Г., декабрь

– Как там мама?

– Она звонит мне часто, рассказывает, как живет. У нее все нормально, – ответила Оля, стараясь говорить весело, но сама почувствовала, что получается фальшиво.

Они с Валентином клеили обои у него дома. Это посоветовали ему друзья на работе – немного сменить остановку, насколько это возможно. Вот Оля и решила ему помочь. Валентин резал обои, а она массивной круглой кистью намазывала на них толстый слой клея. Они оба старались вести себя непринужденно, смеялись, даже громко включили телевизор, но все равно внутри каждого из них болело, саднило, кровоточило. Валентин не мог забыть свою жену, а Оля недоумевала, почему мама перестала приезжать к ней, почему даже деньги стала передавать через бармена Адама в ресторане «Ностальжи». Что это – страх, что ее увидит ее свинопас? Что выследит? Но ведь она же встретилась бы с дочерью, а не с любовником! К тому же она бы могла представить ее своей сестрой, как они раньше и договаривались. Оля чувствовала, что с мамой происходит что‑то непонятное, что ее словно подменили, и относиться к Оле она стала гораздо хуже, несмотря на то, что регулярно шлет ей деньги.

– Ты извини меня, Оля, но в этом есть что‑то неестественное… – Валентин, стоя на стремянке, принял из рук Ольги влажную полоску бело‑розовых обоев. – А может, это вовсе и не она оставляет тебе деньги?

– Как это не она? А кто же?

– Не знаю… Почему, если она может зайти в ресторан, то не может встретиться с тобой, назначить тебе встречу хотя бы там?

– Нет, деньги приносит точно она, мне Адам ее описал… Сказал, что видел мою маму и что она – вылитая Кэтрин Зета‑Джонс.

– Значит, правда твоя мама. Она на самом деле очень похожа на Кэтрин Зета‑Джонс. Тогда тем более непонятно, почему она не хочет тебя видеть. Не хочет или не может… Ладно, Оля, еще раз извини… Это не мое дело.

– Знаете, мы с вами, как раненые… в самое сердце. И когда вы заклеиваете старые обои новыми, мне кажется, что вы заклеиваете свои раны…

– Да, в этом что‑то есть… А что испытываешь ты, когда помогаешь мне клеить?

– Просто отвлекаюсь… У меня вообще все как‑то странно… Вроде бы мне надо радоваться, что у меня теперь есть деньги, что я теперь могу купить себе вдоволь еды, не говоря уже о том, что вы меня постоянно подкармливаете… Я даже кое‑что себе из одежды купила, косметику… Но радости от этого я не испытываю. Мне каждый раз, когда я беру деньги у Адама, кажется, что я продала свою мать… Я просто уверена, что она там, на ферме, несчастна. Что она терпит этого мужика, этого фермера, ради меня, ради того, чтобы прокормить меня, чтобы заплатить за квартиру. Вот только я никак не могу понять, кто же кого предал: я – ее или она – меня. Запуталась совсем…

– Никто никого не предавал. Просто так сложилась жизнь. И ты не должна обижаться на мать… Вернее, бессмысленно все это.

– А вот вы, Валентин, смогли бы так? Бросить свою дочь из‑за какой‑то там женщины?

– К сожалению, у меня нет детей… Но я знаю, что ничего такого бы в моей семье не случилось. И я никогда не стал бы скрывать от кого бы то ни было, что у меня есть ребенок. Да еще к тому же такая замечательная девочка, как ты…

– И что же во мне такого замечательного? – Она подала еще один лист обоев и затаила дыхание, надеясь услышать хоть что‑нибудь приятное в свой адрес.

– Ты очень милая, у тебя доброе сердце, ты искренняя, чистая… Ты пока еще веришь во все хорошее, понимаешь? А это такая редкость. Я много бы отдал, чтобы ты оставалась такой. Чтобы тебе встретился хороший парень, который стал бы твоим мужем и который оберегал бы тебя от всех несчастий. А пока что я сам постараюсь что‑то для тебя сделать. Конечно, если ты и твоя мама не будете против.

– Но мне ничего не надо. – Оля почувствовала, что покраснела. Она не привыкла еще к тому, что совершенно чужой человек говорит ей такие приятные вещи и при каждом удобном случае помогает. – У меня же все есть!

– Хорошо, я скажу тебе что‑то… Правда, об этом ты должна была узнать от другого человека…

– Что‑нибудь случилось? С мамой?

– Тьфу, тьфу, тьфу… Нет же! Это касается той квартиры, в которой ты сейчас проживаешь. Твоя хозяйка продает ее. Она уже и риелтора наняла. Это я точно знаю, мне сказали. Но пока покупатель не нашелся, она не скажет тебе ничего, а когда найдется тот, кто захочет купить квартиру, тебя попросят уехать… Вот такая история.

– Так, значит, мне надо искать квартиру?..

– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

– У вас есть что‑то на примете? – Настроение Оли сразу испортилось. Она вспомнила холод вокзала и тот недетский страх перед улицей, неприкаянностью, никому не нужностью. Все это она испытала, когда они остались без собственной квартиры.

– Да. Я хотел бы предложить тебе жить у меня. Квартира большая, устроенная. У тебя будет отдельная комната. Вот только не знаю, как отнесется к этому твоя мама.

– Жить у вас? И сколько это будет стоить?

– Ты не поняла… Нисколько. Ты будешь жить у меня, со мной, как если бы ты была моей дочерью. Как ты думаешь, твоя мама разрешит?

– Конечно. Это же бесплатно.

– Твоя мама может подумать, что… Не знаю, как тебе это сказать… Ладно, Оля… Ты позвони ей и спроси, может ли она приехать ко мне, мы бы с ней все обсудили. И не удивляйся, если она начнет кричать на тебя… Понимаешь, твоя мама прожила тяжелую жизнь, многое повидала, и я не удивлюсь, если она в моем поступке увидит совсем не то, что я предлагаю тебе…

И тут Оля поняла. Смутилась.

– Да нет, моя мама не может так думать обо мне. Да и о вас тоже. Я понимаю, вы боитесь, что она подумает, будто бы вы меня решили соблазнить… Но вы же старше меня, намного…

– Знаешь, если она начнет говорить гадости про меня, постарайся не обращать на это внимания. Она хочет тебе добра, она боится за тебя…

– Так, может, мы ей ничего не скажем?

– Как же, если она может в любой день появиться здесь и окажется, что ты не живешь в той квартире, что там живут посторонние люди…

– Тоже правильно… Что же делать?

– Скажи как есть. Или я с ней поговорю… Хотя такие вещи по телефону не обсуждают…

Раздался звонок.

– Кого это еще нелегкая принесла? – Валентин спустился со стремянки, вытер руки о тряпку и пошел открывать дверь.

Пришла соседка, Маша.

– Привет соседям! А я пришла вам помогать. Слышала, Валя, что ты ремонт затеял…

Ольге нравилась Маша. Молодая, веселая, да и муж у нее симпатичный, вежливый такой, Вадим. Они по‑соседски тоже помогали Валентину прийти в себя, Маша носила ему кастрюльки с супом, приглашала к ним домой посмотреть кино, отвлечься…

– Оля, ты отдохни, вымой руки, посмотри телевизор, а нам с Машей поговорить надо…

– Обо мне?

– Может, и о тебе…

Она знала, о чем они будут говорить. О том, удобно ли ему, не старому, в общем‑то, мужчине, поселить у себя в квартире девочку‑подростка. Как отреагирует мать, что подумают соседи…

– Хорошо, секретничайте.

Но часть разговора она все равно слышала, сидя на диване в гостиной. Действительно, они говорили именно об этом.

– Сейчас вокруг столько историй разных об извращенцах, живешь, и кажется, что вокруг одни педофилы и прочие гады… Что скажет ее мать, когда узнает, что я предложил Оле пожить у меня? Но девочка совсем одна, и как объяснить ее матери, что при подобном поведении (а ведь она совсем не желает видеться с дочерью) Оля может попасть в какую‑нибудь сложную ситуацию… Во‑первых, снять квартиру не так уж и просто, и неизвестно, кто будет хозяин… Не знаю, Маша, я боюсь за нее. Но больше всего меня удивляет, что эта самая Дина практически бросила дочь. Ну и что, что она присылает ей деньги и звонит? Почему она сама не может приехать? Что это?

– А что говорит Оля? Как мать ей это объясняет?

– Песня одна и та же – я не могу, боюсь, что фермер меня выследит, поймет, что у меня есть дочь, что я обманывала его… Оля говорила еще о каком‑то плане. Что вроде мать ее хочет приручить Ананьева, а потом на время исчезнуть, дать ему возможность понять, хорошо ему без нее живется или нет… Чтобы он все прочувствовал, чтобы соскучился, а уж потом, когда она неожиданно вернется, он простит ей и дочь, и вообще все на свете…

– Очень рискованный план. Очень. И если она так боится, что он узнает о существовании ее дочери, то тем более глупо исчезать… На мой, женский взгляд, ей надо было с того момента, как они стали близки, рассказать о дочери. Это же не вещь, а родное дитя. Как можно скрыть четырнадцатилетнюю девочку? Да и о дочке надо бы тоже подумать. У нее сейчас такой трудный возраст, ей как никогда нужна мама, ее поддержка… То, что ты придумал, Валя, это хорошо, но что подумают люди?

– Может, Дина откажется от своих родительских прав и я удочерю Олю?

– Вряд ли она откажется… Хотя это идея. Если она испытывает такие негативные чувства к дочери, то, кто знает, может, для нее это и будет выходом… Нет дочери – и все. Но, Валя, как чудовищно все то, что я сейчас сказала! Произнесла вслух! Родная мать отказывается от своей уже взрослой дочери. Неужели такое возможно?

– А я никак не могу понять, почему она не хочет видеть Олю. Неужели у нее началась мания преследования и ей постоянно кажется, что Ананьев следит за ней: куда она ходит, с кем встречается? Может, у нее крыша поехала?

– Нет… Думаю все же, что она решила для себя, что она – жертва и что она живет с мужчиной, который, возможно, ей противен, только ради дочери. Вот отсюда и это чувство к дочери…

Оля хоть и слушала внимательно, все равно ничего не поняла. Почему мама жертва? Тогда, получается, все родители – жертвы? Многим приходится много работать, зарабатывая на жизнь, чтобы прокормить и поднять на ноги своих детей, и что же это, дети должны чувствовать себя за это виноватыми? Какая глупость…

– Ты должен с ней встретиться и поговорить.

– Но как?

– Попытаться оказаться в том ресторане, куда Дина привозит деньги для Оли. Она делает это системно?

– В том‑то и дело, что нет. К тому же, если она стала такой мнительной, то мое появление в ресторане будет воспринято ею как провокация… Не знаю, что делать. Хотя другого выхода все равно не вижу.

– А ты напиши ей письмо и передай через того бармена.

– Вот это отличная мысль! Пожалуй, я так и сделаю. Хотя зачем же тогда через бармена, когда можно передать письмо через Олю!

– Действительно…

Оля вошла тихо, встала позади Валентина.

– Я все слышала. Вы думаете, что мама теперь жалеет о том, что я вообще есть? И что не знает, как от меня отделаться?

– С твоей мамой происходит что‑то непонятное… И поступки ее трудно объяснить, исходя из нормальных отношений между матерью и ребенком. У нее, похоже, травмирована психика… – порозовев от смущения, произнесла Маша. Ей было неприятно, что Оля слышала все то, что она говорила о ее матери.

– Я сама поговорю с ней и скажу, что хочу жить с Валентином. Что он одинокий человек, что ему очень грустно… Мы будем помогать друг другу. Мы будем нужны друг другу. Ведь так?

Лицо ее исказила судорога подступивших рыданий. А ведь она все это время так старалась держать себя в руках, не раскисать…

– Успокойся. – Маша подошла и обняла ее. – Как это ни сложно понять, но родная кровь – это еще не гарантия хороших отношений. И примеров тому, опять же, к сожалению, много… Что поделать – надо как‑то жить. Вернее, не как‑то, а хорошо, достойно. И Валентин тебе поможет. Да и мы с Вадимом будем рядом. Выше нос! Главное для тебя сейчас – это не потеряться в этой жизни. У тебя будет теплый дом, где тебя ждут, хорошая еда. Валентин будет помогать тебе в учебе, я думаю… У тебя будет семья, а это – самое главное. Жаль, что с твоей мамой что‑то случилось, кто‑то ей, возможно, что‑то внушил, поэтому она избегает встреч с тобой… Знаешь, Валя, мне так и хочется встретиться с ней и поговорить, высказать ей все, что ей полагается знать. И вообще… Знаешь что? Не будем мы с ней ни о чем говорить и ничего спрашивать. Тем более что ей до этого нет никакого дела. Просто Оля переберется к тебе, и все. Если вдруг эта кукушка объявится и обнаружит, что в квартире живут другие люди, она сама позвонит к тебе и спросит, не знаешь ли ты, где Оля. И тогда ты объяснишь ей, что квартиру хозяйка продала, что произошло это неожиданно, но ты готов уступить одну комнату девочке… И уже после того, как все это скажешь и увидишь ее реакцию, решишь – разговаривать с ней серьезно об отказе от родительских прав или нет. Но как вариант она предложит оплачивать комнату, где будет жить Оля… Вот тогда ты и скажешь ей, что хочешь воспитывать Ольгу как свою дочь… Уф, что‑то я так много всего сказала, что даже сама запуталась…

Оля же, выслушав все сказанное, решила для себя, что в самое ближайшее время сама позвонит матери и все ей расскажет. Тем более что, на ее взгляд, приглашение Валентина пожить у него решит сразу все проблемы…