Ванька Хлыст

Полковник милиции в отставке Алексей Ефимович Рукавишников улыбнулся и вытащил из кармана пачку «Казбека». Полковник не входил официально в дежурный наряд милиции, но регулярно раз в неделю появлялся в дежурке и оставался вместе со всеми на сутки.

– Иначе не могу, – говорил он. – Я у вас здесь, как аккумулятор, энергии набираюсь. После дежурства целую шестидневку хожу бодрым.

Все ждали рассказа Алексея Ефимовича, и он не заставил себя ждать.

– Это было еще во времена нэпа, – пригладив седые волосы ладошкой, заговорил полковник. – Я работал в уголовном розыске. Дел в то время… Эх, да чего там сравнивать: иногда в ночь происходило по полсотни ограблений. Хотя речь, собственно, не об этом. Помнится, особенно досаждал нам некий Ванька Хлыст, хоть и занимался он карманными кражами, а не грабежами и убийствами.

Ванька Хлыст был видный мужчина: высокий, упитанный, румянец во всю щеку. Одевался он чисто, как интеллигентный нэпман: безупречный черный фрак, всегда отутюженные брюки, белая сорочка, ботинки с блеском, атласный цилиндр с бантиком на тулье. Благодаря такому элегантному костюму ему обычно без подозрений удавалось улепетывать с места кражи.

Ванька Хлыст считался королем карманников. И больше всего он любил тугие кошельки нэпманов. А они хоть и гребли деньги нечестным путем, однако поднимали такой шум после каждой кражи, что и не придумаешь.

– Советская власть, – орали они, – защитить нас не может. Что нам, свою милицию создавать?

В общем, дело приобретало политическую окраску. Помню, вызывает меня начальник и говорит:

– Приказываю тебе Ваньку Хлыста во что бы то ни стало задержать с поличным.

Приказ получен, надо выполнять. Начал я сети расставлять Хлысту. Но каждый раз ему удавалось выйти сухим из воды. Хотя я ему нервы потрепал чувствительно. И вот однажды встречает он меня на улице, приподнял цилиндр, поклонился:

– Как дела‑с, товарищ чекист? Все за мной следите? Напрасно. Еще не родилось такого милиционера, чтобы взять меня. Прощайте‑с.

Я так опешил, что даже ответить ему ничего не сумел. Ну, во‑первых, мы лично с Хлыстом никогда не встречались, и я полагал, что он меня не знает. Во‑вторых, озадачило меня: откуда ему известно о моей деятельности.

После этого я еще больше загорелся мыслью взять Ваньку Хлыста.

Был у меня товарищ‑друг Фотей Сапин. Его нет в живых: погиб он от пули бандита в тридцать восьмом. Замечательный был человек. Так вот, в то время мы с ним вместе работали, жили в одной комнате. Он знал, конечно, о моем задании и вызвался мне помочь.

Спустя несколько дней, как раз после получки, мы взяли напрокат хороший костюм. Фотей вырядился, положил в карман кошелек с деньгами. Кстати, жили мы с ним своей маленькой коммуной, следовательно, и мои деньги были у него. Я еще предупредил Фотея, говорю:

– Смотри, как бы не увел Хлыст кошелек. Может, в него лучше бумаги натолкать?

Но Фотей меня успокоил.

Двинулись мы с дружком в те места, где частенько появлялся Ванька Хлыст. Фотей впереди, а я за ним – наблюдаю. Потолкались в магазинах, потом двинулись на рынок. И там почти сразу я заметил Хлыста.

Не знаю, умело я действовал или нет, только, конечно, следил за вором во все глаза, да и Фотей тоже был начеку. Толчея на рынке была страшная, и это осложняло наблюдение. Хлыст прошел около Фотея всего один раз и сразу же исчез в толпе, будто корова его языком слизнула. Я протолкался к Фотею и спрашиваю:

– Ну что?

– Да ничего, – говорит, – прошел он раз мимо, и все. Может, узнал меня.

Вздохнули мы оба, постояли, и я позвал Фотея съесть по паре пирогов. Только он руку в карман сунул, вижу, побледнел, глаза округлились: кошелька‑то нет. Кинулись мы туда‑сюда: Ваньки Хлыста и след простыл.

Искать и задерживать его дома было напрасно. Сами понимаете: деньги не пахнут и примет особых не имеют.

После этого случая пришлось нам с Фотеем подтянуть ремни: занимать у ребят сразу после получки неудобно, а продать нечего.

Спустя пару дней на улице я снова встретил Ваньку Хлыста. Румянец на щеках у него так и играет, а у меня от голода в животе бурчит. Подошел я к нему злой, готов на части его разорвать. Он цилиндр приподнял:

– Приветствую вас, товарищ сыщик. Большое спасибо за деньги. Они мне как раз пригодились. А ваш Фотей – ротозей. Только вы не обижайтесь, разбогатею я – и верну все.

– Идем в милицию, – приказал я.

– С большим‑с удовольствием.

Шагаем мы по улице рядом.

– Лекцию мне будете читать в отделении? – подливает масла в огонь Ванька Хлыст. – Об искоренении мелкой буржуазии, наверное?

Мы немного не дошли до отделения, когда я, приостыв, решил отпустить Хлыста. Что я мог сделать ему? Ничего. О случившемся мы с Фотеем помалкивали: Знали, что товарищи нас засмеют.

– Иди, – говорю, – ладно, контра. Но знай: все равно тебе от правосудия не уйти. Я тебя поймаю.

– Спасибо, товарищ сыщик, и я вам даю слово: лично у вас я вытащу кошелек в самое ближайшее время. Как только у вас появятся деньги…

Честно сказать, меня эта угроза напугала. Я теперь уже хорошо знал, что Хлыст виртуоз своего дела и слов на ветер не бросает. Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, начал готовиться к встрече. Первым делом занял денег, купил в магазине четыре десятка рыболовных крючков самых различных размеров. Придя вечером домой, вывернул карманы своих брюк и пришил все крючки таким образом, что в карман просунуть руку было можно, а вот вытащить обратно – едва ли.

Утра я ждал с нетерпением. Все ворочался с боку на бок так, что моя проржавевшая кровать скрипела и пищала на сотни ладов.

– Успокоишься ли ты, наконец? – взмолился Фотей. – Знаю, скребет у тебя в животе. Каюсь, что проглядел наши деньги. Но теперь уж потерпи, завтра получка, и мы наедимся до отвала. Если захочешь, пойдем в ресторан. А сейчас спи. И лучше храпи, но не скрипи кроватью, а то я из‑за этого скрипа спать не могу.

На следующий день зарплату нам выдали часов в десять. Мы с Фотеем тут же решили сбегать на угол в харчевню, или, как мы ее окрестили – «Бристоль», где обычно продавалась дешевая кровяная колбаса и ситный хлеб. Только сходить перекусить мне не пришлось, перед самым выходом меня встретил начальник.

– Зайди‑ка, голубь, – позвал он меня тихо и ласково.

Я уже хорошо знал, что у нашего начальника это кульминационная точка накала.

– Садись, орел‑сыщик, и расскажи мне, как ты ловишь вора‑рецидивиста Ваньку Хлыста?

Я начал красочно описывать свои операции.

– Так‑так, – повторял начальник, многозначительно поскрипывая своим новым кожаным ремнем. Больше скрипеть ему было нечем. Его сапоги, как и мои, просили каши, а о хромовой комиссарской куртке он только мечтал. Когда я доложил о всех операциях, начальник подошел ко мне вплотную и, глядя мне прямо в зрачки своими рыжими глазами, закричал:

– А об операции на рынке почему не докладываешь?! Как у вас с Фотеем деньги Ванька Хлыст украл?! Почему утаил?

Уже потом я узнал, что Фотей проболтался одному нашему парню обо всем, а тот своему товарищу, так слух докатился до начальника.

– Ты опозорил нас всех! – возмущался начальник. – Ты выставил всех нас на посмешище классовым врагам! Над нами потешается весь город… Два дня сроку тебе, – тяжело перевел дух начальник, – не поймаешь Ваньку Хлыста с поличным, выгоню из угрозыска и тебя, и Фотея.

Вышел я от начальника со страшной головной болью. Причина, конечно, была не только в нервном потрясении, но и в том, что мы с Фотеем благодаря Ваньке изрядно попостились.

Я понуро сел в трамвай и решил поехать домой. Отоспаться, наесться, а уже потом на свежую голову решать, что делать дальше. Из угрозыска уйти так просто я не мог. Любил эту работу уже в те дни. Мне казалось, что мы с Фотеем найдем какой‑то выход.

Вдруг я подскочил на своем месте от страшного крика. В трамвае все задвигались, заволновались. Люди придвинулись ко мне.

А рядом со мной орал, как ошпаренный, Ванька Хлыст. Я схватился за карман. В моем кармане была рука Хлыста.

Крючки намертво держали его руку.

– Товарищи! – обратился я к людям. – Прошу обратить внимание на гражданина, рука которого у меня в кармане. Это известный карманный вор.

– Ах, негодяй! – заговорили граждане. – Мерзавец! Избить его мало.

Я успокоил всех и записал свидетелей. А Ванька Хлыст, король карманников, покорно держал руку в моем кармане.