Глава 20. Не подчиняться, а властвовать

Лесток отправился в Зимний дворец: в окнах комнаты, которая, по его предположению, была спальней правительницы, света не было. Он не удивился: ему хорошо было известно, что Анна Леопольдовна постоянно меняла опочивальню.

Вернувшись к Елизавете, он нашел ее молящейся перед иконой Богоматери.

– Пойдем, Лиза. Пора.

Елизавета не сразу поднялась с колен. Она словно и не заметила Лестока: заканчивала молитву. Тот терпеливо ждал. Наконец она обратила к нему взгляд.

– Я обет сейчас дала. Святой обет. И ты поклянись мне, иначе шагу не сделаю из этих покоев. Клянись, что ни одна капля крови не прольется сегодня.

– Но, матушка, как же…

– Клянись, не перечь мне!

– Клянусь… – растерянно повторил Лесток.

– А если будет успех нам дарован, смертную казнь отменю! – решительно произнесла Елизавета и, не дожидаясь его, не оборачиваясь, быстрым шагом направилась к двери.

В соседней комнате собрались все приближенные: Алексей и Кирилл Разумовские, Петр, Александр и Иван Шуваловы, Михаил Воронцов, принц Гессен‑Гомбургский с женой, Василий Салтыков, дядя Анны Иоанновны, Скавронские, Ефимовские и Гендриковы. Лесток надел цесаревне на шею орден Святой Екатерины, вложил ей в руки серебряный крест и вывел ее из дома.

У двери уже стояли сани. Елизавета села в них вместе с Лестоком, Воронцов и Шуваловы стали на запятки, и они понеслись во весь дух по пустынным улицам города. Алексей Разумовский и Салтыков следовали в других санях вместе с Грюнштейном и его товарищами.

Вот и казармы преображенцев. Сани остановились перед съезжей избой полка. Караульный, выскочивший из сеней, тут же бросился внутрь, изо всех сил стуча в барабан. Однако барабанный бой захлебнулся: барабан был прорван железным кулаком Лестока.

– Бегите! – закричал он что было силы, и огромные широкоплечие гренадеры кинулись по казармам.

– Вставайте, братцы! – кричали они. – Вставайте! Час пробил!

В несколько минут собралось несколько сот человек – только солдаты, все офицеры жили в городе. Большинство из них не знали, что происходит, настороженно переглядывались, спрашивая глазами друг у друга, в чем дело, и недоуменно пожимали плечами.

Елизавета глубоко вдохнула, набросила на плечи меховую накидку, перекрестилась и решительно вышла из саней.

– Здравствуйте, братцы! Узнаете ли вы меня?

– Узнаем, матушка!

– Знаете ли вы, чья я дочь?

– Знаем, матушка!

– Меня хотят заточить в монастырь. Готовы ли вы пойти за мной, ребята, меня защитить?

– Готовы, матушка; всех их перебьем!

– Не говорите про убийство, а то я уйду; не хочу я ничьей смерти.

Гул пробежал по солдатским рядам. Бородатые лица. Смущенные и угрюмые взгляды. Неверное пламя факелов.

«Все, после этих слов они мои. Ну, с богом!»

Елизавета высоко подняла крест.

– Клянусь в том, что умру за вас. Целуйте и мне крест на этом, но не проливайте напрасно крови.

– Клянемся! – раздалось со всех сторон.

Солдаты бросились прикладываться к кресту.

Целовали, припадали к ее ногам. Она стояла неподвижно, ждала, пока все подойдут к кресту, и не сразу поняла, что случилось, откуда слышится крик.

– Что здесь?!

Елизавета чуть заметно вздрогнула и обернулась. По плацу бежал, размахивая шпагой, офицер – похоже, единственный из офицеров, кто в эту ночь оставался в казармах.

– Ах это ты, отродье! Хватай его, ребята! – послышались крики.

Елизавета не успела и шагу сделать – солдаты схватили офицера и уволокли под стражу. Сопротивления он не оказывал.

– Вот так… – прошептал оказавшийся рядом с ней Лесток.

– Все ли присягнули, ребята?

– Все, матушка!

«Все…»

– Пойдем!

Вслед за ней шло почти триста человек – по Невскому проспекту, в темноте, при жгучем морозе. Отблески факелов плясали на стенах домов, выхватывали из темноты усатые лица… Лесток, сосредоточенный и хмурый, сидел в санях рядом с Елизаветой.

На Адмиралтейской площади она вышла из саней и пошла пешком. Ноги вязли в глубоком снегу…

– Мы что‑то тихо идем, матушка!

– Позвольте, матушка!

Сильные руки подняли ее и понесли.

– Дорогу матушке императрице!

«Хорошо, что своя для вас… Не зря я с вами кумилась, ребята, каждому простому гвардейцу была как дочь, как сестра. Не зря гуляла с вами, не напрасно по Неве под парусами ходила… Прав ты был, батюшка: простой народ, ежели к нему с подходом и уважением, вознесет тебя куда тебе надобно, хоть на самую высокую, недосягаемую вершину…»

У Зимнего дворца Лесток отделил двадцать пять человек, получивших приказание арестовать Миниха, Остермана, Левенвольда и Головкина. Восемь других гренадеров пошли вперед. Зная пароль, они притворились, что совершают ночной обход, и набросились неожиданно на четырех часовых, охранявших главный вход. Окоченевшие от холода, запутавшиеся в широких шинелях, часовые легко позволили себя обезоружить…

Заговорщики вошли во дворец.

– На караул! – что было силы закричал дежуривший офицер.

Он не успел договорить – его повалили на пол. Елизавета бросилась к упавшему и едва успела отвести в сторону занесенный над ним штык, чуть не пронзивший его грудь.

– Не надо крови. Идемте, ребята.

Гвардейцы последовали за ней в покои Анны. Елизавета уверенным жестом растворила двери и вошла в них широким шагом. Ее широкая накидка развевалась. Какой‑то огромного роста русоволосый гренадер опередил ее и подскочил к кровати императрицы. Та спала крепким сном рядом с мужем. Гренадер грубо тряхнул ее за плечо – Елизавету передернуло.

– Вставай!

Анна распахнула сонные, непонимающие глаза и спросонья захлопала ими, силясь понять, что происходит. Рядом сидел в кровати ее муж, потирал глаза, пытался нащупать что‑то в сбившейся постели.

– Вставайте, сестра, – тихо произнесла Елизавета. – Время идти.

У Анны задрожали губы и мелко затрясся подбородок. Глаза ее супруга медленно наливались неподдельным, всепоглощающим ужасом. Елизавета отвела глаза: ей стало жаль родственников.

– Одевайтесь. Сестра, мы ждем самую малость.

Анна, от стыда не попадая в рукава, начала одеваться. Рядом бестолково топтался ее супруг. И вдруг гам мужских голосов перекрыл пронзительный, полный ужаса, захлебывающийся крик ребенка – это кормилица принесла перепуганного, разбуженного криками младенца в кордегардию.

– Иоанн! – вскинулась Анна и с мольбой обратила к сестре воздетые руки.

– Я же приказывала! Кто посмел потревожить его?! – грозно выпрямилась Елизавета.

Но было поздно. Ребенка разбудил страшный шум, он плакал и не мог успокоиться. Перепуганная мать успокоить его была не в состоянии, и Елизавета взяла малыша на руки, стала тихонько баюкать.

– Маленький, несмышленыш… – приговаривала она. – Бедный невинный младенец! Не бойся, тетка тебя не обидит… Твои родители одни виноваты.

Елизавета увезла малыша в своих санях. Они ехали по Невскому проспекту, который уже заполонил со всех сторон нахлынувший люд. Новая императрица устало откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, наслаждаясь звуками народного восхищения, доносившегося с улицы, – народ приветствовал ее криками «ура!». Бывший наследник престола, младенец Иоанн Антонович, развеселился и запрыгал на руках у тетушки, лишившей его навсегда и родителей, и короны…