короля и его сына Филиппа за богато накрытый стол, находившийся на возвышении; за этим столом сидели и некоторые самые высокопоставленные французы. Остальных рыцарей посадили за другие столы. Принц сам прислуживал королю и другим знатным пленникам и отказался сесть за стол, несмотря на все просьбы, объяснив, что не достоин чести сидеть за одним столом с таким могущественным и отважным королем.

– Дорогой сир, – добавил принц с присущим ему благородством, – пусть не портит вам аппетит то обстоятельство, что Всемогущий Господь не удовлетворил сегодня вашу просьбу. Будьте уверены, что мой господин и отец окажет вам все почести, насколько это будет в его власти, и уладит вопрос с выкупом таким образом, что вы навсегда останетесь друзьями. По моему мнению, вы должны радоваться тому, что победа в этой битве досталась не вам, поскольку сегодня благодаря своей доблести вы прославились так, что превзошли всех своих лучших рыцарей. Я говорю это не для того, чтобы польстить вам, а потому, что все единодушно считают, что вы были лучшим и заслуживаете приз и венок за отвагу.

Тут все стали восхвалять короля, а французы сказали, что принц говорил искренне и поступил благородно и что он станет одним из самых благородных принцев в христианском мире, если Господь дарует ему долгую жизнь, чтобы он следовал по пути славы.

[1]Перевод Ю. Корнеева.

[2]Уильям Вордсворт (1770–1850), английский поэт‑романтик. (Примеч. авт.)

[3]Акколада (фр. – объятие) – название церемонии при приеме в рыцарский орден. После посвящения в рыцари гроссмейстер ордена или совершавший посвящение торжественно обнимал принимаемого, возлагая ему руки на шею (ad collum). Позднее это слово стало употребляться для обозначения всего акта рыцарского посвящения или принятия в рыцарский орден. (Примеч. пер.)

[4]Следует помнить, что книга Т. Булфинча была опубликована в 1858 году. (Примеч. пер.)

[5]Сирвенты (прованс. sirventes – «служебная песня»). Сирвенты отличались своей социальной, иногда сатирической заостренностью; под пером некоторых трубадуров они превращались в агитационные произведения, нередко в памфлеты. Лучший и известнейший из авторов сирвент – Бертран де Борн, один из политических деятелей провансальской военной аристократии, сам принимавший участие в феодальных усобицах на юге Франции, в военной распре из‑за владений в Провансе, возникшей между сыновьями английского короля Генриха II – Ричардом Львиное Сердце и Генрихом, по прозванию Молодой Король. Сирвенты служили Бертрану де Борну одним из средств феодальной борьбы. (Примеч. пер.)

[6]Такого рода искажения были отмечены очень давно, и читатель найдет любопытный тому пример во вступлении к стихотворному «Роману о сэре Тристреме». Роберт де Брюн жалуется, что «Роман о сэре Тристреме» был бы лучшим из всех, когда‑либо сочиненных, если бы его можно было читать вслух в том виде, в каком он был создан автором – Томасом Эрсилдауном; однако он написан таким цветистым языком и таким сложным размером, что теряет все свои достоинства в устах обыкновенных менестрелей, которые чуть ли не в каждой строфе что‑то пропускают в ущерб и смыслу, и ритму отрывка. (Примеч. пер.)

[7]Саути Роберт (1774–1843) – английский поэт, литератор из ближайшего окружения У. Вордсворта и С.Т. Колриджа. В 1796 году Саути приобрел известность, издав поэму «Жанна д’Арк». Начав изучать право в 1797 году, скоро охладел к профессии юриста и занялся литературным трудом. Со временем он перешел к прозе – историческим сочинениям и биографиям; лучшей среди них была восторженно принятая современниками «Жизнь Нельсона». Главным источником заработка для Саути была литературная критика. При жизни Саути выпустил 55 книг. В 1813 году он стал поэтом‑лауреатом. Саути отказался от титула баронета в 1835 году, но принял выхлопотанную для него пенсию в 300 фунтов. (Примеч. пер.)

[8]Тернер Шерон (1768–1847) – английский историк. Работы Тернера составлены по источникам и отличаются глубиной понимания, но лишены оригинальности и написаны бледным языком. (Примеч. пер.)

[9]Гальфрид Монмутский. История бриттов. Перевод с латинского А. Бобовича. (Примеч. пер.)

[10]Гальфрид Монмутский. История бриттов. Перевод с латинского А. Бобовича. (Примеч. пер.)

[11]

Для доблестных бриттов, происходивших из троянцев смелых,

Тройновант был построен на Трои золе остывшей.