Глава 23. Тем, кто смотрел на фьорд в конце этого дня, казалось, что по темному небу с северо‑западной стороны движется какая‑то тень

Тем, кто смотрел на фьорд в конце этого дня, казалось, что по темному небу с северо‑западной стороны движется какая‑то тень, на его фоне чуть более светлая. Отблески льда падали на эту странную вуаль, сотканную из мельчайших снежинок. Девушки молча смотрели на это предвестие света. Неподвижно замерев у окон в своих комнатах, они ждали, пока светлая тень приблизится к ним.

Смутным обещанием она пронеслась над берегом, над парковкой отеля, скользнула по его фасаду – словно снизошла некая сила, движению которой ничто не могло помешать, – и вновь устремилась к фьорду. Глухая ночная тьма скрыла все лица. Окна превратились в темные провалы пещер, в которых могло случиться все что угодно.

Стоя перед зеркалом, Жозетта пыталась унять дрожь.

– Нет, я не собираюсь превращаться в мокрую курицу, как крестная…

Она потуже затянула под подбородком ремешок кивера. На ней был парадный костюм, и она мечтала о золотом кубке. Кубок – самое главное. Жозетта даже не задавалась вопросом, какой добрый гений его ей принесет. Как бы то ни было, только победа идет в счет. Безоговорочная победа, к которой их так долго готовили… Жозетта вспомнила, как ее дед охотился на бабочек. Иногда он позволял ей подержать огромный сачок. Они ни разу никого не поймали, и дед часто подшучивал над собой по этому поводу. Прогулки с внучкой на природе сами по себе были для него радостью. Жозетта вспомнила, как множество изящных крылатых созданий порхали над колосьями пшеницы… Снова вздрогнув, она подумала, что, наверно, еще не до конца успокоилась после недавней истории с Альбером.

Полностью готовая, она села на единственное в комнате кресло и стала терпеливо ждать назначенного часа, заодно мысленно повторяя все элементы предстоящего выступления. Потом она еще раз вспомнила маршрут, которым тайно проберется на свидание, не будучи замеченной.

Гулко рокотали двигатели самолета. Бьорн досасывал бутылочку виски – последнюю из своих запасов. Соседи отводили глаза. Небольшой сувенирный сундучок, полный бутылочек с ценным горючим, он приобрел в дешевом винном магазинчике аэропорта. Такси доставило его в аэропорт буквально к самому отлету. Из‑за этого у него не осталось времени спокойно поразмышлять, и теперь он чувствовал себя виноватым. Но, в конце концов, он сделал очень серьезный шаг в расследовании и должен был это отпраздновать. Ввалившись в отделанный искусственным мрамором магазинчик, расположенный прямо в центре зала аэропорта, Бьорн сначала захотел сразу все скупить, а потом – остаться здесь насовсем, расположиться где‑нибудь в уголке и жить спокойной жизнью в этом райском месте, где никогда никого не убивают, где можно целыми днями в свое удовольствие потягивать вино или что‑нибудь покрепче. Там он и наткнулся на сундучок, полный маленьких «пробников». Схватив его и расплатившись, он быстро, как вор, бросился к дверям. Сундучок Бьорн выбросил, предварительно рассовав его содержимое по карманам.

Сейчас, слегка захмелев и расслабившись, он вспомнил про рисунки Бальдра, некогда оставленные им во время консультаций у доктора Исаксена. Последний передал их Бьорну, после чего без лишних слов распрощался с комиссаром.

На маленьком откидном столике было недостаточно места, чтобы разложить все рисунки, поэтому Бьорн стал их перебирать, рассматривая по одному. Он перестал замечать что‑либо вокруг и уже не слышал шума двигателей. Нарисованные в стилистике детских мультфильмов, по содержанию картинки были очень необычными. Это была мрачная смесь мифологии и героического фэнтези: принцессы, хрупкие блондинки, пронзенные мечами или сжигаемые на кострах, дети, которым отсекли голову, и прочее в таком же духе. Но больше всего Бьорна впечатлил рисунок, на котором были изображены два совершенно одинаковых мальчика, протянувшие друг другу руки над огромным пылающим солнцем.

Эли обегала все коридоры отеля со второго по четвертый этаж. Везде было спокойно. У нее не осталось никаких дел на сегодня, но она все толкала перед собой свою хозяйственную тележку как заведенная. Прицепленное спереди к тележке пластмассовое ведро мерно постукивало, и это был единственный звук, нарушавший тишину. Ведро было новым – старое полицейские забрали на экспертизу. Торчавшая из него новая швабра, слегка наклоненная вперед, напоминала таран на носовой части корабля.

Наступил вечер, клиенты благоразумно заперлись в своих номерах, вся уборка была закончена. У Эли было ощущение, что она обходит отель дозором. Но, так или иначе, ходьба ее успокаивала.

Анжела не знала, чем ей заняться. Одеваться для поездки в гости не было смысла, коль скоро ее здесь заперли. Прошел час, но охранник по‑прежнему торчал возле ее двери. Порой она слышала, как он расхаживает из стороны в сторону, словно зверь в клетке. Хотя еще непонятно, кто на самом деле в клетке… этот болван Крагсет, сам себя заточивший в стенах отеля, или она – второстепенная героиня, ждущая своего часа?.. Прекрасный викинг позвал ее в свой дворец из пепла… Он пришлет за ней волшебную карету, которая помчит ее по льду…

Анжела приложила ухо к двери. Нет, невозможно покинуть отель… Она взглянула на экран телевизора, который работал с выключенным звуком. Восемь часов – как раз должно подъехать такси… Анжела подошла к окну и всмотрелась в темноту. С другой стороны шоссе фонари освещали край понтона. Анжела с гневом стукнула кулаком по стеклу. Что же ей делать? Может быть, обольстить охранника, а потом его нейтрализовать?..

Пять минут девятого. Невозможно связаться с Имиром, если не изобрести какой‑то хитроумный способ… Она воображала его в полуразрушенном лабиринте деревянных комнат, сидящего за накрытым столом, при свечах… Нет, свечи – это плохая идея. Призрак пожара будет постоянно о себе напоминать.

Десять минут девятого. Ее охранник кашлял в коридоре, ничуть не пытаясь скрыть свое присутствие. С понтона съехало такси, развернулось и исчезло. Ну вот! Правильно она сделала, что не стала переодеваться… Да впрочем, во что бы она переоделась? Чертов багаж!..

Страшно разозленная из‑за несостоявшегося свидания со своим вероятным любовником, она проглотила пару снотворных таблеток, надеясь, что хотя бы во сне будет избавлена от кошмаров.

Сквозь прозрачное стекло каминных часов лицо Имира казалось детским. Эти часы были единственными в своем роде, и родители так никогда и не решились внести их в каталог товаров. Сквозь стекло отчетливо был виден механизм. Позолоченные зубчатые колесики казались еще более хрупкими, чем стеклянный футляр. Стрелки остановились двадцать лет назад.

Но сейчас, глядя в пустоту, Имир не видел ни стрелок, ни шестеренок, ни самих часов, которыми некогда так восторгался. В его груди теплился ровный умиротворяющий огонек его истории. Сейчас это был не злой разрушительный огонь, как в былые времена. Эта женщина, Анжела, настоящий дар Провидения, восхищала его по множеству причин. Не нужно смотреть на часы… Она придет? Он обернулся к столу, на котором поблескивали бокалы и серебряные приборы и дымилось обещанное жаркое. Кажется, оно удалось на славу…

Через некоторое время он со вздохом поднялся и надел дубленку.

Двое полицейских поводили носом, ловя доносящиеся из кухни запахи и чувствуя, как подводит животы от голода. Воспользовавшись маленьким ростом, Крагсет спрятался в нише за большой расписной глиняной вазой. Скрытый зарослями юкки, он мог обозревать весь ресторанный зал, хотя вид был довольно расплывчатым из‑за слабого зрения старшего комиссара. Время от времени пластиковые заросли шевелились. С тех пор как Йохансен принес ему тощий сэндвич с лососем, прошло три часа. Слышалось лишь равномерное гудение вентиляторов и пощелкивание огромных холодильников. Подкрепления ожидали сигнала. В коридорах остались лишь немногочисленные полицейские, в чью задачу входило наблюдать за перемещениями Жозетты. Сеть была расставлена. Подумав о сети, комиссар невольно представил себе садок с лангустами в рыбном ресторане… Крагсет машинально собрал кончиком пальца крошки сэндвича, просыпавшиеся на колени. Из ниши, в которой спрятался Йохансен, донесся тяжелый вздох.

– Тс‑с‑с! – зашипел Крагсет.

– Простите, шеф.

Крагсет протер стекла очков, затем снова водрузил их на нос. Теперь он видел немного четче. Он взглянул на часы, потом решил перебраться к Йохансену. Помощник пребывал в блаженном полудремотном состоянии.

– Ну как, Йохансен? Держишься?

– Я размышлял…

– Ну‑ка подвинься.

Прижавшись друг к другу в тесной нише, они некоторое время молчали.

– Думаете, он придет?

– Конечно! По логике вещей, так и должно быть.

– Ну, если вы уверены…

– А ты – нет?

– Не подумайте плохого, шеф, но мне кажется, что надо бы, как говорил Бьорн, вплотную заняться мотивами…

– Да, конечно! Но какая сейчас от этого польза? Мы опять вернемся по старым следам. Сейчас нужно его поймать. Это охота. Он убивает. Мы устраиваем засаду. Ловим его. Он больше не убивает.

– Да, но…

– Поверь мне, мотивы, которые могли привести к таким страшным преступлениям, превосходят всякое человеческое понимание.

– Но все‑таки, комиссар, убивать ради костюмов мажореток, расшитых блестками…

– А, вот ты о каком мотиве…

– Ну да…

– Проводя расследование, никогда не нужно ставить телегу впереди лошади.

Йохансен промолчал, но подумал, что, если бы он сидел в телеге, ему не хотелось бы поменяться местами с лошадью.

Следуя заранее составленному плану, четыре мажоретки в парадных костюмах осторожно прошли через сквозные двери смежных номеров к комнате Жозетты. Капитан немецкой команды тихо постучала в дверь. Никакого ответа.

– Переходим к пункту два.

Русская протянула ей фальшивое послание. На сложенном листке была нарисована все та же бабочка – золотым лаком для ногтей, который нашелся у одной японки.

– Тс‑с‑с…

Под дверью, выходящей в коридор, появилась тень. Кажется, кто‑то остановился, прислушиваясь к их перешептываниям. Потом тень исчезла.

Все по очереди прикладывали ухо к замочной скважине на двери Жозетты, но в комнате француженки было тихо. На лице каждой мажоретки отразилось легкое беспокойство, но почти сразу оно сменилось решительностью. Хрупкая азиатка, словно воин ниндзя, сделала условный знак испанке, та раскрыла свой швейцарский нож и в течение нескольких минут, показавшихся всем нескончаемыми, пыталась открыть замок. При каждом шорохе мажоретки с тревогой смотрели на дверь, ведущую в коридор. Возясь со своим орудием, испанка втайне надеялась, что сейчас кто‑нибудь предложит ее сменить, но напрасно.

Отчаявшись, она обратила к союзницам покрытое бисеринками пота лицо. Тогда к двери подошла норвежка… и совершила чудо – просто повернула дверную ручку. Дверь открылась.

– Открыто! – прошептали голоса на четырех языках.

Крепче сжав свои жезлы, они гуськом вошли в комнату Жозетты. Небольшой светильник над кроватью был включен. Быстро оглядев комнату, девушки убедились, что ничего страшного здесь не произошло. Комната была пуста, только и всего. Пошептавшись, они решили не уходить, спрятаться и ждать. Жозетта скоро вернется, и тогда состоится решающая встреча. Одна за другой мажоретки юркнули в большой платяной шкаф. Последняя закрыла дверь изнутри на небольшой крючок. Прижавшись друг к другу, как сардины в банке, они какое‑то время нервно хихикали, потом замолчали – слышалось лишь их размеренное дыхание.

В это же время Жозетта, словно ящерица, скользила вдоль стены по коридору. Едва выйдя из комнаты, она чертыхнулась про себя, услышав какой‑то шум. Но отсутствие охраны в коридоре оказалось приятным сюрпризом. Жозетта шла, стараясь двигаться бесшумно, но это было невозможно: блестки и золотое шитье при трении друг о друга все же слегка шуршали.

Внезапно она услышала звук тяжелых, вероятнее всего, мужских шагов. Обернувшись, Жозетта поняла, что отошла от своей комнаты уже слишком далеко и не успеет вернуться. Мажоретка со всех ног устремилась к запасному выходу. Ей показалось, что она заметила силуэт полицейского. Несмотря на щелчок двери, шаги не ускорились. Жозетта издала торжествующее восклицание и тут же, прижав ко рту сжатый кулак, прикусила костяшки пальцев.

Йохансен на мгновение высунул голову из укрытия и включил рацию:

– Шеф, так и есть, она вышла из комнаты.

– Она спускается?

– Да.

Крагсет завозился, усаживаясь по возможности удобнее, и поднял воротник:

– Йохансен.

– Да?

– Скажи всем, пусть оставляют посты и незаметно проводят ее вниз, пока она не окажется здесь. Не будем рисковать.

«Я сплю… я сплю… это все коктейль из спиртного и снотворного… Но я не хочу засыпать вот так – совсем одна… Я сплю, но я думаю. Я могла бы, наверно, пошевелить большим пальцем ноги, но мне не хочется… Прежде всего – пальцем какой ноги? Левой или правой? Где мой багаж? А если я сама – свой собственный багаж? Все важные вещи у меня внутри. Чья рука меня откроет?»

Вытянувшись на спине и натянув одеяло до подбородка, Анжела не могла шелохнуться, чувствуя, что ее как будто прибили гвоздями к кровати.

По комнате пронеслось легкое холодное дуновение. Это не позволило Анжеле полностью погрузиться в сон.

«Как измерить глубину сна? Чем ее измеряют? Ловцами снов? Они простирают свои нити в глубь нашего сознания… Они соблазняют обещаниями пробуждения… Если бы я знала, где проснусь, то подплыла бы к самой поверхности сна, разинув рот, как рыба, готовая схватить приманку… Я всплыла бы над моей кроватью… В детстве я любила лежать на воде… отец поддерживал меня снизу, и я не боялась утонуть…»

Снова дуновение… Веки Анжелы дрогнули, но они все еще были тяжелыми и плотно сомкнутыми.

«А что, если я не смогу открыть глаза? Если темнота – мой последний дом? Если в ней – мое освобождение? Нет, это было бы слишком легко… А если сон начнется сейчас, когда я открою глаза? Он будет здесь, и тогда все обретет смысл… Пусть у меня получится!»

Усилием воли она попыталась напрячь все те мельчайшие глазные мускулы, названия которых даже не знала. Ресницы разомкнулись. Анжела увидела знакомую обстановку своего номера, хотя все казалось расплывчатым, бесплотным. Если она попробует взять какую‑нибудь вещь, та просочится у нее сквозь пальцы…

– Кристаль?

Тень ничего не ответила. Может быть, и не было никакой тени…

Наконец обстановка обрела четкость, и перед Анжелой предстала путающая реальность: гигант викинг, улыбаясь, стоял прямо перед ней. В первое мгновение Анжела подумала, что он пришел устроить ей сцену, но тут же эта мысль показалась ей совершенно абсурдной.

Он пришел, чтобы ее увидеть. Он ласкал ее взглядом.

Анжела вспомнила, что не приехала на свидание, поскольку не смогла уйти из охраняемого номера. Она слегка приподнялась, с видом знатной дамы, которой горничная утром приносит кофе в постель на серебряном подносе:

– Как ты вошел?

Имир приложил палец к губам и сел на край кровати. Анжела всегда терпеть этого не могла. Ее ужасно раздражало, когда кто‑то садился к ней на постель.

– Я тебя ждал. Сидел и ждал. Такси не пришло?

– Если бы! Я была готова, но Крагсет приказал меня не выпускать. Поставил охранника у моей двери.

– Я никого не видел… И дверь была не заперта.

– Я так расстроилась из‑за этого… ужасно расстроилась… я…

Его рука, скользнув по простыне, легла на ее руку. Он слегка надавил на нее сквозь ткань. Анжела ощутила ледяной холод.

– Ты совсем замерз!

Имир продолжал улыбаться.

– Я бы дала тебе чего‑нибудь согревающего, но, увы, я все выпила, – сказала она, указывая на мини‑бар.

– Ничего, обойдусь. Я и без того слегка пьян… не от вина, но ощущение похожее.

Анжела подумала: «Мне надо прекратить болтать, иначе он никогда не ляжет ко мне в постель».

– Как ты вошел?

– Ты меня об этом уже спрашивала.

– Здесь кругом охрана… Полиция, военные… Я не смогла выйти. Этот мерзкий коротышка запер меня здесь, как принцессу в башне.

– Ты мне это уже говорила.

– Ах да!

– В отеле полное затишье.

– А…

Анжела чувствовала себя идиоткой. Да еще оказавшейся во власти человека, холодного словно айсберг.

Кажется, Имир наконец решился. Опершись на локоть, он склонил голову к ее лицу.

– Но… – пробормотала Анжела для проформы.

Потом она его поцеловала. Ей просто не оставалось ничего другого: преимущество было на его стороне. Он придавил ее к кровати всем своим весом, и ей на мгновение показалось, что он собирается ее съесть.

Поцелуй Имира оледенил Анжелу. Она машинально вынула руки из‑под простыни и погрузила их в его волосы. Ощущение было такое, словно пальцы утопают в шерсти огромного лохматого пса. Затем обняла его. Она хотела быть повелительницей. Прижать его к себе, сорвать с него одежду, съесть его раньше, чем он ее…

Долго еще он будет ее целовать?.. Во всяком случае, он немного расслабился.

«В сущности, все мужчины разные, вопреки расхожему мнению, – думала Анжела. – Но я хочу, чтобы он говорил мне нежные слова».

Догадался ли Имир о ее мыслях? Он мягко отстранился и взглянул на нее так, словно она была восьмым чудом света.

– Я не слишком холодный?

Анжела, улыбаясь, покачала головой.

– Анжела… знаешь… я не…

– Что?

– Нет, ничего…

– Иди ко мне.

Он снял ботинки, затем приподнял одеяло и, к великому удивлению Анжелы, забрался под него как был, полностью одетым. Она не ожидала этого, но ничего не сказала. По‑прежнему взволнованная подростковой настойчивостью его поцелуев, она в то же время чувствовала, что эффект снотворного начал проявляться снова. Она обмякла в его руках, погружаясь в забытье.

Прежде чем заснуть, она услышала, как Имир прошептал:

– Не сейчас… не сразу… не так…

Изнутри шкафа раздвижные дверцы виделись как сплошная стена мрака, непроглядной, угрожающей тьмы. Казалось, нигде больше нельзя испытывать настолько гнетущее ощущение, как в этом тесном шкафу.

Каждая из четырех девушек, прижимающихся друг к другу, невольно смотрела на тонкую, едва различимую вертикальную полоску света между дверцей и стенкой шкафа. С течением времени она все больше их гипнотизировала. Порой одна из мажореток замечала отблеск этого света в глазах соседки. Этого было достаточно, чтобы немного приободриться. Первый приступ веселья прошел, и девушки ждали возвращения Жозетты в полном молчании. Ни одна из них не осмелилась бы признаться остальным, что ей страшно в этой темной клетке. Мысленно все начали воображать самое худшее. Так порой действует на людей абсолютная темнота.

Чувствуя неудобство от больших металлических крюков, свисавших со стальной перекладины прямо над их головами, они поневоле представляли, что находятся не в шкафу, а в подсобке мясника или в сушильне для кож. Вспоминали фильмы ужасов, в которых космонавты, атакованные пришельцами, задыхались в своих поврежденных скафандрах еще до того, как быть разорванными на куски.

Наконец дверь комнаты отворилась. Каждая из четырех мажореток инстинктивно нащупывала руки соседок и лихорадочно их сжимала. Вскоре страх девушек сменился паническим ужасом: вошла явно не Жозетта! Ее шаги были бы слышны, она бы двигалась быстро, энергично, может быть, положила бы что‑то на стол, отодвинула стул – но в любом случае не стояла бы молча у порога! А тот, кто вошел, кажется, стоял не шелохнувшись. Или двигался очень тихо.

Они тоже замерли. Возможно, их жизнь зависела от того, останутся ли они незамеченными. Девушки буквально перестали дышать. Четыре пары глаз были неотрывно прикованы к полоске света, которая стала почти неразличимой – словно чья‑то тень упала между окном и шкафом.

Затем послышались удаляющиеся шаги. Мажоретки почти одновременно вздохнули с облегчением. Но тут же щелкнул выключатель светильника, и в комнате погас свет. Тонкая светлая полоска в углу двери стала заметнее – можно было различить блики золотого шитья на костюмах мажореток.

В темноте Золотая бабочка начала петь – странным надтреснутым голосом:

Den lille larven hadde et problem,

den hadde lyst til a bli en sommerfug!

Den lille larven ble aldri mett

Men den lille larven ble aldri helt mett.

Мажоретки, дрожа, прижимались к задней стенке шкафа. Все они думали об одном и том же: Жозетта не могла быть Золотой бабочкой. Даже если ее голос, по их мнению, был ужасно противным – сейчас пела явно не она.

Невозможно было определить, принадлежит этот голос ребенку или взрослому. Было такое ощущение, что голос только недавно начал ломаться, поскольку то и дело менялся тембр. Однако тот, кто пел, ничуть не фальшивил.

Den lille larven ville vare en sommerfug!

En natt fant den et stort gyllent egg,

og krop inn for a sove i egge.

Varmen fra solen vekket larven og den krop ut av egge,

Vet du hva som skjeddle da?

Den lille larven hadde blitt til en nydelig gyllen sommerfug!

Одна из мажореток застонала. Струйка мочи потекла по ее ногам. Остальные девушки, открывшие рот, чтобы дышать неслышно, источали едкий запах неодолимого страха. Моча растеклась лужей под их ногами и просочилась наружу.

Бабочка замолчала.

Послышался шорох ее громадных крыльев, и она оказалась у шкафа. Девушки пронзительно закричали. Резким движением она толкнула дверь в сторону, и ее гнев обрушился на несчастных мажореток.

Их крики сотрясли стены отеля. Слыша их, остальные девушки в своих номерах съеживались под одеялами, охваченные ужасом. Некоторые тоже кричали, думая, что станут следующей жертвой Золотой бабочки. Любительницы острых ощущений, напротив, вслушивались в эти вопли, чтобы лучше ощутить саму атмосферу творящегося кошмара, насквозь ею пропитаться. Каждая думала об участи жертв, но не могла ее себе вообразить.

Один за другим полицейские и военные пересекали полутемный холл, двигаясь неслышно, как тени. Они скользили вдоль стен и зарослей растений, пригнувшись и согнув ноги в коленях.

– Что происходит? Где девчонка? Вы ее упустили?

Крагсет и Йохансен выбрались из своих укрытий.

Вскоре все подразделение было в сборе. Никто не видел Жозетты, растворившейся, словно по волшебству, где‑то между двумя этажами.

– Может быть, она спустилась в подвал? – предположил Йохансен.

– Но зачем?

– Ну, например, чтобы пройти через подвальный коридор и сразу выйти с другой стороны…

– А это зачем?

Полицейские сгруппировались вокруг комиссара на некотором отдалении.

– Может быть, мы ошиблись по поводу места встречи…

При этих словах лицо Крагсета исказилось.

– Ошиблись?! Почему же в послании было написано «Приятного аппетита»? Где же еще должна была состояться встреча, как не в ресторане?

– А может быть, имелась в виду кухня?

– Кухня!

Все устремились туда. Сначала осмотрели дверь служебного входа, за которой находился небольшой тамбур, откуда можно было выйти на другую лестницу.

– Здесь слишком много народу!

От усталости и раздражения Крагсет испытывал нервную дрожь. Он оставил при себе Йохасена и еще трех человек, остальных отправил на прежние посты.

В кухне было множество шкафов, шкафчиков, ниш. Трое полицейских и Йохансен быстро все осмотрели и, ничего не обнаружив, вернулись к Крагсету, стоявшему на пороге. Он выглядел настолько разочарованным, что никто из подчиненных не осмелился озвучить тот факт, что на кухне Жозетты не было.

– Приятного аппетита… Приятного аппетита… – бормотал Крагсет.

– Может быть, она вернулась в свою комнату? – неуверенно предположил Йохансен.

– Приятного аппетита… Ладно, поднимайтесь наверх. И разбудите всех! Слышишь, Йохансен? Всех! Пусть все мажоретки и тренеры выстроятся перед своими номерами, как на параде!

Йохансен хотел громко щелкнуть пальцами, отдавая приказ, но щелчок получился беззвучным. Небольшая группа, недовольно бормоча, покинула кухню.

Затаившись в темноте, Жозетта прислушивалась к затихающему шуму шагов. Про себя она ликовала: ее план сработал идеально. Несколько раз полицейские сдвигали дверцу стенного люка, за которой находилась нижняя платформа ступенчатого подъемника для подачи блюд из кухни в зал, и каждый раз сердце Жозетты подскакивало в груди. Но каждый раз, удостоверившись, что платформа пуста, они снова закрывали дверцу, не подумав о том, что эта платформа – не единственная.

Дождавшись момента, когда наступила полная тишина, Жозетта обмотанными тряпками руками потянула толстую цепь, покрытую жирной смазкой. Медленно, сантиметр за сантиметром, подъемник опустился. Жозетта спрыгнула на пол, потянулась, повертела головой. Все тело затекло от долгой неподвижности. Затем она подобрала свой жезл и вернула ступенчатый подъемник из нескольких платформ в исходное положение.

В кухне было множество блестящих предметов, но все же ничто не могло сравниться с ее костюмом, сверкавшим и переливавшимся в свете неоновых ламп. Взгляд Жозетты упал на впечатляющий набор ножей.

– Я не боюсь.

Это было правдой. Взглянув на ряды бокалов, она вновь подумала о кубке победительницы.

– Он может быть только моим. Это мой Грааль…

Продолжая что‑то шептать, Жозетта взглянула на себя в медное сияющее дно огромной кастрюли. Ей ухмыльнулась нелепая растянутая физиономия.

Внезапно лицо Жозетты застыло от изумления. В кухне погас свет. Кто‑то неслышно вошел и выключил его.

Еще раньше, чем Жозетта успела обернуться, она поняла, что Золотая бабочка здесь. В груди мажоретки затрепетала радость. Значит, это не розыгрыш!

– Я знала, что это ты…

Огромная и величественная, Золотая бабочка стояла неподвижно. Крылья за ее спиной почти касались плиточного пола, из‑за чего казалось, она над ним парит.

– Что я должна делать?

В устремленных на нее глазах не отражалось ничего.

– Хочешь, чтобы я устроила выступление?.. Только для тебя?..

Бабочка словно увеличилась в росте, ее крылья распахнулись еще шире. Было ли это побуждением к действию? Жозетте показалось, что она заметила кивок. Затем глаза мажоретки расширились от изумления: Бабочка неожиданно запела – неприятным трескучим голосом.

Жозетта начала показательное выступление. Нога Бабочки отбивала такт. В точности как на тренировках.

Пространства в распоряжении Жозетты было немного – всего несколько квадратных метров. С трудом удерживаясь от того, чтобы не вертеть головой, проверяя, следит за ней Бабочка или нет, она старалась оставаться на одном месте, переходя от одного элемента выступления к другому. Из‑за того, что потолок был довольно низкий, высоко вскидывать жезл было нельзя – к жалости Жозетты, так как это она проделывала лучше всех остальных. Вместо этого она проделала целую серию других сложных упражнений. Вдруг жезл выскользнул у нее из рук и с шумом покатился по полу.

Подняла его уже не ее рука.

В беспорядочной спешке усталые полицейские обошли все коридоры, стуча в двери номеров и будя жильцов. Мажоретки выглядели осунувшимися. Они не сопротивлялись, когда полицейские буквально выталкивали их из комнат. Далеко не сразу они поняли, что от них требуется только одно: стоять в коридоре у дверей своих номеров и молча ждать Крагсета.

Йохансена старший комиссар послал будить директора отеля, чтобы требовать от него заблокировать лифты. Убежденный, что это существенно ограничит маршруты Жозетты, Крагсет пожалел о своем решении, когда, задыхаясь, с трудом добрался до последнего этажа по лестнице.

Оказалось, что норвежские мажоретки слышали крики. Ужасные крики. Дрожа от страха, они едва осмеливались выйти за дверь. Одна из них созналась:

– Они все пошли на встречу с француженкой.

– Кто все? С какой француженкой? – прорычал Крагсет.

– Капитаны команд… – пролепетала мажоретка, которая была выше комиссара на целую голову.

– За мной, в номер фотографа! – вскричал гном.

Пробежав несколько коридоров и оказавшись у цели, Крагсет в изнеможении остановился. Испуганные голоса девушек, переговаривающихся на разных языках, действовали ему на нервы.

– Ну наконец‑то! – с облегчением выдохнул он, увидев Здоровяка, спорившего о чем‑то с группой полицейских у распахнутой двери в номер Анжелы.

Красный от смущения, в наброшенной на плечи дубленке, но при этом без ботинок, Имир повторил, обращаясь к Крагсету:

– Она спит… С ней все в порядке… она спит…

Не обращая внимания на нервные смешки, Крагсет вошел в комнату:

– Ты уверен, что она спит?

– Да, я и сам здесь спал… с ней.

Крагсет потряс Анжелу за плечо и убедился, что она действительно спит беспробудным сном. Обнаружив на ночном столике упаковку снотворных таблеток, он сжал ее в кулаке и гневно вскинул над головой:

– А это что? Это ты ей дал?

– Нет, комиссар. Честное слово. Я пригласил ее к себе на ужин, но она не приехала, поэтому я сам приехал сюда…

– Мы это выясним…

Крагсет замер, осознав, что речь шла о другой француженке. Воистину этой ночью он делал все не так… Во всю силу легких он закричал:

– Йохансен!

И, тут же забыв про Имира, бегом устремился по коридору, готовый к очередному страшному открытию. Йохансен уже бежал ему навстречу, по пятам сопровождаемый директором отеля. У инспектора было такое лицо, словно он с трудом сдерживал рыдания.

– Вы бы видели это, комиссар!.. Настоящая бойня!..

Ноги у Анжелы подкашивались. Слушая и не слыша раздававшиеся вокруг голоса, она никак не могла понять, что до такой степени угнетает старшего комиссара и его подчиненных. При этом шли они довольно быстро, и ей с трудом удавалось не отставать.

Один из военных привел их к первой комнате из анфилады смежных номеров. Она была пуста, следующая за ней – тоже. Вместо того чтобы выйти в коридор, они продолжали переходить из одной комнаты в другую через сквозные двери, распахнутые настежь.

Анжеле казалось, что она попала в какой‑то заколдованный коридор, состоящий из сплошных дверей. У нее было неприятное ощущение, что она не движется вперед, а шагает на месте – на одном и том же пороге одной и той же двери между двумя комнатами, уходящими в бесконечность. Обстановка в номерах была одинаковая, менялись лишь сумки на полу и одежда на кровати.

Последней была комната Жозетты.

Столпившись в комнате, они смотрели на раздвижные дверцы платяного шкафа, которые сейчас были закрыты.

– Это ты закрыл? – спросил Крагсет дежурившего в комнате военного.

– Да, – пробормотал тот. – Даже не знаю почему…

Крагсет сдвинул одну створку в сторону.

Четыре обнаженных тела, которые время от времени еще судорожно подергивались, были подвешены за шею к металлическим крюкам.

Это было тем более ужасно, что абсолютно необъяснимо.

Крагсет сжал кулаки и изо всех сил ударил ими о стену. Потом снял очки и долго протирал стекла платком. Кажется, в первый раз коллеги увидели его глаза, без очков казавшиеся гораздо меньше. С трудом сдерживая слезы, Крагсет судорожно сглотнул и вновь взглянул на тела, очертания которых сейчас расплывались у него перед глазами.

Одна из девушек обмочилась. Йохансен открыл окно, в то время как его начальник медленно задвигал дверцу. Нога одной из жертв высунулась из шкафа, пришлось заталкивать ее внутрь. Крючки тихо звякнули, столкнувшись.

Возле опрокинутого стула на полу стояла спортивная сумка с изображенным на ней галльским петухом. Однако Жозетты среди жертв не оказалось. Означало ли это, что она жива? Единственный уцелевший капитан команды… Неспособная утешиться этой мыслью, Анжела разрыдалась.

Крагсет шагнул к ней:

– Ты видела? Он повесил их по росту! Они его не интересовали, ему нужны были только их костюмы…

В самом деле, это выглядело каким‑то мрачным фарсом, но было очевидно: убийца задушил девушек, снял с них костюмы, а затем методично развесил тела в шкафу, позаботившись даже о том, чтобы упорядочить их по росту.