Господин и раб

Тем не менее только благодаря социальному взаимодействию мы получаем право говорить о собственно самосознании. Глава "Господин и раб" открывается утверждением, что самосознание может существовать лишь в том случае, если оно признается самосознанием. "Быть чем‑то" отчасти заключается в том, чтобы быть признанным в качестве такового. Гегель говорит, что в этом утверждении содержатся многие и разнообразные значения, и я постараюсь выделить некоторые из них. Во‑первых, мы можем спросить: почему не должно было бы быть совершенно приватного самосознания? Почему не могло бы быть самосознающего существа, которое не имело бы абсолютно никакого контакта с подобными себе существами? Ответ на этот вопрос может быть найден, если мы поразмыслим о том, в чем же заключается самосознание на уровне обычного здравого смысла. Любой из нас осознает себя в качестве человеческого существа, личности, женщины или мужчины. Но как возможны подобные мысли о себе самих? Представляется, что частично ответ заключается в том, что мы сталкивались с другими человеческими существами, людьми, мужчинами или женщинами. Понятие самого себя смоделировано с других. Наше самосознание требует, чтобы я думал о самом себе как о личности, а это означает одну личность среди других, или же как о человеческом существе, а это означает одно человеческое существо среди других. И хотя сам Гегель не иллюстрирует свои достаточно абстрактные описания этими конкретными примерами, я полагаю, что они отчасти иллюстрируют его точку зрения. Мы также можем прочитать Гегеля и на более глубоком уровне. Самоочевидность установила различие я и не‑я, а вот самосознание уже требует различия я и другого. Должно быть, возможно думать о самом себе как о такой же разновидности бытия, как и другой, но также возможно и думать о себе как об отличном от другого. Кроме того, перенося с самого себя на другого способности различения между самим собой и своим окружением, я могу мыслить самого себя как автономного индивида, подобного другим. Я могу думать о себе как о другом.

Для того чтобы понять, почему важно осознание (recognition), рассмотрим противоположную возможность. Другие самосознания не осознают вас как самосознание. Или, если использовать мои примеры, другие люди не признают вас в качестве личности, другие человеческие существа не признают вас в качестве человеческого существа. И дело не просто в том, что вы, вероятно, перестанете считать себя таковым, но в том, что вы просто не будете таковым. Понятия "самосознание", "личность" или "человеческий" не будут применяться к вам, что равносильно тому, что вы уже не относитесь к этим понятиям. И нельзя полагать, что вы могли бы изобрести подобные понятия для своего личного употребления, вы просто не будете принадлежать к сообществу личностей, человеческих существ или самосознаний, где эти понятия обладают своим значением.

Самосознания нуждаются друг в друге для того, чтобы считаться таковыми: "Они признают себя признающими друг друга" (Ук. изд., с. 100). Так, в качестве самосознаний мы сложным образом связаны друг с другом в силу того, кто мы есть. Поэтому, хотя самосознание представляется наиболее личным и индивидуальным видом сознания, оно на деле неизбежно является общественным и социальным. Как об этом пишет Гегель:

…одностороннее действование было бы тщетно, ибо то, что должно произойти, может быть осуществлено только обоими (Ук. изд., с. 100) и каждая для другой есть то же, что другая для данной (Ук. изд., с. 100).

Наше взаимное признание друг друга в качестве самосознаний принимает форму антагонистической борьбы, в которой каждый пытается обрести признание со стороны другого. Такова, собственно, диалектика главы "Господин и раб". На одном уровне каждый стремится к смерти другого, как если бы это могло доказать его независимость от другого для своего собственного существования, И в самом деле, это ведь гегелевский взгляд, что полное самосознание возможно только для существа, которое рисковало своей собственной жизнью. Я полагаю, что под этим он имеет в виду, что свое собственное существование воспринимается нами только тогда – каждый растет, так сказать, строго в соответствии с самим фактом, что он существует, – когда это самое существование подверглось угрозе. Гегель говорит здесь не о нашем привычном повседневном самосознании, а о совершенном и непосредственном экзистенциальном самосознании. Но ясно, что если один убьет другого, то искомого признания не достичь – такова ирония борьбы. Затишье в конфликте устанавливается благодаря временной победе одного из самосознаний – господина – в получении признания от другого – раба. Но это предварительное решение содержит семена своего собственного разрушения. Раб существует для господина и производит продукты для удовлетворения хозяина. Но, по иронии, раб обретает независимость от хозяина, наблюдая свою собственную работу в произведенных продуктах. Он наблюдает свое собственное сознание воплощенным или реализованным в объектах, которые он произвел, и это дает ему новое самосознание, которого лишен хозяин. Наконец хозяин понимает, что рабское самосознание не признает его должным образом, поскольку оно не признает его свободно. Для того чтобы увидеть, что в данном случае подразумевает Гегель, сравним случай, когда некая личность может вступить в сексуальное отношение либо свободно, либо по принуждению. Один из партнеров (А) желает, чтобы другой (В) желал его или ее сексуально, но свободно, т.е. при возможности (но не действительности) того, что В может и не желать А. В этих двух темах – труда и свободы – заключается избавление раба от порабощения его хозяином.

Гегель изо всех сил старается подчеркнуть, что каждое самосознание является одновременно и хозяином, и рабом; было бы односторонним или недиалектичным мыслить иначе. Один заслуживающий быть поставленным вопрос заключается в том, действительно ли Гегель описывает необходимые структуры любого самосознания или просто участвует в каких‑то тонких наблюдениях общественных отношений. Мы, без сомнения, способны заменить "мужчину" и "женщину", "работодателя" и "рабочего", "учителя" и "ученика" на "господина" и "раба" в гегелевском тексте, что даст нам возможность обрести некоторое прозрение относительно власти и отношений познания. Однако сам Гегель стремился к тому, чтобы данная глава стала частью необходимого объяснения того, чем является сознание, вкладом в феноменологию сознания. Вероятно, в данном случае фундаментальным вопросом в философии сознания будет следующий: является ли самосознающее сознание необходимо общественным? Если это так, то должно ли оно демонстрировать те общественные качества, которые приписывает ему Гегель?