Как ни странно, представляю, - угрюмо согласился он. - Мне бы хотелось, чтобы ты поскорее избавился от этого странного чувства собственности, но

Мало ли чего бы мне хотелось! Хорошо хоть, что ты отдаешь себе отчет в том, какова истинная природа твоих поступков. Ладно уж, жди эту грешную записку, если тебе без нее жизнь не мила. Но завтра утром отправляйся домой, в любом случае".

"А не то вы поставите меня в угол, - подхватил я. - Ох, Джуффин, знали бы вы, как я хочу домой! Пообедать в "Обжоре Бунбе", прогуляться по Старому Городу, прийти на службу и как следует поцапаться с Мелифаро - грешные Магистры, да я без него жить не могу! Передайте ему, что я готов безропотно перенести первую дюжину свеженьких издевательств, которые он, несомненно, уже заготовил, и только потом начну вяло огрызаться... Впрочем, вру, наверное: кажется, в последнее время у меня начал портиться характер. Дурное влияние Магистра Нуфлина, сами понимаете. Например, меня все время подмывает спросить у вас, под каким соусом вы ели своих изжаренных родителей?"

Quot;Я сожрал их без соуса и даже без соли, как того требует старинный кеттарийский обычай! - фыркнул шеф. - Так вот, оказывается, кто был автором этой глупой сплетни! Да уж, покойный Нуфлин - не человек, а просто какая-то шкатулка с сюрпризами".

Quot;Покойный? Да, теперь уже наверняка покойный", - согласился я, с суеверной неприязнью покосившись на далекие стены Харумбы.

Quot;Все-таки будешь сидеть там до утра?" - сочувственно спросил Джуффин.

Quot;Ага. Не думаю, что мне здесь будет сладко спаться, но... В конце концов, мне просто интересно получить записку от человека, только что ставшего бессмертным", - решительно заключил я.

"Тоже верно, - согласился он. - А что касается сладких снов... Знаешь, я, как и ты, большой любитель искать приключения на свою задницу, но я бы, пожалуй, не стал спать в таком месте. Бальзам Кахара у тебя еще остался?"

"Сколько угодно, - растерянно согласился я. - Так вы думаете, что спать здесь опасно?"

"Не знаю, - неохотно признался шеф. - Просто не знаю, и все. Но Харумба никогда не вызывала у меня большого доверия. Скажу больше: Город Мертвых всегда казался одной из тех тайн нашего Мира, в которых лучше не копаться. Возможно, это обыкновенное предубеждение: в конце концов, я как был простым, неотесанным, суеверным кеттарийским пареньком, так в глубине души им и остался..."

"Как мы с вами все-таки похожи! - невольно улыбнулся я. - Правда, я не из Кеттари, ну да ничего: нас, простых, неотесанных и суеверных ребят, везде хватает!"

Потом мы все-таки распрощались. Некоторое время я с удовольствием рылся в Щели между Мирами, предвкушая роскошный ужин: в присутствии Нуфлина у меня почему-то не было никакого желания пировать - возможно, потому, что он сам ничего не ел. Но увы, большой жратвы опять не получилось. Уж очень я нервничал, предвкушая долгую ночь у стен Города Мертвых. Я попробовал было подманить птиц из рощи, демонстративно разбрасывая вокруг аппетитные куски пирожков, но они не обращали внимания ни на меня, ни на мое угощение, так что в конце концов я почувствовал себя призраком.

Когда солнце скрылось за горизонтом, я уже был настолько на взводе, что начал всерьез сожалеть о своем решении, чего со мной, хвала Магистрам, уже давненько не случалось. "Ты идиот, сэр Макс, - сердито говорил я себе, - нет, ты даже не идиот, ты законченный кретин! - поневоле приходилось самому ругать себя последними словами, раз уж Джуффин забастовал. - На кой тебе понадобилось затевать эту эпопею с запиской?! И ведь никто тебя за язык не тянул, сам решил повыпендриваться! Ну вот, теперь сиди тут, наслаждайся жизнью! А еще лучше, плюнь на все и отправляйся домой. Прямо сейчас, без всяких дурацких записок".

Впрочем, я и сам понимал, что не воспользуюсь собственным разумным советом. Мое знаменитое ослиное упрямство, как же, как же, давно не виделись! Я знал, что буду сидеть тут до утра, даже если небо разверзнется, чтобы обрушить на меня кошмарные видения, пригодные разве что для иллюстрации дантовского "Ада": иногда принятое решение, каким бы дурацким оно ни было, связывает нас по рукам и ногам куда надежнее, чем дюжина метров стальной проволоки. К счастью, я довольно быстро вспомнил, что уже давно перестал быть обыкновенным беспомощным мальчишкой: на самом деле в моем распоряжении имелось множество полезных чудес, в том числе и дыхательная гимнастика Шурфа Лонли-Локли, вполне способная превратить перепуганного, взбудораженного, донельзя сердитого на себя Макса в спокойного разумного человека. И когда почти идеально круглая луна появилась на темно-багровом небе Уандука, она не обнаружила на дне моих глаз ни страха, ни смятения, только молчаливую готовность улыбнуться - не сейчас, а немного позже, когда странная радость, доступная только человеку, оставшемуся наедине с ночью, затопит меня, как воды прилива...

Я и сам не заметил, как улегся на теплый песок и закрыл глаза, и почти не удивился, обнаружив, что мои веки стали прозрачными. Сквозь них я по-прежнему видел все тот же ночной пейзаж, разбавленный лунным светом, как кофе молоком: спокойное море, рощу, на ветвях которой по-прежнему дремали странные усталые птицы, размытые очертания стен Харумбы, рваные облака, нервно мечущиеся по небу, темному, как свернувшаяся кровь. Только теперь этот пейзаж больше не вызывал у меня ни страха, ни внутреннего протеста: я наконец-то смирился с его существованием, даже отвел ему место в своем сердце - возможно, на самой окраине этой сумасбродной мышцы, и все же...