Часть первая 9 page

И опять слышится тихий, с хрипотцой, голос Блохина:

– …кто наш главный враг? Немец? Как бы не так! Это офицерье нам голову задуривает. Наше дело ружья в другую сторону повернуть и по ним по самим ударить. Вот это было бы правильно!…

А небо всё темнеет и темнеет, будто опускается ниже к земле. Тихо. Лошади тяжко вздыхают, как люди. Будто и не война, а так, собрались мужики в ночном и сидят, толкуют о своих бедах и заботах.

К утру, когда с востока зарозовело небо, батарею подняли по тревоге на погрузку. Снова замелькали железнодорожные столбы, будки.

В Варшаву эшелон прибыл на рассвете. Состав поставили в один из отдаленнейших от станции тупиков. Борейко отправил Зуева к дежурному коменданту станции, чтобы выяснить, когда эшелон двинется дальше. Вася нашёл комнату дежурного по станции коменданта. Сидя за столом, он спал, положив на руки голову. Даже громкие звонки многочисленных телефонов не могли его разбудить. Зуев понял, что комендант страшно устал и, воспользовавшись минутой относительного покоя, заснул. Вася решил подождать, пока комендант проснётся. Прошло минут десять, пока наконец отчаянный трезвон телефонов разбудил коменданта. Он зевнул, протёр глаза и уставился на стоявшего перед ним Зуева.

– Ты ко мне? – справился комендант. – Из какого эшелона и по какому поводу?

– Из эшелона номер 1117 тяжёлой батареи. Прислан к Вам, вашбродие, узнать, когда нас отправят дальше, – пояснил Зуев.

Комендант посмотрел на разграфленный лист, поводил пальцем по бумаге и произнёс:

– Вы отправляетесь через полчаса.

– Мы стоим на 38-м запасном пути. Оттуда не так скоро выберешься на главный путь к выходу со станции, – доложил Зуев.

– Как – на 38-м запасном? – удивился комендант. – Вы должны находиться на 6-м пути. Оттуда прямой путь к выходному семафору. Какие идиоты загнали Ваш состав в этот тупик?

– Не могу знать! – коротко отозвался Зуев.

Комендант схватил один из телефонов и начал кого-то ругать, грозя обо всём пожаловаться начальнику военных сообщений. Поругавшись вдосталь по телефону, комендант предложил Васе подождать несколько минут, пока ему дадут точные указания о времени отправки эшелона.

– Понял, братец ты мой? – обратился прапорщик к Зуеву и тут только заметил канты на его погонах. – Извините, господин вольноопределяющийся! Со сна сразу не разобрал, с кем имею честь говорить. Вы студент?

– Так точно, вашбродие, студент четвёртого курса Петербургского технологического института.

– Без пяти минут инженер. В батарее-то что Вы делаете? поинтересовался комендант.

– Состою в команде разведчиком, вашбродие.

– Вы из Остороленки? В Восточной Пруссии были?

– Так точно, под Ортельсбургом, Щепанкеном и Бишофсбургом. Попал в окружение, видел, как сдавался в плен генерал Клюев.

– А Самсонова не видели, случайно?

– Никак нет, не пришлось.

– Вчера по селектору мне передавали из Остроленки, что нашли его тело в каком-то лесу. Он застрелился. Говорили, что его опознала жена по меткам на белье и по какому-то шраму на спине. Немцы тело его с воинскими почестями передали нашим частям.

– Фасонистый был генерал Самсонов? – полюбопытствовал Зуев.

– Совсем нет! Простак, никакого в нём генеральского гонора не было! Был он у нас всего недели две назад проездом на Млаву. Возмущался, что его армию гонят в наступление, когда она ещё не закончила мобилизацию, протестовал. Но его и слушать не стали. Наступай, да и только, коль французы приказали. Ну и пошла армия в наступление, не имея даже ружейных патронов и снарядов в нужном количестве. Солдаты дрались, как львы, несколько раз немцев били в пух и прах, а без еды, фуража и патронов должны были отступать. Солдат жалко, сколько их зря погибло! Что генералы в плен посдавались, так это в порядке вещей. Знаете, как в тылу говорят: как немец наступает, солдат его грудью встречает и немец пятиться назад. Зато как только наши генералы узнают, что немец наступает, бегут без оглядки, куда глаза глядят или сдаются в плен. В плену-то отсидятся до конца войны. Станут мемуары писать в своё оправдание, – неторопливо рассказывал словоохотливый комендант.

– А на юге что делается? – полюбопытствовал Зуев.

– Покажите-ка, молодой человек, Ваши документы, а то разболтался я с Вами, а Вы, быть может, нарочно подосланный ко мне шпион, – сообразил наконец комендант.

Зуев предъявил документы и ответил на вопросы: какая батарея, куда едет. Комендант успокоился и продолжал:

– На юге тоже дело дрянь! Бьют нас австрияки и думать не дают. Под Замостьем, Томашевом и Красноставом разбили армию барона Зальца. Захватили станцию Травники неподалёку от Люблина и перерезали к нему дорогу. Правда, мы туда нагнали много войска, и всё самого отборного – гвардию, гренадёр, третий кавказский корпус. Да я сейчас узнаю, что там делается. – И комендант позвонил в управление местных сообщений. – Можно напрвлять эшелоны до Люблина? Можно! Значит, Травники уже освобождены и прямое движение восстановлено. Сейчас отправлю туда тяжёлую батарею. – Он повернулся к Зуеву: – Можете отправляться в батарею. Через полчаса эшелон уйдёт. Счастливого Вам пути, побед и одолений! А то срам да и только: даже австрияки по заднице надавали! А всё почему? Кто командует в Пруссии – фон Ранненкампф, а под Люблином – барон Зальц да фон Эверт, да фон Плеве. Тут и воюй с немцами русский человек, ежели тебя против немцев в бой ведут те же немцы. За всё это наш солдат расплачивается своей головой. Главное – на наших немцев оглядывайтесь! А на солдатика надейтесь, никогда в бою хорошего начальника не подведет!

Комендант пошёл проводить Зуева до самого эшелона, который уже перевели на 6-й путь.

– Как его фамилия-то? – поинтересовался Блохин, выслушав рассказ Зуева о встрече с комендантом.

– Подгузников.

– Подгузников? – рассмеялся Блохин. – Наверное, чистокровный русак. Немец в жизнь не стал бы носить такую страмную фамилию. А наш брат всё снесёт. В общем, хлопец он, видно, не вредный, этот комендант. Он теперь тебе вроде приятеля стал, коль столько растабарывал с тобой по-простому.

Вскоре эшелон тронулся.

В Люблин прибыли на вторые сутки ночью. Батарее было приказано немедленно сгружаться и с рассветом выдвинуться на фронт. Оставив Трофимова на разгрузке батареи, Борейко вместе с Зуевым отправился на розыски штаба, чтобы получить дальнейшие распоряжени командования.

Несмотря на ночь, город не спал. Многочисленные штабы заняли чуть ли не половину зданий города, но никто толком не знал, кому же придается тяжёлая батарея. Старшие артиллерийские начальники обеими руками открещивались от тяжёлой батареи, откровенно говорили:

– Кто её знает, какой от неё прок в бою! Пожалуй, одно только беспокойство. Потеряешь тяжёлую пушку – голову с тебя снимут. Лучше, чтобы их совсем не было.

Хоть и недолюбливал Борейко гвардейцев, называя их петушиным войском, годным только для парадов, но тут рискнул обратиться к ним. И правильно сделал. Молодые гвардейские генералы оказались меньшими рутинерами, чем армейское начальство. В штабе 2-й гвардейской дивизии командир артиллерийской бригады генерал фон Аккерман весьма любезно принял Борейко и с большой радостью заявил, что наконец-то у них появятся «швере гаубиц», которые обращали в бегство целые полки в Восточной Пруссии.

Вместе с Борейко он прошёл к начальнику дивизии генералу фон Нотбеку.

– С завтрашнего дня Ваша батарея зачисляется на все виды довольствия во вторую гвардейскую бригаду. Наше интендантство стоит рядом. Представьте туда с утра рапортичку со сведениями, сколько у Вас людей и лошадей. Будете всё получать там, – объявил Нотбек.

– А боеприпасы, снаряды и заряды где я получу? – спросил Борейко.

Нотбек и Аккерман задумались.

– У нас нет ни одного парка с тяжёлыми снарядами. Придётся спешно запросить командующего армией генерала Эверта. Но это раньше утра не сделаешь. Штаб армии не любит, чтобы его беспокоили такими вопросами в ночное время, – совершенно серьёзно ответил Аккерман.

– Там, по-видимому, воображают, что сюда прибыли для отдыха, а не находятся на войне в непосредственном соприкосновении с противником, заметил Борейко.

– Смелое, но дельное замечание! Обязательно завтра его передам при разговоре командиру корпуса генералу Безобразову, – проговорил Нотбек.

– Прошу, Ваше превосходительство, завтра же обеспечить мою батарею боеприпасами. Иначе я не смогу использовать мощь своих орудий в должной мере, – попросил Борейко. Затем он справился, что ему надлежит делать с утра.

– Вы будете поддерживать наступление Гренадёрского полка на Красностав. Точные указания получите у командира второго дивизиона артиллерийской бригады полковника фон Гутьяра.

Аккерман тут же написал приказ и велел своему адъютанту проводить Борейко до Рейовца.

Едва забрезжил рассвет, как тяжёлая батарея уже находилась в расположении 2-й гвардейской дивизии. Местность здесь была ровная как стол, и тяжёлые пушки трудно было куда-либо укрыть, а ставить их открыто опасались, чтобы вражеская артиллерия не побила ценные орудия.

На помощь тяжёлой батарее пришли офицеры гвардейских лёгких батарей. Они указали довольно глубокий овраг с почти отвесными берегами.

Для оборудования огневой позиции прислали саперное отделение с шанцевым инструментом и артиллеристы, совместно с саперами, быстро оборудовали позицию.

Австрийцы занимали заранее укреплённую вдоль небольшого холмистого кряжа. Борейко получил задание разрушить их опорные пункты и тем подготовить атаку гвардейского Гренадёрского полка. Командир полка, сухощавый и очень моложавый для его чина генерал, с большим любопытством осмотрел тяжёлые пушки, которых ещё ни разу не видел в действии. С генералом пришла целая группа пехотных и артиллерийских офицеров.

Астрийцы заметили движение в районе огневой позиции батареи и тотчас обстреляли этот участок из лёгких пушек, а потом в воздухе загудели тяжёлые снаряды, высоко взметая чёрные столбы дыма и земли. В душе Борейко был возмущён неосторожностью генералов и приказал по телефону убрать людей в укрытия. Не успели этого сделать, как одна из тяжёлых вражеских бомб угодила в расположение батареи. Прислуга двух орудий была уничтожена полностью, в одном орудии разбито колесо, а в другом большим осколком испорчено прицельное приспособление. Сразу две пушки из четырёх вышли из строя.

По счастью, Звонарёв был неподалёку. По его указанию сменили повреждённое колесо, заменили прислугу и батарея снова заговорила. Вскоре один за другим оказались разбитыми три узла сопротивления австрийцев и русская пехота бросилась в атаку.

Разрывы тяжёлых снарядов навели такой ужас на австрияков, что они, не выдержав атаки, бросились бежать. На их плечах были пройдены три полосы укреплённых позиций и фронт оказался прорванным во всю глубину обороны. В прорыв хлынула подоспевшая конница и началось общее преследование противника.

Пехота едва поспевала за отступающими австрийскими частями. Вася Зуев и Блохин, находившиеся для связи с телефоном в стрелковой цепи, тоже устремились за отходящим противником. Австрийцы в одиночку и группами сдавались в плен, бросая оружие и поднимая руки вверх.

Зуев увидел, как к группе австрийских солдат, стоявших с поднятыми вверх руками, подбежал австрийский офицер и, отчаянно ругаясь, в упор из пистолета застрелил одного из них. Блохин выстрелил по офицеру, но промахнулся. Офицер успел убить ещё одного солдата, но тут подбежал Зуев и с разбегу всадил в него штык. Захрипев, офицер повалился на землю. Сведённые предсмертной судорогой пальцы крепко держали пистолет, а побелевшие от ненависти глаза офицера искали своего врага. Собравшись с силами, офицер направил дуло пистолета на Васю. И в тот же момент австрийский солдат ударил по руке офицера, пуля пронеслась мимо. Подоспевший Блохин сзади ударил офицера прикладом по голове. Австрийские солдаты, испуганно улыбаясь, стояли с поднятыми вверх руками.

– Гут, гут, зер гут! – хлопал их по плечам Блохин. После обыска направил их в тыл вместе с группой пленных.

– Ты что здесь делаешь? – вдруг подлетел к Васе пехотный офицер. Где твоя рота, растакой сын?

– Роты у меня нет, вашбродие, я артиллерист, прислан сюда в пехоту для связи, а она куда-то разбежалась. Не знаете ли Вы, куда передвинулся штаб 1-го батальона гвардейского Гренадёрского полка?

Офицер удивлённо посмотрел на Зуева и недовольно пробурчал:

– Титуловать надо, когда разговариваешь с офицером и вообще, вид у тебя совершенно штатский. Из какой ты части?

Вася ответил, назвав себя вольноопределяющимся. Это возымело своё действие. Офицер перешёл на «Вы» и стал гораздо любезнее.

– У Вас не найдётся ли вина или хотя бы воды? Очень пить хочется, попросил он.

– Ничего, кроме чая, в моей фляге нет, – ответил Вася.

Офицер поморщился, но всё же отпил глоток-другой и поблагодарил.

Подошёл Блохин и скомандовал:

– Пошли дальше! Добраться бы до австрийских обозов. Там всем разживёмся. Австрийцы обеспечены гораздо лучше нас. Пойдём правее. Видишь овраг? Наверняка в нём кто-нибудь застрял.

Блохин оказался прав. В глубоком и узком овраге на дороге от дождей образовались большие промоины и несколько австрийских повозок были брошены спешно отступающими частями. У телег уже орудовала пехота, разбирая солдатское бельё, портянки, австрийскую форменную одежду.

Вася узнал, что неподалёку, в болотистом ручье, остановился целый австрийский обоз.

Несколько десятков повозок были облеплены, как муравьями, русскими солдатами, которые растаскивали всё, что попадало под руку.

Тут внимание Васи привлекла небольшая повозка, стоявшая несколько в стороне от обоза. На ней находились два довольно больших металлических ящика. С первого взгляда Вася узнал в них стальные сейфы, в которых обычно хранились деньги или секретные документы.

– Достать бы пару лошадок да привезти на батарею – вот было бы дело! – мечтательно проговорил он.

Вскоре были пойманы и лошади, бродившие тут же по полю и запряжены в повозку. Вася с Блохиным уселись и покатили к батарее.

Здесь они рассказали о брошенном австрийцами трофейном имуществе и Борейко отправил Трофимова с группой солдат, вооружив их карабинами, для охраны.

– Там, где мародёры, всегда может быть и вооружённое сопротивление. Без карабинов идти нельзя.

– Боюсь, что ты допустил ошибку, Борис Дмитриевич, поручив дело Трофимову. Он попросту займётся грабежом, а тебе доложит, что ничего не достал, – предупредил Звонарёв.

– Я пошлю вслед за ним солдат-разведчиков, – решил Борейко.

Вскоре Трофимов скрался из виду и тогда, вслед ему, отправились разведчики Лежнёв и Зуев с приказом издали наблюдать, что он будет делать.

Вызвав к себе Зайца, Борейко рассказал ему про захваченные сейфы.

– Покумекай, как их открыть. Быть может, там полно денег или секретных документов, что важнее всего. Вскрыть их необходимо. Ты не знаешь, как это сделать, Зайчик? – спросил Борейко.

– Дозвольте мне съездить в город. Может, я что-либо узнаю. Жил тут известный медвежатник. Если он здесь, всё будет в полном порядке.

– Вали в город, да поживее. Садись верхом и скачи, чтобы к вечеру был здесь. Как твоего взломщика зовут? Надо же тебе дать в руки бумагу, что ты отправлен по служебному делу, скажешь, потеряли ключ от батарейного денежного ящика и ты везешь слесаря для его починки, – наставлял Зайца штабс-капитан.

– Не извольте беспокоиться, всё будет в полном аккурате, вашбродь. – И Заяц, откозыряв, ушёл.

Тем временем Трофимов со своей командой добрался до брошенного австрийцами обоза.

Трофимову повезло. Во дворе одной из деревень он обнаружил брошенный обоз штаба дивизии или корпуса. В повозке были аккуратно уложены вещи офицерской столовой, много хорошей посуды и серебра – кубки, ножи, вилки, ложки и различные художественной работы рюмки и стопки.

Трофимов приказал тщательно упаковать всё это и усиленно охранять в пути следования к батарее. В других повозках оказался фураж, мешки галет и консервы. Всё это было отправлено под охраной в батарею. Уже стемнело. Трофимов подъехал к телеге, нагруженной ценностями и приказал ей свернуть в ближайший лес. Сидевший на повозке Лежнёв и солдат Михайленко насторожились:

– Вашбродь, страшновато через лес-то. Дюже много дорогих вещей. Сподручней было бы со всеми вместе.

– Поразговаривай у меня, скотина! – закричал поручик, выхватывая пистолет. – Я тебе говорю!

На крик Трофимова подъехал находившийся неподалёку Зуев и передал приказ Борейко направлять все повозки прямо на батарею.

– Это не каасется фурманки, она поедет через лес, – не согласился Трофимов.

– Все, без исключения, повозки, вашбродие! – настойчиво проговорил Зуев. Эта повозка тоже будет направлена на батарею.

– Она поедет туда, куда я прикажу! – взбеленился Трофимов.

– Она отправится на батарею, вашбродие. Я имею такой приказ от командира и его выполню. – И Зуев, взяв лошадей под уздцы, повёл повозку с ценностями к обозу.

Поручик вскинул наган, но в тот же момент Зуев, Лежнёв и Михайленко направили на него свои карабины. Трофимов понял, что его приказание выполнено не будет и, грубо выругавшись, поскакал на батарею.

Борейко сидел в своей палатке вместе со Звонарёвым, обсуждая, где и как наиболее быстро и хорошо можно отремонтировать повреждённые в бою орудия, когда Трофимов влетел а палатку и возмущённо проговорил:

– Я не могу допустить такого безобразия, когда отменяются мои распоряжения!

– Вы это, поручик, с кем разговариваете подобным образом? – холодно и строго справился сразу насупившийся Борейко.

– Надо думать, что с Вами, поскольку никто, кроме Вас, не имеет права в батарее отменять мои приказы, – резко ответил Трофимов.

– В таком случае потрудитесь встать в положение «смирно» – приложить руку к козырьку и почтительно, как и подобает подчинённому, доложить мне Ваши соображения и замечания. За распущенность и недопустимую грубость в обращении со мной я объявляю Вам, поручик Трофимов, строгий выговор. Стать смирно! – рявкнул Борейко.

Трофимов, подобравшись, вытянулся перед ним.

– Доложите, что произошло! – кратко приказал Борейко.

Трофимов, путаясь от волнения, изложил свои претензии.

– Солдаты строго руководствовались моими распоряжениями. За это я объявлю им благодарность.

– Они осмелились грозить мне оружием! – возмущённо проговорил поручик.

– Они строго исполняли мои указания. Я приказал им доставить все повозки сюда, что они и выполнили. А Вас за то, что Вы позволили себе не сразу подчиниться моему приказанию, я завтра же передам в руки военно-полевого суда. Ваше оружие, поручик, – протянул руку Борейко.

Трофимов отстегнул шашку и протянул её штабс-капитану.

– Наган, – приказал Борейко.

Трофимов вынул было наган из кобуры.

– Вместе с ней, – приказал Борейко.

– Вы не имеете права обезоруживать меня на передовой! В двух шагах неприятель. В любую минуту австрийцы могут нагрянуть сюда и мне нечем будет защищаться, – возмущённо проговорил Трофимов.

– Как-нибудь защитим Вас, – насмешливо проговорил Борейко. – Это всё Ваше оружие или что-либо ещё у Вас имеется?

Звонарёв заметил в заднем кармане брюк поручика браунинг и передал его Борейко.

– Есть ли у Вас ещё оружие? – справился штабс-капитан.

– Даю слово офицера, больше ничего нет! – заверил Трофимов, но Звонарёв обнаружил ещё пистолет в одном из боковых карманов брюк.

– Я совсем забыл про него, – пролепетал Трофимов.

– О честном слове офицера тоже, верно, забыли? – усмехнулся Борейко.

– Если бы мы были не на войне, то я вызвал бы Вас к барьеру!

– Отправляйтесь под арест, поручик. Зуев, выставишь двух часовых. Одного к двери, а другого к окну и не спускать глаз с их благородия, распорядился Борейко.

В повозке, отобранной у Трофимова, оказалось два больших несессера с богатейшим набором столового серебра. По выгравированным на нём вензелям и надписям удалось установить, что все эти вещи принадлежали командующему одной из австрийских армий генералу Бем-Ермоли. Он был богатым магнатом австрийской империи и так привык к комфорту, что даже на войне считал невозможным лишиться столового серебра.

Тут же были найдены надувная резиновая ванна и различные интимные подробности ночного туалета. Всё это вызвало весёлые замечания со стороны солдат, помогавших распаковывать несессеры и другие предметы, обнаруженные в телеге.

Все ценности были сданы под охрану часового у денежного ящика.

Едва развязались с этим, как появился Заяц в сопровождении пожилого, седовласого, весьма почтенного господина, одетого в пиджачную пару и мягкую летнюю шляпу.

Это и оказался «известный специалист по взлому денежных касс и сейфов», как его отрекомендовал Заяц. Внесли стальные сейфы и взломщик начал их тщательно осматривать со всех сторон.

– Восемнадцать сейфов в моей жизни я взял. Правда, последний уже лет пять назад. Только старая дружба с Ильёй Львовичем, – кивнул взломщик на Зайца, – и заставила меня взяться за это дело.

Внимательно осмотрев сейф, взломщик нашёл на нём фабричный знак венгерского завода и стал подбирать ключи. У него оказался целый альбом различных ключей от несгораемых шкафов, сейфов и денежных касс. Однако все его старания оказались безуспешны. Тогда Блохин подошёл к сейфу и постучал молотком по замку. К изумлению всех, замок громко звякнул и дверь легко отворилась.

Все кинулись разглядывать, что в нём находится. Как и ожидали, сейф был забит пачками бумажных австрийских денег различного достоинства, начиная от самого мелкого до банковских билетов тысячешилинговой ценности с портретом какой-то императрицы или королевы. Затем в руки попалась пачка совершенно новых русских денег сторублёвого достоинства с портретом Екатерины II. Таких пачек оказалось всего несколько, на сумму около ста тысяч рублей.

– Перепиши, Серёжа, все деньги, укажи, какие на них буквы и номера и завтра сам свезешь в полевое казначейство и сдашь под расписку.

Второй сейф оказался наполненным различными деловыми бумагами и их решено было доставить в ближайший войсковой штаб.

Было за полночь, когда наконец в батарее улеглись спать. Борейко ночью несколько раз вставал и лично проверял, как несут караул часовые и дневальные. Трофимов громко храпел у себя в комнате.

На общем совете было решено захваченное столовое серебро не сдавать в полевое казначейство, а отправить прямо в Питер.

– Все деньги, как русские, так и австрийские, мы сдадим в полевое казначейство, – распорядился Борейко.

– Значит, казначейские чиновники хорошо поживятся. Русские-то деньги они украсть не посмеют. За это в военное время полагается расстрел на месте, а австрийские, конечно, всё украдут, – заметил Звонарёв.

Звонарёв с Зайцем и арестованным Трофимовым направился в Люблин вместе с повреждённой пушкой, а батарея, согласно полученному приказу, двинулась вперёд. Ей предстояло за день пройти около тридцати километров по бездорожью.

Штаб 2-й гвардейской пехотной дивизии, куда сдали Трофимова, направил поручика с маршевой ротой на передовую.

Совершенно убитый таким оборотом дела Трофимов бросился в ближайший госпиталь. Но и там поручику не повезло. Врачи нашли его здоровым и, улыбаясь, сообщили об этом. Ничего не поделаешь – пришлось Трофимову вместе с маршевой ротой идти на передний край.

Сбитые с укреплённых позиций австрийцы быстро отходили на запад, где на линии реки Сан у них был подготовлен укреплённый заранее рубеж.

Следуя по пятам противника, русские настигли австрийцев у самой укреплённой полосы и теперь пытались с ходу захватить её, но потерпели неудачу и, остановившись, стали подтягивать войска и артиллерию.

Свою батарею Звонарёв нашёл ещё стоящей в резерве. Вместе с прапорщиком прибыла уже исправленная пушка.

Тяжёлой батарее было поручено разрушить основной узел австрийской обороны. На небольшой горушке находился дот из железобетона и толстых бревён, имевший многослойную огневую оборону и окружённый несколькими рядами проволочных ограждений, делавших дот труднодоступным для атаки пехоты. Необходимо было его основательно разрушить. Без этого продвижение было невозможно. Поэтому Борейко особенно тщательно выбирал огневую позицию для батареи. Местность была ровная и приходилось ставить пушки за перелесками. Вася Зуев предложил расположить батарею на лесной полянке и пушки тщательно замаскировать ветвями. Прикинув положение батареи по карте, Борейко согласился.

С темнотой батарея начала занимать боевую позицию. Солдаты окапывались, рыли ровики для номеров.

В той же роще, где расположилась тяжёлая батарея, находился штаб Гренадёрского полка. Его командир, рослый краснолицый полковник, решительно запротестовал против такого соседства и потребовал перемещения батареи в другое место. На все разумные доводы Борейко полковник отвечал только криком. Чувствуя, как в нём закипает злость и опасаясь сорваться, Борейко поспешил покинуть полковника.

В это время подошла маршевая рота пополнения, которую привёл Трофимов. Увидев его, полковник справился, как Трофимов, артиллерист, попал в пехоту. Узнав причину, очень обрадовался и сразу зачислил его в штаб полка.

– Примите под свою команду тяжёлую батарею. Её командир очень несговорчив и не хочет считаться с моими указаниями, – пожаловался полковник Трофимову.

– Я сам из этой батареи, господин полковник, и отлично знаю её командира. Мало дисциплинирован, дерзок с начальством и груб с подчинёнными, – охарактеризовал Борейко Трофимов.

– Тем лучше! Я смеще его с командования, а назначу Вас командиром батареи, – решил полковник.

– Разрешите доложить, господин полковник, – вмешался в разговор адъютант полка, – нашему полку придётся атаковать основной узел вражеского сопротивления в этом районе, а без помощи тяжёлой батареи мы не сможем его разрушить.

Полковник заколебался. Появление Зуева с пакетом от Борейко отвлекло его внимание от этих переговоров. Адъютант с полковником принялись рассматривать схему и переносить на свои карты те пункты, которые должна была обстрелять тяжёлая батарея.

О Трофимове забыли.

Воспользовавшись этим, поручик отошёл от Зуева и полковника подальше.

«Зачем лезть на рожон? – рассуждал он. – Помирать одинаково плохо что в пехоте, что в артиллерии. А тут, по всему видно, такое начнётся, что и костей не соберёшь. Нет, надо подобру-поздорову убраться подальше. Живём-то один раз…».

К вечеру Трофимов добрался до Люблина, на ночь устроился на одном из пунктов Красного Креста, а с утра направился в тыловой госпиталь. «Авось на этот раз повезёт», – подумал он. Но военный врач, осмотрев Трофимова, холодно проговорил:

– Вот что, милостивый государь, пеняйте на себя. По закону военного времени я обязан Вас задержать и передать куда следует. Вы покинули передовую, удрали в тыл. У Вас одна болезнь – ярко выраженная симуляция. А это попахивает дезертирством.

И военврач немедленно сообщил о дезертирстве поручика Трофимова в штаб 2-й гвардейской дивизии генералу фон Нотбеку. Оказалось, что в штабе было получено донесение командира гренадёр об исчезновении прикомандированного к полку поручика Трофимова. Бледный, насмерть перепуганный, он предстал перед генералом.

Задав поручику два или три вопроса, Нотбек тут же распорядился предать его военно-полевому суду по обвинению в дезертирстве. Суд собрался немедленно и вынес приговор: за дезертирство из части в виду неприятеля разжаловать Трофимова в солдаты и расстрелять.

Принимая во внимание первую судимость, генерал смягчил приговор, отправив его рядовым в свой полк с маршевой ротой. Командиру роты были даны специальные указания. Трофимова переодели в солдатскую форму Гренадёрского полка и поставили в общий строй.

Маршевая рота прибыла на место уже затемно. Ночью Трофимова направили на пополнение одной из рот полка, которая с утра должна была атаковать австрийскую позицию.

Едва рассвело, как Борейко открыл огонь по укреплённой горушке. Стояло ясное прохладное утро, солнце светило в спину русским и в глаза немцам. Это очень облегчало пристрелку. Отправив Зуева в пехотные окопы для наблюдения, Борейко после первых выстрелов справился, как ложатся снаряды.

– Кучно, как раз туда, куда надо! – не замедлил доложить Вася.

Один за другим грохотали страшные разрывы тяжёлых снарядов и к небу вздымались высокие чёрные столбы дыма и пыли.

Вскоре Борейко заметил, что с обстреливаемой им горушки по ходам сообщений бегут солдаты.

Солнце поднималось всё выше, изрядно припекая землю. Русская пехота постепенно накапливалась на переднем крае обороны. Чувствовалось, что приближается момент атаки. В воздухе, блистая серебряными крыльями, проносились вражеские самолёты.

Сначала тихо, затем все громче и увереннее, переливаясь из окопа в окоп, нёсся крик:

– Ура-а-а!

Это были цепи русских солдат, которые, как волны, перекатывались через бруствер и со штыками наперевес стремительно приближались к австрийским окопам. Ещё немного, ещё последний бросок и уже никакая сила не сможет сдержать эту лавину.

В этот момент ударили уцелевшие австрийские пулемёты и батареи. Они били фланговым огнём, скашивая шеренги русских солдат. Пехота залегла. Атака могла захлебнуться.

– Огонь! Скорее огонь! – бледный, с перекошенным от бешенства ртом, кричал Борейко в телефон.

Когда замолчали пулемёты австрийцев, русская пехота вновь поднялась и с яростью ворвалась в окопы пртивника. Заметив это, Борейко открыл огонь по тем местам, где он обнаружил пулемётные гнёзда. В несколько секунд огневые точки были уничтожены.