Долговязый

Корабль Долговязого медленно входил в эллинг, освещенный мощными прожекторами. Еще по радарным меткам я заметил, что судно весьма необычное, с высокой мореходностью и отменной маневренностью, но когда увидел его воочию, удивился еще больше. У меня теперь язык не повернулся бы назвать это калошей. Темную воду эллинга резал форштевнем скоростной миноносец класса «Рапид» довоенных времен, один из самых удачных малотоннажных быстроходов прошлого века. Оба носовых ракетомета с него были сняты, что изменило силуэт корабля до неузнаваемости, но ничуть не уменьшило стремительность и совершенство обводов. Вместо спаренных бортовых торпедных аппаратов теперь возвышались две решетчатые фермы непонятного назначения, а мачтовые шестиствольные «СМП‑300» уступили место двум мощным радарным установкам под пластиковыми кожухами.

Вот уж не думал увидеть это чудо на плаву, а не где‑нибудь в прибрежном музее. Кроме того, меня охватила не малая гордость за то, что удалось поразить из никчемной «грелки» столь серьезную цель, как «Рапид», да еще под управлением Долговязого. Это поднимало мою цену как стрелка, хотя, если честно, Долговязый никогда не славился впечатляющими навыками судовождения. Вот если бы за штурвалом был Викинг или Молчунья, тогда бы вряд ли мой фокус увенчался успехом. Стрелял Долговязый отменно, тут говорить нечего, и было чему поучиться, а вот что касается управления, то это не по его части. Хотя любого гражданского он бы в два счета обставил и на этом поприще.

Причальные захваты пирса под «Рапид» не были приспособлены, так что мне пришлось помочь со швартовкой. Под командой Долговязого оказались двое офицеров в форме австралийских спасателей и десяток моряков в разномастной гражданской одежде. Я показал им, куда вязать концы, после чего Долговязый приказал остановить машины и сошел по трапу, корча обиженную физиономию.

– Тебе, Копуха, надо голову лечить у врача, – посоветовал он вместо приветствия. – У меня есть хороший доктор, я свяжусь с ним, попрошу таблеток прислать. Должны помочь. Нормально ли пулять из «грелки» на такой мощности?

– А нормально ходить без курсового автомата противоракетным маневром? – парировал я.

– У молодого поколения плохо с чувством юмора, – заключил Долговязый, поглаживая покрасневшую кожу на лице. – Вот барракуда… Волдыри будут. Облезу.

– Не облезешь. С пятерки еще никто не облезал. Вот если бы я вас десяткой припарил, то пришлось бы тебе у знакомого доктора не таблетки от головы мне заказывать, а себе мазь от ожогов.

– Очень смешно, – хмуро глянул на меня боевой товарищ. – Ладно, у тебя здесь кухонный модуль имеется?

– Имеется. А ты заглянул чисто перекусить?

– Нет, – Долговязый достал из под яркой куртки небольшую бутылку джина. – Надоело из горлышка хлебать. Пойдем, накатим по стаканчику. У тебя ведь сегодня день рождения?

– Не совсем сегодня, но что‑то вроде того, – ответил я, совершенно сбитый с толку.

– Отлично. Это прекрасный повод выпить, Копуха. Просто замечательный.

Вообще‑то ему повод обычно бывал не нужен. От него и без всякого повода уже попахивало перегаром. Но я прекрасно понимал, что бесполезно спрашивать в лоб, с какой стати он появился тут на бывшем боевом корабле. Раз уж он потратил силы на эффектное появление, то теперь придется ждать от него информацию по капле.

– Ладно, пойдем наверх, – кивнул я в сторону трапа.

Мы поднялись в сторожевую башню, я достал пару стаканов из кухонного блока и усадил Долговязого на место за пультом, а сам устроился на кушетке.

– Это твой боевой пост? – оценил он. – Серьезно. На стрелковый комплекс мало похоже, но тоже неплохо. Вид на океан отличный.

Он плеснул в стаканы на три пальца, мы чокнулись и выпили. Надо сказать, что джин пошел на удивление хорошо.

– Ну, с днем рождения, Копуха, – Долговязый улыбнулся и откинулся на спинку кресла. – Подарка, извини, нет.

– Не сомневаюсь, – фыркнул я. – Но в этот день рождения я уже получил замечательные подарки. Так что не расстраивайся. Лучше расскажи, как ты меня нашел. А то я на грани душевного срыва от любопытства.

– Ой, Копуха! – Долговязый шутливо погрозил мне пальцем. – Я то думал, что у тебя душевный срыв по поводу радости встречи со старым товарищем. Ан нет! Любопытство его гложет, барракуда дери. Я бы мог сейчас наплести, как целый год выяснял, где вы с Лесей живете, но это будет враньем. На самом деле мы шли на «Рапиде» из Новой Гвинеи в Шри‑Ланку совсем по другим делам. А тут в эфире слышу – Копуха на старую ржавую бочку охотится. Ну, думаю, крюк не большой, турбины «Рапида» в полном порядке, а отклонение в сто двадцать миль – не проблема. К тому же у тебя день рождения.

– Да, встретиться было хорошей идеей. – Я решил показать, что доволен. – Хотя ситуация в мире не для праздника.

– Это уж точно. В Европе народ сейчас мечется, как толпа салаг под пулеметным обстрелом.

– И охотники застряли.

– Застряли, – кивнул он. – Но мне кажется, платформу можно грохнуть. Надо только подобраться вплотную.

– Ага, – усмехнулся я. – Если бы можно было приблизиться, охотники не торчали бы в безопасной зоне. Радиус тридцать миль, слышал?

– Слышал, слышал, – спокойно ответил Долговязый. – Но рыб‑то она к себе подпускает. По каждой креветке если лазером колотить, так никаких запасов энергии не хватит. Мозги у нее железные, значит, программа довольно примитивная и может обсчитывать только те ситуации, которые были известны программисту на момент разработки системы. В связи с этим в глубине могут оказаться безопасные эшелоны, нападение с которых в те времена казались наименее вероятными.

– Достойная цель, конечно, – вздохнул я. – Жаль, что мы не можем сделать ничего такого, чего не сделают охотники со снаряжением.

– Да ладно тебе… А то мы не делали ничего такого, что оказывалось другим не под силу!

Но это была не тема для серьезного разговора. Так, поболтать… Все свои подвиги мы уже совершили, хотя Долговязому судьба их отмерила много больше, чем мне. Просто он намного раньше начал, а закончили мы, получается, вместе. Сам‑то он уже несколько лет находился на заслуженном отдыхе по возрасту, что с охотниками вообще‑то редко случается. Некоторые гибнут, большинство раньше срока списываются кто по здоровью, кто по ранению, а кто и по собственному желанию. До отставки по возрасту дослуживает может один из сотни, не больше. Вот Долговязый был из таких. На вид ему было лет сорок, но был он уже седой, высокий и худощавый. Когда я впервые познакомился с ним на острове в Атлантике, он жил в деревеньке из тростниковых бунгало неподалеку от нашей базы, хранил в подвале раритетное снаряжение первых охотников столетней давности и потягивал джин в ресторанчике. Но этот отшельник был лишь частью натуры Долговязого.

Другую часть я увидел позже. И оказалось, что пьяница Долговязый еще ох, как годится для боя. По крайней мере стрелял он раз в десять лучше меня, выдержку имел небывалую, и голова у него работала – дай бог каждому. Но главное – у него было легко и приятно учиться. И было чему.

– Шутишь? – пристально глянул я на него.

– Шучу, – ответил Долговязый. – Кто же мог подумать, что человечество само себе так крепко защемит хвост? Хотя рано или поздно этого следовало ожидать.

– Вот и дождались… – я глянул на бутылку джина, но наливать не стал. – Что собираешься дальше делать?

– Не знаю. То, зачем мы шли на Шри‑Ланку, теперь не имеет смысла. Не до торговых дел сейчас людям из‑за этой ракеты. Доберемся до острова, заправимся, и обратно. Жалко, топливо зря спалили…

– Понятно. А как вообще все сложилось, после того, как я попал в госпиталь?

– Ну… – Долговязый неуверенно помолчал и произнес после паузы: – Короче, слушай. После того, как тебя подняли и погрузили на катер, еле живого, сюда сразу прибыло два отряда охотников с баз на Шри‑Ланке. Потом нагрянула комиссия. Понятное дело, что меня с Викингом сразу вышвырнули пинком под зад, пригрозив судом, если еще раз попытаемся самовольно восстановиться на службе. Викингу, кстати, досталось меньше моего. Его так выпроводили, а мне вменили подделку микросхем глубинного допуска, так что потрепали основательно. От тюрьмы спасло только то, что был охотником. Так что с Викингом нас сразу раскидало, а Рипли, Молчунья и Чистюля отправились на одну из баз в Индийском океане. Это мне Чистюля потом написал. А остальное ты знаешь, наверное. Молчунью тоже списали по здоровью, за то что глухонемая. Рипли назначили повторную медкомиссию, справедливо предположив, что Жаб мог подкупить Макамоту. Но она ее прошла, сохранив себе погоны, а Макамоте, кроме погон, еще и свободу. Такая вот история, – Он вздохнул. – Я сразу после этой кутерьмы решил податься в Австралию. Возвращаться в Атлантику, на опостыливший остров, не было никакого желания. А тут новая земля, новые люди. И с работой повезло. Представляешь, взяли в спасатели, несмотря на то, что охотник в отставке. В Австралии с этим проще, там работяги нужны.

Я ему от души позавидовал. Быть спасателем в океане – это совсем не то, что сторожем на биологической станции. Более того, в спасателях самое место отставным охотникам. У меня тоже был соблазн попытать счастья на материке или на Шри‑Ланке, но победило желание остаться с Лесей. Пожалуй, я ни разу не пожалел об этом. Да, точно не пожалел. Океан взамен Леси мне не был нужен. Я ее предпочел взамен океана. И теперь, в день рождения, судьба словно укоряла меня за это, подкидывая известия о тех, кто сделал другой выбор. То дала поохотиться на старый понтон, то теперь вот свела с Долговязым, навеяла воспоминания. Океан соблазнял меня, манил, искушал. Но я был тверд в своем решении и не собирался менять судьбу. В конце концов свою долю приключений я хлебнул, а вот тихое семейное счастье пока оставалось чем‑то недоступным. И было ясно, что этот день все решит – мне придется окончательно выбрать спокойную сухопутную жизнь и воспоминания о бурных событиях, получив взамен радости обычных людей. К этому я был готов. Я был готов еще посидеть с Долговязым немножко, попрощаться с ним, проводить, а затем навсегда снять с себя форму охотников. Это было бы правильным, но именно в ту минуту, когда я об этом думал, на пульте замигал вызов.

– Отойди в сторонку, – попросил я Долговязого. – А то если это начальство, мне могут всыпать за посторонних на станции.

Он фыркнул и убрался из зоны обзора камеры, а я нажал кнопку ответа. К моему удивлению, на экране появилось лицо Леськи.

– Не спишь? – спросила она.

– Тут уснешь! – неопределенно ответил я. – И новое место, и буря, и термоядерные боеголовки над головой…

– Мне и вовсе не до сна. Оказалось, что дельфины тоже не могут подойти к платформе. Точнее, сами‑то могут, а вот с записывающим и навигационным оборудованием никак. Самих же их расспросить о механизме не легче, чем слепому объяснить, как выглядит полярное сияние.

– Значить, программу свернули, и тебя освободили от должности спасительницы человечества?

– Как бы не так! Ты даже представить себе не можешь, что тут произошло! – В глазах у Леськи блеснул особенный огонек, который всегда загорался, когда она бывала собой довольна. – Я не выдержала, думаю, дай‑ка перекинусь с тобой парой слов. Уверена была, что не спишь.

– Не томи душу! – улыбнулся я, на самом деле ощущая нарастающую тревогу.

– Короче, один дельфин из группы Мигеля погиб. На платформе сработал лазер, как только он пересек двадцатимильный радиус. Все были в шоке. Понятно, что следующая пара пошла без снаряжения, налегке. Но затея оказалась пустой. Мы не смогли даже объяснить дельфинам, что надо искать. Это с орбитальной навигацией им можно задать точные координаты поиска, а так что? Найдите то, не знаю, что, а потом расскажите, как оно выглядит. К тому же многих технических понятий в языке китообразных попросту не существует, и нам пришлось показывать дельфинам разные металлические конструкции, чтобы они хоть как‑то для себя их назвали. Но толку все равно никакого не вышло, хотя это была моя идея.

– Да, если твоя, то неудача действительно выглядит несуразной, – пошутил я.

– Не ерничай! Зато мне в голову пришла не менее гениальная мысль. У нас ведь есть два дельфина, с большим опытом работы именно на технических сооружениях. Если послать к платформе Тошку и Лидочку, они смогут многое рассказать. И уж найдут ее точно, поскольку им гораздо проще будет объяснить, что значит «ракетная платформа в глубине». Я тебе ведь не говорила, но Тошка в молодости занимался поиском неразорвавшихся ракет в шельфовой зоне.

– Ого! – удивился я. – Так мы с ним почти коллеги. Только немного разного профиля.

– Вот‑вот. Так что жди, я скоро буду с ребятами у тебя. Транспорт уже греет турбины.

– А шторм? – у меня в душе зародилось беспокойство.

– Да что ты, Рома! У нас отличные моряки, не хуже ваших охотников. В общем выспаться нам сегодня вряд ли дадут. Жди, часа через три готовь швартовочные узлы для среднего транспортника.

– Посолиднее что, нет ничего? Средний транспортник в такую бурю…

– Да успокойся ты! Все будет нормально.

Она улыбнулась и отключила канал.

– Рисковая у тебя жена, – негромко произнес Долговязый, шагнув из тени. – Я бы если на среднем транспортнике в такую погоду отчалил, то только с Викингом за штурвалом.

– Не трави душу! – пробурчал я, после чего запросил на экран картинку с сателлита и данные о погоде.

Ни картинка, ни цифры меня не успокоили. Ветер продолжал усиливаться, в тучах полыхала гроза, а в инфракрасном изображении виднелся западный берег Суматры, откуда должен отойти транспортник Леси. У меня было твердое намерение взять корабль, как цель, и вести всю дорогу до «Тапрабани».

– Пожрать у тебя совсем ничего нет? – спросил Долговязый.

– Бутерброд, – механически ответил я, открывая створки кухонного модуля.

Странно, но вместе с беспокойством за Лесю во время шторма у меня зародилось и еще одно неприятное чувство. Не хотелось, чтобы Леська уловила исходящий от меня спиртовой дух. Выпивку она вообще не одобряла, а тут, на посту – тем более. К тому же с ней наверняка будет кто‑нибудь из начальства, что не сулит ничего хорошего в моем положении. Так что я немного раскис. А Долговязый, как ни в чем ни бывало, оприходовал бутерброд и теперь довольно его пожевывал.

– Хороший у тебя терминал, – пробормотал он с набитым ртом. – К сателлитам подключен…

– Не жалуюсь.

Если честно, Долговязый как‑то сразу, без всякой причины меня достал. Вообще‑то и раньше такое бывало. Нельзя сказать ведь, что мы были большими друзьями, просто судьба очень крепко свела нас помимо воли. Бывало, что Долговязый целиком захватывал мое внимание – он умел ярко что‑то описывать, много знал и много где побывал, так что его интересно слушать и есть чему поучиться. Но это когда он хотел поделиться чем‑нибудь. В такие минуты он становился совершенно другим, почему‑то напоминая мне некий бесплотный дух, владеющий всеми тайнами мира. В другое же время – обычный скучноватый сорокалетний мужик. Как сейчас, например. Я бы ничуть не расстроился, если бы он попрощался и отчалил на «Рапиде», оставив меня в покое. К тому же ему в ближайшее время все равно придется это сделать, иначе мне задницу надерут. Скажут, мол, напился, неизвестно кому ворота открыл, да еще пришвартовал нестандартный корабль в эллинге. Однако мне неудобно было высказать все это Долговязому прямо и выпроводить его. Все же человек отклонился от курса ради того, чтобы поздравить меня с днем рождения. В принципе, пару часиков еще можно его потерпеть, но потом в любом случае придется объяснить обстановку.

– Новости включи, – посоветовал Долговязый, садясь на кушетку. – Интересно, как события развиваются.

На новостийном канале про охотников и их затруднения ничего сказано не было, зато мы прочли интересную заметку о разработке операции «Удар». Смысл ее заключался в уничтожении ракеты имеющимися средствами прямо на орбите или вскоре после включения тормозных двигателей. В качестве первого варианта предлагалось столкновение ракеты с сателлитом. Несмотря на кажущуюся привлекательность этой затеи, большинство экспертов склонялись к выводу о ее чрезвычайной опасности. Многие считали, что система безопасности ракеты постоянно сканирует пространство, и в случае атаки под опасным углом на опасной скорости может уничтожить сателлит лазерным выстрелом. Это в лучшем случае. А в худшем – ответить включением тормозных двигателей и разделением боеголовок. Поэтому данный вариант решили пока не претворять в жизнь, в особенности после того, как в точности зафиксировали радарный луч, испускаемый ракетой.

Другим вариантом, гораздо более сложным, была попытка уничтожить ракету уже после того, как она включит тормозные двигатели. Для этого предполагалось использовать несколько пустых баллистических лайнеров, управляемых дистанционно и с помощью автопилотов. Как только ракета включит режим торможения, инженеры‑баллистики должны будут быстро и точно просчитать ее траекторию, и по их команде с земли стартуют несколько транспортных лайнеров, груженных песком. Их траектории должны быть такими, чтобы столкнуться с ракетой в плотных слоях атмосферы, еще до разделения боеголовок. В принципе, имеющейся мощности квантовых вычислителей достаточно для такого маневра даже одним баллистиком. Если же применить их несколько, то вероятность поражения ракеты возрастет многократно. Недостатком варианта была проблема радиоактивного заражения – из разрушенных боеголовок на поверхность планеты и в океан рухнут несколько килограммов оружейного плутония, что может вызвать серьезные экологические проблемы.

Большинство экспертов считало, что когда будет полностью подготовлен второй вариант, когда баллистики замрут на старте, можно будет применить и первый – ударить в ракету сателлитом. Если она его уничтожит или начнет торможение, тут же стартуют транспортники и разнесут ее вдребезги при входе в атмосферу Земли. Если же система безопасности не сработает, ракета столкнется со спутником и превратится в плазму на орбите, что было бы наилучшим исходом.

Президент Европейского альянса уже дал согласие на проведение операции «Удар» по комбинированному варианту.

– Хорошо придумали, – оценил Долговязый. – С точки зрения гражданских, конечно.

– Что ты имеешь ввиду? – насторожился я.

– А то, что это боевая ракета. Все уже позабыли, барракуда их дери, что такое реальная боевая техника! Вот и городят чушь. Ну сам подумай! Эта ракета была рассчитана на применение в условиях жесточайшей системы противоракетной обороны столетней давности. А они хотят долбануть ее старым орбитальным ведром или тяжелым на подъем баллистическим лайнером. Рыбам на смех! Ее и противоракетными снарядами, шустрыми, как молния, не каждый раз можно сбить, а они собираются транспортники запускать с расчетными перегрузками. Скажу я тебе, Копуха, что не получится из этого ничего. Это все равно, что против бывалого охотника с гарпунным карабином выставить роту спасателей с электрошоковыми дубинками.

Исход такой схватки был для меня очевиден. Я вспомнил, как в северной Африке нам впятером с Чистюлей, Молчуньей, Жабом и Рипли пришлось вступить в бой с тремя десятками арабов, вооруженных ракетными ружьями, да еще при поддержке легкого гравилета с кумулятивной ракетной подвеской. И ничего, дали мы им прочихаться. Амфибию нашу, правда, в решето превратили, но ранили одного Чистюлю, да и то легко – ноги осколками посекло и оцарапало руку. Именно за этот бой мне дали Кровавую Каплю, а Чистюлю наградили орденом Алмазного Гарпуна. При этом нас с Чистюлей никак нельзя было назвать тогда бывалыми охотниками. В общем я понял аналогию Долговязого – против боевого оружия надо применять боевое оружие.

– И что теперь будет? – осторожно спросил я его мнение.

– Если успеют эвакуировать крупные города до того, как ракета пойдет на боевой заход, то отделаемся сильным испугом и радиоактивным озером на месте Европы. Если нет, то и думать не хочется. А кто знает, сколько на этой платформе еще осталось снаряженных ракетных шахт?

Последней фразой ему удалось как следует меня напугать. Понятно, что после объявления всеобщей тревоги я и без того находился в нервном напряжении, но это было другое. Я знал, что удар не будет нанесен по районам Индийского океана, что Европа далеко, что все мы в относительной безопасности. Но если взмоют из шахт остальные ракеты, что будет тогда? Облака поднятой радиоактивной пыли? Глобальное похолодание? Вот влипли‑то, барракуда нас всех дери!

Как‑то отчетливо я вдруг понял, что безопасных мест на Земле теперь попросту нет. Что человечество столкнулось с такой угрозой, противостоять которой оно не в силах. Причем в большой мере по собственной глупости и недальновидности. Ну что стоило оставить под жесточайшим контролем хоть несколько термоядерных ракет‑истребителей? Да хотя бы на случай, если астероид решит на Землю свалиться. Его они тоже будут грузовыми баллистиками останавливать?

«Хорошо, что мы с Лесей ребенка еще завести не успели!» – подумал я с замиранием сердца.

– Страшно? – сощурившись, спросил Долговязый.

– Умеешь ты поднять настроение… – отшутился я, чтобы прямо не отвечать на вопрос.

Подумав, что на семь бед все равно будет один ответ, я плеснул себе еще джина.

– Верное решение, – одобрил Долговязый, и мы с ним выпили.

Примерно через час я снова подключился к камере сателлита и засек корабль в двадцати милях от белого контура побережья Суматры. Вряд ли кто‑то станет без дела отчаливать в такую погоду, так что это точно была Леська с командой, хотя класс корабля при таком приближении определить невозможно.

– Твоя жена, – сказал Долговязый, глянув на экран.

– Я тоже так думаю.

– А я не думаю, я знаю. Это средний транспортник класса «Риф».

– С чего взял?

– Это ты спрашиваешь у первоклассного стрелка? – усмехнулся он. – Не смеши мои седые волосы, Копуха. По соотношению скорости дрейфа к скорости хода можно определить класс судна не хуже, чем по данным с курсового автомата.

– Ну ты даешь… – невольно присвистнул я.

– А ты изучай, изучай данные судов. Пригодится.

– Теперь вряд ли, – грустно отмахнулся я.

– Никакая наука не бывает напрасной, – уверенно заявил Долговязый. – Если считаешь иначе, если находишь отговорки, то ты просто лентяй.

Это меня заело, но не было никакого желания спорить или оправдываться. Не мог же я ему объяснить, что сегодня навсегда хотел распрощаться с охотником в себе. А тут он со своими советами!

Судя по данным о погоде, поступающим на пульт, сила шторма постоянно росла. Но Долговязый меня успокоил:

– Не грузись. У них, судя по незначительному дрейфу, отменные машины и хорошо обученный капитан. Снос минимальный для среднего транспортника.

Я усилил приближение камер, и мы теперь оба неотрывно смотрели, как небольшой турбоход яростно режет буйные океанские волны. К сожалению, изображение в оптическом спектре через столь плотные тучи получить невозможно, так что пришлось довольствоваться компьютерной интерпретацией инфракрасного и ультрафиолетового диапазона. В общем‑то картинка была очень даже реалистичной, с тем только недостатком, что не включишь максимальное приближение. На экране кораблик прорисовывался веретенцем длиной с ноготь мизинца, не больше, а на палубные надстройки намекали три неясных пятна. И все‑таки там была Леся, я это знал и даже ощущал в какой‑то мере. Нет, кроме шуток.

Хотелось с ней связаться, но я не знал сетевого адреса судна, а кричать на весь эфир в данной ситуации было глупо. Так что оставалось ждать, когда она сама подключится к каналу «Тапрабани».

– У тебя есть возможность бросить координатную сетку на экран? – спросил Долговязый.

– Не знаю… – мне пришлось просмотреть все менюшки на интерфейсе, чтобы отыскать нужную команду. – Да, вот. А зачем тебе?

– Да так, проверить кое‑что.

Он посмотрел на изображение, затянутое теперь сеткой планарных координат, что‑то подсчитал в уме и неуверенно глянул на меня.

– Давай‑ка свяжемся с ними, Копуха.

– Что такое? – заволновался я, почуяв недоброе.

– Да погоди ты! Я давно не бывал в этих водах, так что ни в чем не уверен. Дай мне эфир.

– Не могу! Меня уволят на фиг, за то, что на станции посторонние.

– Ну так сам включись, барракуда тебя дери!

– И что я им скажу? К тому же я не знаю, по каким позывным к ним обратиться.

– Эх, понабирали детей в охотники, – вздохнул Долговязый. – А ведь этот еще один из лучших! В аварийных случаях можно использовать класс судна в качестве позывных. Это раз. Во‑вторых, узнай, будь любезен, какого дьявола капитан прет на точку в локальном квадрате B‑10.

– А что там?

– Насколько я знаю, переменно затопляемый риф. Конечно, его могли взорвать с тех пор, когда мы с Кривоносым тридцать лет назад на него налетели, но все же на месте капитана…

Я не стал дослушивать, включил аварийную волну и склонился над микрофоном:

– Здесь станция «Тапрабани»! Транспортник «Риф», ответьте станции «Тапрабани»!

– На связи «Риф», – ответил в динамиках незнакомый мужской голос по‑русски с сильным акцентом. – Мы следуем курсом на вас, все в порядке.

– Вы знаете о затопляемой банке в локальном квадрате В‑10?

– Нет. На карте ничего подобного нет. Откуда информация?

– Я бывал в этих водах, – соврал я.

– Хорошо, я проверю сонаром, – ответил капитан. – Спасибо за информацию.

Я вытер пот со лба и откинулся в кресле. Через минуту капитан снова вышел в эфир:

– «Тапрабани», ответьте «Рифу» 2410.

– На связи, – придвинулся я к микрофону.

– На сонаре нет никакой банки. Второй помощник говорит, что ее снесли лет тридцать назад. Это в каком же возрасте ты бывал в этих водах?

Мне стало так стыдно за вранье в аварийном эфире, что щеки запылали.

– Ну я же не лично ее видел. – Оправдание придумалось неожиданно быстро. – Я бывал в этих водах год назад, и моряки говорили об этой банке.

– Понятно. Хорошая у тебя память на координаты. Еще раз спасибо, мы идем к вам.

Я отключился и косо глянул на Долговязого. Тот виновато пожал плечами, мол, с кем не бывает? Однако мне от его оправданий было не легче. Это был повод выпроводить его со станции без особенных церемоний.

– Скоро они будут здесь, – начал я в надежде, что Долговязый поймет намек.

И он понял. Чего уж тут не понять?

– Ладно, Копуха, – подмигнул он. – Если меня здесь застанут, тебе хороших слов мало скажут. Так что я, наверно, отчалю. Проводишь?

– Конечно, – у меня все‑таки защемило сердце. – Хочешь еще бутерброд?

– Нет, спасибо. И так посидели неплохо. Если вдруг понадоблюсь, вот сетевой адресок «Рапида». Я на нем часто шатаюсь вдоль Суматры и Новой Гвинеи.

Он достал из кармана визитку с выгравированными на пластике данными. Карточка была не дешевой – по краю я заметил тонкую сигнальную полоску для прямой передачи данных в компьютер.

– Спасибо.

Щурясь от ветра и соленых брызг, мы покинули сторожевую вышку, спустились по лестнице и выбрались в эллинг. Долговязый скомандовал отдать концы, взбежал по трапу и помахал рукой с борта «Рапида». Хорошо, что он не мог вблизи видеть моего лица, потому что глаза мои наверняка поблескивали от навернувшейся влаги. Ясно ведь было, что Долговязого я больше никогда не увижу. Всегда грустно выкорчевывать из души обломки прошлого. Но это были именно обломки, так что нечего за них цепляться. Я вскинул руку и помахал в ответ.

Ворота эллинга распахнулись, «Рапид» запустил турбины и на самом малом ходу начал осторожно пятиться к бушующим снаружи волнам. Я дождался, когда корабль благополучно покинет внутреннюю акваторию и только после этого шмыгнул носом. Проклятые слезы помимо воли покатились из глаз. Наконец‑то ворота закрылись, главные прожектора начали медленно меркнуть и мне пришлось постоять немного, чтобы освоиться в полутьме.

И вдруг до слуха донесся протяжный свист и несколько коротких дельфиньих щелчков. Я удивленно обернулся и разглядел за решеткой вольеры Тошкину морду. Похоже, он хотел перекинуться со мной парой фраз, но я сейчас не был настроен трепаться. В конце концов, в мои обязанности не входило общение с дельфинами, а еще точнее никто мне карточку от коммуникатора не выдавал. Так что переживут.

Ветер снаружи настолько окреп, что порывом меня чуть не сбило с лестницы, когда я поднимался в сторожевую башню.

«Ну и разгулялась буря» – подумал я, протискиваясь внутрь, где было тепло и сухо.

Усевшись за пульт, я глянул на монитор, куда проецировалось изображение с орбитальной «линзы», и оторопел. Все было на месте – пенное побережье Суматры, белая бусинка «Тапрабани»… Только Леськиного транспортника не было видно. Нигде.