Психология ребенка

1. Дети прекращают озорничать, когда им становится любопытно, следовательно, баловство – от скуки.

2. Теснейшая взаимосвязь детей и животных, можно даже сказать, родство душ. Вспоминаются слова Маугли из отдноименной книги Р. Киплинга: «Мы с тобой одной крови – ты и я». Применительно к произведениям Линдгрен эти слова звучат как пароль для любых взаимоотношений. Дети всегда защищают животных, дают им имена, носят их на руках, уважают их, поют им песни, разговаривают, пьют с ними чай и горячий шоколад, сажают на качели, но и укрощают их, хотя и делают это только после предупреждения, что они их проучат, если те будут себя некрасиво вести. Животные также как и дети стремятся к свободе, вырываются на свободу. Дети понимают их чувства, язык, боль, часто находят отклик в таком же отношении животных к себе. Во всем этом – явный элемент автобиографизма: вспомним, что Астрид – дочь смоландского фермера, и любовь к животным сохранила на всю жизнь, и весной 1985 г. семидесятивосьмилетняя писательница отправила открытое письмо в крупнейшие стокгольмские газеты, содержащее сказку о любящей корове, которая протестует против плохого обращения со скотом. Этой сказкой писательница начала кампанию, продолжавшуюся три года, а в июне 1988 г. был принят закон о защите животных, получивший латинское наименование Lex Lindgren (Закон Линдгрен); хотя он и не понравился его вдохновительнице своей расплывчатостью и заведомо малой эффективностью. Она требовала чего-то более фундаментального: уважения к животным, поскольку они тоже живые существа и наделены чувствами: «ангелы Господни плачут, если люди обижают животных, и тогда начинается проливной дождь?» (Линдгрен, 2009: 5).

Показателен пример, когда Пеппи наказывает Возницу Блумстерлунда за то, что он бил бедную усталую, чересчур перегруженную лошадь: «Она бросилась прямо на Блумстерлунда, обхватила его руками и стала подкидывать в воздух, она ловила его на лету и снова кидала — три раза, четыре раза, пять, шесть раз… Блумстерлунд не мог понять, что с ним происходит. <…> Пеппи стояла над ним, упершись руками в бока.

— Ты больше никогда не будешь бить лошадь! — строго сказала она. — Никогда! Понятно?» (Линдгрен, 2003: 142-143), а затем девочка заставила возницу поработать вместо лошади – побывать в ее шкуре.

Каковы дети, таковы и их питомцы: «Это Улле сделал его добрым (собаку). Ведь Улле и сам добрый» (Линдгрен, 1998: 10).

3. Так же как к животным дети относятся к беднякам, бродягам, обитателям богаделен. Они всегда накормят их, даже если это не одобрили бы взрослые.

4. Любая ситуация в восприятии ребенка, особенно дошкольного возраста, всегда предельна. В сложную минуту они без всякого анализа ситуации думают о том, что будет теперь невозможно сделать из любимых занятий. Так, в повести «Смолендский тореадор» дети, рассчитывавшие приятно провести «благословенно прекрасный» пасхальный день, расстроены потому, что из-за разбушевавшегося быка не смогут «надеть новые сандалии», построить «маленькую мельницу у ручья на фиалковом лугу. …теперь у них ничего не получится. Ничего не получится из-за этого Адама Энгельбректа. <…> «А что если Адам Энгельбрект так всё время и будет сердито бродить по усадьбе, всё время, пока мы живы?» – затосковали малыши. Да, это была печальная мысль. Кто же станет тогда играть в прятки на скотном дворе, зимой, по вечерам?» (Линдгрен, 1995: 219).

«Лучше умереть, чем есть капусту!» (Линдгрен, 1985: 243).

«Похоже, что так всю жизнь и проживёшь без собаки» (там же: 194). Налицо разница между рациональным сознанием взрослого и нерациональным детским, но от этого детские печали не становятся менее значимыми.

5. Ребенок направлен на действие, а не на размышление и анализ ситуации. Пока взрослые советуются и решают, как разрешить сложную ситуацию, дети действуют самым простым, только им понятным способом. Так, Кале из Бэкторпа в повести «Смоландский тореадор» чтобы усмирить быка влезает на забор, разговаривает ласково с быком, чешет ему между рогов, а потом спокойно и уверенно берет его за кольцо и отводит на скотный двор. Ребенок находчив и смел, он очень чувствует, чего хотят животные и почему они ведут себя так, а не иначе. Так единственный, кто смог усмирить взбесившуюся и не собирающуюся покидать хлев корову, которую купил папа Эмиля на аукционе, был сам Эмиль: «Он шмыгнул мимо Реллы в хлев и отвязал коров, которые там стояли. Едва он выгнал их во двор, как Релла сразу перестала реветь и опустила глаза, словно ей стало стыдно. Но что было делать несчастной корове, когда ее выгоняли из родного хлева, где оставались другие ее товарки, с которыми она привыкла всегда быть вместе? Она разозлилась и обиделась, но догадался об этом лишь один Эмиль» (Линдгрен, 2012: 61).

6. Дети очень любят получать подарки и поощрения, благодарность, и они умеют их получать непосредственно радостно: «- Давайте прокричим четырехкратное «ура» в честь девочки по имени Пеппи Длинныйчулок! Да здравствует Пеппи!

- Ура! Ура! Ура! Ура! – прокричали все люди, стоящие на площади.

И лишь один голос крикнул «ура» пять раз. Этот голос принадлежал самой Пеппи» (Линдгрен, 2003: 99); «если тебе что-то дарят, значит, кто-то тебя любит» (Линдгрен, 2006: 86)

7. Ребенок очень любит не только получать, но и дарить подарки. «Мне нравится, когда люди радуются моим подаркам. Это так же приятно, как самой получать подарки» (Линдгрен, 1998: 45). «… как заблестели её глаза, когда она развернула хорошо упакованный сверток и вынула оттуда куклу. Но пожалуй, ещё больше заблестели её глаза, когда бабушка развернула свой подарок» (Линдгрен, 1995: 213).

Так, Пеппи, получив на свой день рождения подарок от Томми и Анники, дарит им ответные подарки: «Вдруг она спохватилась:

- Да, дорогие друзья, теперь вы тоже должны получить свои подарки.

- У нас же сегодня не день рождения, - сказали дети.

Пеппи с удивлением взглянула на них и сказала:

- Но у меня сегодня день рождения. Неужели я не могу доставить себе удовольствие сделать вам подарки? Может быть, в ваших учебниках написано, что это запрещено?». Да и для того, чтобы дарить подарки вовсе не обязательно, чтобы был праздник – в детском восприятии праздник может быть каждый день, ну или хотя бы каждый четверг, когда на старом дереве вырастают лимонад и шоколадки, праздником может быть и отдельный хороший день, когда все дети просто так получают сколько хотят конфет и какие хотят игрушки (см. главу «Как Пеппи отправляется за покупками»).

Ребенок рад даже если не получает на свой подарок ответного подарка, в том числе от самых близких, от родителей. Так, Аббе из повести «Мадикен» дарит на Рождество своим родителям подарок, «новую керосиновую лампу с белым колпаком», купленную на свои заработанные деньги и не ждет и не получает ответного подарка от них, и тем не менее рад их радости: «Но тетя Нильссон от растерянности даже всплеснула руками:

- Рождественский подарок для Аббе! А мы-то и забыли! <…>

- Я, конечно же, домовладелец и хозяин усадьбы, однако сейчас у меня временные затруднения с финансами. Короче говоря, для Аббе подарка не получилось. Тебя это огорчило, Аббе?

На лице Аббе не заметно огорчения:

- Да ну, что там! У нас же есть лампа!» (Линдгрен, 2009: 36).

Линдгрен акцентирует наше внимание и на том, что ребенок добр по своей природе, даже в тех случаях, когда он совершает проступок, как Мия из той же повести ворует кошелек у учителя, он старается употребить это во благо других: на деньги учителя Мия покупает конфет для всего класса, уж очень ей хочется, чтобы с ней дружили, как и с остальными. И то, что Мия не спрятала кошелек, еще раз доказывает спонтанность и непреднамеренность ее проступка.

Дети совершенно бескорыстны, они дарят подарки не потому, что так надо, а потому, что так захотелось, и даже сами не знают почему (Юнас Петер дарит конфеты с колечком Мэрит).

8. Дети всегда говорят правду! Они не умеют изначально лгать – этому их учат взрослые. Даже если нам кажется, что ребенок врет – он на самом деле просто говорит о своем внутреннем мире, а там всё правда! Мир фантазии, выдумки настолько же реален, как и мир действительный – это мир мечты. Если ребенок одинок, у него нет старших или младших товарищей, то он вовлекает в игру взрослых, пытается их сделать участниками своих игр, а следовательно, начинает врать. Пример: «- Моя мама – подкидыш. В этом доме жил господин и одна госпожа. <…> И вот однажды утром они вышли в сад и нашли маму как раз под этой вишней.

Похоже, что тетя не очень этому верит.

- Да, да, это правда, - живо уверяет ее Анн. <…>

- Моя мама правда умерла, когда была маленькая, - сердито кричит Анн ей вслед» (Линдгрен, 1995: 63-65). Ребенок злится, если взрослый, которому он открывает душу, не видит дальше своего носа, не принимает правила игры, не стремится понять, что побудило ребенка к фантазии, а грубо пытается сказать, что ребенок врёт! Ребенок изо всех сил стремится раскрепостить сознание взрослого, увидеть мир его глазами. Возможно, девочка выдумывает эту историю, хоронит маму в детском возрасте, потому, что понимает, что девочка маленькая, как и она сама, в маме умерла – мама-девочка, действительно, сидит на небе, на цветущем вишневом дереве, одновременно, девочка злится, что и ей когда-то придется повзрослеть и потерять остроту восприятия, фантазию и она уже не будет замечать как прекрасна цветущая вишня.

9. Ребенок очень чувствителен к несправедливости и хочет сбежать, задается вопросом «если он умрет, тогда они пожалеют, огорчатся, что так несправедливо с ним поступают?» Линдгрен, 1995: 258). Даже минимальное насилие гиперболизируется в сердце ребенка в большую проблему: Пеле собирается уходить из-за того, что его несправедливо обвинили в том, что он куда-то подевал папину ручку, а мама не встала на его сторону. Но стоит ребенку пообещать то, чего он ждет, и вы достучитесь до его сердца. Он уже плачет вместе с вами – это и есть совместная любовь, понимание, примирение.

Ребенок остро реагирует на несправедливость, но интуитивно хорошо понимает, когда сам действительно провинился. Так, Эмиль из цикла повестей «Приключения Эмиля из Лённеберги» спокойно получает наказание, даже сам быстро убегает в место своего заточения в столярку, и не просто сидит там и плачет, а проводит время с пользой – вырезает деревянных старичков.

Дети интуитивно не любят взрослых, склонных к насилию. Так старший учитель всегда вызывал неприязнь у Мадикен, но эта неприязнь переходит в ненависть, когда девочка понимает мотивы его поведения или чувствует несправедливое отношение даже к тем детям, которые ей не приятны. Сначала она точно улавливает, почему учитель не говорит, что надо с ней разбираться, а с Мией надо, потому что ее папа работает в газете и учитель не желает портить с ним отношения, а у Мии нет папы; но ещё большая ненависть просыпается в девочке, когда он Мию не просто заставляет просить прощенья за украденный кошелёк, но и собирается высечь: «Ведь она уже призналась, что взяла чужой кошелек. Кажется, теперь учитель мог бы отвязаться и оставить ее в покое. Так считает Мадикен. Но тут она ошиблась. Старшему учителю этого мало. Сначала Мия должна попросить у него прощения, а потом ее еще высекут тростью, чтобы она не привыкала красть и не стала бы настоящей воровкой» (Линдгрен, 2009: 153).

Самый яркий пример рассказа о взрослом насилии над ребенком в творчестве А. Линдгрен, это повесть «Золотая девонька».

10. Дети умеют мечтать, да так сильно, что вся Вселенная им помогает. Саммуэльавгуст мечтает о кроликах так «сильно, так безумно, так упорно, что даже странно, как это они не выросли перед ним прямо из-под земли» («Несколько слов о Саммуэлеавгусте»), или этот же герой о велосипеде в повести «Самуэль Август из Севедсторпа и Хана из Хульта», о щенке («Малыш и Карлсон»), о лошади («Эмиль из Лённеберги»), о чем-нибудь «живом» («Что-нибудь «живое» для Кале-колченожки»), о щенке, который бы был только ее (Любимая сестра), о кукле (Мирабель) и т.д.

11. Характерная черта детского мира – соперничество: Эмиль / Ида, Альбин / Стил, Мадикен / Мия. В соперничестве дети делают то, что взрослые могли бы сделать только в случае отчаянно необходимости – специфическое детское бесстрашие.

12. У детей всё должно быть самым-самым: «самые карие и счастливые глаза», «самые розовые щёки» («Кайса-задорочка»).

13. Что-то должно быть только ребенка, принадлежат только ему, и когда это что-то появляется, то нужда в фантазийном мире, или совсем, или на время пропадает («Любимая сестра», «Малыш и Карлсон»).

14. Проницательность. Интересно, что ребенок, благодаря своей наивности, часто говорит меткие вещи, попадает в яблочко, говорят то, о чем взрослые, может, и задумываются, но им не хватает времени и сил осмыслить многие вещи: «Разве люди не могут жить, где им хочется?» (Линдгрен, 1985: 256). «Я давно заметил: чем еда невкусней, тем она полезней» (там же: 243). «Скажи, есть лекарства, которые лечат дураков?» (там же: 474); «- В рабстве человек все время только работает, и работает, и работает, и тогда он называется - раб.

- Значит, наш папа тоже раб? - догадывается Лисабет. - Да нет же! Никакой он не раб!

- А вот и да! Он же все время работает, работает, работает, - говорит Лисабет.

- Да ну тебя! Ничего ты не понимаешь, - говорит Мадикен. - Рабов бьют кнутом. Когда они перестанут работать, их сразу бьют» (Линдгрен, 2009: 84)

15. Не только взрослые, но и дети воспитывают взрослых, хотя взрослые часто называют это проказами. Проказничать, значит проучать взрослых, чтобы они не воровали, не оставляли детей без присмотра, не запирали детей в комнате, то есть не наказывали их, не были несправедливы с детьми и т.д.: «Джим и Бук сидели теперь на скале и громко стонали, а Пеппи ходила вокруг и отчитывала их:

— Это просто позор так себя вести! Вы слишком пристрастились к игре в шарики. Куда это годится! Вы должны научиться отказываться от любых игр и от всяких развлечений. Главное в человеке — чувство меры, — закончила она назидательно» (Линдгрен, 2003: 296).

16. Ребенку свойственна конкретность мышления. Ребенок не говорит просто: «Бабушка всегда ворчит, если подерусь», а обязательно уточняет конкретно с кем, хотя собеседник чаще всего не знает о ком идет речь: «… всегда ворчит, когда я промочу ноги или подерусь с Ласе Янсоном» (Линдгрен, 1985: 283).

17. Отношение к школам негативное (в основном у героев-двойников, то есть второй стороны малышей), и крайне позитивное у малышей начальной школы, или тех, кому рассказывают про школу, но сами они еще туда не ходят.

18. Детям хочется, чтобы всегда было весело: «А кому нужен покой? – удивился Карлсон, <…> Надо, чтобы было весело и забавно, а то я не играю» (там же: 472).

19. Дети не умеют долго обижаться и радуются, когда мирятся со своими друзьями: «Я радовалась, что помирилась с Бритой и Анной. – Может быть, ты вовсе и не наступала вчера на черту, - сказала мне Анна. – А может, я все-таки немножко наступила, - ответила я» (Линдгрен, 1998: 26).

20. У детей нет четкой грани между сказкой и реальностью. Все, что они слышат в сказках такая же правда, и они пробуют воплощать ее в реальной жизни, например, Лиса и Анна из «Мы все – дети из Буллербю» целуют попеременно пойманную лягушку, чтобы расколдовать её и превратить в принца: «Малышам в их круглые черепушки приходят порой странные мысли. Не знаю, откуда это у них, но Чёрвен со Стиной, по-моему, всерьез уверены в том, что Петер – заколдованный лягушачий принц, выпрыгнувший прямо из канавы. Бедная Стинина головка битком набита заколдованными принцами, Золушками, Красными Шапочками и всякой всячиной. Увидев, что Музес скрылся во фьорде, она сказала Чёрвен:

– А все-таки Музес – сынок морского короля. Теперь в море плавает принц Музес» (Лндгрен, 2004: 497).

21. Дети очень предприимчивы и умеют заработать денег: «Кроме того, Эмиль засолил уйму раковых хвостиков и продал их в пасторскую усадьбу по двадцать пять эре за литр. Заработок он честно поделил с Альфредом, у которого как раз было туго с деньгами. Альфред считал, что Эмиль – ну просто до удивления – горазд на выдумки.

– Да, умеешь ты зарабатывать деньги! – сказал ему Альфред.

И это была правда. У Эмиля в копилке набралось уже пятьдесят крон, заработанных разными путями» (Линдгрен, 2012: 80).

22. Очень смущаются, когда их хвалят: «Эмиль сидел смущенный, не зная, куда деваться. Все смотрели на него, а он этого терпеть не мог, поэтому упрямо глядел в окошко» (там же: 94).

23. Маленькие очень любят копировать взрослых, например, Лотта из «Дети с улицы Бузотеров»: «Мама считает, что мы очень старались.

- Не знаю, что бы я делала без вас! - сказала она.

Лотта каждый день аккуратно-преаккуратно вытирала ножи, а сейчас сказала:

- Не знаю, что бы я делала без меня! Хотя, фи, Франссон, сколько приходится работать!» (Линдгрен, 2005: 67).

24. Дети делают разные странные вещи не от того, что хотят насолить взрослым, а от того, что им интересно, что произойдет, когда они это сделают. Так, Лисабет запихивает себе в нос горошину: «Все это она проделывает не назло, а просто, чтобы посмотреть, получится или нет. Приятно ведь, когда удается просунуть вещь туда, куда она, казалось бы, ни за что не пролезет. А тут глядь, на полу горошина! Лисабет ее сразу хвать и мигом запихала себе в нос. Ей просто интересно было узнать, залезет ли горошина. Залезла! Да еще как глубоко!» (Линдгрен, 2009: 36).

25. Интересно, что дети чувствуют себя в полной безопасности, когда находятся рядом с людьми, которые их искренне любят: «Анника так много плакала, что никак не могла успокоиться. Она непрерывно вздыхала, но теперь уже от счастья. Пеппи обхватила ее обеими руками, и Анника чувствовала себя в полной безопасности» (Линдгрен, 2003: 213), также в безопасности чувствует себя с бродягой Оскаром и маленький Расмус-бродяга.

26. Дети не хотят быть взрослыми, это только взрослым почему-то кажется, что детям хочется побыстрее врасти – налицо подмена своих желаний на детские: «Взрослым никогда не бывает по-настоящему весело. Да и чем они заняты: скучной работой или модами, а говорят только о мозолях и подуходных налогах.

— Не подуходных, а подоходных, — поправила ее Анника.

— Ах, какая разница! — отмахнулась Пеппи. — И еще они портят себе настроение из-за всяких глупостей и почему-то считают, что если во время еды сунешь нож в рот, то обязательно случится несчастье.

— А знаете, что главное, — сказала Анника, — они не умеют играть. Ах, как жаль, что мы тоже будем взрослыми!

— Кто сказал, что мы обязательно должны стать взрослыми? — возмутилась Пеппи. — Что до меня, то я запаслась пилюлями.

— Какими пилюлями? — спросил Томми.

— Самыми лучшими пилюлями для тех, кто не хочет быть взрослым» (там же: 308).

27. Детское счастье: «У меня ноги какие-то счастливые, — сказал он, глядя на жидкую глину, которая выдавливалась у него между пальцами. — По правде сказать, у меня все тело какое-то счастливое.

Оскар засмеялся.

— Ясное дело, будешь счастлив, избавившись от большой усадьбы, лошадей, коров и прочей животины!» (Линдгрен, 2006: 161). Счастье – когда ты рядом с дорогими и любимыми людьми. «Счастливчик тот, у кого отец бродяга. А мать — Мартина. Счастливчик тот, у кого есть отец и мать» (там же: 169). «Это в самом деле волшебный день. Таких чудес у него в жизни еще никогда не было! Он остановился на крыльце и стал ждать Оскара. Его котенок нежился на солнышке. Да, вот это уж точно волшебный день. У него есть озеро, котенок, отец и мать. У него есть дом. Вот этот маленький серый домик и есть его родной дом. Бревна старые, истертые до блеска, шелковистые. Какой красивый, какой хороший этот дом! Маленькой, худой, грязной рукой Расмус гладил бревна родного дома» (там же: 170).

28. Дети любят родителей, но не хотят, чтобы их чересчур воспитывали, а следовательно, но не о всех делах можно говорить родителям: «- Как вчера было в Тиволи? - внезапно спросил отец. - Ты ничего об этом не рассказывал.

- Сплошь веселье! - ответил Расмус. - Там был чудесный шпагоглотатель!

Он продолжал вытирать посуду и вспомнил в наступившей тишине, какой вид был у Понтуса, когда прожужжал, пускаясь в путь, крысенок, и как стоял на четвереньках над лоханью Альфредо. Но о таких делах маме с папой не рассказывают» (там же: 233).

29. Радости ребенка особенные. Пеле: «…Выбраться из дома утром после ночного снегопада и помочь расчистить дорожку к колодцу и дровяному сараю от свежевыпавшего снега. Различать следы разных птиц на снегу. Привязывать рождественские ржавые снопы к яблоням, чтобы подкормить воробьев, снегирей и синиц. Иметь рождественскую елку, за которой сам же вместе с другими ездил в лес. Возвратиться в сумерках в Столярову усадьбу после долгой прогулки на лыжах, стряхнуть снег на крыльце, войти в дом и увидеть, как дружно горят дрова в плите и как уютно в кухне от ярких отблесков огня. Проснуться утром, когда за окном еще темно и папа разводит огонь в печке. Лежать в постели и смотреть, как в печке разгорается пламя… Идти вечером навстречу ветру и немножко бояться темноты, ну только самую малость! Кататься на финских санках по льду до самого канала и тоже самую малость бояться. Сидеть, как сейчас, на кухне и болтать с Малин, есть булочки с марципанами, пить молоко и ничего не бояться. Да, еще забраться в телячий загон в хлеву Янсона и по душам беседовать с Йокке, уж это, пожалуй, самое веселое!» (Линдгрен, 2004: 420-421).

30. У детей очень тонкое восприятие, они умеют ценить прекрасное: «Вишня усыпана белоснежными цветами. Ах, какая она красивая! Ей бы стоять на небе, чтобы маленькие ангелы могли бы качаться на ее ветках» (Линдгрен, 1995: 62)

31. Детям свойственно жить в соответствии с природой, то есть быть естественными: «Когда наступает весна, какой-то бесенок вселяется в детей.

- Ребята совершенно одичали, - говорят взрослые, когда весной дети не возвращаются из школы вовремя. И взрослые правы. Дети весной дичают, потому что живут чудесной жизнью, в которой нет места времени. И начинается эта жизнь в марте, когда тает снег.

Дети возвращаются из школы, и у них столько дел! А на дороге - сплошные лужи, по которым шлепают так, что брызги летят во все стороны. А иногда лужи и канавы покрываются тонкой корочкой льда, которую разбивают, чтобы услышать, как трещит лед. Подобные дела требуют времени, взрослые должны это понимать и не ворчать, что, мол, еда стынет...

А в апреле становится еще хуже. Во всех рощах текут ручьи. Повсюду шумят настоящие водопады, и нужно глядеть в оба, чтобы перепрыгнуть через них. Иногда же случаются по-настоящему веселые приключения: кто-нибудь упадет в воду и промокнет до нитки! В эту благодатную пору все дети почти никогда не просыхают. Вода в ручьях, к счастью, поднимается гораздо выше голенищ сапог. И когда кто-нибудь падает в воду и промокает до нитки, в этом бывает что-то особенно праздничное. И детский смех звенит в рощах так же весело, как журчит весенний ручей.

А позднее, в мае, разве кто-нибудь помнит время обеда или ужина? В эту пору во всех усадьбах рождаются ягнята и щенята, луга полны одуванчиков, а солнце тепло пригревает всех индейцев и бледнолицых, которые шмыгают в кустах!» (Линдгрен, 1995: 268-269).

32. Ребенок не способен понять всего горя и жертвенности другого, и это вовсе не указывает на его плохие качества, просто ребенок такой в силу своей наивности. Так, Юнас Петер сразу после похорон Мэрит, которая заслонила его собой от камня и погибла сама, бежит играть с ребятами, совершенно забыв о случившемся и не осознав всей самоотверженности поступка девочки.

33. Особенности детского речевого поведения:

- говорить со взрослыми на ты: это сближает дистанцию, это пропуск в интимный мир ребенка. Вы – это пустота, неизвестность, темнота. Дети говорят взрослым ты, с которыми они хотят и могут разговаривать, к которым чувствуют расположение, а с теми, которые им неприятны, они просто молчат. И не понимают, как же по-другому разговаривать: «- Добрый вечер, дружочек, - говорит тетя, - ты сидишь здесь совсем одна? – Да, - отвечает Анн, - хочешь посидеть со мной? Анн знает, что нельзя говорить взрослым «ты». Но если нельзя им говорить «ты», то как же с ними разговаривать? А не говорить взрослым ни слова как-то неловко» (там же: 62).

- дети всё время задают вопросы «понимаешь?», «понятно?», то есть постоянно проверяют есть ли контакт, им необходимо внимательное отношение к себе, они – центр вселенной. «Это были мои дедушка и бабушка, понимаешь?» (там же: 63).

- употребление лексем в несвойственной для них сочетаемости: применение эпитета ужасный, или жуткий к тому, что очень нравится, или к тому, что хорошо или много: «ужасно хорошая» (Малыш о Гуниле), «рождественская ёлка так ужасно чудесно благоухала» (Линдгрен, 2005: 69); «жутко много вишен» (Линдгрен, 1998: 125), «я так ужасно, ужасно, преужасно хотела, чтобы мне купили куклу» (Линдгрен, 1995: 55) или слова почти, к тому к чему не может быть применено: «мы почти не могли пойти на рынок» (Линдгрен, 2005: 7); «почти чуточку слишком тепло и чудесно» (пожилая тётушка Берг Лоте, имитирует разговор и мышление детей) (там же: 89); очень приятный печальный день (Линдгрен, 2009: 24); «вкусно застревает в зубах» (Спокойной ночи…), выглядит такой «вернувшейся домой из Америки» (Линдгрен, 1999: 22),

- применение степени сравнения к относительным прилагательным, что противоречит грамматическим нормам, например: «удить рыбу – самое-пресамое летнее занятие» (Линдгрен, 1998: 113),

- для речевого поведения и мышления детей характерно использование парадоксов, причем их высказывания являются парадоксами только для взрослых, и дети не понимают, что в их высказываниях вызывает у взрослых смех, но догадываются почти всегда верно: «- Так воспитанные люди не говорят, - сказал папа. – А ты ведь хочешь стать воспитанным человеком? – Нет, папа, я хочу стать таким, как ты, - ответил Малыш. Мама, Боссе и Бетан расхохотались. Малыш не понял, над чем они смеются, но решил, что смеются над папой, а этого он уже никак не мог стерпеть» (Линдгрен, 1998: 243).

В Повести «Старшая сестра и младший брат» сестра рассказывает сказку, а младший брат переделывает ее в жанре нонсенса: «- До чего неинтересно рассказывать тебе сказки! - рассердилась сестра.

- Это жутко веселая сказка, - признал малыш.

- Понимаешь, когда принцу, наконец, удалось убить волшебника, он прижал яблоко к груди...

- Как мог волшебник прижать яблоко к груди? - спросил малыш. - Ведь он же был мертвый?

- О! - воскликнула сестра. - О! Это же принц прижал яблоко...

- Принц прижал яблоко к груди волшебника? А зачем? Лучше бы он взял его и смылся.

- С ума сойти! - закричала старшая сестра. - Принц прижал волшебника, нет, что я говорю, я хочу сказать, яблоко прижало... Фу, ты совсем запутал меня своей глупой болтовней, противный мальчишка!

- Вот я расскажу тебе, как все было на самом деле, - сказал малыш. - Сначала принц прижал яблоко к лицу волшебника, и тогда волшебник взял ковер, прижал его к лицу принца и сказал: «Лети, лети в дальние страны!» И тогда принц уселся на яблоко и полетел в Сёдертелье, а потом ковер примчался верхом на волшебнике, который был такой тощий маг, что сразу выздоровеешь от одного его запаха, а король, который уже умер от твоей болтовни, прижал волшебника к груди принца, и тогда ковер съел яблоко, и все они жили долго и счастливо» (Линдгрен. 1995: 257). Линдгрен показывает мышление ребенка: предметное и конкретное, логические связи в нем разорваны. Детское почему, которое обычно составляют цепочку из ответов старших, способны вывести из себя и запутать любого. Но они часть мышления ребенка, который учится выстраивать логические цепочки. В конце повесть сводится к традиционному нонсенсу. Ребенок сам – сказочник, которого переплюнуть невозможно. Проказы указывают на то, что сказка живёт в самом ребенке. Проказы, как и бесконечные почему – способ познания мира.

«Вот беда-то будет на нашу голову!

Малявка посмотрела на нее, вытаращив испуганно глаза.

- А как это беда на нашу голову? Кто ее нам положит?

- Да ну тебя, это только так говорится, - отвечала Анна Стина.

И тогда Малявка поняла. Ведь иногда Анна Стина говорила: «Я лопну от злости». А сама никогда не лопалась. Значит, «беда на нашу голову» - это тоже не опасно. Один раз Малявка осторожно спросила сестру, громкий ли будет хлопок, когда она лопнет. Анна Стина ответила, что Малявка глупая девчонка и ничего не понимает» (там же: 235-236).

- правила языка не всегда дают возможность для выражения всей гаммы чувств и эмоций человека, и дети это очень чувствуют, поэтому занимаются словотворчеством вопреки законам языка. Дети очень внимательны к слову, в изобретаемых ими словах всегда отражается игра оттенками смыслов, выходят на поверхность возможные скрытые смыслы, которые часто передают ощущения детей от тех или иных реалий действительности: «- Если бы я хотел сказать «изводить», я так бы и сказал. А «низводить», как ты мог бы понять по самому слову, - значит делать тоже самое, но только гораздо смешнее» (Линдгрен, 1998: 306);

- дети выдумывают слова: рецефт, «ах ты дрянчужка, мы ведь только понарошку. Мы не будем тебя колоть взаправду…» (Линдгрен, 2005: 14), «Только балды могут карабкаться на такие деревья!» (там же: 26), «утонутый»; «нечисливый день», «Тотте совсем новенький ребенок, как Лотта» (там же: 56), «спукулянт», «лукарство», «рекальство»;

- а иногда и новые реалии, например, болезнь «тина» (вместо скарлатины), или «плюшечная лихорадка», «маленькие дикари из племени огнеедов», лечение: «щекотание, разозление и дуракаваляние», «курощение булочками»; «дилектор – это тот, кто всегда и во всём наводит порядок» (Линдгрен, 2003: 18), «таблица уважения», «помножение», «урок веселения», «кукарямба»: «— Во всяком случае, знайте, — мечтательно проговорила Пеппи, — знайте, что я это нашла. Я, и никто другой. <…>

— Новое слово, — торжественно объявила Пеппи и взглянула на своих друзей так, словно только теперь их увидела. — Новое слово, совсем новенькое, прямо с иголочки.

— А какое это слово? — спросил Томми.

— Прекрасное, — сказала Пеппи. — Одно из самых красивых слов на свете. Лучшего слова я не слыхала.

— Ну скажи, какое, — попросила Анника.

— Кукарямба, — с торжеством промолвила Пеппи.

— Кукарямба? — переспросил Томми. — А что это значит?

— Ах, если бы я только знала! — вздохнула Пеппи» (там же: 236)

- дают название различным местам, учитывая их специфику, например, щель в горе называется «Царапиной на носу», потому что «она такая узкая, что, когда лезешь по ней, обязательно оцарапаешь нос» (Линдгрен, 1998: 92), или скала с очень узким выступом называется «Соплелом», потому, что «Ласе говорит, что когда Буссе один раз свалился с нее, то сломал себе сопли» (там же), или самое опасное место называется «Рука Мертвеца», так как «если с нее сверзнешься, то поедешь домой на тачке» (там же), есть еще «Громова пещера», а еще «Подожми живот», потому, что, «пролезая через него, нужно поджимать живот» (там же).

- дети часто задумываются над разными словами, иногда Линдгрен впрямую на это указывает: «Лисабет кончила есть и принялась вылизывать тарелку.

- Нет, Лисабет! - говорит мама. - Так нельзя. Никогда не вылизывай тарелку, пожалуйста!

Лисабет задумалась. Поразмыслив, она говорит:

- Зачем же тогда люди придумали слово «вылизывать», раз это все равно нельзя делать?» (Линдгрен, 2009: 155).

34. Детская любовь: «Кого же, собственно говоря, он действительно любит? Прежде всего маму… и папу тоже… Еще он любит Боссе и Бетан… Ну да, чаще всего он их всё-таки любит, особенно Боссе. Но иногда он на них так сердится, что вся любовь пропадает. Любит он и Карлсона, который живёт на крыше, и Гунилу тоже любит. Да, быть может, он женится на ней, когда вырастет, потому, что хочешь не хочешь, а жену иметь надо. Конечно, больше всего он хотел бы женится на маме, но ведь это невозможно» (Линдгрен, 1998: 255). «Эмиль также с каждым днем все сильней любил Заморыша, и однажды, сидя на качелях и почесывая поросенка, он подумал о том, как он его любит и кого на свете он вообще любит.

«Во-первых, Альфреда, – решил он. – Потом Лукаса, а потом уже Иду и Заморыша… считай, обоих одинаково… ой, я ведь забыл маму, ясное дело, маму… а потом Альфреда, Лукаса, Иду и Заморыша».

Он нахмурил брови и продолжал размышлять: «А папу с Линой? По правде сказать, иной раз я люблю папу, а иной раз – нет. А про Лину я и сам не знаю, то ли люблю ее, то ли нет… Она вроде кошки, бродит тут повсюду»» (Линдгрен, 2012: 70-71).

«Мы идем по лесу хозяина Стенсэтры, — сказал Оскар. — Все эти деревья и в самом деле могли стать твоими.

— А я все равно хочу лучше быть с тобой, — ответил Расмус, глядя с любовью на Оскара.

Оскар посмотрел на этого босоногого, искусанного комарами, худенького, нестриженого парнишку в заплатанных штанах и грязной полосатой сине-белой рубашке. Ничего не скажешь, бродяга с головы до ног.

— Тогда и я скажу тебе кое-что: я тоже хочу быть с тобой.

Расмус покраснел и ничего не ответил. Ведь Оскар в первый раз сказал, что хочет быть с ним. И он почувствовал себя еще счастливее. Он топал по лужам, и ему казалось, что он может идти без устали сколько угодно» (Линдгрен, 2006: 162-163)

Можно сказать, что ребенок – эгоист и собственник: ему необходимо чувствовать, что кто-то любит только его и эту любовь не надо ни с кем делить, и этот кто-то в свою очередь принадлежит только ему, поэтому его существование может быть тайной даже для самых близких – это ментальная защита ребенка. Так, Барбара в сказке «Любимая сестра» открывает читателям тайну, о которой не знают ее родители – у нее есть сестра-близнец, имя которой не простое – красиво звучит Ульва-Ли (Ulfr, Úlfr m Ульв /«волк»/; Ли вьетнамское львица): «Папа больше всех любит маму, а мама больше всех любит моего младшего братишку, который родился прошлой весной. А вот Ульва-Ли любит только меня» (Линдгрен, 1995: 87). Таинство закрепляется таинственным языком: «у нас с Ульвой-Ли есть свой язык, который кроме нас никто не понимает. Розовый куст… называется Саликон» (там же: 87). Саликон – выдуманное название, имя из тайного языка, если провести аналогию со следующей фразой «Исю дида» (иди сюда), то можно предположить, что рассматриваемое имя может звучать как Лисанок (значение имени Lica – присягнувший Богу, noc - против), если учесть, что это место под Розовым кустом, где живет ее сестра, то возможный перевод – «божественное место по ту сторону». Таким образом, сестра-близнец охраняет и делает жизнь Барбары не одинокой. Ульва-Ли – аналог Карлсона, даже сюжеты чем-то похожи. Как только у Барбары появляется щенок - «Руф был только мой» - потребность в выдуманном друге пропадает и розы вянут.

Символичной в плане воплощения мечты является сказка Мирабель. Девочка называет куклу, которую вырастила из подаренного ей семечка Маргаритой, однако кукла сама исправляет ее и говорит, что ее зовут Мирабель, и уж если Линдгрен понадобилось исправить имя, то неслучайно. Обратимся к семантике имени. С латинского это имя переводится как превосходная. Но если взять это имя в переведенном на русский язык варианте и разложить его с точки зрения побуквенного анализа, то во что мы получим: «М ыслите, И (Объединение, Соединять, Союз, ЕДИНСТВО, Едино, Воедино, "Вместе с"), Р цы (Реки, Говори, Изречения), А з (Я, Мне, Себе, Себя), Б уки, Е си (Есть, Быть, Существовать), Л юди, Ь Ерь (Стелящийся, Мягкий, Мягко)» (Имя Мирабель), по сути – мыслите, или мечтайте, и озвучивайте свои мечты, и эти мечты станут для вас явными! Взрослые могут увидеть только часть детского мира, если дети этого захотят, так, мама и папа Бритты-Кайсы видят, что из семечка выросла кукла, но для них тайна, что кукла живая.

35. Детская логика: «Вдруг Малышу пришла в голову мысль, которая его встревожила. Послушай, мама, - сказал он (Малыш), - а когда Боссе вырастет большой и умрет, мне нужно будет жениться на его жене? Мама подвинула к себе чашку и с удивлением взглянула на Малыша. – Почему ты так думаешь? Спросила она, сдерживая смех. <…> - Ведь когда Боссе вырос, я получил его старый велосипед и его старые лыжи… И коньки, на которых он катался, когда был таким, как я … Я донашиваю его старые пижамы, его ботинки и всё остальное…» (Линдгрен, 1998: 256). «Удивительно, как много времени проходит между днями рождениями, - почти столько же, сколько между рождественскими праздниками» (там же: 265). ««Лучшее, что есть в домомучительнице, - это яблочная запеканка, а лучшее в яблочной запеканке – это ванильный соус, а лучшее в ванильном соусе – это то, что я его ем», - думал Малыш» (там же: 339).

«- Я забыл, что у меня день рождения! <…>

- Не понимаю, - удивился Малыш, - как у тебя может быть день рождения сегодня, восьмого июня? Я же помню, что у тебя день рождения в апреле.

– Точно, был, - подтвердил Карлсон. – Но почему день рождения должен у меня быть всегда в один и тот же день, когда столько других прекрасных дней» (там же: 394)

«… мои вишни поедут за границу, пусть хотя бы и в желудке этих ребят» (Линдгрен, 1998: 126).

«Один раз в субботу шел такой ужасный дождь, что мы почти не могли пойти на рынок. Но мы взяли папин большой зонтик и все равно пошли, и купили красных карамелек. Домой мы шли под зонтиком и ели карамельки, и нам было очень весело. Но Лотта даже ни разу не вышла во двор, потому что шел такой ужасный дождь.

- А зачем на свете дождь? - спросила Лотта,

- Чтобы росли рожь и картошка, чтобы у нас была какая-нибудь еда, - ответила мама.

- А зачем тогда на рынке идет дождь? - спросил Юнас. - Это чтобы росли карамельки?

Когда мы вечером ложились спать, Юнас сказал мне:

- Знаешь, Миа Мария, когда мы поедем к бабушке и дедушке, мы не станем сажать морковки в нашем огороде, а посадим карамельки - это гораздо лучше.

- Да, хотя морковки - это лучше для зубов, - сказала я. - Но мы можем поливать их из моей зеленой лейки, я говорю о карамельках. <…>

За скотным двором есть большая навозная куча, где дядя Юханссон берет навоз и разбрасывает его на поля, чтобы все хорошо росло.

- А зачем навоз? - спросила Лотта.

И тогда папа ответил, что все будет хорошо расти, если удобрять почву навозом.

- Но ведь нужен и дождь, - сказала Лотта, так как вспомнила, верно, что говорила мама, когда в ту субботу так долго шел дождь.

- Именно так, Маленькая Гроза, - согласился папа.

А после обеда пошел дождь.

- Видел кто-нибудь Маленькую Грозу? - спросил папа.

Но мы не видели Лотту уже давно и начали ее искать.

Сначала мы искали ее повсюду в доме, во всех шкафах, но Маленькой Грозы там не было. И папа забеспокоился, потому что обещал маме присмотреть за ней. Под конец все мы - Юнас, и папа, и я - вышли из дому и стали искать: и на скотном дворе, и на сеновале, и повсюду. А потом мы пошли на скотный двор, и - подумать только! - там, под проливным дождем, посреди навозной кучи, стояла Лотта, вымокшая до нитки.

- Но, дорогая Маленькая Гроза, зачем ты тут стоишь? - спросил папа.

Тут Лотта заплакала и сказала:

- Потому что я хочу вырасти и стать такой же большой, как Юнас и Миа Мария!» (Линдгрен, 2005: 5-6).

«- В поезде слушайтесь маму, чтобы ей не было с вами слишком трудно, - сказал папа на вокзале, когда мы нынешним летом ехали к бабушке и дедушке.

- Мы должны слушаться ее только в поезде? - спросил Юнас» (Линдгрен, 2005: 36).

Логика ребенка прямолинейна, ребенок воспринимает шутку взрослого, выраженную фразеологизмом или стереотипной фразой не в метафорическом смысле, а прямом: «После разговора с папой Мадикен долго думала над его словами. Неужели можно и вправду совсем отморозить нос? Вот ужас-то! Даже страшно вообразить: идут они себе с Лисабет как ни в чем не бывало, и вдруг - бац! - у них отвалились носы и лежат на снегу, как две смерзшиеся тряпочки! Ну что на это можно сказать? Может быть: «Прощай, мой нос...» У Мадикен мороз по коже прошел, когда она себе это представила. Вон Альбин из их класса однажды, когда учительница спросила, для чего у человека нос, ответил: «Для соплей». А что делать Мадикен и Лисабет? Вот и девай свои сопли куда хочешь, ведь носы-то отморожены! Мадикен готова разреветься, оплакивая свой пропавший нос, но вовремя вспоминает, что носы у нее и у Лисабет пока что еще на месте. Вот счастье-то!» (Линдгрен, 2009: 69).

Пелле: «Как можно жить в доме, где к тебе так плохо относятся? <…> папа так больно схватил его за руку! А мама? Мама, конечно, была на стороне папы. Нет, этому надо положить конец! Надо переезжать отсюда» (Линдгрен, 1995: 258) и Пеле размышляет, что надо уплыть в Африку, где ходят дикие львы, и лев съест Пелле, а потом решает «переехать куда-нибудь поближе, чтобы увидеть, как мама с папой будут о нем плакать. Пелле надумал переехать в сортир» (там же: 259)

36. Детская доброта: «Чёрвен плакала беззвучно и зло. Утром она задирала Лотту, и потому до нее еще не сразу дошло, что будет. Теперь она уже все знала и просто лопалась от злости. Ей было жалко Пелле и себя саму. И зачем только люди устраивают гадости друг другу! Сперва Вестерман, а теперь этот толстяк Карлберг со своей дурищей Лоттой. Провались они все! И почему не оставить людей в покое? Одни беды! Бедный Пелле, что бы такое ему подарить? Пусть бы повеселел! Но на этот раз тюленя у нее не было. У нее ничего не было» (Линдгрен, 1998: 511).