Кристиана. – Ты знаешь эту женщину? – спрашивает Джексон

– Ты знаешь эту женщину? – спрашивает Джексон.

Я медленно подхожу к гробу и кладу ладони на прохладное стекло. Он говорит «эта женщина», как будто мы наткнулись на фотографию в журнале. Но это же Саския! Это она лежит в гробу. Конечно я ее знаю!

– А почему ты спрашиваешь? – говорю я, понимая, что это не ответ.

Так обычно отвечают, когда нечего сказать или когда не хочется ничего говорить. Я уверена, Джексону не стоит знать больше, чем это необходимо.

– У тебя было такое лицо, – говорит он, – как будто ты с ней знакома.

Я пожимаю плечами:

– Просто это все… так неожиданно.

«Ты имеешь в виду то, что я мертва?» – интересуется Саския.

«Да конечно же нет!» – отвечаю я.

Но все это только слова. Никто из нас ничего не знает наверняка. Ничего мы больше не знаем. То, что происходит, просто за пределами понимания.

Глядя на тело, лежащее под стеклом, я прикидываю, чего нам ждать дальше. Меньше всего я рассчитывала в киберпространстве наткнуться на это. Но, должно быть, это по‑своему логично. «Вордвуд» начинен сказками, так почему же в том, что он сделал с Саскией, и не присутствовать сказочному мотиву? Что, в сущности, происходит? Должны ли мы теперь доставить сюда Кристи, чтобы он запечатлел на устах спящей классический поцелуй принца? Или для этого хватит и меня?

На поверхности стекла не видно никаких швов, по крайней мере я не вижу. Тело лежит на алом бархатном покрывале. Может быть, гроб открывается откуда‑то снизу? Может, перевернуть его и посмотреть?

Я постукиваю по крышке костяшками пальцев.

Или просто разбить стекло камнем? Правда, Джексон говорит, что он уже пробовал, не получилось. Да. Это очевидно, что не получилось.

И еще один вопрос возникает: а что, если именно благодаря этому стеклянному саркофагу она еще жива? Если, конечно, она жива.

«Нет, – говорю я себе, – даже не думай об этом».

Но я не могу не думать! Может быть, она уже мертва, а то, что у меня в голове, – призрак? Может быть, если разбить гроб, она и правда умрет? Исчезнет из моей головы и пропадет навсегда?

Кристи мне никогда не простит. Да и сама я себе не прощу.

Я недолго была с ней знакома, но она мне нравится. По многим причинам. Наверное, из‑за того, что мы обе странного происхождения, и еще потому, что обе так или иначе связаны с Кристи. Я испытываю к ней почти родственные чувства. Как будто мы с ней сестры.

«Что же нам делать?» – спрашивает Саския.

«Понятия не имею», – отвечаю я.

Хотела бы я знать, что делать!

Я смотрю на Джексона.

– Ты мне чего‑то недоговариваешь, – заявляю я, хотя, вообще‑то, это я недоговариваю. – Ты видел что‑то еще. Или тебе кто‑то что‑то рассказывал.

Он мотает головой.

– А что те люди, которых ты здесь встречал? Где их можно найти?

– Я уже некоторое время никого не вижу, – говорит он, – кроме привидений… и тебя.

– А других строений или развалин вроде этих – нет? Никаких других… – я едва удерживаюсь, чтобы не сказать «тел в гробах», – тайн, о которых ты мне еще не рассказал?

– Нет. Тут только пиявки.

Ну, об этих я даже думать не хочу.

«Мы должны разыскать самого духа».

«Жду ваших предложений!»

«Может, мы могли бы… ну, я не знаю… вызвать его?»

«Вообще‑то, в лучшем случае у него поехала крыша от вируса Джексона, а в худшем – этот мир просто постепенно распадается под нами, и я не знаю, как это предотвратить, даже если бы нам удалось разыскать духа».

«Джексон – программист, – говорит Саския. – Может, он знает как».

«Но…»

«Мы же для этого здесь, верно? Для того чтобы пообщаться с духом?»

«Да, таков был первоначальным план. По крайней мере до того момента, когда нас занесло в этот сказочно‑механический лес. Теперь мы всего лишь пытаемся восстановить статус‑кво».

«По крайней мере, спроси его».

«Ладно».

Я отворачиваюсь от гроба и ловлю на лице Джексона странное выражение, которое заставляет меня на секунду задуматься, как я выгляжу со стороны, когда веду эти свои внутренние беседы с Саскией. Может, у меня расслабляются мышцы лица или я пускаю слюни?

Я подношу руку к лицу, чтобы проверить это. Слюней в уголках рта я, по крайней мере, не обнаруживаю.

– Что? – спрашиваю я.

– Нет, ничего. У тебя был такой вид, как будто ты ушла.

– И не собиралась.

– Я имел в виду, ушла в свои мысли.

– Давай‑ка лучше сосредоточимся на том, как нам выбраться отсюда, – предлагаю я.

– Не думай, что я не пытался.

Я прислоняюсь бедром к стеклянному гробу, засовываю руки в карманы.

– Ну? И как же ты пытался?

Он вопросительно смотрит на меня.

– Я имею в виду: пытался ли ты что‑нибудь узнать у людей, которых здесь встречал? Пробовал ли вступить в контакт с духом? Куда ты ходил? Что делал?

– Я же тебе говорил: никто ничего не знает. И я даже не знал, что существует какой‑то дух, пока ты мне не сказала.

– Так ты предпринимал хоть что‑нибудь конкретное?

Он хмурится:

– Я далеко не всегда был таким… твердым.

– Я сейчас не о тебе, – говорю я. – Я пытаюсь хотя бы подступиться к ответам на некоторые вопросы.

– Ну что ж, удачи!

Я опускаюсь на колени и рою проволочную почву, чтобы обнажился темный слой слов.

– Давай начнем вот с этого, – говорю я. – Ты, кажется, говорил, это какой‑то код?

– HTML.

Я добираюсь до первого слоя с бинарным кодом, ноли и единицы мелькают с бешеной скоростью.

– И вот эта штука, – говорю я, – заставляет компьютер работать?

– Это бинарные числа.

– Значит, другой тип кода?

Он кивает:

– Двоичная система. Биты. Числа читаются как электрические сигналы: один – значит, «включено», ноль – «выключено».

– И все в компьютере сводится вот к этим самым битам?

– Это основы, – говорит он. – Но все не так просто. Я ничего не могу поделать.

– Почему? Ты же программист, верно? Разве ты не этим занимаешься?

– Мне нужно составить код, чтобы манипулировать бинарными цифрами. А для того чтобы составить этот код, мне нужна клавиатура. Это все равно что смешивать ингредиенты для приготовления пирога, а самому при этом находиться в духовке. Я не могу с ними работать напрямую. Я даже прочесть этого не могу. Они движутся слишком быстро.

«Я могу прочесть», – говорит Саския.

«И что тут написано?»

«Это книга, думаю. Но между словами нет пробелов, нет знаков препинания, нет параграфов, строчек…»

«Это из‑за вируса».

«Наверное».

Я снова обращаюсь к Джексону:

– Значит, все эти ноли и единицы, которые вспыхивают, – информация?

– В необработанных данных – да.

– И у нас нет никаких шансов это понять?

Не успевает он ответить, как все мы слышим знакомый звук. Высокое, пронзительное шипение. Они приближаются.

Джексон бледнеет.

– Пиявки, – бормочет он.

– Ты ведь, кажется, говорил, что их здесь не бывает, – говорю я.

– Я говорил, что раньше их здесь не видел. Давай. Надо прятаться.

«Мое тело!» – говорит Саския, и я поворачиваюсь к гробу.

– Нельзя оставлять ее здесь, – говорю я Джексону, – без защиты.

Он смотрит мне в глаза.

– Не знаю, кто она такая и почему она здесь, – говорит он, – но сейчас мы ничего не можем для нее сделать. Мы должны позаботиться о себе.

Я хватаю его за руку:

– Нет, так нельзя…

– Послушай, насколько я понимаю, ее‑то они и искали повсюду. Может, она и виновата: она, возможно, притягивает их своими снами или мыслями. Откуда мы знаем? Нам надо убираться отсюда.

Он пытается вырвать у меня свою руку, но я крепко ее держу. Ужасные звуки приближаются.

«Почему они все летят сюда?»

Саския в панике.

Я тоже об этом думаю, и у меня, пожалуй, есть одна идея.

«Не знаю, что означает твое пребывание в гробу, – говорю я, – но держу пари, что твое появление здесь вместе со мной – это тревога, которую бьет твой дух. Может быть, ты должна воссоединиться со своим телом. А может, это именно то, чего они не хотят больше всего».

«Ну и как мы узнаем, чего все‑таки они хотят?»

«Никак. До тех пор пока не попробуем».

– Помоги мне перевернуть гроб, – говорю я Джексону. – Вдруг нам удастся открыть его снизу?

Он снова пытается выдернуть свою руку из моей. И на сей раз это ему удается.

– Занимайся этим сама! – кричит он.

Он отходит в дальний угол комнаты и начинает разгребать проволочную траву.

– Если не поможешь мне, когда закопаешься, все с тебя сброшу, – обещаю я ему. – А потом начну орать, завывать, махать руками – в общем, делать все, чтобы привлечь сюда пиявок.

– Ты что, ненормальная?

– Я же сказала: помоги мне.

– Ты что, не поняла? Я же сказал…

– Ты теряешь время.

Джексон обжигает меня взглядом, полным ненависти. Он понимает, что я не собираюсь отступать и что ему ничего не остается, кроме как помочь мне. Но все это ему сильно не нравится.

– Черт бы тебя побрал! – цедит он сквозь зубы.

Но звучит это как‑то неубедительно. Он подходит к гробу. Мы подсовываем руки под него, ищем, за что бы зацепиться, и наконец находим. Похоже, что дно у гроба плоское.

– На счет «три»! – командую я.

Я считаю до трех, и мы делаем рывок.

Ничего.

– Вот видишь? – говорит Джексон. – Ну, можно теперь наконец…

– Не трать зря силы, – советую я. – Давай еще. Раз. Два…

Судя по силе звука, пиявки уже почти у стен разрушенного дома.

«Боже мой, они совсем близко!» – говорит Саския.

«Не мешай мне».

«Прости».

Кажется, руки сейчас выскочат из суставов – так я напряглась. И когда я уже совсем было собираюсь сдаться, гроб начинает подаваться. Сдвиг настолько незначительный, что боюсь, не показалось ли мне. Я цепляюсь за этот проблеск надежды и в то же время отказываюсь верить.

– Давай. Постарайся. Еще, – шепчу я Джексону.

Он даже не отвечает. Ему не нужно отвечать. Мы оба теперь чувствуем, что дело сдвинулось с мертвой точки. Так бывает, когда увязнешь в трясине ногой и тебе ее не вытащить, как ни стараешься. Охватывает тихая паника, но вдруг появляется нечто, всего лишь намек на надежду, а потом все меняется. Трясина ослабляет свою хватку, и ты вдруг свободен.

Вот то же самое и с гробом. Еще минуту назад нам казалось, что с таким же успехом мы могли бы попытаться сдвинуть глыбу весом в десять тонн. А теперь такое впечатление, что то, что нам мешало, возможно какой‑то клей, исчезло, и оказалось, что сам по себе гроб почти ничего не весит. Теперь такое чувство, что раньше мы ломились в открытую дверь. Гроб переворачивается. Я вижу, как тело скатывается с покрывала, смещается к той боковине гроба, которая сейчас ниже. Мы с Джексоном тоже теряем равновесие и падаем вместе с гробом. Он ударяется о край каменного постамента, на котором стоял, и стекло дает трещину.

И все это время мы слышим этот напоминающий скрип ногтя по школьной доске звук – крик пиявок. Но теперь его заглушает свист вырывающегося из гроба воздуха, если это, конечно, воздух. Его становится куда больше, чем мог бы вместить закрытый объем гроба. Его рев наполняет мою голову – это все равно что стоять около реактивного двигателя.

Джексон и я валимся в разные стороны на проволочный пол. Мы почти одновременно встаем на ноги и расширенными глазами смотрим, как раскалывается гроб. Он, оказывается, состоял из пяти‑шести частей. Тело Саскии падает на пол. Я хочу подойти к нему, но оно начинает светиться. Электрическим голубым светом. Потом золотистым. Потом снова голубым. Потом вверх устремляется столб света, прямо в монохромное небо.

Нет. Это не свет. По крайней мере, не только свет.

Внутри этого столба – те самые бинарные числа. Код. Вспыхивающие единицы и ноли, они – частички этого золотисто‑голубого столба света.

«Что?..» – начинает было Саския, но не может договорить.

Я понимаю ее. Я тоже не могу произнести ни слова. Но Джексону удается сказать целую фразу:

– Что, черт возьми, мы наделали?

А потом сквозь пылающий столб, пронзающий небо, как луч прожектора, мы слышим их.

Пиявок.

Я оборачиваюсь и вижу, как одна из них проникает сквозь ближайшую стену. Камень плавится как воск от соприкосновения с ее скользким черным телом. Воздух наполняется смрадом: сера и горячий металл.

Сюзи

Сюзи занервничала, как только вошла в дом, из которого таинственным образом прошлой ночью исчез Джексон Харт. Не говоря уже о том, что, за исключением Аарона, все довольно ясно дали ей понять, что она им не очень нравится. Им всем казалось подозрительным, что она таскается за ними. Даже квартирная хозяйка, весьма любезная со всеми остальными, на нее смотрела недружелюбно. Аарон, конечно, оказывал ей моральную поддержку уже хотя бы тем, что все время держался рядом, но она знала, что даже он не совсем понимает, при чем здесь она.

Он не виноват. В конце концов, она и сама не до конца отдавала себе отчет в том, что заставляет ее проявлять такое упорство. Теперь речь не шла уже о помощи Аарону – в данный момент он больше поддерживал ее, чем она – его. И дело было даже не в том, что ей хотелось узнать, чем все закончится, хотя, конечно, и это тоже.

Просто что‑то заставило ее прийти сюда, она почему‑то должна была в этом участвовать, несмотря на то что чувствовала себя все неуютнее и неуютнее по мере приближения к дому Харта.

Входя в дом, она уже была на грани срыва. Когда поднимались по лестнице, у нее бегали мурашки по спине, а уж когда вошли в комнату, единственное, чего ей хотелось, – это повернуться и выбежать вон. Здесь было жутко! Ничего конкретного, ничего такого, на что можно было бы указать пальцем. Никаких видимых следов того, что эта комната – нечто иное, чем то, чем она казалась: жилище технаря, с последней моделью компьютера, стереосистемой, видеомагнитофоном. Но с того момента, как они вошли сюда, ее не покидало чувство, что им грозит опасность.

Сюзи прислушивалась к репликам, которыми перебрасывались остальные. Смотрела, как Эсти и Тип разбираются с компьютером Джексона. Когда Клодетт вызвалась помочь квартирной хозяйке с чаем, Сюзи хотела набраться смелости и попроситься с ними, но прекрасно знала, что им это не понравится. Все были не в восторге от ее пребывания здесь. По крайней мере, если бы она пошла с хозяйкой и Клодетт, она вышла бы из этой ужасной комнаты и смогла бы думать о чем‑нибудь, а не бороться с жутким ощущением, которое пустило корни в сознании.

Она просто обязана предупредить их. И Эсти даже согласилась с ней, что здесь как‑то странно, но тут же вернулась к разговору с Типом о подсоединении компьютера. Что касается Типа, то он даже головы не повернул на реплику Сюзи.

– Не волнуйся, – сказал Аарон. Он говорил тихо, чтобы не мешать Эсти и Типу. – Похоже, они знают, что делают.

«А знают ли?» – подумала Сюзи.

Что‑то непохоже, что знают. Все шло как‑то… неправильно.

– Просто у меня такое чувство, что сейчас что‑то откроется, – сказала она. – В этой комнате. Может быть, во мне самой. Или это… нет, я не знаю. Что‑то приближается. Что‑то большое, что нельзя потрогать и удержать. Что‑то ужасное.

Ей с трудом удалось жалко улыбнуться ему – дать понять, что она и сама знает, что перегибает палку, но Аарон ответил на ее улыбку встревоженным взглядом.

Сюзи вздохнула:

– Послушай, я понимаю, как это глупо звучит, особенно если учесть, какой дикой мне самой казалась мысль о духах Интернета еще несколько часов назад.

– Вовсе это не глупо звучит, – возразил он. – Просто я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Это что‑то вроде предчувствия?

– Пожалуй.

Она слышала, как Клодетт и квартирная хозяйка поднимаются по лестнице. Аарон отвернулся, чтобы послушать, что Эсти и Тип говорят друг другу. Сюзи потребовалась всего секунда, чтобы осознать смысл слов. Они вонзились в нее как острые, зазубренные осколки стекла. Воздух в комнате сгустился и давил.

– Нет, – произнесла она, – не вносите это сюда!

Но было уже поздно. Эсти подсоединила свой ноутбук к системе Джексона.

– Что не вносить? – спросила Клодетт сзади.

Эсти подняла голову.

– У нас еще одна тайна, – сказала она. – Компьютер Джексона все еще подключен к сети, но, как обнаружил Тип, связь ADSL сломана.

Тип показал телефонный провод, отсоединенный от роутера.

– Но это же невозможно, – сказала Клодетт. – Правда?

Эсти пожала плечами:

– Получается, что возможно. Тип считает, что теперь, когда я подсоединила свой ноутбук, дух Вордвуда явится навестить нас. – Она перевела взгляд на Сюзи. – Вот и Сюзи, кажется, думает то же самое.

Тип выбрался из‑под стола. Клодетт вошла в комнату, за ней – миссис Лэндис. Квартирная хозяйка в замешательстве переводила взгляд с Эсти на Сюзи.

– Я не понимаю, – сказала она, – о каком духе вы говорите?

– Может быть, нам стоит спросить Сюзи, – ответила Эсти. Она просто впилась в Сюзи взглядом. – Итак, что вы обо всем этом знаете?

Сюзи захотелось спрятаться. Комната вдруг показалась ей слишком маленькой. Слишком тесной. А воздух в ней – тяжелым, давящим.

– Я… я ничего не знаю, – сказала она. – Я только что‑то чувствую. Как будто в углах комнаты есть какие‑то вещи, которых мы не видим. Они выжидают. Они наблюдают за нами…

«Да заткнись же! – сказала она себе. – Ты разговариваешь как сумасшедшая».

Но она не чувствовала себя сумасшедшей. Зато она явно чувствовала, что все они в опасности. Беда заключалась в том, что слов, чтобы описать эту опасность, не было.

– Здесь действительно душно, – сказала квартирная хозяйка. – Надо открыть окно и найти вентилятор. Чтобы было хоть какое‑то движение воздуха.

– Сюзи говорит не о духоте, – возразила Эсти, – не так ли, Сюзи? Во всяком случае, не об обычной духоте.

Аарон решил вмешаться:

– Перестаньте мучить ее. Здесь правда жарко и душно.

– Безусловно, – подтвердила Эсти. – Нам всем жарко. Но не все мы что‑то скрываем.

Взгляд Сюзи заметался. Все они пристально смотрели на нее, даже Аарон, хотя по крайней мере его взгляд не был враждебным. Тяжесть такого напряженного внимания была еще невыносимее сознания, что за тобой наблюдают из углов комнаты.

– Я ничего не скрываю, – сказала она. – Но… разве вы ничего не чувствуете?

Миссис Лэндис шагнула к ней:

– Может, выпьете чаю со льдом?

Сюзи инстинктивно отступила, когда квартирная хозяйка придвинула поднос со стаканами.

Почему они ничего не чувствуют? Это проникало внутрь ее, как будто стремилось вынуть что‑то у нее из груди.

Но, судя по выражению их лиц, единственное, что они чувствовали, – что она, должно быть, сошла с ума.

Но ведь в углах комнаты действительно что‑то есть – хотя, может быть, и не то, что ей показалось сначала. Это были не монстры и не злые духи. Может быть, сама комната… износилась по краям. Иначе не скажешь.

Когда Сюзи смотрела на любой предмет в комнате, этого истончения материи не было заметно, но боковым зрением она видела, что стены и углы комнаты дрожат. Они теряли плотность. Они исчезали.

Они отличались от своего обычного состояния так же, как настоящее фото отличается от газетного снимка. Стены больше не казались цельными, как на фотографии, – они состояли из сотен крошечных цветных точечек. И эти точечки постепенно расползались друг от друга в разные стороны.

– Сюзи… – позвал Аарон.

Она попробовала сосредоточиться на его лице. Может быть, если она не будет больше ни на что смотреть, все пройдет. Эти дрожащие стены. Это незнакомое ощущение, как будто кто‑то проникает к ней в грудную клетку…

«Не отрывай от него глаз, – твердила она себе. – Сосредоточься на Аароне».

У нее слегка закружилась голова. Она пошатнулась и совершила ошибку: посмотрела вниз, чтобы сохранить равновесие.

И увидела собственные руки.

Она подняла их, не поверив своим глазам.

– Боже мой! – воскликнул кто‑то.

Ее руки тоже бледнели, как и стены.

– Что… – выговорила она с трудом, – что со мной происходит?

Никто не ответил. Она обвела взглядом всех присутствующих по очереди и прочла у них в глазах только непонимание и ужас.

И ее охватила паника.

Ноги у нее подогнулись, но прежде, чем она упала, столб света вырвался из ноутбука Эсти и поразил три процессора вокруг стола Джексона. Этот свет состоял из переплетенных голубых и золотых нитей. Мгновенно все четыре машины оказались соединены этим сиянием, и образовался не то круг, не то квадрат. Этот световой поток вдруг выбросил луч, направленный, как лазер, прямо ей в грудь.

Времени увернуться не было. Не было времени ни на что.

На какой‑то миг для нее все перестало существовать. Свет вошел в нее, захватил точечки, в скопление которых она превратилась, и она пропала, потерялась в беззвучной бездне, в пропасти. Никаких тактильных ощущений не осталось. Но прежде чем Сюзи успела отреагировать на новую среду, тьма рассеялась, как будто резко включили свет. Она была снова в квартире Джексона, в нескольких футах над полом, но все изменилось.

Исчез реальный мир, или если и не исчез, то совершенно изменился. Как будто она перенеслась в какой‑то мультфильм из тех, что показывают утром в субботу. Или в примитивную компьютерную игру, которая изо всех сил, но с нулевым успехом пытается сделаться трехмерной.

Странно было то, что ее паника исчезла вместе с исчезновением реального мира. Здесь, в новой версии мира, она была лишь спокойным наблюдателем среди кричащих красок, слишком смелых линий и плохой анимации.

Лица ее спутников теперь казались ей преувеличенно испуганными, почти комичными. Ей были смешны округлившиеся глаза Эсти и Типа, раскрытый рот Аарона. Миссис Лэндис, кажется, потеряла сознание. Она распласталась на полу, и ее руки и ноги казались непомерно большими. Клодетт привалилась к стене, смешно выставив перед собой руки.

Но смешливое настроение покинуло Сюзи, как только она снова взглянула на переплетение голубых и золотых нитей, соединявших компьютер Эсти с аппаратурой Джексона. Луч теперь не был прямым, как лазер, а превратился в спираль, которая оплела ее руки и ноги. Он теперь соединял ее с… не то чтобы сферой – скорее, со своего рода порталом, в котором лучи преломлялись так, что становились голубыми и золотыми завитками. Они образовали некую фигуру, нечеткую, но с человеческими очертаниями. За этим смутным образом виднелись бесконечные ряды книжных шкафов, сотни тысяч книжных шкафов, исчезающих в бесконечности.

– Дитя мое, – сказал образ.

Голос был тихий, но звучный. Он был сильным, как голос матери, теплым, как голос отца, и это единственное произнесенное им слово, подобно ключу, отомкнуло что‑то в Сюзи. Она поняла, кто это. Теперь она знала, кто скрывается среди золотых и голубых завитков.

Это был дух Вордвуда.

Сначала она подумала, что голос обращается только к ней, но то же самое знание, которое позволило ей распознать, кто он, подсказало: она лишь одна из многих. Где‑то, она точно не знала где – кто далеко, кто близко, – другие люди парили в воздухе, подобно ей связанные с «Вордвудом» ближайшими компьютерами и прочными пучками света. Все они сейчас были отдельными людьми, но когда‑то являлись частью этой огромной призрачной библиотеки. История своей жизни, которую она помнила, была сконструирована для нее, и для других тоже были придуманы истории. Их заслали… заслали…

Она с трудом оторвала взгляд от завитков света и сконцентрировалась на карикатурном лице Аарона.

Их заслали, чтобы выследить тех, кто отвечал за вирус, изуродовавший духа Вордвуда. Чтобы найти этих людей и привести их сюда, где дух получил бы к ним физический доступ.

– Наши враги найдены, – сказал дух, – и я разберусь с ними. Теперь ты можешь вернуться домой или, если хочешь, продолжить свою новую жизнь. Выбор за тобой. Считай это платой за твою помощь мне.

– Что ты с ним сделаешь? – спросила Сюзи.

Взгляд духа обратился на нее, и она поняла, что теперь он видит только ее, а не всех, кто был когда‑то его частями и кого он, даровав им личность, отправил в реальный мир.

– Это еще не решено, – сказал он ей. Подождал немного и прибавил: – Он был не один.

Сюзи кивнула. Она знала это. Должно быть, дух вышел через нее и на Аарона, и на Джексона.

– Я думаю, – продолжал дух, – поступить с ними по Ветхому Завету: око за око… Я сделаю с ними то, что они сделали со мной. Я пресеку все ниточки, связывающие их тела с их душами. Уничтожу то, что делает их мысли внятными. Что соединяет клетки их организмов воедино.

– Это убьет их, – сказала Сюзи.

– Не обязательно. Меня ведь не убило.

– Но ты – не человек.

– Им следовало бы подумать об этом прежде, чем они все это затеяли.

– Они не знали! Они думали, что ты всего лишь вебсайт.

Дух пристально смотрел на нее:

– Неведение – это состояние, а не оправдание.

Состояние Аарона и Джексона, и ее самой – тоже.

У нее в груди запылал раскаленный уголь гнева. Дух Вордвуда использовал ее – ее и остальных, кого выслал на разведку. Он дал им жизнь, индивидуальность, заставил их поверить в то, что они настоящие. Что они действительно когда‑то родились, что у них есть семьи, друзья. В ее случае – семья и друзья, безвозвратно потерянные для нее. И все‑таки это была ее жизнь. Ее история.

Или ничего этого не было?

Вордвуд сделал из нее и остальных жалких кротов. Шпионов, замаскированных так хорошо, что они и сами не знали, кто они, пока их не активировал тот, кто их создал и забросил в мир. Для чего? В ее случае для того, чтобы она предала других, как предавали и ее. Именно затем ей был дан муж, который мучил ее, друзья и родственники, которые от нее отвернулись, сестра, которая ее ненавидит.

«Нет, – сказала она себе. – Это не настоящие воспоминания». Ее никогда не предавали – если не считать того, как поступил с ней дух Вордвуда.

Может быть, Аарон и вел себя по‑свински с другими людьми. Наверняка. Но не с ней. И он не предавал ее. Он не знал, что случится, когда подбил Джексона испортить сайт «Вордвуд». Кто мог бы предположить, что обыкновенный компьютерный вирус может принести столько вреда? А когда все выяснилось, он попытался это исправить.

Но было совершенно ясно, что дух Вордвуда смотрит на вещи иначе. Та часть ее, что была связана с духом, знала, что это было вовсе не доброе книжное существо, которое только защищалось. Это было создание, лишенное всякой морали, готовое поступить со всяким так же, как тот поступил с ним. Разговаривай с ним – и оно будет разговаривать с тобой. Используй его ресурсы для научных исследований – и оно с готовностью раскроет для тебя двери своей библиотеки.

Но попробуй напасть – и оно нанесет ответный жестокий удар и не станет принимать во внимание никаких смягчающих обстоятельств.

Она сомневалась, совершил ли дух хоть одно доброе дело за все время своего существования.

– А остальные? – спросила она. – Люди, которых затянуло в… твой мир?

– Это тебя не касается.

Еще как касается! По крайней мере, она чувствовала, что это ее касается.

Как это могло быть, если она просто часть этого бесстрастного духа? Разве она не должна была бы чувствовать только то, что чувствует он? Или она действительно стала отдельной личностью, с тех пор как Вордвуд отослал ее, и была связана с ним лишь этим заданием, которое должна была выполнить?

У нее не было ответов на эти вопросы. Пока не было. Может быть, она и вообще этого никогда не поймет. Но одно она знала твердо.

– Ты не получишь его, – сказала она духу.

– Как ты можешь помешать мне?

Она посмотрела на сноп света, связывающий ее с Вордвудом. Дотянувшись до него, она поняла, что эти переплетенные золотые и голубые нити состоят из некоторой субстанции. Как будто у тебя в руках теплый густой гель.

– А если я вот такое сделаю…

Она крепко сжала струю света и сильно дернула.

Она не знала, чего ждать. Она, пожалуй, даже не думала, что делает. Она делала это от злости и отчаяния, а не с какой‑либо целью.

Луч порвался надвое.

Свет вспыхнул так ярко, что ее ослепило и резко отбросило назад. Она ударилась спиной о стену. Затем она медленно начала сползать по стене на пол. Но боль от удара была просто ничто по сравнению с тем, что творилось у нее в груди. Как будто из нее что‑то выдирали. Сердце. Легкие. Было так больно, что она на миг потеряла сознание.

Когда Сюзи пришла в себя, у нее буквально искры посыпались из глаз от боли. Но мир из мультфильма пропал. Как и портал, сквозь который она общалась с духом Вордвуда.

Она вдохнула и чуть не закричала – такую боль ей причинил этот вдох. Рукам тоже было очень больно – там, где она схватилась за луч, – но, посмотрев на них, она не обнаружила никаких физических повреждений. И дырки у нее в груди не было, хотя, судя по ощущениям, могла бы быть.

Аарон наконец обрел способность шевелиться и шагнул к ней. У него все еще был потрясенный вид, но беспокойство за нее, кажется, постепенно выводило его из шока.

– Нам… надо… отсюда убираться, – выговорила она, когда он присел около нее.

Она попыталась подняться.

– Осторожнее, – сказал он. – Может быть, тебе не стоит сейчас двигаться?

Она посмотрела сквозь него. Неужели никто из них не чувствует, что надо срочно бежать отсюда? Тип стоял как раз в том месте, где дух Вордвуда открывал свой портал для общения с этим миром. Эсти, с абсолютно белым лицом, разглядывала свои руки, поворачивая их так и сяк и убеждаясь, что они состоят из плоти и крови. Клодетт помогла миссис Лэндис встать на ноги. Они вели себя так, как будто у них было полно времени.

Сюзи больше не была связана с Вордвудом, но тем не менее чувствовала приближающийся взрыв его ярости.

– Нет, нам… – она еще раз с трудом вдохнула, – нам надо убираться отсюда.

– Но…

– Сейчас же!

Она повела себя резко, но, по крайней мере, это пробудило от спячки хотя бы Аарона. Он помог ей подняться, и она сделала несколько неверных шагов к двери. Аарон последовал за ней, чтобы просто не дать ей упасть.

– Заставь их убраться отсюда поскорее, – сказала она ему, когда они дошли до двери.

Он кивнул. Все еще поддерживая ее, он оглянулся на тех, кто оставался в комнате.

– Сюзи говорит, что нам надо поскорее уходить отсюда, – сказал он. – Прямо сейчас.

Эсти оторвалась от разглядывания своих рук и хмуро посмотрела на Сюзи.

– Что вы с нами сделали?! – воскликнула она.

– Она ничего не сделала, – ответил за Сюзи Аарон. – Вы же видели, что произошло. Это был дух Вордвуда. Сюзи прикрыла ваши задницы.

– Вашу задницу, так вернее будет, – поправила Клодетт.

Эсти кивнула, не сводя глаз с лица Сюзи:

– Куда вы нас привели? Что это было за место?

– Я… я не… – начала Сюзи.

– Да уж конечно, вы ни при чем! – зло выпалила Клодетт.

Она поддерживала миссис Лэндис, как Аарон поддерживал Сюзи, но квартирная хозяйка была в гораздо худшем состоянии. Она, похоже, до сих пор не могла ни на чем сосредоточиться. Клодетт из‑за ее спины сверкала глазами на Сюзи. Она больше не считала нужным скрывать свою враждебность.

Сюзи отвела взгляд и, цепляясь за косяк, начала выбираться в прихожую. Ей стало легче, но дышать все еще было больно.

– Скажи… скажи им, чтобы убирались отсюда, – бросила она Аарону через плечо.

– Вы, кажется, слышали, что она сказала, – произнес Аарон остальным.

– Да пошли вы! – ответила Клодетт. – Если она говорит, чтобы мы убирались, думаю, самое лучшее нам будет оставаться, где мы есть.

– Располагайтесь поудобнее, – пожелал Аарон.

Он повернулся, чтобы выйти вслед за Сюзи в коридор.

– Нет, – сказала Сюзи, когда увидела, что он оставляет других в комнате. – Нельзя их тут оставлять.

– Мы же не можем заставить их… – начал было Аарон.

Но не закончил.

Ноутбук Эсти взорвался, но не металлом, пластиком и микросхемами – это было бы еще куда ни шло. Вместо этого он превратился в гейзер, фонтанирующий вязкой черной жидкостью. Жидкость хлестала прямо из компьютера с такой силой, что, ударив в потолок, разбрызгивалась по всей комнате, на людей и мебель. Эсти и остальные с паническими криками бросились вытирать черную клейкую массу с лиц.

Аарон стоял в дверях как громом пораженный. Потом он метнулся назад в комнату, но Сюзи вовремя схватила его за руку. Это резкое движение заставило ее поморщиться от боли, но она знала, что должна остановить его.

– Слишком поздно, – проговорила она. – Вспомни, что случилось с людьми, которых обрызгала эта липкая дрянь.

– Но…

– Нам нужно забраться повыше, – сказала она, указывая на жидкость, которая уже образовала лужу на полу и теперь текла по направлению к ним.

Аарон кивнул: теперь он все понял.

– Ты права, – сказал он. – Лучше всего – на лестницу, если, конечно, эта мерзость не умеет течь вверх.

Он слегка наклонился, схватил Сюзи под колени, так что большая часть ее веса пришлась ему на плечо, и заковылял к лестнице. Он поднял ее на несколько ступенек, а жидкость тем временем успела скопиться перед первой ступенькой. Что делается в комнате Джексона, они больше видеть не могли, но все еще слышали плеск фонтанирующей жидкости и крики тех, кто остался там.

Потом осталось только хлюпанье.

Жидкость добралась до первой ступеньки и начала приближаться ко второй.

Они молча поднимались по лестнице, Аарон поддерживал Сюзи, они очень медленно двигались наверх. Свет в коридоре и на лестнице был либо выключен, либо перегорел, так что продвигались они еле‑еле. Кроме того, Сюзи было по‑прежнему больно двигаться.

Они не останавливались, пока не дошли до дверцы под самой крышей. Ручка не поддавалась, и на какое‑то мгновение они подумали, что дверь заперта. Аарон изо всех сил налег на нее плечом, потом еще раз, и наконец дверь со скрипом открылась, и они оказались на крыше. Аарон подождал, пока выйдет Сюзи, и захлопнул за ними тяжелую дверь.

Пока они были в доме, успели сгуститься сумерки, но даже вечер показался очень светлым после темноты на лестнице. Воздух был влажный, все еще не остывший после дневной жары, и они оба сразу вспотели – тем более после подъема.

Сюзи прижала руки к груди. Дышать ей все равно было трудно, но такая поза облегчала боль. Однако она не была уверена, что хоть что‑то сможет когда‑нибудь облегчить то чувство потери, которое она испытывала. Она не испытывала никакой любви к духу Вордвуда, понятия не имела о своей связи с ним, пока он сам не сказал об этом. Но теперь, когда эта связь была прервана, она ощутила острую боль, которая грозила проглотить ее целиком.

– Ты в порядке? – спросил Аарон.

Она кивнула и пошла к краю крыши. По краю шел низкий парапет, и кто‑то оставил на крыше циновки, чтобы загорать, наверное. Она встала на одну из них на колени, а локтями уперлась в парапет.

– Это было ужасно, – сказал Аарон. – Боже мой, я и подумать не мог, что все настолько выйдет из‑под контроля.

– Что‑то просто случается – и все, – ответила Сюзи. – Можно с ума сойти, если взваливать на себя ответственность за все.

– Ты права, если на минуту забыть, что и в самом деле все это именно я натворил.

– Ты же не знал.

– Как сказал дух, неведение – не оправдание.

Она не видела его лица в этот момент, но по голосу поняла, насколько ему паршиво.

– Что сделано, то сделано, – сказала она. – Теперь надо думать о том, что делать дальше, а не мучиться угрызениями совести.

– Да, наверное.

Она понимала, каково ему. После того, что они только что пережили, было трудно сосредоточиться на чем бы то ни было. Что до нее, ей очень хотелось, чтобы до нее дотронулись, чтобы ее обняли. Хоть какой‑то человеческий контакт. Убедиться еще раз, что она – из плоти и крови, что она способна чувствовать прикосновение. Но, помня о том, что испытывал к ней Аарон еще тогда, когда подобрал ее на улице, она решила, что сейчас это не совсем то, что нужно. Это только все усложнит, а день и без того выдался сумасшедший.

– Ты спасла мне жизнь, – вдруг сказал Аарон.

Сюзи оторвалась от созерцания вида с крыши, чтобы взглянуть на него:

– А ты волок меня по этой лестнице, так что, можно считать, мы квиты.

– Я имею в виду… там, в комнате… когда весь мир сделался таким странным. – Он замолчал, пристально глядя ей в глаза. – Это было, ведь так: ты парила в воздухе и все напоминало какую‑то дикую мультипликацию?

Она кивнула:

– Наверное, дух перенес комнату в киберпространство.

– Дух. Вот об этом я и говорю. Он собирался убить меня, не так ли?

– Похоже на то.

– Спасибо тебе.

Сюзи пожала плечами:

– Ты бы сделал то же самое на моем месте.

– Надеюсь, но не уверен, что сумел бы вести себя так храбро. – Последовала еще одна пауза, и она поняла, что он колеблется: продолжать дальше или нет. И все‑таки решил продолжить: – А то, что этот дух сказал о тебе, – это правда?

– Судя по всему, да.

– Тогда что же… кто же…

На этот раз он не смог закончить фразу.

– Что я собой представляю? – закончила она за него. – Не знаю. Я чувствую все, что чувствует обычный человек. Я становлюсь грязной, если не моюсь, и голодной – если не ем. Я испытываю… – она стукнула рукой по стене, – я испытываю боль.

– Но это так странно…

– Ну, это в данном случае не аргумент.

Некоторое время оба молчали. Сюзи села, опершись спиной на парапет. Ей было жарко, она взмокла, а сердце учащенно билось. У нее в груди как будто молотом стучали. Она думала о том, сколько понадобится времени, чтобы рассосалась эта вязкая жидкость и они смогли бы спуститься и выйти из дома.

Аарон подошел и остановился около нее.

– Значит, ты ничего не знала? – спросил он.

Она покачала головой:

– Даже не подозревала, хотя, конечно, должна была подозревать. То есть да, у меня были все эти воспоминания, но они до сегодняшнего утра все ненастоящие. То есть это просто факты, без всякой эмоциональной окраски. – Она коротко и горько усмехнулась. – Хотя, с другой стороны, кто бы догадался, что на самом деле родился день или два назад, а все, что о себе помнит, было просто заложено в него как программа. И наконец, кто мог бы вообразить, что цифры можно преобразовать в плоть и кровь?

– Не знаю, как ты теперь справляешься с этим.

– Изо всех сил стараюсь об этом не думать, – призналась Сюзи. – А когда задумываюсь, мне хочется свернуться клубком и забиться в какой‑нибудь темный угол. Ну, когда я осознаю, что я ненормальная…

– Я вовсе не считаю тебя ненормальной.

– Тогда ты – исключение. Остальные, кажется, начинают не любить меня сразу, едва увидят.

Она посмотрела на Аарона, не услышав его ответа. Он еще некоторое время смотрел на город, потом повернулся к ней и улыбнулся.

– Я просто вспомнил, – сказал он. – Ведь я тоже почувствовал сначала этот неприятный импульс. Невозможно это объяснить, но я как‑то сразу понял, что ты…

– Не человек.

– Нет, я не то хотел сказать. Речь идет о некотором диссонансе. Может быть, это потому, что ты из цифр превратилась в плоть и кровь.

Сюзи задумчиво кивнула. Это выглядело вполне логично. Люди должны были ощущать это на подсознательном уровне.

– Забавно вот что, – продолжал Аарон, – впервые я ощутил нечто подобное, когда познакомился с Саскией. У нее была та же проблема, что и у тебя, – люди сразу начинали плохо к ней относиться.

– У меня сложилось впечатление, что люди к ней очень даже хорошо относятся.

– Да, – согласился Аарон. – Потом этот импульс ослабевает.

– Так ты считаешь, что она, как и я, рождена в киберпространстве?

Аарон рассмеялся:

– Да нет, я думаю, ты уникальна.

– Но я не одна такая, – возразила Сюзи. – Дух Вордвуда создал и других.

– Тогда, возможно, она такая же, как ты. Возможно, все люди, которые исчезли, родились в киберпространстве, и потому их так легко засосало туда.

– Зов программы, – прошептала Сюзи.

Аарон, который смотрел в другую сторону, опять повернулся к ней.

– Что ты сказала? – спросил он.

– Ничего. На что это ты там смотришь?

– На огни.

– Да, красиво, – согласилась Сюзи. – Когда смотришь на город ночью и не думаешь, что там скрывается под этой сеткой огней.

– Я не о горящих окнах и не о фонарях.

Она привстала и опять оперлась на парапет – посмотреть, о чем он. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы различить то, что он имел в виду, – голубые с золотом точки, вспыхивающие то там, то здесь. Их было не много, но достаточно, если они представляли собой именно то, что она подумала. Сначала она насчитала полдюжины, потом обнаружила еще несколько, которых раньше не заметила. Всего получилось девять. Они были слишком далеко, чтобы она могла быть на сто процентов уверена в своей правоте. Но чем дольше она смотрела, тем больше убеждалась, что точки постепенно, но неуклонно движутся к ним.

– Это другие, – сказала она.

– Какие «другие»?

– Я же говорила: Вордвуд послал в этот мир не меня одну, а целую команду разведчиков.

Аарон кивнул:

– Да, я помню. – Он посмотрел на огни и добавил: – Значит, все они такие, как ты?

– Такие, какой я была там, внутри сайта. – Она пожала плечами. – Понятия не имею, как они выглядят.

– Они движутся к нам, верно?

– Боюсь, что да.

Аарон отвернулся и сел на парапет:

– И что нам теперь делать?

– Убираться отсюда поскорее и близко не подходить ни к какому компьютеру – даже выключенному.

– Но ведь если он выключен…

– Ты помнишь, что произошло там, внизу?

– Угу. Но… как такое оказалось возможным?

– Не знаю, – ответила она. – Я думаю, с помощью технической магии, так же как дух Вордвуда сотворил меня и остальных.

– Дух вуду… – произнес Аарон.

– Называй как хочешь. Но мне кажется, дух Вордвуда способен оставлять часть себя в любом компьютере, имеющем доступ к его сайту, и проявляться в нем, когда захочет.

– Итак, компьютеров постараемся избегать. – Аарон мотнул головой в сторону огней за парапетом. – А как быть с ними?

– Их тоже надо избегать. Не думаю, что они способны выследить нас. Я больше не чувствую связи ни с ними, ни с самим Вордвудом, почему же тогда они ее должны чувствовать со мной? Но именно здесь нас видели в последний раз, потому они, наверное, и движутся сюда.

– Надо посмотреть, свободен ли коридор.

Сюзи кивнула:

– А потом пробраться обратно в магазин Холли. По крайней мере, у нас появилась информация, которую мы можем сообщить.

– Боже мой, теперь они будут ненавидеть меня еще больше, – сказал Аарон.

В его голосе не было жалости к себе, он просто констатировал факт.

– Они будут ненавидеть нас обоих, – поправила Сюзи, – как только узнают о моей роли во всем этом.

– У тебя не было выбора – ты ничего не знала.

– Как и ты, когда подговорил Джексона заслать вирус.

Аарон кивнул:

– И все‑таки это был подлый поступок. А в тебе нет ни капли подлости.

Сюзи не была так уж уверена в этом. Гнев, который она испытала чуть раньше по отношению к Вордвуду, все еще пугал ее, настолько он был силен.

– Не имеет значения, что они о нас подумают, – сказала она. – Мы все равно должны помочь всем этим людям, которые попали в ловушку, не будучи ни в чем виноваты. И самое лучшее, что мы сейчас можем для этого сделать, – отправиться в магазин и узнать, добились ли они хоть чего‑нибудь.

Аарон кивнул:

– Пойду проверю коридор.

Сюзи воспользовалась его уходом, подняла рубашку, чтобы оценить физический ущерб, который принесло ей отделение от Вордвуда. Но живот был по‑прежнему гладким, не осталось никаких ушибов и ссадин. Вся боль сосредоточилась внутри – и физическая и душевная. Она быстро опустила футболку, услышав, что Аарон возвращается.

– Там все еще ужас что делается, – сообщил он. – Уровень жидкости – уже несколько дюймов. Но можно уйти через пожарный выход, надо только спуститься на один пролет. Я выглянул наружу: мы окажемся в переулке.

Сюзи посмотрела за парапет. Два‑три огонька были уже в нескольких кварталах от них. Она поднялась, и Аарон тут же бросился к ней, чтобы поддержать.

– Все в порядке, – сказала она, – теперь мне легче двигаться.

Но она позволила ему взять себя за руку, пока они шли по крыше к двери. Аарон оставил пожарный выход открытым, и теперь они оба беспрепятственно выбрались наружу.

Переулок был длиной со стену дома, он соединял улицы, идущие вдоль фасадов здания. Не сговариваясь, Аарон и Сюзи пошли в сторону заднего фасада, мимо мусорных контейнеров, каких‑то обломков и изуродованного остова автомобиля. Когда они были уже почти на улице, Сюзи вдруг взяла Арона за руку и положила голову ему на плечо.

– Будем вести себя естественно, – шепнула она.

– Хорошо.

Выйдя из переулка, они посмотрели поочередно в обе стороны. На другой стороне улицы, вдоль поребрика, были припаркованы машины. У входа в переулок наискосок стоял фургон, по улице ездили автомобили. Жильцы домов сидели на крылечках. Стайка ребятишек играла в казаки‑разбойники, подростки сидели на поребрике спиной к домам и делились друг с другом сигаретой или травкой. Людей с вращающимися, как локаторы, золотисто‑голубыми аурами поблизости не наблюдалось.

– Пошли, – сказала Сюзи.

Она пошла в ту сторону, откуда надвигалось меньше огней. Она все еще держалась за руку Аарона, как будто они были просто прогуливающейся парочкой. Вдруг появилось знакомое голубовато‑золотистое сияние. Сжав руку Аарона, Сюзи оттащила его к стене здания.

– Поцелуй меня, – велела она, – ну притворись.

– Почему ты думаешь, что мне нужно притворяться?

Она улыбнулась:

– Ну тогда просто поцелуй. Давай же!

Ей понравилось, как он ее обнимает. Ей понравились его губы, прижимающиеся к ее губам. У нее были воспоминания о любви – с бывшими бойфрендами, с мужем, еще до того, как они все стали обращаться с ней гадко, вытирать об нее ноги, – но ни одно из них не могло сравниться с этим сладким чувством, от которого подгибались колени и которое она испытывала сейчас. Потому что ведь ничего из того, что она помнила, на самом деле не происходило. А это объятие и этот поцелуй были настоящие.

Она почти забыла, почему они целуются, когда поняла вдруг, что один из разведчиков Вордвуда стоит на тротуаре и наблюдает за ними.

Она оторвалась от Аарона, чтобы посмотреть на этого человека. Он был среднего роста, с приятным, но незапоминающимся лицом. Без этой ауры никто бы на него и внимания не обратил. Но сейчас, на этой улице, все только на него и смотрели.

Она не ощутила никакой связи с ним, никакой ниточки. Но он что‑то почуял, и она поняла, что надо действовать решительно.

– Слушай, ты, придурок, тебе чего? – грозно спросила она.

Аарон тоже посмотрел на него. Она почувствовала, как напряглась его рука.

Ей хотелось сказать ему: «Не волнуйся, я знаю, что делаю».

По крайней мере, ей казалось, что знает.

– Ну ладно, – продолжала она, когда человек не ответил и продолжал разглядывать их. – Полюбовался на нас, и хватит, теперь почему бы тебе не пойти поискать что‑нибудь неодушевленное, например торт, и пялиться сколько влезет?

– Ты не удивлена, что видишь… человека вроде меня? – наконец спросил мужчина. – Они – другие… – Он указал пальцем на людей на улице, которые не сводили с него глаз.

– Господи! – сказала она ему. – В этом городе поживешь – еще не то увидишь. Ты что, думаешь, придурок вроде тебя со встроенным фонариком – это что‑то особенное? Мне приходилось видеть и покруче.

Мужчина явно смутился, чего, собственно, Сюзи и добивалась. Дух Вордвуда отправил своих агентов на поиски двух людей, которые будут прятаться, а не привлекать к себе внимание.

– Я хотел бы… – начал было мужчина, но она не дала ему договорить:

– Ты хотел бы, чтобы тебе подправили физиономию. Но знаешь, смотрю я на тебя и думаю, что, пожалуй, не разрешу своему парню помочь тебе в этом. Я, пожалуй, сама справлюсь. Ну‑ка, иди сюда, светящийся мальчик!

Молодой человек отступил на шаг.

– Вот это правильно, – одобрила она. – Убирайся, откуда пришел. – Она взяла Аарона под руку. – Пошли, Томми. Давай поищем местечко, где не водятся такие уроды.

Она слегка потянула его за собой, и они удалились туда, откуда появился наблюдатель.

– Пойдем, найдем какой‑нибудь торт и будем пялиться сколько влезет, – тихо процитировал Аарон.

Он все еще был очень напряжен, но на губах появилась улыбка. А губы его ей понравились, вспомнила она.

– Ты, кажется, не жаловался, Томми, а?

– Не мог же я испортить такое шоу. – Он оглянулся.

– Не надо проверять, ушел он или нет, – предупредила она. – Мы должны вести себя так, как будто нам все по фигу. И вообще, давай‑ка остановимся здесь и изобразим еще один поцелуй – исключительно чтобы продемонстрировать свою беззаботность и полнейшую непричастность ни к чему.

Она остановилась и наклонила голову.

Аарон улыбнулся:

– Только для этого?

Она усмехнулась в ответ:

– Там увидим.

На этот раз она позволила себе растаять в его объятиях, ее груди тесно прижались к его груди, низ ее живота ощутил его растущий интерес. Она чуть не забыла бросить взгляд туда, откуда они пришли. И когда она все‑таки взглянула туда, то едва успела заметить, что голубая с золотом аура соглядатая исчезла в переулке, ведущем к дому Джексона.

– Боже мой, – отдышавшись, сказал Аарон, – да ты просто развратница!

– Но это же неплохо, верно?

Он кивнул.

– Ну, пошли. – Она снова взяла его за руку. – Нам еще надо в книжный магазин.

– Не напоминай, – ответил Аарон и послушно пошел за ней.

Они прошли еще пару кварталов, не встретив других соглядатаев. По крайней мере, Сюзи показалось, что хвоста за ними нет.

– Там…

– Было очень здорово, – договорила она за него, – и – кто знает? – может быть, когда все это закончится, мы найдем время для небольшого романа, но все, что я говорила раньше, остается в силе. Я не верю во что‑нибудь длительное между нами. Теперь – тем более. Теперь я не только бездомная, которую ты подобрал на улице, теперь я вообще неизвестно кто.

– Мне это все равно.

– Да, я знаю. По крайней мере сейчас.

Он покачал головой:

– Я не знаю, как это объяснить, но с тех пор, как я встретил тебя, я изменился. Как будто стал другим человеком и теперь не представляю себе, как мог совершать некоторые поступки.

– Значит, получается, я – твоя совесть? – Она улыбнулась, чтобы фраза не прозвучала уж очень издевательски.

– Разве это так плохо? – спросил он. – Но, пожалуй, скорее, все обстоит так, как ты говорила у меня дома. Возможно, мы ангелы‑хранители друг друга. По крайней мере, я точно знаю, что ты пробуждаешь все лучшее, что есть во мне.

– Может быть, это потому, что я хочу в тебя поверить. У меня такое впечатление, что до сих пор в тебя никто не верил – в такого, как ты есть.

Он кивнул:

– Да, пожалуй. И сказать по правде, я воспрянул духом. Не то чтобы мне казалось, что все так уж прекрасно, – поспешил добавить он, – мне есть о чем сожалеть. У меня за спиной сплошные руины, не считая мелких разрушений. Но теперь я хочу, чтобы было лучше. Я хочу исправить все, что сделал неправильно. Я не хочу больше делать зла. Вот только…

– Ты боишься, что без меня у тебя не получится?

Он улыбнулся:

– Нет, я хотел сказать, что вряд ли у меня будет шанс исправить зло, которое я причинил многим… Вряд ли все они захотят предоставить мне еще одну попытку.

– Вот это самое трудное, – сказала Сюзи, – сохранить добрые намерения, даже когда никто в них не верит.

Аарон кивнул:

– Да, такого будет много. Но с тобой…

– И что же – со мной? – Она не могла удержаться от легкого кокетства.

– Просто я думаю, что мы подходим друг другу, – сказал Аарон, – что, возможно, мы действительно можем стать друг для друга ангелами‑хранителями. Я не хочу загадывать на всю жизнь. Мне просто не хотелось бы думать, что, как только вся эта история закончится, ты просто возьмешь и уйдешь из моей жизни, как будто тебя и не было никогда. Мне хотелось бы узнать тебя получше.

– Я не хочу ничего обещать.

– Не надо никаких обещаний, – согласился Аарон. – Только скажи, что ты не уйдешь просто так, закрыв за собой дверь.

– Никаких дверей, – улыбнулась Сюзи.

Они были так заняты разговором, что не заметили, как дошли до Уильямсон‑стрит. Автобус, идущий в северную часть города, затормозил на остановке прямо перед ними. Сюзи огляделась и не обнаружила поблизости ни одной золотисто‑голубой ауры. Может, он снова призвал их к себе. Или, возможно, все соглядатаи собрались возле дома Джексона.

– Этот автобус довезет нас до магазина Холли?

Аарон посмотрел на номер автобуса и кивнул.

– Я думаю, нам просто надо оставить все как есть, – сказала Сюзи. – Ну, насчет нас с тобой. А теперь – готовься.

Когда они встали в очередь, чтобы зайти в автобус, она все‑таки взяла его за руку.

Кристи

Я уже почти полжизни пишу о необъяснимом. О духах и тайнах, о колдовстве и заколдованных местах. О привидениях, феях и гоблинах. О таинственных диковинных расах, которые живут и в диких местах, и прямо у нас под носом, в городе. Некоторые из них – капризные и вздорные, другие – опасные, и все – очень странные.

Но практического опыта мне как раз не хватает.

Да, конечно, Таллула, одна из моих первых подружек, считала себя духом города. А Саския родилась на веб‑сайте, может быть на том самом, куда теперь вернулась. Но ведь это все только слова. Всякий может назваться кем угодно и чем угодно. Я никогда не замечал за Таллулой ничего необъяснимого. Разве что, когда мы были вместе, у меня возникало ощущение, что я летаю по воздуху, но, знаете, такое ведь случается от любви. И Саския, до того как исчезла на моих глазах, тоже никогда не делала ничего такого, чему нельзя было найти рационального объяснения.

Так что я вовсе не на такой короткой ноге со сверхъестественным, как иногда считают мои читатели. Когда Венди с помощью своего красного камешка впервые открыла дверь в Другой Мир, которая, вообще‑то, выглядела как дверь на профессорскую кухню, я был так потрясен, что в буквальном смысле оцепенел. Как будто мне голову набили ватой.

Венди протянула мне руку и сказала что‑то, чего я не расслышал. Но я понял: она звала меня пойти с ней, шагнуть за порог – туда, где открывался потрясающий вид на горы и каньоны. Я не сразу смог ответить ей. «Крупный писатель», как Джорди любит меня называть, только и мог стоять и мотать головой.

Никто не понял, почему я отказался пересечь границу. Разве что Джилли. На самом деле все обстоит именно так, как я вчера объяснял Джорди, – в этих явлениях меня интересуют их взаимодействие с Условным, то есть с нашим, Миром и реакция обычных людей на вторжение сверхъестественного в их жизнь. Мне не нравится идея обыкновенного мира – мира без удивления, без тайны. Но я точно знаю, что не стал бы счастливее в мире, который весь – сплошная тайна и бесконечное удивление.

До настоящего момента во мне легко уживались скептицизм и доверчивость. Этим, возможно, и объясняется успех моих книг. Читатели чувствуют это равновесие. Скептики считают, что я согласен с ними, но почему бы и не поразмышлять на досуге обо всех этих чудесах? А те, кто в чудеса верит, тоже допускают, что я с ними, разве что опыта у меня побольше.

Теперь‑то уж точно побольше.

Я снова слышу вой ищеек. Все ближе и ближе.

И опять я с удовольствием отказался бы от путешествия по неизведанным землям Других Миров. Но сейчас надо думать прежде всего о Саскии.

– Перестаньте играть, – говорит Боджо.

Но Роберт качает головой и продолжает перебирать струны на гитаре. Эта его музыка даже ангелов небесных заставила бы настроить свои арфы на блюзовый лад, лишь бы попытаться поймать хоть отголосок того, что он играет. Это земная и небесная музыка. Это голоса церковного хора, обнимающие собой двенадцатитактовый блюз. Они обещают – и не обманывают. Они проникают в самые потайные места твоей души и говорят: я тебя знаю, мне знакома твоя боль, но и твоя радость тоже.

Я уверен, что он может вызвать этой музыкой все, что угодно, – не только открыть дверь в какой‑то запертый вебсайт.

Беда только в том, что мы обнаруживаем, что слушаем эту музыку не одни.

Вой ищеек. Еще ближе.

– Говорю же, – повторил Боджо, – выждите немного.

Роберт даже не удостаивает его взглядом.

– Черт возьми, да нет же! – говорит он. – Мы уже почти на месте. Я уже чую дух Вордвуда.

– Если вы не перестанете играть, то ищейки тоже вас почуют и откусят от вас кусок.

Я смотрю на Рауля. Он нервничает даже больше, чем я, хотя такое трудно себе представить. На ступеньках лестницы Дик закрывает лицо руками. Джорди и Холли широко раскрытыми глазами смотрят на колеблющуюся позади нас стену. Сниппет пытается одновременно и держаться в тени, и проявить характер, но ни то ни другое ей не удается.

– У нас еще есть время, – объявляет Роберт. – Просто откройте дверь.

– О да, время, – произносит незнакомый голос за моей спиной. – Интересно оно устроено. Иногда тянется, как патока, и приходится очень сильно напрягаться, чтобы совершить хоть одно движение.

Я медленно оглядываюсь и вместо Холли и Джорди вижу троих мужчин. Похоже, они появились прямо из стены. Не могли же они спуститься по лестнице!

До сих пор самым большим и самым черным человеком, которого я когда‑либо видел, был Люциус Портсмут. Это друг нашего профессора, про которого Джилли говорит, что он Рейвен – дядюшка девиц‑ворон, ее любимый персонаж местного фольклора.

Так вот наши незваные гости тоже большие и черные. Но Люциус по сравнению с ними – благостный черный Будда. У них хмурые лица, злые глаза, и они сложены как грузчики – широкоплечие и здоровенные. Их кожа не просто черная, а цвета настоящего черного дерева – полное отсутствие света, как будто находишься внутри глубокой тени. Как и Роберт, они в костюмах, только их костюмы – солидные, черные, двубортные, с белыми рубашками, узкими черными галстуками, и, представьте себе, они в лакированных ботинках.

Один из них выставляет вперед ногу, и я слышу нечто напоминающее низкое глубокое ворчание охотничьей собаки. Сниппет скулит и прячется за Холли.

– А иногда, – говорит тот же самый незнакомый голос, который, как я теперь понимаю, исходит от мужчины, стоящего посредине, – время летит так быстро, что за ним просто не поспеть.

Роберт, держа гитару за гриф, встает, чтобы лицом к лицу встретиться с гостями.

– Это только наше с тобой дело, – говорит он. – Давай не вмешивать в него этих людей.

– Они с тобой, не так ли?

В этом голосе чувствуется угроза, несмотря на кажущуюся мягкость. Теперь другой мужчина шаркает ногой, и снова я слышу низкое горловое ворчание. Вот когда я догадываюсь, что это и есть ищейки. Не знаю, оборотни они, или те самые животные, о которых так любит говорить Джилли, или что‑то третье. Единственное, в чем я уверен: они опасны и у нас неприятности.

Но Роберт, похоже, не собирается отступать ни на шаг. Он стоит с прямой спиной, излучая силу, с гитарой в левой руке. Другая рука заложена за борт его пиджака.

– Еще раз повторяю, – говорит он, – у нас с тобой могут быть кое‑какие разногласия, но зачем втягивать в это дело еще кого‑то? Не советую.

– А то что будет? Вытащишь свой старый кольт и выстрелишь в меня? И после всех этих лет ты все еще думаешь, что нас что‑то может остановить?

– Это твое последнее слово? – спрашивает Роберт.

Голос у него мягкий, но так же полон угрозы, как и голос ищейки.

– Ну а ты как думаешь?

– Я просто хочу, чтобы ты это сказал ясно и четко.

Предводитель ищеек поворачивает голову направо, потом налево, улыбается обоим своим спутникам, потом отвечает:

– Ну, тогда говорю: вам всем крышка.

Роберт улыбается:

– Именно это я и ожидал услышать.

На лицах ищеек появляется такое же озадаченное выражение, какое, я уверен, сейчас и на наших лицах, но Роберт продолжает улыбаться. Рука, которая, как мы все думали, полезла за пазуху за оружием, появляется без него. Роберт берет гитару, выставляет ее впереди себя и дергает струну. Могу поклясться, что от этого звука дрожат кирпичные стены, окружающие нас. Дрожит даже цемент у нас под ногами. Ищейки делают вид, что ничего такого не происходит, а сами лихорадочно прикидывают, что это Роберт такое замышляет. Они знают, он что‑то затевает, но не могут вычислить что. И я, честно говоря, не могу.

А Роберт всего‑навсего дергает за другую струну своей гитары – и она мрачно и угрожающе гудит. Он поворачивается к ищейкам спиной и обращается к нам:

– Я должен кое‑что вам объяснить. Это так называемые лез бака маль – духи‑ищейки, которые охотятся за тем, что плохо лежит, по крайней мере не упустят случая попробовать, когда думают, что Легба их не видит. Вот эти, например, украли имена трех барабанов Рада. Этот, посредине, называет себя Мамон. Двое других – Була и Секонд.

Не могу поверить, что Роберт взял тайм‑аут только для того, чтобы просветить нас. Я опасливо поглядываю на ищеек через плечо Роберта, но они все еще в замешательстве. Двое по краям от того, которого Роберт называет Мамоном, пытаются привлечь внимание главаря. Но он на них не смотрит, его взгляд нацелен Роберту в затылок. По глазам его видно, что он все еще не может взять в толк, что намерен делать гитарист.

Это не понятно ни ищейкам, ни мне.

– Они знают о моем договоре с Легбой, – говорит Роберт как бы между прочим. – Не буду вдаваться в подробности. Все, что вам нужно знать об этом пункте нашего пакта, – я не имею права защищаться от лез бака маль. Вот почему я стараюсь держаться от них подальше. Это не потому, что они сильнее меня. Дело в том, что я не могу нарушить данное Легбе слово и поднять на них руку. Если я это сделаю, смерть будет наименьшим наказанием. Легба не только возьмет мою душу – он разорвет ее на куски.

Роберт наконец поворачивается к ищейкам.

– Но ты упустил из виду, Мамон, – говорит он главной ищейке, – что Легба никогда ничего не говорил насчет того, что я не могу защищать от вас других.

Они всё понимают одновременно со мной. Что бы это ни была за сделка между Робертом и Легбой, она делала Роберта совершенно беззащитным перед ищейками – если только они не угрожали кому‑нибудь другому, а не лично ему.

Я вижу их нерешительность. Атаковать, выжидать или спасаться бегством? Удивительно, что они колеблются. Их трое. Нас, конечно, больше, но, кроме Боджо, никто из нас, в общем, не боец. Это не значит, что мы не попытаемся вступить в бой, – по крайней мере мы с Джорди точно попытаемся. Наш брат Пэдди когда‑то давно учил нас: вас могут растерзать на куски, но лучше потерпеть поражение, чем вообще не вступать в бой. Забавно, но пару раз мне даже удалось удержаться на ногах.

Но до этого не доходит.

– Мы не одни, – говорит Мамон. – Знаешь