Глава 14. Глеб Сиверов был слишком умен, чтобы надеяться на то, что Альберт Прищепов вот так просто раскроет все карты и расскажет

Глеб Сиверов был слишком умен, чтобы надеяться на то, что Альберт Прищепов вот так просто раскроет все карты и расскажет, кто поставляет наркотики непосредственно ему. Кое о чем Глеб уже догадывался и понимал, что Прищепов в этой большой игре, в которой крутятся огромные деньги, фигура мелкая. Не самая мелкая, конечно, но и не главная. Он даже не является той пешкой, которая может стать ферзем. Но то, что Прищепов связан с наркобизнесом, у Глеба уже не оставалось никаких сомнений.

И поэтому Глеб Сиверов, вооружившись фотоаппаратом, дежурил в подъезде одного из домов на Крымской набережной. Из окна был хорошо виден подъезд Альберта Прищепова.

Глеб нервничал: уже около трех часов он провел на своем наблюдательном пункте.

Но, в конце концов, его ожидания были вознаграждены. Он увидел черный дорогой «мерседес», плавно подкативший и остановившийся у подъезда, увидел людей, выходящих из машины. Затвор фотоаппарата был взведен заранее, и Глеб стал торопливо фотографировать.

Он отщелкал с десяток кадров. Внимание Глеба привлек мужчина в светлом плаще, невысокий, полноватый, лысый. Дверцу машины ему открыли. Глеб фотографировал. Но лицо мужчины так и не попало в кадр.

– Ну, погоди же ты у меня… – прошептал Сиверов, – наверняка ты будешь выходить.

И Глеб стал снова ждать. Через час лысый толстяк вышел и тут же, прямо на крыльце – Глеб даже не успел нажать на кнопку – зябко поежившись, приподнял воротник плаща, загораживаясь от порывистого осеннего ветра.

– Черт! – выругался Глеб, но все же продолжал снимать.

В черном «мерседесе» распахнулась дверца, лысый мужчина проворно юркнул внутрь автомобиля. Взревел мотор, и «мерседес» исчез со двора.

«Вот не везет! – сокрушался Глеб. – Скорее всего, снимки выйдут неудачные. Охранники получатся хорошо, но они меня не интересуют. Кто же этот в светлом плаще? Кто?»

Он понял, что пути к разгадке ведут именно через этого человека. Глеб запомнил номер машины, но скорее всего, как водится, она зарегистрирована совсем на другого человека.

«Ну что ж, – подумал Глеб, – на всякий случай надо будет выяснить, кто владелец машины. Но вес же, может быть, – теплилась надежда у Глеба Сиверова, – кое-что из того, что я успел снять, пригодится. И на каком-нибудь из снимков при сильном увеличении удастся рассмотреть лицо лысого толстяка».

– Можно уходить, – сам себе сказал Глеб, закрывая объектив и пряча фотоаппарат в большую спортивную сумку, стоящую у его ног.

«Конечно, если бы я повел себя иначе и стал следить за машиной, то скорее всего, узнал бы, где обитает этот толстяк».

Через час Глеб был уже в мастерской. Он быстро проявил пленку и начал печатать фотографии На одном из снимков, где толстяк поднимал воротник, Глеб рассмотрел перстень на его руке.

– Вот это хорошая деталь, – пробормотал он, увеличивая руку мужчины. – Так, так…

Красный свет усиливал тревожные ощущения. На белом листе в ванночке постепенно, как из небытия, появлялось изображение. Перстень был очень приметным, даже зерно пленки не помешало Глебу Сиверову рассмотреть и запомнить это ювелирное изделие. А также он увидел глаза мужчины, вернее, один глаз и часть лица.

– Если бы не этот чертов ветер, то наверняка я смог бы сделать нормальный снимок. А потом через Поливанова мне, может быть, удалось бы установить личность этого толстяка.

* * *

Созвонившись с Поливановым, Глеб договорился с ним о встрече.

Они сидели в шумном кафе за столиком в углу и были похожи на журналистов, обсуждающих материалы для очередного репортажа. По окнам кафе стучали капли холодного осеннего дождя, прохожие прятались под зонтики, кутались в шарфы, отворачивались от пронизывающего ветра.

Поливанов был возбужден. Потапчук вновь вызывал его к себе и долго распекал за то, что Поливанов да и знаменитый агент Слепой, никак не могут раскрутить дело с производством наркотиков.

Поливанов, конечно же, не рассказывал Глебу про то, как нервничал и ругался генерал, но по разговору Глеб догадался и, передавая снимки, участливо справился:

– Что, досталось от генерала?

– Конечно, досталось, – бросил в ответ Поливанов.

– Ничего, обойдется, – сказал Глеб, – хотя у меня все время такое ощущение, что я нахожусь в каком-то запутанном лабиринте и никак не могу добраться до выхода. Блуждаю, блуждаю, натыкаюсь на углы, преодолеваю препятствия, но вместо того, чтобы приближаться к выходу, я запутываюсь все больше.

Поливанов задумчиво качал головой, рассматривая фотографии.

– Вот этот приезжал к нашему меценату. Кто это такой, хотелось бы знать?

Поливанов пожал плечами.

– А вот глянь сюда, – Глеб показал снимок, на котором была видна только рука с короткими толстыми пальцами. – Смотри, какой перстень, может, по нему удастся вычислить владельца?

– Знаешь, сколько сейчас перстней? Все эти «новые русские», а так же все бандиты, рэкетиры и прочая шваль норовят навешать на себя как можно больше украшений. Перстни, браслеты, дорогие часы, цепи на шее… Вряд ли по перстню можно опознать человека.

– Но ты глянь, он не совсем обычный.

Поливанов вновь неопределенно пожал плечами.

Но вдруг, когда он разглядывал следующую фотографию, смутная догадка мелькнула у него в голове.

«Где-то я видел этого человека… Этот идеально круглый череп… Но где? Когда?»

– Ну, что скажешь? – спросил Глеб.

– Да ничего не скажу. Я возьму эти снимки, покажу нашим людям, может, они в курсе.

– Только будь осторожен, – предупредил Глеб. – И вот еще: черный «мерседес», номер московский. Вот эта машина, вот номер, а вот люди, которые явно охраняют толстяка. Посмотри, может, их лица тебе знакомы?

– И их покажу, – сказал Поливанов. – Надо ускорить дело.

– У меня есть один вариант, – сказал Глеб, глядя в серые, стального цвета глаза Поливанова.

– Говори.

– Я попробую прижать Альберта Прищепова.

– Как ты собираешься его прижать? – Поливанов взглянул на сосредоточенное лицо Глеба.

– Он идет на контакт. Я предложил ему одну сделку.

– Ты имеешь в виду вложение денег в торговлю произведениями искусства?

– Да. Правда, он пока молчит, никак не реагирует.

– Попробуй, – сказал Поливанов. – А если это не удастся?

– Я буду действовать своими методами, – твердо произнес Глеб.

– Смотри, чтобы не ускользнула последняя ниточка. Ведь больше у нас ничего пока нет, хотя, возможно, и эта ниточка никуда не ведет.

– Возможно. Но интуиция мне подсказывает, что если за нее хорошенько потянуть, будут результаты.

Поливанов молчал, допивая кофе. Затем он ловко перевернул чашечку и поставил ее кверху дном на блюдце.

– Что, гадаешь на кофейной гуще?

– В последнее время я стал довольно суеверным, – признался Поливанов и улыбнулся… Его улыбка была совершенно неофициальной, это была улыбка уставшего, измученного службой человека.

Глеб перевернул свою чашечку.

– Что, тоже суеверный?

– Да нет, просто любопытно.

Мужчины посмотрели в глаза друг другу.

– Ну, мы как дети, – сказал Глеб.

– Ничего в этом плохого нет, – ответил Полковник, поднял свою чашку и принялся поворачивать ее, рассматривая рисунок, образовавшийся на дне.

– И что там? – спросил Глеб.

– Очень похоже на собаку с раскрытой пастью.

– Да, похоже, – согласился Глеб. – Только глаза не хватает.

– А покажи, что у тебя?

Глеб поднял свою чашечку и подвинул к Поливанову. Тот посмотрел и улыбнулся.

– А у тебя похоже на женщину.

– Где? – наклонился Глеб.

– Вот, смотри. Это голова, это грудь, а вот это волосы.

– Ну, тебе всюду женщины мерещатся! – пошутил Сиверов и подал полковнику руку. – Я пойду, пожалуй.

– Успехов, – ответил Поливанов, продолжая рассматривать кофейные разводы на дне чашки.

* * *

Глеб покинул кафе, сел в свои «жигули» цвета мокрого асфальта и нажал на газ.

А Поливанов еще долго сидел за столиком, размышляя над кофейной гущей, поворачивая чашку то так, то эдак.

* * *

Автомобиль Глеба Сиверова мчался в сторону Крымской набережной. Глеб въехал в соседний с домом Прищепова двор, тщательно закрыл машину и побежал к таксофону.

Даже не вытаскивая из внутреннего кармана своей куртки твердый кусочек картона с золотой витиеватой надписью, Глеб по памяти набрал номер Прищепова.

Альберт Николаевич долго не подходил к телефону, и у Глеба уже мелькнуло подозрение, что он уехал куда-нибудь.

Наконец трубку подняли.

– Вас слушают, – раздался вкрадчивый голос Альберта.

– Это Молчанов беспокоит, – твердо и чуть нагловато сказал Глеб. – Альберт Николаевич, надо встретиться.

– Что, прямо сейчас?

– Да, дело не терпит отлагательства, – так же твердо сказал Глеб.

Прищепов замешкался и некоторое время раздумывал Глеб представлял себе его лицо, представлял, как тот морщится, словно от зубной боли, и шевелит губами.

– Ну что ж, давайте встретимся, – наконец согласился Прищепов, – только когда и где?

– Я недалеко от вашего дома. Желательно прямо сейчас.

– Сейчас? – недовольно пробормотал Прищепов.

– Да-да, прямо сейчас, минут через десять. Я к вам поднимусь, – тоном, не терпящим возражений, сказал Глеб.

– Хорошо, только я…

Но Глеб уже повесил трубку.

* * *

Прищепов положил трубку, опустился в кресло и потер виски.

«Что это такое? Что все это может значить?» – задумался он, быстро моргая глазами, под которыми темнели мешки.

Он уже давно пересчитал деньги и через час собирался встретиться у ВВЦ с директором музея, экспонаты которого должны были отправиться за океан, в далекий Лос-Анджелес.

«Что же ему надо? – размышлял Прищепов. – К чему такая спешка? Ну, ладно…»

Он уже был одет, шелковый халат висел на плечиках. Прищепов расхаживал по квартире.

Зазвенел звонок.

«Да, он пунктуален», – отметил про себя Альберт Николаевич, подходя к двери и глядя в глазок.

За дверью стоял и улыбался Глеб Сиверов. На плече у него висела спортивная сумка.

«Неужели деньги притащил?» – подумал Альберт Николаевич, открывая свои замысловатые замки.

– Добрый день, – сказал Глеб, входя в квартиру.

– Здравствуйте, здравствуйте. Неожиданный, конечно, звонок. У меня тут дела… – быстро заговорил Прищепов, – у меня деловое свидание, так что времени у меня не много.

– А я думаю, что вы найдете для этого разговора время.

– Присаживайтесь, – пригласил гостя Прищепов и прошел в гостиную.

Глеб последовал за ним и буквально плюхнулся на мягкий кожаный диван. Сумку он оставил в прихожей.

– Так в чем дело?

– Знаете, Альберт Николаевич, мне надоело темнить и вести с вами беспредметные переговоры. Скажите, на кого вы работаете? Кто стоит за вами?

От этих вопросов меценат поежился, и его глаза заморгали еще быстрее.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Да все вы понимаете.

– Ну, конечно, я связан с определенными людьми… – принялся пространно объяснять любитель антиквариата, – Я знаком со многими коллекционерами, с дипломатами, с директорами музеев и владельцами галерей…

– Я не об этом, – оборвал его Глеб.

– Тогда я не понимаю.

– Я о наркотиках.

– О каких наркотиках?! – нервно воскликнул Прищепов и вскочил с кресла, словно на сиденье оказались горячие угли.

– О самых обыкновенных. Вернее, о тех, которые вы продаете.

– Я ничего не продаю.

– Да ладно, будет, – отрезал Глеб. – Чем быстрее вы все расскажете, тем лучше будет для вас.

– Я не понимаю, о чем вы говорите… Это наглость – вот так вот обвинять меня в том, чего я даже. не знаю.

– Это вы продали наркотики Бычкову-Бочкареву, это из-за вас погибла Катя Сизова, молодая красивая девушка. Это по вашей наводке, скорее всего, была убита Колотова.

– Что, Колотова?! – взвизгнул меценат, отступая к стене.

Он вел себя настолько естественно, и каждый его жест, интонация, выражение лица были безукоризненны, как у профессионального актера, хорошо знающего свою роль – роль человека, обвиняемого в том, чего он никогда не совершал.

– Не будем играть, давайте говорить начистоту, – Глеб вытащил пистолет с глушителем и положил перед собой.

Альберт Николаевич с ужасом смотрел на оружие, лежащее на столе.

– Уберите, уберите, зачем это? Я человек, связанный с искусством, с картинами, книгами, иконами, предметами старины, и ничего не знаю ни о каких наркотиках. Уберите оружие.

– Я его уберу, если вы все расскажете мне начистоту.

– Но что я могу вам рассказать, если мне ничего не известно?

Тогда Глеб сунул руку во внутренний карман куртки и бросил на стол три фотоснимка.

– Посмотрите внимательно. Может, это освежит вашу память.

Прищепов семенящей походкой приблизился к столику и взглянул на фотоснимки.

Его лицо осталось таким же, как и было, только сердце забилось глухо и учащенно, и Прищепову показалось, что оно вот-вот выскочит из груди.

На его лбу бисером выступили капли пота.

Глеб молчал. А затем взял пистолет в руку и щелкнул предохранителем.

– Кто этот человек в светлом плаще? И о чем вы с ним говорили?

– Я его не знаю. – прошептал Прищепов.

– Сегодня утром он был у вас. Вы с ним разговаривали около часа. Кто он?

Прищепов пришел в полное смятение. Его пальцы задрожали, и он, тяжело опустившись в кресло, принялся грызть ногти. Сейчас это был уже не тот Прищепов, охваченный праведным негодованием, сейчас он напоминал перепуганного насмерть подростка, застигнутого врасплох за какими-то грязными делишками.

– Кто это? – вновь повторил Глеб, перекладывая тяжелый пистолет из одной руки в другую. – И кто были те люди в ресторане? Отвечайте! Я жду.

– Не знаю, – затряс головой Прищепов, его лицо страдальчески сморщилось, словно несчастного мецената уже начали пытать.

– Знаете, – Альберт Николаевич, если я начну вас бить, вы долго не протянете. Слишком вы изнежены, слишком слабы, – многозначительно заметил Глеб. – Вы этого не переживете и умрете мучительной смертью.

Я не буду пытать вас, прикладывая раскаленный утюг к животу.

– Но я ничего не знаю, абсолютно ничего!

– Может, я и поверил бы вам, если бы не одно обстоятельство.

– Какое обстоятельство? – дрожащим голосом промолвил Прищепов.

– А вот это.

Глеб подошел к секретеру, выдвинул один из ящиков, затем запустил руку в образовавшуюся нишу и вытащил несколько пакетиков с белым веществом. Он швырнул пакетики на стол.

– Что это?

– Не знаю, – затряс головой любитель изящных искусств. – Это мне кто-то подложил.

– Что вы говорите?! И голос у вас такой естественный. Вы случайно не играли в самодеятельном театре какого-нибудь дворца культуры? Нет, не играли?

Прищепов молчал, бледнея все больше и больше.

– Знаете, вы бы могли быть отличным актером.

Женщины просто млели бы, глядя на вас. Вы такой импозантный, такой красивый, что не влюбиться в вас просто невозможно. Так будете говорить или нет? – уже абсолютно другим тоном отчеканил Глеб, вновь уселся на диван напротив Прищепова и нацелил на него пистолет.

Тот вскочил с кресла и прижался к стене.

– Знаете, что я сделаю? Вначале я вам прострелю правое колено. Будет очень больно, вы будете кричать, будете ползать в луже крови. Затем я прострелю вам левое колено, и тогда вы расскажете мне все, все что вам известно.

– Кто вы? – вдруг спросил Прищепов. – Вы из МВД? Из ФСК? Из ФСБ?

– Не надо об этом. Не надо гадать, это ни к чему не приведет. Я просто интересуюсь наркотиками, мне просто надо знать.

– Вы бандит?

– Я же сказал, не надо гадать. После того, как я прострелю вам ноги, я подожгу вашу квартиру, и вся она вместе с барахлом, а самое главное, вместе с вами сгорит дотла. Пожарные приедут не скоро. Вы уже будете мертвы. И тогда будет поздно. Так что, решайтесь.

– Какие гарантии, что я останусь жив? – тяжело дыша и давясь слюной, выдавил из себя Альберт Прищепов.

Он смотрел на армейский кольт с глушителем, смотрел на черное отверстие, из которого может вылететь пуля, и понимал, что этот мужчина, сидящий перед ним на диване, шутить не будет, ведь он уже видел его в деле.

«Господи, господи, как сообщить Савельеву? Как спасти свою жизнь?» – думал Прищепов, пытаясь унять дрожь.

– Давайте по порядку. Вы мне расскажете все, что знаете, а я за это оставлю вас в живых. Вы можете делать все, что захотите. Можете убежать, спрятаться, скрыться – короче, делайте все, что вам заблагорассудится.

Мне нужна информация.

– Кто вы? – вновь спросил Альберт Прищепов, едва шевеля онемевшими губами.

– Не важно, кто я. Важно, что я знаю, кто вы.

Тон, каким разговаривал Глеб Сиверов, вальяжно расположившись на диване и поигрывая тяжелым пистолетом с глушителем, был таким, что у Альберта Прищепова мурашки побежали по всему телу, а вдоль позвоночника потекли струйки холодного пота.

– Я все скажу, – тяжело выдохнул он и, подойдя к креслу, опустился в него, – все, что я знаю. Только пообещайте мне, что я останусь жив. Пообещайте.

– Если я пообещаю, вы мне поверите?

– А что мне еще остается? – робко произнес любитель изящных искусств и антиквариата.

– Ну что ж, резонно, – сказал Глеб, – говорите.

* * *

Владимир Владиславович Савельев сидел на втором этаже в маленькой комнатке, оклеенной белыми обоями, Лаборатория по производству наркотиков располагалась внизу. Савельев смотрел в окно на голые деревья, затем нажал кнопку селектора и попросил:

– Олег Владимирович, зайдите ко мне.

Пескаренко отложил бумаги, удивленно посмотрел на Павла Иннокентьевича Кормухина, тот лишь развел руками в резиновых медицинских перчатках.

Пескаренко закрыл папку, в которой лежали бумаги, вышел из-за стола и поднялся наверх.

– Входите, входите, – радушно приветствовал Савельев ученого.

Тот вошел.

– Располагайтесь. Может, по чашечке кофе?

Олег сел.

– Ну, как у вас дела? – задал обычный вопрос, с которого он любил начинать разговор, Савельев.

– Все нормально, – спокойно ответил Олег.

– Как жена? Как дети?

– Спасибо, все в порядке.

– Как вам живется в новой квартире?

– Просто прекрасно. Жаль, что с семьей видимся редко.

– Работа есть работа, – философски заметил Владимир Владиславович Савельев.

Он поднялся, выбрался из-за стола, подскакивая, как мячик, прошелся за спиной у Олега Пескаренко.

– Я вот зачем позвал вас, Олег Владимирович. Хочу попросить вас…

– О чем?

– Я хочу, чтобы вы сегодня оставили всю работу и занялись вот чем… – Савельев вновь зашел за спину Пескаренко, затем развернул его кресло и посмотрел Олегу в глаза. – Надо быстро сделать технологическую документацию: что и как вы получаете.

– Не понял? – удивленно открыл глаза Олег.

– Вы должны подробно все изложить. – Савельев разговаривал уже официально и строго, как хозяин со своим работником. – Дело это не терпит отлагательства. Займитесь им прямо сейчас, к вечеру у меня должны быть все бумаги.

– Но это…

– Я понимаю, но и вы поймите меня, – произнес Владимир Владиславович.

– Ну, если надо…

– Значит, надо.

– А если я не успею?

– Думаю, успеете. Все, можете быть свободны.

Пескаренко направился вниз и сразу сел за компьютер.

* * *

А Савельев, с довольным видом потерев руки и хлопнув себя по колену, негромко сказал:

– Ну, теперь к вечеру у меня будет то, что стоит больших денег. «Ноу хау» – самое главное в любом деле Я смогу продать технологию тому, кто заплатит эти большие деньги А желающих, надеюсь, будет хоть отбавляй.

* * *

Олег Пескаренко работал быстро. Он знал, что к вечеру подготовленный отчет будет записан на дискету.

Ведь описывать то, что сам изобрел и открыл, всегда приятно и не составляет большого труда. На экране монитора мелькали цифры, одна формула сменялась другой, строка бежала за строкой, и Олег улыбался. На его лице было удовлетворение. Он сейчас не думал о том, что описывает технологию изготовления страшного зелья, от которого уже погибло множество людей.

Его все это занимало как чисто научная проблема.

* * *

Полковник ФСК Станислав Петрович Поливанов работал с картотекой. Он скрупулезно просматривал одну за другой фотографии, пытаясь идентифицировать их со снимками, отданными ему Глебом Сиверовым.

Но три часа, затраченных на это дело, не принесли никаких результатов. Ни один из тех, кто был изображен на снимках, не проходил по картотеке лиц, связанных с наркотиками.

* * *

А вот Глеб Сиверов времени зря не тратил. Альберт Прищепов, сидя в кресле и глядя на черный пистолет, лежащий на коленях гостя, говорил, запинаясь и нервничая:

– Меня в это дело втянул бывший полковник КГБ Владимир Владиславович Савельев. Кто стоит за ним, я не знаю. Где он берет наркотики, я тоже не знаю.

– Как наркотики переправляются за границу?

– Вот этим занимаюсь я – Каким образом? – допрашивал Прищепова Глеб Сиверов.

– Мы их переправляем вместе с экспонатами, вместе с выставками. А выставки из Москвы уходят за границу чуть ли не каждый месяц. Это канал надежный.

Его никто не проверяет, и никому даже в голову не может прийти, что вместе с экспонатами через океан летят наркотики.

– Понятно. Когда будет отправляться следующая партия?

– Ровно через восемь дней. Вместе с экспозицией из музея творчества крепостных.

– Хорошо, хорошо, – прошептал Глеб.

– Что еще. Я хочу показать вам кое-какие бумаги, – Прищепов поднялся, направляясь к секретеру и продолжая на ходу говорить. – Это Савельев вынудил меня заняться переправкой наркотиков. В производстве я не замешан.

Глеб внимательно слушал. Ему наконец-то становилась более-менее понятной вся кухня этого бизнеса.

Но самого главного он пока не знал – где делают наркотики и кто стоит за Савельевым. А то, что за ним обязательно кто-то стоит, Глеб не сомневался. Слишком уж большие деньги участвовали в этом бизнесе.

А где большие деньги, там должны быть и большие люди.

Прищепов, не переставая говорить, подошел к бюро и стал вытаскивать из него толстые потрепанные каталоги и складывать на пол.

– Сейчас, сейчас, я найду и покажу вам документы.

В них указано, сколько партии было переправлено, в какие страны и в какие города, с какими выставками. Где же он, этот проклятый блокнот, будь он неладен? – шептал Альберт Николаевич Прищепов, запуская руку в глубину выдвижного ящика.

Наконец его рука нащупала пистолет.

– Ну где же? Где же этот чертов блокнот, куда он мог запропаститься?

И только какое-то десятое чувство спасло Глеба.

Краем глаза он заметил странное, судорожное движение своего собеседника, дающего важнейшие показания, и бросился на пол. Прогремел выстрел. Пуля вошла в спинку дивана, оставив отверстие точно на том месте, где только что сидел Глеб. Прогремели еще два выстрела.

А вот пистолет Глеба ответил одним выстрелом, почти неслышным. Глухой хлопок – и черный ТТ, который сжимал в правой руке любитель изящных искусств и старинных вещей Альберт Николаевич Прищепов, упал на ковер. А сам Альберт Николаевич качнулся и посмотрел на Глеба Сиверова широко открытыми глазами.

По его белой рубашке текла густая горячая кровь.

Глеб выстрелил абсолютно механически, инстинктивно, он даже не успел подумать о том, что Прищепова следовало бы оставить в живых. Он выстрелил на поражение и сейчас смотрел, как Прищепов медленно оседает, пытаясь ладонями зажать рану на груди, из которой хлестала кровь.

Глаза Прищепова закрылись, и он упал, уткнувшись лицом в персидский ковер.

Глеб подошел и приложил пальцы к шее Прищепова. Пульса уже не было.

– Черт подери! – зло, сказал Глеб. – Не хотел я тебя убивать, хотя ты заслужил это уже давным-давно.

Он тут же связался с полковником Поливановым.

– Мы выезжаем и скоро будем, – сказал Поливанов. – А тебе лучше уйти.

– Я это и сам понимаю, – ответил Глеб. – Он хотел меня убить, мне пришлось защищаться. Это правда.

– Я тебе верю, – сказал Станислав Петрович.

А затем Глеб сообщил, что у него появилась зацепка, назвал фамилию Савельева, бывшего полковника КГБ.

И только услышав фамилию, Поливанов вспомнил ту догадку, которая мелькнула в его голове, когда, сидя в кафе, он рассматривал фотографии, сделанные Слепым.

"Да, это он – Владимир Владиславович Савельев.

Вот, оказывается, чем сейчас занимаются отставные полковники КГБ! Да, конечно же, Потапчук будет изумлен, вряд ли он ожидает подобного. Но пока лучше ему ни о чем не говорить. И вообще, с этой информацией надо быть очень осторожным. Вполне возможно, что в их аппарате у Савельева остались влиятельные друзья, с которыми он время от времени встречается.

А может быть, они также участвуют в этом преступном бизнесе".

* * *

Через час сотрудники ФСК во главе с полковником Поливановым уже вовсю работали на Крымской набережной. Полковник Поливанов отдал четкое распоряжение:

– Пока об этом никто не должен знать. Проведите тщательный обыск.

Он смотрел на труп Альберта Прищепова, не скрывая отвращения. И это отвращение смешивалось с непонятной радостью. А радость была оттого, что еще одним мерзавцем стало на земле меньше.

Но главная цель пока еще не была достигнута – предстояло добраться до тех, кто стоял за Прищеповым, до тех, кто все это придумал и закрутил.

И полковник Поливанов верил, что он во что бы то ни стало и чего бы это ему ни стоило доберется до главарей. Хотя сейчас он даже и не подозревал, какие люди замешаны в этом деле. Ему и в голову не могло прийти, что люди, сидящие в Белом доме и на Старой площади, связаны с наркобизнесом, связаны так плотно и такими прочными нитями, что даже трудно представить.

* * *

Генерал Потапчук уже знал о случившемся.

А еще через пять часов о том, что произошло в доме на Крымской набережной, знал и отставной полковник КГБ Владимир Владиславович Савельев. Он был напуган, но сохранял хладнокровие и продолжал действовать, как всегда, расчетливо и осторожно.

У него уже давно был заготовлен паспорт на имя Ивана Ильича Синицына, московского предпринимателя, давно была открыта виза, и в любой момент он мог бежать за границу – туда, где находились его деньги.

Бежать, бросив все, ни о чем не сожалея, захватив с собой лишь дискету, на которой записана технология получения нового дешевого наркотика.

А Санчуковский Матвей Фролович и те, кто стоит за ним, пусть все расхлебывают, пусть за все отвечают. Савельев не так глуп, чтобы подставиться первым.

Он заготовил все документы, все списки, кому, когда и сколько он передавал денег, когда и куда были переправлены наркотики. В общем, он сделал все, чтобы утопить своих компаньонов. И не было у него сострадания и жалости к этим людям. Он прекрасно понимал, что и его жалеть никто не станет, что его сдадут сразу же, как только начнет сжиматься кольцо. Документы лежали в сейфе не только здесь, в лаборатории. Копии документов были у него и дома. Так что Савельев чувствовал себя защищенным.

Но самое главное – это он знал абсолютно точно – успеть унести ноги до того, как кольцо сожмется.

* * *

Савельев уже дважды справлялся, как идет дело у Олега Пескаренко, дважды просил его ускорить работу и завершить как можно быстрее.

А Олег Пескаренко и так почти не вставал от компьютера. Он самозабвенно трудился. С его лица не сходила торжествующая улыбка.

– Вот как все блестяще! Вот как все просто!

Экран пестрел формулами. За этими формулами Олег ясно видел, как происходят химические процессы, как одно вещество превращается в другое.

«И почему до этого никто не додумался? Неужели я действительно гений?» – самодовольно думал Олег Пескаренко, постукивая клавишами и попивая мелкими глотками уже давно остывший кофе.

Ему хотелось курить, но на это не было времени.

Не было времени даже на то, чтобы подняться от клавиатуры, размять затекшие ноги, потянуться, пройтись.

Олег спешил изложить свои мысли. Он не знал, зачем Владимиру Владиславович Савельеву нужна эта информация, он просто не задавался этим вопросом.

А вот Станислав Семенович Бархатков, увидев, чем занимается его ученик и коллега, почувствовал, как что-то сжалось в груди. И смутные догадки появились в его голове, догадки были очень недобрыми. Но Станислав Семенович не стал делиться своими тревогами ни с кем – ни с Олегом, ни с Кормухиным. Он просто закурил сигарету, снял очки, прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, словно оцепенев.

«Нет, нет, все идет хорошо, – пытался успокоить себя немолодой – ему недавно исполнилось пятьдесят шесть лет – мужчина. – Все хорошо, хорошо… – как заклинание повторял Бархатков. – Это только предчувствие. Ведь предчувствия возникали у меня и раньше. Я же понимаю, чем мы занимаемся здесь и какие деньги зарабатываем. Я понимаю также, какие деньги зарабатывают те, кто реализует наркотики. Но сделать сейчас я ничего не могу. А если бы и мог, то что? Пойти в ФСК, все рассказать, покаяться в содеянном и получить лет пятнадцать тюрьмы? Сейчас мне пятьдесят шесть…»

Станислав Семенович быстро прибавил к пятидесяти шести пятнадцать, и его лицо исказила болезненная гримаса.

– Что такое, вам плохо? – обратился к нему Кормухин.

Бархатков открыл глаза и попытался улыбнуться. Но вместо улыбки получилась опять какая-то гримаса.

– Нет, нет, ничего, Павел Иннокентьевич, просто слегка сердце схватило.

– Так вот таблеточка, – Кормухин услужливо вынул из нагрудного кармана белоснежного халата упаковку валидола.

– Да, да, давайте, – Бархатков взял таблетку и сунул под язык.

– Наверное, давление меняется, – сказал Кормухин. – У меня тоже что-то суставы ломит, и как-то не по себе. А видели, как наш гений старается? Даже в туалет не выходит, – кивнув в сторону Пескаренко, улыбнулся Кормухин.

– Да, видел, – прошептал Барахтков.

– Ну что, вам полегче? – участливо осведомился Павел Иннокентьевич.

– Да, спасибо, – тяжело поднимаясь с кресла, сказал Бархатков. – Но валидол нас не спасет.

Станислав Семенович прошел к своему рабочему месту, опустился в кресло и, облокотившись о стол, обхватил голову ладонями.

* * *

А Олег Пескаренко по-прежнему улыбался. Он смотрел на мелькание цифр, и голубоватое мерцание экрана озаряло его лицо каким-то странным, мертвенным светом.

– Ну, давай же, быстрее! – поторапливал компьютер Олег Пескаренко.

Бежали строки, пестрели формулы. Олег продолжал улыбаться, восхищаясь самим собой.

– Вот так-то, вот так-то, – приговаривал он, нажимая одну клавишу за другой.