Глава 48. — Джеймс, может быть, нам спуститься вниз?

— Джеймс, может быть, нам спуститься вниз? Уже целый час, как прибывают экипажи с гостями.

– Это мое семейство собирается по столь торжественному случаю. Если повезет, твои братья не найдут дорогу.

Джорджина намотала на палец золотистый локон мужа и тихонько потянула к себе.

– Ты все еще намерен оставаться несносным?

– Я никогда не бываю несносным, любовь моя. Просто ты пока не убедила меня, что нужно простить твоих братьев.

Глаза ее вспыхнули, затем вспыхнули снова, когда Джеймс уложил ее на кровать и лег сверху. Когда Джорджина ощутила тяжесть его тела между бедер, гнев ее как рукой сняло.

Впрочем, она все-таки напомнила:

– Ты ведь пригласил их сюда.

– Я пригласил их, но это дом Тони. Он может их и выставить отсюда.

– Джеймс!

– В таком случае постарайся убедить меня.

Этот кошмарный человек улыбался, и Джорджина не смогла сдержать улыбки.

– Ты невозможный! Никогда бы не сказала, что тебе это так нравится.

– Но ты все-таки сказала… и это мне действительно нравится.

Она тихонько засмеялась, когда его губы скользнули по ее шее, затем захватили восставший сосок. Она ахнула, чувствуя, как в ней просыпается желание. Ее руки стали гладить ему спину, опустились ниже.

– Джеймс… Джеймс, скажи мне еще раз.

– Я люблю тебя, милая девочка.

– А когда…

– Что когда?

– Когда ты узнал об этом?

Его рот вернулся к ее губам. Последовал долгий поцелуй, после чего Джеймс ответил:

– Я всегда знал об этом. Почему, как ты думаешь, я женился на тебе?

Осторожно, боясь вызвать неудовольствие в такой момент, Джорджина напомнила:

– Но ведь… тебя принудили жениться. Джеймс поцеловал ее, улыбнулся, затем сказал:

– Я принудил твою семью принудить меня, Джордж. Как ни говори, здесь есть разница.

– Ты… что ты сделал?

– Послушай, любовь моя…

– Джеймс Мэлори…

– Видишь ли, а что мне оставалось делать? – с негодованием спросил он. – Я поклялся, что никогда не надену на себя семейные кандалы. Весь свет знал об этом. Как я мог нарушить свою собственную клятву, я спрашиваю тебя? Но я вспомнил, как этот негодяй, которого моя племянница называет своим мужем, оказался окрученным, и решил, что такой вариант сгодится, и для меня.

– Я не верю собственным ушам! Ты сделал все намеренно? Но ведь они избили тебя до потери сознания! Ты это принимал в расчет?

– Тот, кто что-то хочет получить, должен платить. Джорджина покачала головой.

– Потрясающе! Я всегда подозревала, что ты сумасшедший.

– Всего лишь решительный, любовь моя! Но я тоже испытал потрясение. Не знаю, как ты сумела, но ты залезла мне в душу и сердце, и теперь я учусь принимать этот факт как должное.

– Правда? А в твоем сердце не слишком многолюдно?

– Есть место для нескольких отпрысков, которые там поселятся, – улыбаясь, проговорил Джеймс.

И заработал поцелуй. Но внезапно Джорджина вспомнила:

– А зачем ты сознался в том, что был Хоуком? Ведь братья уже были готовы отдать меня за тебя.

– Разве ты забыла, что они опознали меня?

– Я уверена, что они засомневались бы, если бы ты держал язык за зубами, – возразила Джорджина.

Джеймс пожал плечами.

– Мне кажется вполне разумным сказать обо всем, Джордж, чтобы не возникло неприятностей позже, когда мы узнаем блаженство семейной жизни.

– Ты это так называешь? – тихо спросила она. – Блаженство семейной жизни?

– Похоже, я испытываю блаженство в этот самый момент. – Джорджина ахнула, когда он неожиданно вошел в нее. И через минуту добавил: – А ты?

– Можешь… быть… уверен.

Когда через некоторое время Джорджина и Джеймс появились в гостиной, они обнаружили, что семейство Мэлори расположилось у одной стены, а семейство Андерсонов – у другой. Причем по количеству первое намного превосходило второе, ибо весь клан Мэлори прибыл в полном составе. Все члены семейства Джеймса были настроены к нему вполне дружественно. Не стоило объяснять, что вражда окончена и не нужно вспоминать о том, сколько за это время Джеймс наговорил Энтони.

Однако выражение лица Джеймса не сулило ничего хорошего, когда он бросил взгляд на пятерых стоящих вместе братьев Андерсенов.

Джорджина применила тот же прием, который утром подействовал на Уоррена. Ткнув локтем мужу под ребра, она, ослепительно улыбаясь, проговорила сквозь зубы:

– Любишь меня – люби и мою семью. Он улыбнулся, глядя на нее сверху, и покрепче прижал к себе ее руку, чтобы Джорджина не смогла повторить свой прием.

– Позволю себе не согласиться, Джордж. Люблю тебя и терплю твое семейство.

– Говоришь, они все женихи? – спросила Джорджину Регина спустя некоторое время. – Надо что-то придумать.

Джорджина улыбнулась, решив не сообщать братьям о том, что в комнате есть сваха, однако сочла нужным заметить:

– Они не собираются здесь задерживаться, Реган.

– Черт побери, ты слышишь? – проходя мимо, сказал Энтони Джеймсу. – Она переняла его плохие привычки.

– Какие еще плохие привычки? – строго спросила Джорджина у братьев Джеймса, преисполнившись решимости защитить мужа.

Однако те не остановились для объяснений, и Регина со смешком пояснила:

– Дело в моем имени. Они не могут прийти к согласию, как меня называть. Но сейчас все это не так страшно. А раньше чуть не до драк дело доходило:

Джорджина повела глазами и заметила страдальческое выражение на лице Джеймса, который в другом конце гостиной слушал, как Томас и Бойд что-то ему говорили. Она улыбнулась. За весь день о четырех ее братьях он не сказал ни одного плохого слова. Зато об Уоррене он не желал даже слышать.

Впрочем, Уоррен и сам выглядел букой, стоя чуть в стороне и ни с кем не общаясь. Джорджину удивили другие ее братья, в особенности Клинтон: они весьма непринужденно беседовали со столь ненавидимыми им англичанами. Ей сказали, что чуть позже должен появиться Мак. Надо будет не позабыть представить его Мегги Макдональд. Регина была в этот вечер не единственной, кто взял на себя роль свахи.

Спустя некоторое время Энтони и Джеймс оказались рядом. Разговаривая, каждый не спускал глаз со своей жены.

– Может быть, мы их помолвим? Джеймс поперхнулся глотком бренди.

– Но они еще даже не родились, болван ты этакий.

– И что же?

– А то, что они оба могут быть одного и того же пола. Энтони разочарованно вздохнул:

– Да, это возможно.

– И потом, они будут двоюродными братом и сестрой.

– Что же? – повторил свой вопрос Энтони.

– Это сейчас не принято.

– Откуда мне, к черту, знать?

– Согласен, – сказал подошедший сзади Николас. – Знаешь ты маловато. – И добавил, обращаясь к Джеймсу: – Славной семейкой ты обзавелся.

– Ты так полагаешь? Николас ухмыльнулся:

– Этот Уоррен тебя на дух не выносит. Он весь вечер смотрит на тебя, как удав на кролика. Джеймс повернулся к Энтони:

– Предоставить эту честь тебе или ты позволишь мне испытать удовольствие?

Николас вдруг протрезвел, сообразив, что речь идет о том, чтобы отколошматить его.

– Вы не посмеете. Здесь присутствуют оба ваших старших брата, не говоря уж о моей жене.

– Уверен, мой мальчик, игра стоит свеч, – ответил Джеймс и улыбнулся, когда Николас благоразумно решил отойти в сторону.

Энтони хмыкнул:

– Парень предпочел не искушать судьбу.

– Вообще-то говоря, я учусь относиться к нему терпимо, – признался Джеймс. – Черт возьми, я учусь относиться более терпимо ко многим вещам.

Энтони засмеялся, заметив, что Джеймс бросил взгляд на Уоррена Андерсона.

– Старина Ник был прав. Этот парень явно тебя недолюбливает.

– У нас полная взаимность, смею тебя уверить.

– Полагаешь, у тебя с ним будут проблемы?

– Никаких. Слава Богу, вскоре нас будет разделять целый океан.

– Парень лишь пытался защитить свою сестру, старик, – заметил Энтони. – Как если бы ты или я стали защищать Мелиссу.

– Ты хочешь лишить меня удовольствия ненавидеть его?

– Даже в мыслях такого не было, – сказал Энтони и, дождавшись, когда Джеймс сделал глоток бренди, добавил: – Между прочим, Джеймс, я ни-. когда не говорил, что люблю тебя?

Бренди выплеснулось на ковер.

– Господи, чуть-чуть выпьет – и уже становится сентиментальным!

– Разве я сентиментален?

– Я не верю.

– Все же считай, что я сказал тебе это.

После довольно долгой паузы Джеймс ворчливо произнес:

– Считай, что я ответил тебе тем же. Энтони растянул губы в улыбке.

– Я и стариков люблю, но не решаюсь сказать им… вдруг шок, удар и все такое… Джеймс изогнул бровь.

– А если я опрокинусь – это, стало быть, ничего?

– Конечно, старина.

– О чем разговор? – спросила подошедшая Джорджина.

– Да так, ни о чем. Мой дорогой братец для меня, как бельмо на глазу… Все как обычно.

– Наверное, так же, как и мой. Джеймс насторожился.

– Он тебе сказал что-нибудь?

– Разумеется, нет, – успокоила Джорджина мужа. – Он вообще никому ничего не говорит. – Джорджина вздохнула. – Думаю, Джеймс, помогло бы, если бы ты первый…

– Прикуси язык, Джордж! – демонстрируя ужас, проговорил Джеймс. Впрочем, для изображения ужаса ему особого притворства не требовалось. – Я нахожусь в одной комнате с ним. Этого уже более чем достаточно.

– Джеймс, – увещевающим тоном проговорила она.

– Джордж! – предостерегающе сказал он.

– Прошу тебя.

Энтони рассмеялся. Сейчас он понял, что представляет собой обреченный человек. Джеймс метнул на него один из самых мрачных своих взглядов, хотя и не оказал сопротивления жене, которая тянула его через всю комнату к самому противному из всех своих братьев.

Ей пришлось снова ткнуть мужа локтем под ребра, прежде чем он коротко произнес:

– Андерсон.

– Мэлори, – был столь же лаконичный ответ. И тогда Джеймс расхохотался, чем привел в смятение всех братьев Андерсонов.

– Полагаю, я должен передать вам опыт, – сказал Джеймс, еще не вполне справившись с приступом смеха. – Вы, очевидно, не научились цивилизованно не любить кого-то.

– Что это значит? – спросил Уоррен.

– Это значит, что нужно испытывать удовольствие от раздора, дорогой мальчик.

– Я скорее…

– Уоррен! – вмешалась Джорджина. – Ради Бога!

Несколько мгновений Уоррен сердито смотрел на нее. Затем скрепя сердце протянул руку Джеймсу, который пожал ее, все еще продолжая улыбаться.

– Я понимаю, старина, твою боль и тревогу, но уверяю, что ты оставляешь сестру на попечение мужчины, который любит ее дыхание.

– Дыхание? – нахмурилась Джорджина. Джеймс вздернул вверх золотистую бровь. Сейчас ей это показалось чрезвычайно милым.

– Помнишь, как совсем недавно ты в кровати ловила воздух? – с невинным выражением спросил он.

– Джеймс! – задохнулась от возмущения Джорджина, и все присутствующие увидели, как заполыхали ее щеки.

Но тут заговорил Уоррен:

– Ладно, Мэлори, ты сказал свое слово. Смотри, сделай все, чтобы она чувствовала себя счастливой, а мне не понадобилось возвращаться сюда, чтобы тебя убить.

– Уже гораздо лучше, мой мальчик, – посмеиваясь, ответил Джеймс и повернулся к жене: – Он учится, Джордж, и кое-чему уже научился. Будь я проклят, если это не так.

^[1] мой друг (фр.)

^[2] Уор (war) по-английски означает «война»

^[3] Недоумение Николаса объясняется тем, что по-английски «sister-inlaw» – это и невестка (т.е. жена брата), и свояченица (т.е. сестра жены)