Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Annotation 9 page





Пули оказались боевыми. Не какие-нибудь там резинки. Настоящий добротный свинец. По всем канонам медицины и анатомии мне полагалось сейчас лежать и умирать. И я лежал – в кустиках, окружавших детский туберкулёзный санаторий. Лежал в луже воды, натёкшей с мокрой одежды. Воды, смешанной с кровью… Моей кровью. Но почему-то не умирал. Наоборот, дышалось с каждой минутой все легче. Острые обломки рёбер уже не вонзались при каждом вдохе в плоть, подобно скальпелям Жеки-Потрошителя. Интересно… Я давно знал, что заживает на мне все быстро, как на собаке: порезы и царапины, ссадины и ушибы. Даже переломы. Но покажите мне собаку, которая встанет на ноги через полчаса после двух пуль в упор… С этой мыслью я встал – почти не пошатываясь. Расстегнул пиджак и рубашку. И осмотрел, вернее ощупал, места ранений. Одна пуля прошла насквозь, продырявив пиджак и сзади, и спереди. Вторую, изогнувшись, я нащупал сзади пальцами. И легко вынул – как неглубоко сидевшую занозу. Рана не кровоточила. Увесистая штучка… Сплющена, искорёжена – но сразу видно, что не мелкашка. Миллиметров девять, как минимум. Интересно… Ещё интересней, что двести метров под водой я проплыл, не испытывая потребности вынырнуть и вдохнуть. Перспективы открываются заманчивые… Но сначала стоит стряхнуть с хвоста этих хватких ребят. Опознать они меня никак не могут. Обеспечить себе алиби на время нашего маленького перформанса в морге – не проблема. Свидетели в любом потребном количестве будет свято уверены, что вечер и ночь я провёл в их обществе. И станут твердить это хоть на допросе третьей степени. Значит, возвращаемся к исходной точке. К главной улике против меня. К мадам Де Лануа и видеотеке мсье Фагота. Время и состояние для визитов не лучшее, но откладывать нельзя. Мысль навестить ясновидящую наверняка осенит и коллег Доуэля… Снимаем вторую серию ужастика. Визит утопленника к колдунье. Застреленного утопленника. Может, накрутить на шею водорослей для антуража? Ладно, сойдёт и так. Дела минувших дней – VIII
Господин Великий Новгород

Красив зимой Новгород Великий. Ярким золотом сверкают купола соборов на фоне белого снега и синего неба. Над быстрой, не замерзающей рекой клубится белый пар – и ясно, отчего прозван Волхов седым… Тишина поутру закладывает уши, но – чу! – ожила первая звонница, и поплыл благовест над древней землёй… Зимой 1570 года ничего этого не было. Был огонь – чёрный дым пожарищ застил солнце. Был снег – красный от крови. Вместо благовеста стоял стон и вой казнимых. Всадники в чёрных сутанах, с метлой и собачьей головой у седла, метались адскими тенями. Опричники. Верные государевы слуги. Царь Иоанн IV Васильевич искоренял крамолу. Вроде все сделал дед его, Иоанн III, дабы сломить выю непокорному городу. Сгорели на кострах еретики-жидовствующие, и вырван был язык вечевому колоколу, и бесконечные вереницы телег с выселяемыми скрипели в сторону Москвы – на опустевшие земли садились московские людишки. [7] Но – не изменилось ничто. Пришли новые люди – дух места остался прежний. Вновь зрели семена ересей и мятежей. Иоанн III пенял на тлетворное влияние Запада и захлопнул форточку в Европу – в одночасье были арестованы все заморские торговые гости и конфисковано их имущество. Одних только товаров со складов иноземцев казна получила на два миллиона талеров – но не торговые богатства рождали еретический дух древнего города… Все осталось по-прежнему. И оставалось до сих пор. Иван Грозный завершал дело, начатое его дедом. Полуграмотный чернец скрипел пером, рождая ежедневную «опричную сказку» – дабы никто не был забыт в Синодике убиенных. Наивные эвфемизмы рождались из-под пера его. «Отделано палками железными пятьдесят. Посажено в воду человеков сто и двадцать…». Отделаны – выведены на торг и забиты ломами до смерти. В воду сажали в дырявом куле или худой, щелястой бочке – с камнями снизу для веса. Ледяная вода хлестала в щели, но не сразу заполняла тесное узилище. Захлёбывались казнимые не мгновенно, действительно какое-то время на дне реки «сидели» – живыми. И так день за днём, неделя за неделей. «Отделано из пищалей пятнадцать…» Считали и заносили в Синодик купцов, людей духовного звания, дворян и слуг их. Чёрный люд, вырезаемый опричниками в Посаде, не считал никто… Уже был притащен на Городище, на царёв суд владыка Пимен – и подвергнут глумлению, и повенчан с кобылой, и отправлен на той кобыле, лицом к хвосту, на Москву – в срамном платье и с волынкой в руках. Уже вывезли все сокровища архиепископского двора и Софии. Уже разгромили летучие отряды опричников новгородские «пригороды» – Ладогу и Корелу, Орешек и Ивангород. А кровавая свистопляска все продолжалась. Потому что группа людей, одетых в чёрное, не закончила в Детинце своё дело. Никто не обращал внимания на них, долбящих мёрзлую землю у основания башни – уже третьей башни Детинца. Копали тогда в Новгороде повсюду – жители, не выдержав пыток огнём, выдавали зарытые богатства – покупали лёгкую смерть. Но не богатств искали в Детинце инквизиторы… …В старые века, при языческой старине, исполнялся давно забытый обычай. В основание возводимой крепости укладывали ритуально убитого ребёнка и называли крепость Детинцем. Скакали сквозь ночь всадники с наказом – схватить на рассвете первое дитя, попавшееся навстречу. Основателям Новгорода не повезло. Им попался не тот ребёнок… …Докопались ночью, в неверном факельном свете. «Цверг…» – выдохнул Ондрей Бахметьев, младший служка Святой Расправы, увидев, что они раскопали. Цверг. Так звали ночных карликов, бродящих по дорогам и принимающих вид детей для кровавых своих дел. Русского слова Ондрей и не вспомнил. [8] Много веков назад, во времена ещё Яня Вышатича кровавые отродья были изничтожены и сама память о них стёрлась. В раскопе лежал последний цверг на земле. На ребёнка он уже не был похож. И не казался трупом, умерщвлённым семь веков назад. Уродливое тельце шевелилось, грудь поднималась и опускалась. Отросшие волосы и борода спутанным шерстистым комом закрывали голову и лицо. От зазубренных Дыевых ножей, пробивших конечности и грудь карлы, ржа не оставила почти ничего. Цверг был близок к освобождению. Ондрей сделал шаг назад, сулица с высеребренным железком бессильно опустилась. Он знал, что они ищут, знал, но… Другие тоже стояли неподвижно. Оцепенело. Отодвинув Ондрея, Гаврила Ртищев лихо спрыгнул в яму – этот не боялся ни бога, ни черта. «Н-ну, помолясь!» – с размаху воткнул сулицу правильным первым ударом – в печень. Карлик захрипел – утробно. Сбросив наваждение, остальные потянулись следом… …А царь, прискучив многонедельным судилищем, нашёл новую забаву. В Волхове топили людоедов. Опричные отряды перекрыли подвоз продуктов к Посаду и выгребли все запасы. Изголодавшиеся новгородцы ели ворон и кошек. И – друг друга. Люди Малюты царёвым приказом выискивали скрытых тенятников среди заподозренных в пожирании людского мяса – связав, швыряли всех с моста в реку. К нетонущим подплывали на лодках, разбивали железными ломами головы. С утонувших подозрения снимались. Государь наблюдал за действом – равнодушно. Неприметный человечек в чёрном проскользнул к царю сквозь толпу присных, шепнул несколько слов на ухо: дело сделано… Наутро опричное войско уходило из Новгорода. С ересями и мятежами было покончено. Залитая кровью земля стала чиста. Глава седьмая

Дверь хрустнула, как пальцы скрипача под прикладом. Чуть позже хрустнула черепушка. Я переступил упавшее тело, шагнул в комнату. Вещунья не спала. Сидела за столиком из отполированного камня и молча смотрела на меня. А я вот к вам. Не ждали? Ворон переступал по широченному подоконнику и поглядывал на меня крайне недружелюбно. Ворон, вопреки мнениям далёких от орнитологии граждан, отнюдь не самец вороны. Совсем другая птица. Хотя и родственная вороне – примерно как шакалу родственен волк. Де Лануа тоже смотрела на меня не то волком, не то вороном. В самом деле, время для визитов как-то не очень… И вид визитёра, в смысле меня, оставлял желать лучшего. Манеры, кстати, тоже – здоровенный жлоб-охранник, обретавшийся у колдуньи в передней, остался жить – но лежал грудой обмякших мышц и будет лежать так долго… Прорицательница медленно отступила в дальний угол будуара. Но, что характерно, не задала ни одного глупого вопроса: кто вы такой, да что вам надо, да по какому праву… Знает кошка, чьё мясо съела. – Где кассеты? – спросил я в лоб. Если бы змеи умели артикулировать своё шипение, у них наверняка получилось бы что-то вроде ответа ясновидящей: – Трупам ни к чему кассеты! Ты труп, труп, труп… Вставший из земли – в землю ляжешь, прахом вскормленный – прахом обратишься, тенью рождённый – с лучом солнца рассыплешься… Простреленная грудь тупо ныла, хотелось упасть и ничего не делать, но насчёт трупа мадам слегка переборщила. – Кончай мракобесие насаждать, старая рухлядь. Я нынче не в настроении… Отдай кассеты – и я уйду. Даже не буду спрашивать, зачем ты замочила моего друга Фагота. Мне не интересно. Длинная тирада меня утомила. Я шлёпнулся на обтянутый ярким шёлком табурет, втайне надеясь, что насквозь мокрые джинсы испортят обивку… Мне действительно не интересно, как и зачем она отравила Фагота. И я действительно уйду. Убью её и уйду. Но сначала – кассеты… Обычно моим просьбам никто и никогда не отказывает. Но сейчас был не тот случай. Слишком давно я не получал дозы… даже простейших эмоций старой ведьмы я не чувствовал, мог только догадываться – до того ослаб. А старушка продолжала шипеть, от злобы позабыв русский язык: From Brige o'Dread when thon are poste,
Every night and alle;
To Purgatory Fire thou comes at last
And Christe receive thu saule…

Ничего хорошего эта поминающая Мост Ужаса частушка на староанглийском мне не сулила. – Хватит юродствовать, мы не на паперти. Я ведь могу сделать и так… На такой простенький фокус сил моих ещё хватило. Не оборачиваясь, по слабому звуку коготков ворона, я достаточно точно представлял его позицию. И, опять-таки не оборачиваясь, почти не меняя позы, выхватил из-за спины пернатую деталь интерьера. Надеюсь, со стороны это смотрелось эффектно. – Mer-r-r-rde! – прокричал ворон. Грубиян, весь в хозяйку. Я чуть стиснул пальцы на его горле. Перо выпало из панически хлопающего крыла и закружилось к полу. Старую перечницу проняло. По крайней мере нести богомерзкую ахинею мадам Де Лануа прекратила. – Отпусти Золтана!!! – заорала она вполне нормальным человеческим голосом. – Кассеты, – напомнил я мягко. – Я ничего не знаю ни про какие кассеты! Отпусти Золтана, урод! Ну вот, только-только наметился путь к консенсусу… Она, похоже, не понимает, что я с ней сделаю – и никакие крутые клиенты тут не помогут. Попробую пояснить на примере… Я пустил в ход другую руку и медленно потянул голову Золтана крутяще-отрывающим движением. Крылья хлопали бешено. Шарлатанка захлебнулась визгом и смолкла. Шея ворона разорвалась. Клюв продолжал немо открываться и закрываться. Так же беззвучно распахнулся рот колдуньи. Звуковым фоном служили хлопки крыльев. Казалось, тело спешит улететь на поиски головы. За головой из шеи вытянулось что-то длинное и красное. Я небрежно кинул эту гадость на роскошное кимоно старой ведьмы – другое, не то, что было на ней утром. Обезглавленную тушку оставил себе. Почти чёрная кровь била короткими толчками, пятная мне пальцы. Я высоко поднял руку, открыл пошире рот… Кровь Золтана была на вкус никакая – ни удовольствия, ни омерзения я не ощутил. Но впечатление на мадам произвёл, как и рассчитывал. – Ну и? Сама отдашь или продолжить? Колдунья наконец-то испугалась, я чувствовал её страх. Но внешне это никак не проявилось… Де Лануа опять забормотала какую-то тарабарщину, языка на этот раз я определить не смог. И – начала изображать непонятные, но угрожающие жесты. В приличных компаниях за такие манеры можно и в морду схлопотать… Ясно одно – кассеты так просто не выложит. Жаль. Я огляделся. Иных домашних животных поблизости не наблюдалось. Я облизнул окровавленные губы. Сказал: – Продолжим? Других животин нет, следующая башка – твоя. Гнусная старушка не прониклась и продолжила свои пассы. В её корявых ручонках появился пучок иссохших на корню растений, потом некий режущий предмет – похожий на игрушечный серпик. Золотистое лезвие серпа было наточено без всяких шуток – судя по тому, как легко, одним касанием, рассекало стебли в пучке. Отлично. Значит, сельхозорудие сможет рассечь и кое-что другое… Интересно, на каком по счёту пальце старая ведьма сломается? – Разрешите взглянуть? – я встал и потянулся к инструменту. И тут проклятая колдунья отрубила мне руку…
Для ночного зрения серый полусумрак белой ночи был хуже, чем ночь нормальная – лунная и звёздная. Но Юзеф увидел-таки то, что они искали: – Вот здесь он и вышел из воды… – сказал обер-инквизитор. – Или она вышла… Луч фонаря высвечивал мертвенно-белесое пятно на границе воды и травы… Трава была измята, прибрежные водоросли взбаламучены. Поднятый со дна ил ещё не улёгся. – Может, ночной купальщик? – предположил Лесник. Юзеф фыркнул, не снисходя до ответа. Берега Колонички на три четверти состояли из пляжей, усыпанных привезённым песком – купаться здесь, на дальнем от Московских ворот конце водоёма, среди ила и тины, никому нет резона. – Ну-у… А если купальщица? – не сдавался Лесник. – Стеснительная. Купальник дома забыла, а на пляж и ночью компании забредают… По-прежнему молча Юзеф нагнулся, сорвал заляпанный чем-то тёмным лист. Кровь? Лесник глубоко втянул воздух – запах характерный и свежий. Точно, кровь… Высказывать версию, что стыдливой купальщице могла подвернуться под пятку битая бутылка, Лесник не стал. Зашарил лучом фонаря вокруг, пытаясь найти продолжение следа. Напрасный труд. В летнюю жару Колоничка была посещаемым местом. Окружающая растительность напоминала газон, проутюженный стаей асфальтовых катков. Несмятой осталась лишь узкая полоска зелени по урезу воды. Днём, когда кровавые пятнышки видны издалека, ещё можно было попытаться визуально взять след. Но не ночью… – Поднимем на ноги кинологов? – без особой надежды предложил Лесник. – Нет смысла. Натасканных на тенятника псов раньше чем через сутки не доставишь… А обычным собакам носы он отведёт не хуже, чем людям глаза. Лесник замолчал, ожидая распоряжений. Присутствие на операции начальства имеет один существенный плюс – не надо ломать голову, что делать дальше. – Гоняться за ним вслепую бесполезно, – вздохнул Юзеф. – Тем более вдвоём, тем более ночью… Нужен день и нужны люди. Первое я тебе обещаю. А вот со вторым гораздо сложнее… Лесник не стал ничего спрашивать – и так ясно, что нехватка личного состава вызвана отнюдь не нашествием тенятников в иные места. Тайные игры Капитула, будь они неладны… Юзеф добавил: – Возвращаемся в морг. Прибрать за собой надо…
Такое бывало со мной в детстве – любил спать, засунув руку под подушку. И иногда её, руку, отлеживал. Ощущение безболезненное, но странное – глаза вроде и видят родную грабку, но все прочие чувства твердят иное: нет руки, куда-то самовольно отправилась, не доложив об убытки… Примерно так все было и сейчас, но с одним отличием. Было больно. Очень больно. Отрубленная конечность извивалась на полу, струи крови заливали ковёр, и кто-то словно прилепил к плечу, на место руки, её стальную копию, раскалённую добела. Боль врывалась в культю и растекалась по всему телу – как армия мародёров врывается в поверженный город. Врывается и жестоко убивает всех встречных. Я скосил глаза. Никакой культи, никакой крови. На полу чисто. Рука на месте. Колдунья мерзко улыбается. Со мной её шуточки не пройдут, сам так могу… мог… смогу, когда получу новую дозу… Но почему же так больно? Больнее, чем от реальных, прошедших навылет пуль… В улыбке старой ведьмы я читал и лёгкое недоумение. Удивляешься, что не валяюсь, не корчусь? Сейчас я тебя удивлю ещё сильнее. До самой смерти будешь дивиться. Я шагнул к ней, споткнулся. Надо покончить, немедленно покончить с мракобесным ритуалом… И с ней. Черт с ними, с кассетами. Она поняла. Она все поняла по моим глазам и торопливо махнула серпиком – неловко, не глядя, наискось. Золотистое лезвие глубоко вспороло пучок… И заодно – меня. …Раскалённый полумесяц серпа отшвырнул меня к дальней стене. Мышцы были рассечены, ребра взломаны и топорщились острыми осколками. Эти осколки все глубже уходили в тело – туда, где ещё оставались не затронутые болью нервы. Я понял, что сейчас умру. Умру от болевого шока. Нет! Я не понял ничего, я катался раздавленным червяком в луже собственной крови и вопил. Или думал, что воплю. Или казалось – что крови. Но что умирал – совершенно точно. На ноги меня поставили не разодранные мышцы – лишь желание добраться до горла старой гниды. А она… Она уже не спешила. Улыбалась гнусно. Пальцы поигрывали серпиком и пучком. Думаешь, победила? Она так и думала. И была права. Ведьма тщательно прицелилась и проткнула пучок изогнутым лезвием. Насквозь. Последний удар, успел понять я. Прямо в се…
Ну вот и встретились, подумал Лесник. Крокодил мертво глядел куда-то. Лоб чуть нахмурен – не то осуждающе, не то недоумевающе. Хорошо виден шрам годичной давности… На остальное смотреть не хотелось. Леснику приходилось стоять над расчленёнными трупами чужих и незнакомых. Над телами павших товарищей тоже. Но вот так – впервые. Самое странное было в полном отсутствии эмоций. Не было страха. Не было боли. Не было даже той пронзительно-светлой печали, что охватывает порой при уходе друзей… И – не было никаких порывов мстить, ловить, искоренять и стирать с лица земли до седьмого колена… Подхватывать выпавшее знамя и продолжать атаку тоже не хотелось. Не хотелось ничего… Пустота. Лишь висел в этой пустоте извечный вопрос: зачем? Зачем все это? И никто не знал ответа. Плохой я инквизитор, думал Лесник, – и был неправ. Инквизитором он стал за эти годы грамотным. Профессионалом. А в любом деле бывают свои профессиональные болезни – физические или душевные… Люська Синявская любила жизнь и цеплялась за неё до последнего. Проползла, оставляя широченный кровавый след, через весь длинный зал морга. Добралась таки до прозекторской, до тумбочки с телефонным аппаратом. Даже смогла дотянуться до трубки… И умерла, не успев набрать номер. Сейчас на неё, умершую, никто не обращал внимания. Пока Лесник прощался с Крокодилом, бойцы Юзефа – мрачные, молчаливые – запаковали труп музыканта в непрозрачный пластиковый мешок, унесли в машину. Вернулись, стали собирать то, что осталось от Радецки… Вот и все похороны, подумал Лесник. Ни венков, ни речей, ни некрологов… Вжикнула застёжка-молния, и никто никогда больше Крокодила не увидит. Разве что парни из лаборатории Трех Китов – перед тем, как выдать Юзефу окончательное заключение… Юзеф чувствовал, что твориться с младшим коллегой – сам проходил через такое. И через многое другое проходил. Обер-инквизитор подошёл из угла, где возился с обмякшим и глупо хихикающим патологоанатомом. Тот в себя так и не пришёл. – Бесполезно, – проинформировал Юзеф. – Блок такой силы ничем сейчас не пробить. Надо долго и постепенно расшатывать. Лесник посмотрел на него с удивлением. При желании Юзеф мог легко зарабатывать на жизнь настоящими, отнюдь не шарлатанскими заговорами и снятиями порчи – суггестор он был сильнейший. Если ему что-то в этой области не по силам – дело плохо. Юзеф продолжал: – Между прочим, все твердит: «она, она…» – и даже имя не вытянуть. Мне тоже показалось, что силуэт женский… Если у «неё» такие способности при полном отсутствии знаний и техники, то нам предстоит нелёгкая драка. Именно нам – они (кивок на молодых помощников) «её» не увидят и не услышат. Лесник молчал. «Она» могла быть одной из двух женщин. Или Анной, или ясновидящей Де Лануа. Без иных вариантов. Ни Крокодил, ни идущий по его следу Лесник с другими дамами, кроме покойной Синявской, не контактировали. А в том, что именно действия того или другого раскрутили кровавую карусель, сомнений не оставалось. * * *

…прямо в сердце, успел подумать я. И не только подумать. Обезглавленный ворон Золтан совершил свой последний полет – и ударил старую убийцу по рукам, сжимающим серп и пучок растений. Я не стал рассматривать результаты броска. Я был уже в прихожей. Выбил я или нет колдовские причиндалы – но вступать в таком состоянии в схватку на близкой дистанции? Нет уж, можно поискать менее болезненный способ самоубийства… Охранник валялся на полу камуфляжным кулём. Я переступил через него, толкнул дверь плечом. Темнота подъезда, дверь на улицу… Стоп. Я замер, прислушиваясь. Острый слух да ночное зрение – вот и все, пожалуй, что у меня оставалось. Невелик арсенал, но сейчас помог и он. Колдунья не бросилась в погоню. Не вышла из комнаты. Даже не встала с табурета. Похоже, обряд её тоже изрядно обессилил. Ну и славно. Прямая инвольтация, которую она применила, – способ удобный, не требующий крови, спермы или ногтей, но действующий лишь в непосредственной близости от объекта… Стоп! Стоп!! Я раньше никогда не слышал об инвольтациях. Откуда все эти познания? Откуда, откуда – передразнил я сам себя. Какая тебе разница – мёртвому? Если сейчас же не подкрепиться – я труп. Беда небольшая, теперь я знаю, что и у трупа есть кое-какие возможности… Я оборвал неуместные кладбищенские мысли и вошёл в соседний подъезд – совершенно бесшумно. Тихо постучал в знакомую дверь. Шорох, лязг замка. Не спала. Ждала кого-то? Не важно… Важно другое. Дверь распахнулась. Так же распахнулись глаза: ты-ы-ы??? Здесь я рисковать не стал. Хватит пустой болтовни. Вон чем разговоры кончаются, стоит чуть расслабиться. Я ударил сразу. С порога. Глава восьмая

Похоже, неспокойным городом станет Царское Село этой ночью, подумал Лесник. Всех свободных оперативников и аналитиков Северо-Западного филиала Юзеф поднимет по тревоге-ноль и стянет сюда – а занятым придётся бросить незаконченные дела, хотя бы до успеха оставался шаг… На хвост каждому подозреваемому сядет свора псов с мёртвой хваткой. Все интриги Капитула пойдут побоку, потому что появление тенятник такого уровня – ЧП, заставляющее забыть внутренние свары… Лесник ошибался. Весьма сильно ошибался. Выяснилось это на экспресс-совещании, состоявшемся после того, как они покинули морг. Три машины стояли треугольником на дальнем конце Колонистского парка – джип Юзефа, фольксваген-фургон, на котором вернулись командированные бойцы, и «нива» Лесника, пригнанная ими же (не сработавшую газовую ловушку парни демонтировали). Бойцы в совещании не участвовали – доложили о проведённой с автомобильными ворами работе и с равнодушными лицами стояли поодаль. Счастливые… Привыкли не удивляться самым странным заданиям; привыкли, что начальство отмажет от любых конфликтов с законом – если только инструкции оного начальства беспрекословно исполняются. – Расклад простой, – сказал Юзеф. – Кроме этих четверых, здесь у меня ещё семеро – такие же, на тенятника не послать… Плюс резерв на самый крайний случай – пять креатур. Три здешних, да двоих я подтянул из… издалека. Вот и все наличные силы. Других не будет. Лесник молчал. Такого он не ждал. Юзеф продолжил: – Поэтому сыграть надо филигранно. Ювелирно. Прежде чем что-то делать, стоит понять: с чем и с кем мы столкнулись в этом морге? Версии есть? – Тенятник готовил обставу, – не задумываясь, сказал Лесник. Неведомого противника он именовал исключительно в мужском роде. – Возможно, хотел убить двух зайцев: чтобы мы перестали искать Радецки, а милиция – Мозговеда. Очевидно, планировал Иванова-Фагота на роль маньяка-расчленителя, а Крокодила – на роль жертвы. Синявская со своим осведомителем и особенно со своим звонком спутала ему все карты. Дальше пошёл сплошной экспромт. Камни в кусты. Попытка дать нам нескольких кандидатов в тенятники. – Интересный подбор кандидатов. Странный… Насколько понял – все четыре голоса цитировали или перефразировали дневные разговоры с тобой? Лесник кивнул. Этот действительно странный факт он сообщил Юзефу ещё в морге. – Прилепить тебе к одежде «клопа» никак не могли – детекторы в машине живо бы завопили… Скорее кто-то ходил за тобой по пятам с направленным микрофоном и не засветился. – Исключено, – сказал Лесник. – Второй разговор был в помещении без окон. – Значит, наш «икс» присутствовал при обоих разговорах. Ты уверен, что в интернет-клубе за стенкой не сидела тенятница? Слух у неё наверняка не хуже твоего. Возможно даже лучше. Тогда вариант простой: она в морге пыталась нас зацепить – и попытка, кстати, оказалась не совсем уж безнадёжной… И говорила своим настоящим голосом. Ничего не вышло – тогда попробовала замутить воду. А потом пошла на прорыв. – Тест Семаго-Ружича дал отрицательный результат, – напомнил Лесник. – Тесты разрабатывались для известных нам видов… До сих пор известных. А если на этот раз – гипер? Настоящий, без дураков, гипер? Да ты не криви губы, знаю я, как вы это слово расшифровываете… Полевые агенты, традиционно недолюбливающие и кабинетное начальство, и высоколобых теоретиков, расшифровывали этот термин как «гипотеза перебздевшего Ружича». На памяти Лесника трижды принимали новые виды тенятников за пресловутого «гипера» – в принципе неуязвимый конечный продукт эволюции этой боковой ветви сапиенсов… Всякий раз тревога оказывалась ложной – ничего особенного, просто какое-то ранее не встречавшееся свойство. Растворять браслеты наручников, например. Но и покойного Ружича тоже никто пока не опроверг. А именно – выдвинутый им тезис о том, что теневая эволюция имеет искусственное происхождение и ведёт к определённой цели. Теоретически вполне можно было ожидать появления существа, не растрачивающего огромные возможности по мелочам – но осознавшего некую цель. Предназначение. И развивающего свои способности до немыслимых пределов именно в свете этого предназначения. Леснику не хотелось, чтобы таким существом оказалась Анна. – Хватит дискуссий, – сказал Юзеф. – Поехали в змеиное гнездо. В берлогу Иванова-Фагота. Две самых реальных кандидатки в том же доме… Насколько я понял из рапорта, адреса и фамилии Пашика и Копыта ты не выяснил? Лесник изобразил лицом осознание вины и готовность при первом удобном случае искупить и смыть кровью. Хотя упрёк был необоснованный: сделать большего за двадцать часов в одиночку не смог бы никто. Даже сам Юзеф. А эти фигуранты показались тогда совершенно случайными людьми… Юзеф жестом подозвал двух бойцов. Коротко объяснил задачу. Бойцы не поняли. Юзеф заскрипел зубами и стал объяснять подробно, набросав схему на вырванном из блокнота листке. Бойцы погрузились в фургон и уехали. Увезли тела Фагота и Радецки на экспертизу. – Дожили, – сказал Юзеф. – Где «пьяная дорога» на Питер – и то не знают. Только автоворишек потрошить и выучились… А у меня даже нет никого, чтобы посадить с ними рядом, отвести глаза ментам, если вдруг тормознут… Юзеф был на редкость зол, и задавать ему сейчас вопросы не хотелось. Однако Лесник задал. Слишком много накопилось непонятного и никак не объяснимого рутинными склоками между высшим начальством. Лесник спросил: – Скажите, Юзеф, что все-таки произошло? Почему мы одни? Юзеф посмотрел на него нехорошо. Но ответил: – Позавчера Капитул принял большинством голосов решение: всех тенятников уничтожать на месте. После короткого допроса. Любых. Даже латентных. Даже пребывающих в метафазе. Даже со спорными результатами теста. Вот так. Решение Капитула – приказ. Приказы в Инквизиции выполняют беспрекословно. И быстро. Лесник представил, как зазубренные Дыевы ножи вонзаются в людей, не подозревающих, что они – латентные тенятники. Не догадывающихся, кем они могут стать. А могут и не стать – могут тихо-мирно прожить всю оставшуюся жизнь, лишь удивляя врачей быстро заживающими переломами… Лесник хотел спросить, чем вызван этот беспрецедентный шаг. Должно было стрястись нечто небывалое… Но не спросил. Юзеф ответил то, что считал нужным ответить, и едва ли добавит ещё что-либо. Лесник сказал: – А… мы? – А мы это решение проигнорируем. Самым беспардонным образом. Наплюём на Капитул. Убивать не будем. По крайней мере, не сразу. Он замолчал, исподлобья глядя на Лесника. Тот подумал, что надо высказать своё отношение к оплевыванию Капитула, развернуться и пойти отсюда. Подумал, что уйти далеко не удастся. Подумал про Анну. – Я не собираюсь нарушать приказы Капитула, – сказал Лесник твёрдо. – Никаких документов, информирующих о подобном решении, до меня не доводили. А посему считаю необходимым соблюдение ранее полученных инструкций: при любой возможности брать тенятников живыми. – И тенятниц… – добавил Юзеф с непонятным выражением.
Тельце обезглавленного ворона было ещё тёплым. Второй обитатель квартиры ясновидящей, тоже поначалу принятый за труп, приходить в себя не желал категорически. Здоровенный мужик в камуфляже мычал что-то невразумительное и опять проваливался в пучины беспамятства, откуда его снова настойчиво извлекал Юзеф. Результатом нескольких попыток вытряхнуть хоть что-то из весьма сотрясённого мозга стала скудная информация: некто вышиб дверь и с порога шандарахнул охранника; хозяйка на тот момент была дома. Все. Судя по всему, ответственность за художества в морге Де Лануа нести не могла. Не укладывалась по времени. – Убрать. Куда-нибудь в дальнюю комнату. К утру оклемается и ничего не вспомнит, – Юзеф прошёл в будуар, где заканчивал осмотр Лесник. Спросил коротко: – Ну и? – Похоже, наш утопленник вынырнул именно здесь, – ответил Лесник. – И имел крайне интересный разговор с Де Лануа… Юзеф пощупал влажное сиденье табурета. Принюхался. Кивнул головой – водичка прудовая, не из-под крана. Лёгкий запах тины вполне уловим. Лесник показал на низкий столик со столешницей из полированного гранита. Там лежали подобранные им остатки пучка высушенных растений. – Омела. – Омела, – согласился Юзеф. – Друидские штучки… Серп не нашёл? Лесник молча покачал головой. А Юзефа заинтересовал стол. Обер-инквизитор присел на другой, сухой табурет (шедевр стиля ампир жалобно затрещал, но выдержал), закрыл глаза, осторожно водил кончиками пальцев по полированному камню. И выдал вердикт: – Столик, сдаётся мне, использовали по назначению. По прямому… Лесник сначала не понял. Потом понял – и не поверил. Друидское гадание по внутренностям – это не безобидные забавы гаруспиков с потрохами и мозгами жертвенных животных. Тут нужны людские кишки, и абсолютно свежие, такими в анатомичке не разживёшься… Похоже, сомнения отразились у него на лице. Потому что Юзеф спросил: – Насколько я помню, некоторые предсказания этой ведуньи сбывались весьма точно? Ты уверен, что она действительно имела источники в высоких сферах, а не… Вместо окончания фразы он изобразил характерную пантомиму – словно разрезал вдоль что-то длинное и извилистое. Лесник ответить не успел, вошёл один из помощников Юзефа – долговязый, белобрысый, веснушчатый. – Вот, нашли… Странный инструментарий. – Молодцы. Положи на стол, Гера. И продолжайте. Все хоть чуть подозрительное – сюда. В кожаном футляре с золотым тиснением лежали ножи – семь клинков разных размеров. Клинки были каменные, с неровными сколами. Но режущие кромки во вполне рабочем состоянии. Острые. При помощи именно таких ножей древние кельты гадали на дымящихся, только что выпущенных внутренностях пленников. – Странно, – сказал Лесник. – Что-то многовато получается убийц-расчленителей в отдельно взятом доме… В квартире Фагота (вернее – в двух смежных квартирах) сейчас работала другая тройка бойцов. Вполне возможно, что они найдут там ещё много интересного, но главное инквизиторы уже знали: под псевдонимом Мозговед скрывался музыкант. Оставленная на виду кассета и содержимое холодильника сомнений не оставляли. И в его квартире с большой вероятностью убили и расчленили Радецки. По крайней мере залитая кровью ванна и вещи Крокодила заставляли думать именно так. Теперь вот Де Лануа, раскуроченная дверь которой сразу привлекла внимание… Впрочем, визит к гадалке они так или иначе бы нанесли. – Многое на этот дом указывает, – гнул своё Лесник. – По какой тропинке я ни шёл – везде знаки с жирными стрелками, направленными именно сюда. На Де Лануа. Или на Фагота. Или на Анну. Или на всех троих. А на деле получается что? Мёртвого Фагота готовили на роль козла отпущения, и только наше появление в морге помешало закончить обставу. Де Лануа, возможно, тоже мертва. В любом случае, очевидно, что спектакль в морге – не её рук дело. – А вот здесь как раз ничего не очевидно. Вполне могла внушить охраннику, что безвылазно сидит в квартире, – и уйти. Затем, вернувшись, выломать дверь и шарахнуть его по башке – исключительно для отвода глаз. Тенятница ещё в мертвецкой должна была сообразить, что мы ей не по зубам и с хвоста её так просто не слезем. И быстренько изобразила из себя очередную жертву. Лесник не сбился на обсуждение этой версии. Продолжил излагать свою: – Далее: Анна, попавшая под подозрение исключительно из-за рапорта Радецки. Не знаю про здешнего охранника, но я вечер провёл не с галлофантомом, это точно. А Синявская получила на автоответчик сообщение о подозрительной возне в морге, когда мы возвращались с арт-ярмарки. Так почему в комбинации задействовали Анну? Вариант: исключительно из-за места жительства. Кому-то интересно, чтобы мы по уши увязли в этом домике. Благо, тут столько интересного… А значительную часть этого интересного сфабриковать недолго. Некто увидел подходящий столик – и тут же блестящий экспромт. Долго ли поцарапать поверхность и подкинуть ножи? Чтобы наши мысли сразу повернулись на друидов – бросить на виду пучок омелы. А настоящий тенятник в стороне. И ещё: кто сказал, что во всей этой истории замешан один тенятник? А если два? Мы же настойчиво пытаемся запихать один икс во все уравнения… – С Радецки и его рапортом история вообще тёмная, – ответил Юзеф. – А возню в морге могли начать и подручные тенятника. Что же касается версии о двух тенятниках, то я о ней думал. Но тогда стоит предположить и самое мрачное. Что их трое. Как тебе такой вариант? В свете последнего решения Капитула? Трое. Чёрная Троица… Убить Чёрную Троицу. Исполнить пророчество апокалипсистов… Лесник поёжился. Он впервые до конца понял, почему Юзеф, не задумываясь, встал на путь раскола. Почему пошёл против остального Капитула. Уже после уничтожения апокалипсистов многие их предсказания сбылись. Если сбудется и это, если все идёт как предсказано, – то на часах без одной двенадцать. Последнего дня… – Ладно, – сказал Юзеф. – Не забивай голову. А то начнёшь видеть повсюду Тёмного Мессию… Пошли лучше пообщаемся с девицей Черноивановой. Обер-инквизитор встал… Нет, попытался встать… Служивший ему сиденьем не то табурет, не то пуфик оказался гнусной подделкой под старину – и рассыпался на куски, явив миру, что был изготовлен не из морёного ореха, а из ламинированной ДСП. – Тьфу ты, понаставили бутафории… – только и сказал Юзеф.
Звонить или стучать они не стали. Люди по-разному относятся к звонкам и стукам в свою квартиру в три часа ночи. Некоторые – резко отрицательно. Начинают набирать «02» или делают другие глупости. Пытаются улизнуть в окно, а то и открывают стрельбу сквозь деревянную дверь… Всякое бывает. Лесник стрельбы из-за двери не ожидал, хоть и встал по въевшейся привычке так, чтобы не зацепила шальная пуля. Ночной визит к Анне его не то чтобы коробил, но… Сейчас Лесник бы предпочёл быть не здесь. Где-нибудь в другом месте. Гнаться за тенятником по ночной улице. Или мёрзнуть в засаде, поджидая вышедшего на охоту ликантропа. Или… Но он был здесь. Потому что был солдатом Инквизиции. Веснушчатый Гера оглядел петли, замки, задумчиво почесал белобрысый затылок. Показал жестом – надо вышибать, все равно бесшумно не вскроешь. Лесник тоже склонился над замком, посмотрел, подсвечивая тоненьким лучом фонарика. Действительно, замок старый, мощный и нестандартный. Взломщик-профессионал, надо думать, не спасовал бы и перед этим раритетом – но они были, по большому счёту, дилетантами, обученными открывать несколько десятков наиболее распространённых систем… Они с Герой отошли подальше от двери, примерились. – Не надо, – сказал Юзеф. Очень тихо сказал, за пределами слышимого обычным человеческим ухом. Лесник услышал. – Прислушайся внимательно. Может и не стоит интерьеры крушить, – кивнул обер-инквизитор на дверь. – А то у меня слух не тот, что раньше… Годы. В последней фразе была доля кокетства. Но Лесник знал, что его слух действительно тоньше, чем у Юзефа. Он приник ухом к замочной скважине. Замер, сосредотачиваясь. Юзеф повлёк бойца на первый этаж, чтобы исключить помехи от их дыхания и сердцебиения… Сначала зрение – не просто закрыть глаза, но напрочь отключить зрительные нервы, даже с опущенными веками качающие в мозг информацию – неясные и смутные фантомные пятна. Готово. Лесник ослеп. Теперь – обоняние. Исчезли все запахи – начиная от дикого коктейля ароматов цветущих на улице растений и заканчивая запахом, идущим из кармана, скрывавшего револьвер, – запахом сгоревшего пороха и оружейной смазки. Он не чуял ничего. Отключать осязание значительно сложнее, но Лесник сделал это – и не чувствовал ни подпиравшей его плечо двери, ни сопротивлявшегося подошвам пола… Вкус исчез сам собой, не пришлось даже напрягаться… С собственным телом пришлось труднее, его части упрямо желали сигнализировать мозгу, что они есть и с ними все в порядке. Лесник отключил органы – один за одним, как хозяин выключает свет в комнатах опустевшей квартиры… Не стало ничего. В пустоте висел одинокий мозг и воспринимал сигналы от напряжённой, изощрённо-чувствительной барабанной перепонки. Лесник перестал дышать. Он слышал все, но привычно отделял ненужное: звуки с улицы и звуки собственного организма, тихие скрипы-шорохи старого дома и странные гулы, поднимающиеся из земных глубин. Осталось только то, что доносилось из-за деревянной двери… – Пусто, – доложил он вполголоса, спускаясь по лестнице. – Никого. Холодильник, часы. Электросчётчик. Что-то ещё электрическое, возможно – ментовская сигнализация. Паркет очень старый – сам собой потрескивает. И все… – Не судьба, – сказал Юзеф. – Гера, останешься здесь, в подъезде. Приглядывай за дверью. Если что – в драку сам не лезь, немедленно докладывай. Долговязый Гера кивнул и, не откладывая, забился в закуток на первом этаже, заваленный каким-то ненужным хламом. Недолго повозился и стал совершенно незаметным. Чем-чем, а приёмами маскировки парни Юзе-фа владели хорошо. Обер-инквизитор удовлетворённо кивнул: – Через два часа пришлю смену. Пошли, Лесник… Они вернулись в соседний подъезд, в квартиру Фагота. Там продолжался обыск, давший кое-какие результаты. Весьма интересные. – Дело проясняется, – сказал Юзеф спустя час. – По крайней мере с этим Фаготом. Не наш клиент. Случай для учебника судебной сексологии. Целый букет садистских девиаций: и некрофилия, и бертранизм, и некросадизм, и – на закуску – некрофагия. Сиречь сексуальное людоедство… Да ещё, надо думать, и садовуайеризм – не на Каннский же фестиваль он снимал свои игрища… Лесник сидел мрачнее тучи. Лицезрение обнаруженных в квартире рок-музыканта аксессуаров и ускоренный просмотр двухчасового видеофильма, запечатлевшего страшную смерть и не менее страшную посмертную судьбу Тани Комаровой, – вызвали у Лесника простое человеческое желание: пообщаться с Фаготом в спокойной обстановке. В укромном подвальчике с хорошей звукоизоляцией. Пусть даже и без подходящего инструментария, пусть даже с голыми руками… Желание было неосуществимо – ввиду смерти музыканта. И Леснику – не совсем, впрочем, логично, – хотелось добраться до убийцы Фагота, подарившего тому лёгкую смерть… Юзеф на своём веку крови повидал куда больше. И беспощадная логика ему никогда не изменяла. Леснику обер-инквизитор не сказал ничего, но в результатах обыска его зацепил лишь один ключевой момент. Ключевой в полном смысле слова – на связке, найденной среди вещей Крокодила, оказались два ключа от машины. Плюс два от квартиры. И все. Ещё одного – маленького, нестандартной формы – не было. Ключа от персика. – Однако кое-что имеет отношение и к нашим делам, – продолжал обер-инквизитор. – Ты отметил два фрагмента записи? Он аккуратненько вскрыл череп и изъял содержимое. Отложил в сторону. Потом точно так же поступил с брюшной полостью. И все извлечённое никак дальше не использовал. Выводы? – Приготовил для клиентов? – с надеждой спросил Лесник. Перспектива встречи с покупателями кровавого товара моментально вывела его из прострации. – Точно так. И одна клиентка – Де Лануа. Но вот мозги… Должен быть как минимум ещё один заказчик. Настоящий Мозговед. Тенятник. Далее. Съёмки велись двумя скрытыми в стенах камерами, в автоматическом режиме. Одну из них грубо выковыряли из стены – совсем недавно. В квартире следы обыска, которые даже не удосужились замаскировать. Кассета осталась одна. А видеотека у музыканта должна быть куда обширнее. Плюс не слишком дружественный визит к ясновидящей… Зачем к ней заявился наш «икс»? Не за кассетами ли, на которых запечатлён и он? Принимающим свежий товар? Твоё мнение? Лесник не успел ничего ответить. На улице – скрип тормозов, тут же – тяжёлый топот ног. Дверь распахнута с грохотом. Звуки короткой схватки. Истеричный вопль: «Всем лежать!! Мордой в пол!! Лежать, бля!» Топот быстро приближался к студии Фагота, где сидели инквизиторы. Юзеф нахмурился, Лесник нащупал в кармане «Сентинел». Голос из коридора: «Вы бы там не дёргались, ребята… А то сами знаете, при попытке к сопротивлению…» Спокойный, уверенный голос, но нотка торжества прорывается. Голос майора Канюченко. Дела минувших дней – IX
Смута

Date: 2015-09-02; view: 256; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.013 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию