Грешные Магистры! - прочувствованно сказал я. - Мы в раю, дружище!

Я не слишком силен в теологических науках твоей далекой родины, - ехидно заметил Мелифаро. - Но если рай - это место, где можно справить нужду, выспаться и искупаться, не переступая для этого ни одного злокозненного порога, то ты абсолютно прав!

Какие мы практичные! - фыркнул я.

Можно подумать, у нас с тобой не общие проблемы, - добродушно отмахнулся он. - Кстати, Макс, имей в виду: я тебя обожаю. Твоя теория работает. Еще немного - и я даже перестану проситься домой: чего я там не видел!

В высшей степени удачное соединение луга, густого кустарника, теплой погоды, глубокого оврага и полноводного ручья, каковой обнаружился на его дне (прибавьте к этому полное отсутствие малейшего намека на следы пребывания людей или крупных животных), действительно позволяло разом решить кучу мелких проблем, способных отравить даже самое комфортное существование в Лабиринте.

После выполнения гигиенических процедур первой необходимости Мелифаро завалился спать в густую траву, восхищенно пробормотав напоследок, что в таком славном месте можно не бояться даже похмелья. Мне спать не хотелось, но я с удовольствием вытянулся неподалеку. Лежал, смотрел в небо, по которому медленно ползли красноватые (единственная непривычная деталь пейзажа) облака. Кажется, я был абсолютно, неподдельно счастлив: человеческая природа все-таки причудливая штука! В конце концов я задремал, убаюканный не столько несколькими глотками давешней водки, сколько собственной безмятежностью.

***

Память, ошалевшая от пестроты захлестнувшего нас бытия, смешала в одну непрерывную карнавальную ночь все обрывки реальностей, которые разноцветными повязками поочередно опускались нам на глаза. Мы с Мелифаро кочевали по злачным закоулками Лабиринта Мёнина с безмятежным бесстрашием американских студентов, приехавших на каникулы в Европу. Лоскутный уют уличных кафе сменялся неоновым великолепием игровых комнат, палубы прогулочных яхт - дымными подземельями баров, мелодичный шум танцевальных залов - безмятежной тишиной лесов. Мы ели опьяняющие фрукты в заболоченном саду, где от дерева к дереву были протянуты шаткие мостики, сплетенные из прочной травы, пахнущей мятой; мы учились срезать с поясов чужие кошельки на жемчужном рынке при обманчивом свете пятнадцати крошечных лун; вполуха слушали птичий щебет рыжеволосых красоток, скорых на любовь и на ссору, - они встретились нам на медно-красном песке взбудораженного маскарадом пляжа; кормили из рук многокрылых лиловых птиц, добродушных и неуклюжих, как голуби, но не столь пугливых; отчаянно фальшивя, пели какие-то вакхические гимны в компании веселых амазонок, чей смех разбудил нас однажды на рассвете в густом белоствольном лесу; отчаянно зевали на цирковом представлении под чужим изумрудно-зеленым небом и отсыпались в роскошно обставленном номере отеля - без окон, но с прозрачным потолком, сквозь который можно было наблюдать за медленным движением незнакомых переменчивых созвездий. Как-то раз печальные худые люди в белых одеждах бросились нам в ноги и объявили "освободителями" - мы так и не смогли понять, от чего именно "освободили" этих бедняг, но в пирушке, посвященной счастливому событию, с удовольствием поучаствовали. А однажды нас приняли за бродячих актеров и заплатили за грядущее представление мелкими прозрачными монетками, которые почти сразу же - стоило лишь переступить очередной порог - стали бесполезными сувенирами. Жаль, конечно: вскоре после этого мы курили кальян в обитой голубым бархатом нише огромного полутемного зала и смутились, как школьники, когда явился хозяин курильни, дабы потребовать плату за несколько глотков сладкого дыма; впрочем, заплетающиеся ноги тут же унесли нас в другую реальность - туда, где мы еще не успели наделать долгов...

Каждый эпизод - как щепоть тмина в кружке с горячим вином: чуть изменяет вкус напитка, который, в сущности, остается прежним. Самое главное, нас больше никто не пытался убить. Несколько пустяковых недоразумений (вроде шумной ссоры с рыжими щебетуньями на морском берегу или неловкого инцидента в голубой курильне) лишь забавляли нас, придавали нашим гедонистическим странствиям терпкий привкус настоящей авантюры.