Глава 8. Католичество в России в первой половине XX в

К началу XX века в России проживало около 10, 5 млн. людей, исповедующих католическую веру. Работало более 5000 католических церквей, где служило 4300 священников. Действовало 8 мужских и 16 женских католических монастырей, где находилось порядка 700 монашествующих. Католическая община Российской империи была разделена по административному признаку на 12 диоцезов, из них 7 находились на территории Царства Польского, остальные 5 приходились на прочие регионы государства. Если не учитывать статистику Польских, Прибалтийских, Украинских и Белорусских губерний, то на оставшейся чисто русской территории проживало более 0,5 млн. католиков и было открыто около 150 католических церквей [397].

Католическая Церковь занимается активной благотворительной деятельностью на территории Российской империи. Причём истоки католической благотворительности на русской земле лежат ещё в конце XVII века, когда в 1684 – 1688 годах в Москве (в Немецкой слободе) был создан католический приход. Среди первых благотворителей – католиков в России, был, уже упомянутый мню в данной книге шотландский генерал Гордон. Помимо денег, пожертвованных им непосредственно на строительство католического храма в Москве, за его счёт при этом храме была создана детская школа.

Позже, уже в первой четверти 1800‑х годов, когда деятельность Католической Церкви в России строго контролировалась Департаментом иностранных вероисповеданий МВД, который неусыпно следил за католиками чтобы препятствовать случаям «совращения» в католичество православных, католическая благотворительность нередко рассматривалась правительством Российской империи в качестве средства подкупа граждан с целью обращения их в «инославие».

Из‑за резких ограничений деятельности католических монашеских орденов в России, в первой половине XIX века Католическая Церковь осуществляла благотворительную деятельность главным образом непосредственно через свои приходы, а так же за счёт благотворительных сборов и обедов, устраиваемых при этих приходах. Таким образом, структуры католических благотворительных фондов и обществ смогли оформиться официально только ко второй половине XIX века, а точнее – в конце 1800‑х годов. Но уже в середине этого века, стали возникать различные благотворительные католические комитеты: например, Московский комитет занимался помощью женской школе при храме Свв. апп. Петра и Павла. Стали возникать фонды помощи студентам. Бедным и заключённым же активно помогал русский католик немецкого происхождения Ф. Гааз. Фёдор Петрович Гааз (1780 – 1853) – «русский врач немецкого происхождения, филантроп, известный под именем «святой доктор», католик. С 1813 года, после кратковременной поездки на родину, жил и работал в Москве. Ф. П. Гааз, член Московского тюремного комитета и главный врач московских тюрем, посвятил свою жизнь облегчению участи заключённых и ссыльных. Он боролся за улучшение жизни узников: добился, чтобы от кандалов освобождали стариков и больных; упразднения в Москве железного прута, к которому приковывали по 12 ссыльных, следовавших в Сибирь; отмены бритья половины головы у женщин. По его инициативе были открыты тюремная больница и школа для детей арестантов. Постоянно принимал и снабжал лекарствами бедных больных. Боролся за отмену права помещиков ссылать крепостных. На благотворительность ушли все его сбережения. Похоронен на Введенском кладбище в Москве. Римско‑католическая церковь начала процесс беатификации Гааза» [398].

Значительные суммы жертвовали католики‑предприниматели. В качестве меценатов были широко известны такие персоны, как нефтепромышленник Л.К. Зубалов, генерал А.Ф. Шанявский, впоследствии ставший золотопромышленником и многие другие. С началом Первой мировой войны католиками активно оказывалась помощь жертвам этой человекоубийственной брани.

После октябрьской революции, в 1920 – 1930 гг. католики всё ещё продолжали вести благотворительную деятельность в нашей стране. Так, в 1921 году, в ответ на обращение патриарха Русской Православной Церкви о. Тихона, Папа Бенедикт XV отправил в качестве материальной помощи голодающим России 50 тысяч долларов США, которые были вручены архиепископу Цепляку. В первые годы советской власти в СССР действовало представительство Красного Креста (под руководством Е. Пешковой). Эта организация оказывала активную поддержку репрессированным католикам. С 1937 года любая деятельность католических благотворительных организаций была в СССР под строжайшим запретом.

Католическая благотворительная деятельность возродилась в России только в конце 1980‑х – начале 1991 гг. Об этом я подробнее скажу, когда буду рассматривать ниже в соответствующей главе этот период времени.

Но вернёмся к рассмотрению истории католичества в России.

Новая жизнь для католиков России наступает весной 1905 года с выпуска Николаем II именного высочайшего «Указа об укреплении начал веротерпимости». В «Указе» среди прочего говорилось:

«1) Признать, что отпадение от Православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких‑либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от Православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало.

2) Признать, что, при переходе одного из исповедующих туже самую христианскую веру супругов в другое вероисповедание, все не достигшие совершеннолетия дети остаются в прежней вере, исповедуемой другим супругом, а при таковом же переходе обоих супругов дети их до 14 лет следуют вере родителей, достигшие же сего возраста остаются в прежней своей религии.

3) Установить, в дополнение к сим правилам (пп. 1 и 2), что лица, числящиеся православными, но в действительности исповедующие ту нехристианскую веру, к которой до присоединения к Православию принадлежали сами они или их предки, подлежат по желанию их исключению из числа православных.

4) Разрешить христианам всех исповеданий принимаемых ими на воспитание некрещенных подкидышей и детей неизвестных родителей крестить по обрядам своей веры» [399].

«Указ» Николая II позволил людям свободно принимать ту веру, которая соответствовала их религиозным убеждениям. После вступления в силу данного закона, разрешавшего, в принципе, гражданам Российской империи переходить в любую конфессию, больше всего обнаружилось людей, стремящихся перейти из православия в именно в католичество.

Однако желающие осуществить сей переход столкнулись с целым рядом препятствий на пути смены вер. В основном, это были препятствия экономического характера, но сюда так же следует добавить различные социальные препоны: например, осуждение со стороны своих родственников и знакомых, которые не всегда могли правильно воспринять выбор своего знакомого, друга, родного человека. Впрочем, если желающий осуществить переход был не косноязычен и обладал мало‑мальски намёком на талант проповедника, то вскоре его знакомые, друзья и родственники принимали его сторону и часто тоже совершали переход в католичество.

К рубежу XIX‑XX вв. в российском обществе успел сформироваться класс лиц т.н. «упорствующих в латинстве». Это были люди, формально исповедующие православие, часто даже соблюдающие внешне, «на людях», православные обряды, дабы не впасть в осуждение со стороны начальства, но на деле исповедующих католичество. Эти господа, до введения «Указа об укреплении начал веротерпимости» могли только мечтать о том, что когда‑нибудь смогут в своей жизни открыто посещать католические храмы и участвовать в католическом богослужении. Ещё одна группа состояла из униатов, насильственно обращённых в православие. Часть из них стремилась вернуться в своё униатство, а часть хотела перейти в латинский обряд, впрочем, были и те, кто желал остаться в православии, но таких людей было явное меньшинство. Ещё в 1881 году К. П. Победоносцев писал: «Не проходит ни одного политического события, ни одного сколько‑нибудь замечательного общего правительственного распоряжения без того, чтобы с ними не связывали надежд на восстановление унии ‹…› они из года в год живут надеждой, что рано или поздно им будет позволено перейти в католицизм… Всякое событие в общегосударственной жизни России возбуждает в них ожидание.» [400].

Порядок перехода гражданина из православия в иное христианское вероисповедание осуществлялся следующим образом: нужно было «обратиться с заявлением к губернатору, который служил бы посредником между православной и инославной властями. До препровождения заявления на усмотрение инославных властей, православное духовенство имело возможность произвести увещевание «отпавшего», но в любом случае губернатор должен был передать заявление инославному начальству не позднее чем в течение месячного срока со дня его получения. «Отпавший» подлежал исключению из православия после его присоединения к инославному исповеданию» [401].

Известно, что только по официальной статистике из православия в католичество в период с 1905 по 1909 год перешли 233 000 человек [402]. Однако «указ о веротерпимости» не дал Католической Церкви в России так желаемого ей полноправия с господствующей в нашей стране Православной церковью. Католиков власти по‑прежнему ущемляли в своих гражданских правах и свободах. Так, в 1906 году епископ фон Ропп попытался организовать в России Конституционную католическую партию, но его начинание было пресечено на корню, а сам епископ отправлен в изгнание. Даже не смотря на то, что Ропп являлся делегатом Государственной Думы!!!

В 1911 году в Москве было закончено строительство Собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии, ставшего крупнейшим католическим храмом страны, а в современной России – Кафедральным Собором, первым по чести католическим храмом Российской Федерации. Средства на постройку храма собирали по всей Российской империи, включая польские земли. Храм может вместить в себя около 2000 прихожан одновременно. В 1914 году в новом храме был установлен орган. Полностью завершить отделочные работы удалось лишь к 1917 году. В то время в храме, наряду с главным алтарём для римско‑католических богослужений, располагалась так же часовня, где могли служить католики византийского обряда, там, к слову сказать, в 20‑е гг. служил племянник философа В.С. Соловьёва – Сергей Михайлович Соловьёв, о котором я более подробно говорил в предыдущей главе этой книги.

С 1919 года община храма Непорочного Зачатия получила статус самостоятельного прихода, настоятелем которого стал о. Михаил Цакуль. В первые несколько лет Советской власти сохранялась надежда, что большевики, наконец, дадут католикам спокойно существовать в молодой Советской России. Эйфория, вызванная этим призрачным ожиданием, скоро закончилась.

Первые репрессии обрушились на католиков уже с середины 20‑х гг. XX в. Ещё около 10 лет Католическая Церковь продолжала официально существовать в нашей стране. Например, известно, что с 1926 по 1936 год в СССР епископскую кафедру занимал французский священник Пий‑Эжен‑Невё. Но уже в конце 30‑х годов большевики варварски расправляются с католичеством и католиками на советской территории. Так, в 1937 году был арестован и расстрелян настоятель храма Непорочного зачатия о. Михаил Цакуль. В следующем, 1938 году был окончательно закрыт сам этот московский католический храм. В эти же годы были закрыты и подавляющее большинство остальных католических храмов СССР.

Но к рассказу о репрессиях я вернусь чуть позже. Пока же предлагаю задержаться на периоде краха Российской империи и первых годах советской власти, когда католики ненадолго смогли воспрять духом и поднять голову. После Февральской революции в России был создан экзархат [403]русских католиков византийского обряда. Экзархом стал священник Леонид Фёдоров. Что касается латинского обряда, то перед революцией 1917 года Могилёвская архиепархия насчитывала 1.160.000 верующих, 331 приход и 400 священников [404].

В прошлые века, как мы выяснили, католичество для многих русских католиков, а тем более для простых, не знакомых с этой конфессией людей, ассоциировалось, прежде всего, с Европой, европейскими языками и латинским обрядом богослужения. Однако, в начале XX века в нашей стране широкой популярностью стал пользоваться восточный обряд Католической Церкви. Церковная служба по Восточному обряду внешне полностью идентична богослужениям, проводимым в Русской Православной Церкви. Так католики Восточного обряда используют в своей религиозной практике церковно‑славянский язык, молятся тем же иконам византийского образца, что и православные, у священников‑византийцев похожее облачение со священниками РПЦ. С Католической Церковью представителей этого обряда объединяет то, что они принимают и поддерживают примат Римского Папы. «Деятели восточно‑католической общины особенно подчёркивали, что они представляют подлинно русский католицизм с характерным синодальным обрядом и особенной русской духовностью» [405].

Причины популярности восточного обряда среди простого народа очевидны: богослужение латинского обряда вплоть до 70‑х гг. XX века велось исключительно на латинском языке, который был непонятен рядовому народу, «учившемуся на медные деньги» (Выражение, часто употребляющееся в творчестве Ф.М. Достоевского, означает, что такой человек, «учившийся на медные деньги», получил посредственное образование в виду отсутствия средств для обучения в платных учебных заведениях высокого класса подготовки кадров).

Византийский же обряд предлагал русским людям знакомый им с детства язык православной литургии. Т.е. не надо было ничего внешне менять, учить и запоминать. Кроме этого, в византийский обряд стали переходить некоторые представители православного духовенства, а у них уже были свои причины. Одними из первых на пути преданности Восточному обряду были отмечены о. Николай Толстой и о. Алексей Зерчанинов – оба были ранее православными священниками, убедившись в истинности Католического Пути, приняли католичество и изъявили желание исповедовать свою новую веру в Восточном обряде. В частности, например, если в латинском духовенстве был принят целибат [406], то священникам византийского обряда можно было жениться. И, опять‑таки, переучиваться не надо было. Они оставались служить в привычном и, можно сказать, родном для них обряде. Ну и, наконец, латинский обряд у простых людей теперь прочно ассоциировался с Польшей и поляками, а, пускай даже и в некой призрачной перспективе, ассимиляция в польской среде являлась для некоторых русских людей «недопустимым оскорблением национального чувства» [407].

Восточный обряд в России часто сравнивают с унией. Такое сравнение в корне неверно. Исследователь А.И. Дремлюг определил отличие восточного обряда от унии следующим образом: «уния есть подчинение Поместной Церкви Св. Престолу, при сохранении обряда и известной автономии. Русский восточный католицизм зародился как бы снизу. Община признала себя католической ещё до иерархического оформления» [408]. Окончательно же это оформление было представлено в «Декларации о восточных церквах» [409], изданной во время Второго Ватиканского Собора в 1964 г. Впрочем, началось это оформление значительно раньше – в 1907 году. Папа Пий X решил учредить в России Греко‑Католический Экзархат, в случае воссоединения Католической Церкви с Православной, его должен был возглавить Патриарх Московский и Всея Руси [410]. Пока же полномочия были предоставлены митрополиту Шептицкому.

Митрополит Шептицкий, в миру – граф Роман Мария Александр Шептицкий (1865 – 1944) был поляк по национальности. Вошёл в историю, среди прочего, своим гуманистическим и толерантным отношением к еврейскому народу. «Известно, что во время «Дела Бейлиса» в октябре 1913 года митр. Андрей Шептицкий публично опроверг кровавый навет на евреев. В конце 1917 вернулся во Львов. После окончания Первой мировой и распада Австро‑Венгрии поддерживал идею независимой западной Украины, за что арестовывался польскими властями. В начале Второй мировой войны встал на путь сотрудничества с немецкими оккупационными властями. В то же время, митр. Андрей Шептицкий выступал против уничтожения евреев, межнациональной розни и рискуя жизнью сам участвовал в спасении более сотни еврейских детей и нескольких семей еврейских раввинов, распорядившись укрывать их в своей резиденции, монастырях и церквях епархии (в том числе раввина Львова Давид Кахане, которого прятали в Соборе святого Юра). Активную помощь также оказывали крестьяне окрестных сел, предоставлявшие продукты питания, а также монахи и монашки, которые обеспечивали убежище раввинам и их семьям. В конце лета 1942 года Шептицкий организовал кампанию спасения евреев. Это, по большей части, были люди, бежавшие из гетто или из Янивского лагеря. 14 августа 1944 года 2000 еврейских детей были тайно вывезены в разные монастыри. Их прятали в криптах, в монастырских школах, детских приютах Львова и окрестностей, им были выданы фальшивые удостоверения о крещении. Митр. Андрей Шептицкий организовал подпольные группы людей, которые помогали прятать евреев. В этом участвовали монахи‑студиты под руководством игумена Унивского монастыря архим. Климента Шептицкого, брата митрополита. Были разработаны специальные маршруты, которыми тайно переправляли евреев в Венгрию, где было более безопасно. Уже в январе 1942 Шептицкий вместе с другими общественно‑политическими деятелями Украины направляет А.Гитлеру письмо‑протест против немецкой политики на Востоке. Митр. А. Шептицкий был единственным представителем церкви в Европе, кто обратился с письмом Папе Римскому и лично к Гиммлеру, протестуя против геноцида евреев» [411].

Но я отошёл от темы. И так:

Первая католическая церковь восточного обряда появилась в Санкт‑Петербурге в 1912 году. Размещалась она в двухэтажном деревянном доме. На церкви была табличка: «православно‑кафолическая церковь сошествия Св. Духа». При церкви стал издаваться журнал «Слово Истины».

Невозможно обойти вниманием стоящую столпом фигуру экзарха католиков восточного обряда в России, Л.И. Фёдорова. Леонид Иванович Фёдоров (1879‑1935) был выходцем из православной семьи. После окончания гимназии, Леонид поступает в православную Духовную академию в Санкт‑Петербурге, но уже на третьем курсе бросает учёбу. В 1902 году Фёдоров присоединяется к Католической церкви. Продолжает учёбу в католических учебных заведениях Рима, затем переезжает в Швейцарию и заканчивает своё образование уже там. В 1911 году Леонид Фёдоров рукоположен в священнический сан, а в 1913 году принимает постриг в греко‑католическом монастыре с монашеским именем Леонтий. Под псевдонимами пишет и издаёт ряд богословских трудов в пражских печатных изданиях. В 1914 году о. Леонтий возвращается в Россию, где его арестовывают и ссылают в Тобольск. После Революции 1917 года он возвращается в Петроград, принимает участие в Первом Соборе русских католиков. На этом соборе его назначают главой Российской грекокатолической церкви и апостольского экзархата для русских католиков Византийского обряда.

Фёдоров занимал какое‑то время должность настоятеля храма Сошествия Святого Духа в Петрограде. При его поддержке были основаны женский орден «Святого Семейства», «Община сестер Святого Духа», «Общество Иоанна Златоуста». Когда в 20‑е годы начинают массово закрывать католические храмы, служит на частных квартирах. Л.И. Фёдоров на практике пытался доказать своим оппонентам, утверждающим, что католичество может существовать лишь в латинском обряде, что «духовная традиция православия есть неотъемлемая часть вселенского предания Церкви и по сути своей она столь же «кафолична», как и традиция латинского Запада» [412].

Во время Советской власти о.Леонид был неоднократно судим за свою веру и религиозную деятельность. На одном из процессов заявил во всеуслышание: «хотя мы и подчиняемся советской власти вполне искренно, но смотрим на нее как на наказание Божие за грехи наши» [413]. За эти слова получил десять лет тюрьмы. В лагерях, тюрьмах и ссылках прошли все последние годы жизни этого человека, вплоть до его кончины в городе Вятка в середине 30‑х гг.

«Вся моя жизнь, – говорил Леонид Фёдоров, – была построена на двух элементах: на любви к Церкви, к которой я присоединился, и на любви к Родине, которую я обожаю… С того времени, как я присоединился к католической Церкви, единственной задачей моей сделалось приблизить мою Родину к той Церкви, которую я считаю истинной…» [414].

В настоящее время Леонид Фёдоров причислен к лику блаженных в Католической церкви (с 2001 г.).

Кроме Леонида Фёдорова, в начале XX века ещё многие русские люди стали католиками. А некоторые из них – католическими священниками. Показательна в этом отношении судьба супругов Абрикосовых.

Владимир Владимирович Абрикосов (1880‑1966) являлся выходцем из известного рода российских промышленников, был женат на Анне Ивановне Абрикосовой, с которой рука об руку прошёл трудный путь своей жизни. В.В. Абрикосов получил образование в Москве, окончил историко‑филологический факультет Московского университета. Перешёл в католичество вместе со своей супругой Анной Ивановной Абрикосовой (1881‑1936). За границей, в Париже и Риме изучал католическое богословие. В 1910 году Абрикосовы возвращаются в Россию, где, в Москве, начинают вести духовно‑просветительскую работу. Абрикосовы были приняты в Третий Орден доминиканцев, для принятия монашеских обетов они ездили в Рим, где получили благословение папы Пия X. Затем Абрикосовы снова возвращаются в Москву. Их квартира становится центром распространения католических идей: сам Абрикосов читает лекции на богословские темы посетителям их домашнего кружка. Владимир Владимирович был назначен духовником московской общины доминиканцев. В 1922 году Абрикосова арестовывают, приговаривают к расстрелу, однако затем смертную казнь заменяют бессрочной высылкой за границу. На «корабле философов» вместе со 150 крупнейшими представителями русской интеллигенции он покидает Россию. В первые годы Советской власти у российских эмигрантов сохранялась надежда на падение большевистского режима, верил в это и Абрикосов. Поэтому он организовывает за границей связи с представителями различных политических группировок, с целью выяснить перспективы католичества в России, в случае, если страна освободится от большевизма. Для этих целей он направляется в Рим. Однако его деятельность так и не встретила поддержки среди высокопоставленного духовенства Католической Церкви, поэтому в 1926 году Абрикосов оставляет «вечный город», поселяется в Париже, отходит от всех дел связанных с русской католической миссией в эмиграции и до конца своих дней ведёт уединённую жизнь.

У супруги Абрикосова, Анны Ивановны, сложилась ещё более трагическая судьба, чем у мужа. В первые годы Советской власти Абрикосова занимается проповедью католичества в среде московских студентов и преподавателей. Многие из её слушателей решаются вступить в Третий Доминиканский Орден. Она не покидает Россию вместе с мужем в начале 20‑х годов, а остаётся в Москве. В 1923 году Абрикосову арестовывают, приговаривают к 10 годам тюремного заключения. В 1932 году её досрочно освободили из тюрьмы, но как оказалось – ненадолго. Вскоре её опять арестовывают, и остаток своей жизни русская католическая монахиня проводит в заключении. Скончалась Анна Ивановна Абрикосова в 1936 году в больнице Бутырской тюрьмы.

Ещё один русский католический священник, Игорь Александрович Акулов (1897‑1837), был родом из Тверской губернии. Окончил реальное училище и богословские курсы. После демобилизации из Красной Армии, Акулов принял монашеский постриг в одном из Петроградских православных монастырей. Поступил на учёбу в Богословский институт. Затем вдруг вышел из монастыря и начал посещать католическую церковь Сошествия Святого Духа. В 1922 году Игорь Александрович официально переходит в католичество. Стал священником византийского обряда, был назначен викарием в церкви Сошествия Святого Духа. В 1923 году был арестован и отправлен в ссылку в Красноярский край. Освободившись в 1933 году, Игорь Александрович едет в Москву, а затем отправляется в Ленинград, где служит в латинском обряде в различных храмах города на Неве. Арестован в 1937 году. В том же году – расстрелян. Похоронен Акулов в Левашовской пустыни.

Трагически закончилась судьба так же ещё одного представителя русского католического духовенства – Николая Николаевича Александрова (1884‑1937). Александров происходил из мещан. Имел гражданскую специальность инженера‑механика. После перехода в католичество стал монахом доминиканского ордена. В 1922 году Александров рукоположен в священнический сан. После ареста своего предшественника, Николай Николаевич становится настоятелем католического прихода в Москве. Арестован в 1923 году, приговорён к 10 годам тюремного заключения и отправлен отбывать срок на Соловки. Александров стал первым католическим священником, побывавшем на Соловках. Находясь в заключении, добивается разрешения проводить богослужения. Для этих целей ему выделяют целую часовню в 2,5 км. от Соловецкого Кремля. Был освобождён из тюрьмы в 1933 году и два года работал в городе Дмитрове инженером. Повторно арестован в 1935 году. Умер в тюрьме.

У Александрова была дочь – Екатерина Николаевна, тоже принявшая католичество. Е.Н. Александрова родилась в 1915 году. Проживала в Москве, была студенткой. Принимала участие во встречах с А. И. Абрикосовой на квартире Камиллы Крушельницкой. В 1933 – арестована в Москве по групповому делу русских католиков. 19 апреля 1931 – о. Михаил Цакуль на допросе показал: «Среди Соловьевской общины была распространена молитва «Страдающая Россия», назначались специальные посты, главной фигурой по выдумке особых видов обрядов о «спасении России» была восточница Александрова, которая убеждала, что спасение и возрождение России идет только через Католическую Церковь, оказание помощи арестованным восточникам и работе среди православного населения». По приговору суда Александрова отправлена в Бамлаг, откуда была освобождена 5 августа 1936 года. Дальнейшая судьба неизвестна.

Пётр Андреевич Емельянов (1884‑1936). Родом из крестьянской семьи Уфимской губернии. Его отец был старообрядцем, но позже вместе со всей семьёй принял православие. Пётр принял монашеский сан в Почаевской лавре, после чего его направили в Житомир на пастырские курсы. Во время учёбы проникся идеей воссоединения Православной и Католической Церквей. После рукоположения в священники Емельянов стал активно проповедовать идею воссоединения Церквей. В 1918 году его приход объявил об унии с Римом. В течении нескольких следующих лет был арестован попеременно то большевиками, то белогвардейцами. В 1922 году ему, наконец, дали приход в небольшом селе. Но проработал Пётр Андреевич в нём не долго: уже в 1927 году его арестовывают, и остаток своих дней Емельянов вынужден скитаться по тюрьмам и лагерям, изредка выходя на свободу. Умер в Мурманской области в 1936 году.

Следующим русским католикам, о которых я собираюсь рассказать, посчастливилось вовремя эмигрировать из объятой революционным пожаром Российской империи, поэтому большинство из них благополучно дожило до седых волос.

Михаил Николаевич Гаврилов (1893‑1954) – историк, педагог, церковный публицист. Участник русского католического движения в эмиграции. Окончив с золотой медалью гимназию, Михаил поступает в Новороссийский университет на историко‑филологический факультет, однако затем бросает учёбу в Новороссийске, переезжает в Санкт‑Петербург, где поступает на юридический факультет университета. После окончания обучения его оставляют на факультете и готовят к профессорской работе на кафедре.

Революция в России вынудила Гаврилова отправиться в эмиграцию. В университете Сорбонны он заканчивает историко‑филологический факультет и далее занимается педагогико‑просветительской деятельностью в разных европейских городах.

В свободное от преподавания время, Гаврилов занимается активной церковной деятельностью. В начале, оказавшись в эмиграции, крещёный и воспитанный в православной традиции Михаил Николаевич, ринулся рьяно отстаивать интересы православия. Защищая православие, он всё ближе знакомится с католичеством. Изучая писания русских богословов о Католической Церкви, он замечает множество противоречий и неточностей в их словах. Иногда же в православных книгах он натыкается на намеренные искажения истины.

В результате «абсолютная уверенность в том, что только в православии существует полнота истины, сменилась у Гаврилова периодом кризиса и привела к переоценке прежних ценностей. Совершенно сознательно он пришел к признанию вселенского авторитета Римского епископа, а в присоединении к Католической Церкви, по его собственным словам, обрел совершенное православие» [415].

Далее М.Н. Гаврилов целиком и полностью посвящает себя делу воссоединения церквей Востока и Запада. Тут он показал себя со стороны истинного последователя наследия В.С. Соловьёва, чьё учение он тщательно изучил и, вобрав в себя, по‑своему его интерпретировал. Перейдя официально в католичество, Гаврилов писал: «Смысл существования русского католичества и русских католиков только в том чтобы на деле показать возможность православия в католичестве» [416].

В последствие, Михаил Николаевич публикует ряд статей в европейских журналах, посвящённых русскому католичеству. Участвовал в Русско‑польском объединении. Представители иерархии Католической Церкви неоднократно с благодарностью отмечали заслуги М.Н. Гаврилова в деле объединения церквей.

Иван Николаевич Кологривов (1890‑1955) имел дворянское происхождение. Проходил обучение в Санкт‑Петербургском Императорском лицее Александра II. Перед революцией проходил службу в гусарском полку. Иван Николаевич перешёл в католичество из православия ещё в России – случилось это событие в 1918 году в церкви Лурдской Божией Матери в Петрограде. В 1919 году он эмигрирует в Швейцарию. В 1923 году принёс монашеские обеты, вступив в орден Иезуитов. Проходит обучение богословию и философии в европейских католических университетах. Затем публикует статьи на религиозную тематику, в которых, в том числе, полемизирует с философом Н.А. Бердяевым, а так же пишет работы на тему, связанную с анализом причин революции в России, пытается опровергнуть идеологию марксизма, выступает с резкой критикой атеизма. В 1947 прибыл в Рим, где стал профессором Папского Восточного института. Продолжает свою научно‑богословскую деятельность. Его церковные и общественно‑политические взгляды оказались близки взглядам русской эмиграции, благодаря чему Кологривов имел авторитет не только среди католиков, но и в православных кругах.

Павел Иванович Близнецов (1913‑1989). Родился в Тамбове. Был крещён в православии, однако за годы, проведённые в советской школе, стал атеистом. Закончил институт инженером. Получил так же специальность военного лётчика, окончив военную академию в начале войны. Проходя службу на фронтах войны, в 1942 году попал в плен.

После окончания Второй мировой войны, оказавшись в лагере беженцев, имел долгие беседы с католическим священником, который помог Близнецову вновь обрести веру в Бога. В 1947 году официально перешёл в католичество. Обучался в Папском университете в Риме. В 1952 году стал католическим священником. Перебрался в Германию, где пробовал заниматься типографским делом, печатал книги на русском языке. Бросив это занятие, переселился в город Гундельфинген где жил и трудился до конца своих дней.

Георгий Коваленко (1900‑1975). Родом из Киева. Отец Георгия был военным. До октябрьской революции проходил обучение в Киевском политехническом институте. В 1918 году Коваленко испытал величайшее в своей жизни потрясение: его отца, генерала русской армии, а так же старшего брата расстреливают прямо у него на глазах. Эта трагедия побудила Георгия вступить в ряды Белой армии и принять участие в борьбе с большевизмом.

После 1922 года живёт какое‑то время в Польше. Меняет ряд профессий (трудится сначала водителем грузовика, потом грузчиком, затем бухгалтером, наконец, работает преподавателем русского языка). Сблизился с епископом г. Данцига (соврем. Гданьск, Польша), принимает католичество. Оказавшись в Риме, Коваленко проходит в местных католических учебных заведениях обучение богословию и философии. Вступает в новициат Общества Иисуса. В 1944 году Григорий Коваленко проходит рукоположение в священнический сан и становится католическим священником византийского обряда.

Отправляется в Буэнос‑Айрес (Аргентина) для работы с русскими беженцами. Трудился в местной газете, писал статьи под псевдонимом Очеков на религиозные темы. В 1958 году Коваленко возвращается в Рим, где живёт до конца своей жизни, занимая пост эконома в местном университете, а так же занимаясь преподаванием русского языка. Умер Григорий Коваленко в 1975 году.

В первой половине XX века в среде русских католиков за рубежом была по‑прежнему очень известна фамилия князей Волконских.

Княжна Мария Михайловна Волконская (1863‑1943) – дочь кн. М.С. Волконского и кн. Е.Г. Волконской. В детстве находилась под сильным влиянием своей матери, известной русской деятельницы католического движения. Перейти же в католичество Марии долгое время запрещал её православный отец. Однако, находясь в Швейцарии в 1901 году, она сё‑таки сумела осуществить свою мечту и стала, наконец, католичкой. Жила в Риме. Долгое время М.М. Волконская была «связующим звеном» между общинами католиков в Петербурге и Москве и Римом. Жертвовала собственные деньги на содержание первого русского католического храма в Риме Св. Лаврентия на Горах (Сан Лоренцо аи Монти), являясь так же прихожанкой этой церкви. Занималась переводами книг.

Александр Михайлович Волконский (1866‑1934) – брат кн. М.М. Волконской. Прожил первую половину жизни в Российской империи. Закончил юридический факультет Санкт‑петербургского университета, а затем окончил ряд военных учебных заведений, включая академию Генерального штаба. Писал статьи об армейской жизни. Волконский в разное время занимал следующие должности: флигель‑адъютанта императора Николая II, полковника Генерального штаба (1908), военного атташе русского правительства в Риме (1908‑12). Был уволен из армии «за болезнью, с мундиром и пенсией». В тяжёлую годину Революции, эмигрировал из страны. В эмиграции принял католичество и был рукоположен в священники византийского обряда. Преподавал русский и древнеславянский языки в Папском Восточном институте. Написал книгу в защиту русских католиков: «Католичество и Священное Предание Востока» (Париж, 1933), где отстаивает право русского быть католиком, а так же выступает в защиту католических церковных догматов.

Из‑за наплыва русских католиков византийского обряда, в Риме была создана семинария византийского обряда «Руссикум», где преподавали и учились русские эмигранты, ожидая падения большевистского режима и скорого возвращения на родину. «Русскую литературу там читал известный филолог и поэт Вячеслав Иванов, который в 1926 году пред алтарем св. Вячеслава в Римском Соборе св. Петра прочел специальную формулу присоединения к Католической церкви, составленную Владимиром Соловьевым. После этого, по его словам «в первый раз почувствовал себя православным в полном смысле этого слова» [417].

Что же происходило в эти годы с Католической церковью в Советской России? Сразу после Революции (которая в первый момент не была оценена многими гражданами должным образом, а часто воспринималась просто как очередной мятеж), католикам стало жить как будто бы легче. Например, 30 мая 1918 года по улицам Санкт‑Петербурга в праздник Тела и Крови Христовой прошла процессия со Святыми Дарами. Раньше проводить подобные мероприятия в России, католикам было строго запрещено. Однако вскоре дала о себе знать политика новых властей, направленная на борьбу с религиозной идеологией. Да, безусловно, главным идеологическим врагом большевистского режима была РПЦ, однако остальные религии тоже не вписывались в новую, создаваемую властями, картину советской жизни.

Началось всё с выпуска знаменитого декрета Совнаркома «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 23 января 1918 года. Тот факт, что Православная Церковь лишилась в одночасье государственной монополии на духовную власть, было положительно воспринято как представителями прогрессивной мыслящей интеллигенцией в целом, так и адептами неправославных религиозных объединений в частности. Собственно, обрадовались этому декрету даже некоторые православные, которым надоела государственная опека и контроль над их духовной жизнью.

Но уже в августе того же года выходит в свет дополнение к этому декрету – инструкция Наркомата юстиции «о порядке проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви» [418].

Эта официальная бумага провозглашала «народным достоянием» всё церковное имущество, включая здания храмов, а так же лишала религиозные организации прав юридического лица. Теперь у государства появились узаконенные основания конфисковать у церкви её движимое и недвижимое имущество. Однако в первые годы новая власть практически не пользовалась этим правом, и передавала это имущество церкви на правах безвозмездной аренды.

Католики же часто воспринимались властями как жертвы православно‑самодержавного строя, поэтому им жилось даже первое время лучше, чем православным. Впрочем, несмотря на обрушившиеся на православие государственные репрессии, сами православные относились к антиправославной политике большевиков часто даже весьма прохладно и индифферентно. Солженицын, осмысливая ту эпоху, писал: «…русская Церковь в роковую для родины эпоху допустила себя быть безвольным придатком государства, упустила духовно направлять народ, не смогла очистить и защитить русский дух перед годами ярости и смуты. И если по сегодня сатанинский режим душит страну и грозит задушить весь мир, то из первых виновных в этом – мы, русские православные» [419].

Экзарх католиков восточного обряда Леонид Фёдоров, проживая в Петрограде и являясь сам очевидцем происходящих событий, писал: «Латинский клир поражён той пассивностью нашего народа, с какой он позволяет кучке негодяев осквернять свои величайшие святыни, и из того заключает, что у русского человека пропала вера» [420].

Католики в России за века имперского царизма привыкли к положению едва терпимых властями граждан. Временное правительство дало им полную свободу, но само это правительство продержалась у руля власти весьма недолго, так что католики не успели привыкнуть к своему новому положению. Поэтому первые репрессии советских властей прошли для них малозаметно, т.к. ждать подвоха от государства было у них в крови ещё с царских времён.

Католическая Церковь в России в первые годы Советской власти, надеясь на скорое падение большевистского режима, пытается заручиться поддержкой правительств других стран. Одним словом, «были созданы предпосылки для сильной зависимости положения Церкви от внешнеполитической ситуации» [421]. Уже с конца 10‑х и начала 20‑х годов начались первые имущественные споры русских католиков с властями и произошли первые аресты католических священников. В 1919 году был арестован, а затем выслан из страны митрополит фон Ропп, 2 апреля 1920 г. был арестован архиепископ Ян Цепляк, а после митинга на площади у церкви Св. Екатерины в Петрограде, который был прерван и разогнан милицией, были арестованы и некоторые рядовые католики‑миряне.

Параллельно в это же время в стране царствуют разруха и голод. Экзарх Леонид Фёдоров писал в письме своему коллеге, другому католическому священнику: «Вашему покорному слуге, «экзарху российскому, протопресвитеру и протонотарию апостольскому» приходилось в 1918‑1919 гг. голодать до того, что тряслись руки и колени, и приходилось до сих пор рубить и колоть дрова, ломать на дрова дома и заборы, быть молотобойцем в кузнице, возить тачки с поклажей и мусором, разрабатывать огороды и дежурить на них по ночам… Только милостью Божией могу я объяснить себе, что ещё не умер и не приведён в полную негодность, несмотря на анемию и подагрический ревматизм, который грызёт меня, как крыса старое дерево» [422].

Голод в стране побудил государство начать конфисковать ценности у церкви. В феврале 1922 года выходит в свет декрет ВЦИК «О порядке изъятия ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». Данный декрет касался, в первую очередь, Русской Православный Церкви, хотя католиков он тоже задел. Впрочем, Католическая Церковь успела заранее обеспечить себе тылы, и многие католические ценности были надёжно спрятаны, либо перевезены за границу. При конфискации же церковной утвари, власти столкнулись с самоотверженным сопротивлением прихожан католических храмов. Но что могла сделать жалкая кучка верующих против государственной машины? В те же годы арестованным священникам были вынесены первые приговоры, большинством из которых священники приговаривались к длительным срокам заключения, а в ряде случаев – к расстрелу.

Всего в Советском Союзе в 1918 – 1939 гг. было репрессировано около 470 католических священников [423]. Часть из них была расстреляна, часть сгинула в тюрьмах и лагерях, те же, кому посчастливилось выйти на свободу, покинули страну. Впрочем, некоторые священники несмотря ни на что оставались в СССР и служили тайно.

В 1936 году у верующих блеснула, было, слабая надежда на восстановление своих прав и на открытие недавно закрытых церковных зданий. Связаны эти надежды были с принятием VIII чрезвычайным съездом Советов 5 декабря 1936 года новой Конституции СССР (получившей в народе названия «Сталинской конституции», а так же «конституции победившего социализма»). В статье 124 новой Конституции, помимо подтверждения отделения церкви от государства и школы от церкви, была провозглашена так же религиозная свобода в стране. Конституция даровала духовенству право избирать и быть избранным, следовательно, уровняла духовных лиц с остальными гражданами государства. Впрочем, в прессе скоро были даны официальные разъяснения по данному вопросу. В частности, было сказано, что Церковь как религиозная структура «по причинам её реакционного характера» не может считаться общественной организацией, следовательно, никакого возрождения религиозных общин в Советском Союзе не планируется.

Если до 1917 года только в одной столице Российской империи – Санкт‑Петербурге действовало 68 приходских и приписных церквей и часовен [424], то 1939 году на территории всей РСФСР оставалось только два действующих католических храма – св. Людовика в Москве и Лурдской Богоматери в Ленинграде. Эти храмы получили статус «церквей при французских посольствах», и их деятельность как «церквей для иностранных дипработников» тщательно контролировалась властями. Прочие католические храмы были закрыты.

В Украинской ССР до середины 40‑х годов действовала ещё Украинская грекокатолическая церковь, однако её деятельность была запрещена на так называемом Львовском «соборе» проходившем в 1946 году по инициативе властей. На этом «соборе» не было ни одного грекокатолического епископа. В обход получения согласия самих грекокатоликов было принято решение об их насильственном присоединении к православию.

О нескольких ярких эпизодах жизни русских католиков в Советском Союзе рассказывает в своей книге «Католическая церковь и Россия» священник Сергей Голованов: «В 1956 году после хрущевской амнистии на свободу вышли оставшиеся в живых сестры абрикосовской общины. Нора Рубашова и Вера Городец вернулись в Москву. Валентина Кузнецова и Софья Эйсмонт поселились в Вильнюсе. Квартира Норы Николаевны Рубашовой (1909‑1987) стала духовным очагом возрождавшегося католичества. Нора Николаевна, в монашестве «Екатерина Сиенская», происходила из состоятельной еврейской семьи. В 1926 г. она была крещена священником восточного обряда о. Сергием Соловьевым. После реабилитации она сумела начать подпольную деятельность доминиканской общины терциариев (мирян) и проповедь в среде интеллигенции (главным образом, еврейского происхождения). Поддерживала духовные связи с латинскими священниками из Прибалтики. Несколько ее воспитанников стали в 70‑е и 80‑е гг. священниками и иеромонахами латинского обряда.

Под ее влиянием обратился в католичество один из ближайших помощников православного протоиерея о. Александра Меня Владимир Никифоров (Фельдман). В 1981 году, находясь в туристической поездке по Чехословакии, был тайно рукоположен в католические священники. Узнав об этом, о. Александр прекратил с ним общение. О. Никифоров покинул приход Меня, уведя с собой единомышленников, с которыми основал подпольный католический приход, где службы совершались на русском языке по латинскому обряду. В 1983 году он был арестован вместе с женой Тамарой, и находился под следствием. Позже был выпущен в эмиграцию.

Русскоязычные католические общины римского обряда продолжали подпольно существовать вплоть до перестройки, когда были легализованы» [425].

Даже в самые тяжёлые для католиков СССР годы жизнь католической общины нашей страны полностью не останавливалась. Так, известно, что в 1945 году в Ленинград прибыл американский католический священник о. Леопольд Браун. С 1946 года в Ленинграде работал о. Йозас Казлас – латыш по национальности. Он произвёл ремонт храма и наладил приходскую жизнь местной римско‑католической общины.

Так как Католическая Церковь в России была оторвана от остального мира во времена советской власти, то все нововведения, вводимые католиками на Западе, доходили до нашей страны в последнюю очередь. Если за рубежом, после II Ватиканского Собора, начиная с 70‑х годов XX века Святые Мессы и остальные службы велись уже преимущественно на родных языках прихожан приходов этих стран, то в СССР католики ещё долго по‑прежнему служили на латыни, т.к. официальных переводов на русский язык богослужебных католических книг ещё не было сделано к тому времени. Отсутствовала какая‑либо официальная статистика по прихожанам, ибо большинство верующих исповедовало свою религию тайно, поэтому, сколько именно проживало католиков в Советском Союзе – доподлинно неизвестно.