Глава 33. Придя в себя, Джеймс с усилием сжал распухшие губы, чтобы не дать вырваться стону

Придя в себя, Джеймс с усилием сжал распухшие губы, чтобы не дать вырваться стону. Он мысленно произвел инвентаризацию понесенного ущерба. Кажется, ребра целы, хотя кожа отчаянно саднила. Насчет челюсти у него полный уверенности не было.

Ну что ж, он получил то, на что напросился, разве не так? Разве не мог он придержать язык и притвориться ничего не понимающим, когда два младших брата припомнил и его самого и его пиратское прошлое? Даже Джорджи защищала его, пока не поверила в его пиратство. Так нет же, дернул черт во всем признаться.

Все было бы не так уж плохо, если бы их не было так много. Черт побери, пятеро проклятых янки! А у Арти и Анри не хватило мозгов сказать ему об этом. Почему он отверг свой первоначальный план повидаться с Джорджи наедине? А ведь Конни предупреждал его.

И какого черта он хотел добиться своим внезапным появлением на этом злосчастном вечере? Кроме как привести в смятение милую девушку, чего она, впрочем, заслуживала. Это был праздничный вечер, и, увидев ее в окружении дюжины кавалеров, он потерял разум. Впрочем, разве могло быть иначе, черт побери?

До Джеймса доходил гул голосов. Они доносились с разных сторон – одни более отдаленные, другие близкие. Джеймс представил себе, как кто-то смотрит на него, пытаясь обнаружить признаки того, что он приходит в сознание. Ему сейчас лучше сконцентрировать внимание на том, что они говорят, хотя боль в теле мешала сосредоточиться.

– Я не поверю в это, Томас, до тех пор, пока не услышу от самой Джорджи.

– Ты ведь видел, она сама хотела залепить ему оплеуху.

– Я находился здесь, Бойд. – Это был единственный голос, который было легко расслышать, и звучал он как-то умиротворяюще. – Как раз я и удержал ее от этого поступка. Но это не имеет никакого значения. Говорю тебе, она…

– Но она все еще убивается по Малкольму!

– Дрю, осел несчастный, сколько раз тебе втолковывать, что это объясняется чистым упрямством с ее стороны.

– Тебе лучше не совать свой нос в это дело. Уоррен! Из твоего рта вылетает только глупость и вздор!

Послышались звуки непродолжительной возни, затем чей-то голос произнес:

– Ради Бога, вы двое, прекратите! Или вы сегодня мало получили синяков? С меня хватит того, что я от него уже получил, Клинтон! Более чем достаточно!

– Будь добр, Уоррен, заткнись, если не можешь придумать ничего конструктивного! А ты перестань обижаться по пустякам, Дрю! Этим делу не поможешь.

– Что касается меня, то я верю в это не больше Бойда. – Джеймс начал различать голоса – этот, без сомнения, принадлежал темпераментному Уоррену. – И эта дубина стоеросовая тоже сомневается, так что…

Снова вспыхнула потасовка. У Джеймса появилась надежда, что они прикончат друг друга, после того как он понял, в чем все братья сомневаются. Он уже собирался было сесть на полу, когда кто-то наступил ему на ногу. Джеймс невольно застонал.

– Как ты себя чувствуешь, Мэлори? – спросил удивленный голос. – Готов к свадьбе?

Джеймс с трудом разлепил веки и увидел юное ухмыляющееся лицо Бойда. Со всем презрением, которое он мог изобразить в этот момент, Джеймс произнес:

– Мои родные братья драли меня почище, чем ты со своими молокососами.

– Тогда, может быть, нам повторить все сначала? – произнес тот, чье имя надо бы укоротить ровно вдвое и звать не Уоррен, а Уор^[2].

– Отойди, Уоррен!

Этот приказ прозвучал из уст Томаса и поразил всех, кроме Джеймса, который не имел понятия о том, что Томас был единственным из братьев Андерсонов, кто редко повышал голос. Джеймс, собрав силы, сел на полу, стараясь не покачиваться.

Внезапно до него дошел смысл сказанного Уорреном.

– Что ты, черт возьми, имеешь в виду, говоря о свадьбе?

– Имею в виду, англичанин, тебя и Джорджи!

Ты скомпрометировал ее и либо ты на ней женишься, либо мы благополучно убьем тебя!

– Ну что ж, в таком случае улыбайся, дорогой мальчик, и спускай курок. Силой меня не заставишь.

– А разве ты не за этим пришел сюда, Мэлори? – несколько загадочно спросил Томас.

Джеймс бросил на него злой взгляд. Братья тоже посмотрели на Томаса, и на лице каждого из них изобразилось разной степени удивление.

– Ты сбрендил, Томас?

– Ну да, это все объясняет, разве не так? – Это было сказано с сарказмом.

– С чего ты решил, что Джорджи согласится?

– Может, ты объяснишь нам, Том?

– Не имеет значения, – ответил Томас, внимательно наблюдая за Джеймсом. – Английский ум слишком сложно понять.

Джеймс не собирался комментировать услышанное. Уже от разговора с этими недоумками у него начиналась головная боль. Медленно и осторожно он поднялся на ноги. Тут же встали Уоррен и Клинтон. Джеймс едва не рассмеялся. Или они в самом деле думают, что в нем еще остались силы и за ним нужен присмотр? Чертовы бугаи! Почему у малышки Джорджа не могла быть нормальная семья? – Кстати, а где Джордж? – спросил он.

Юнец, расхаживающий в волнении по комнате, остановился и свирепо посмотрел на Джеймса.

– Ее зовут не так, Мэлори.

– Господи, возмущение даже по поводу имени! – И с несвойственной ему запальчивостью добавил: – Я буду называть ее так, как мне заблагорассудится, щенок сопливый! Куда вы ее дели?

– Мы ее никуда не девали, – прозвучал голос Дрю. – Она здесь.

Джеймс резко повернулся, поморщившись от острой боли, и увидел Дрю, стоящего между ним и диваном, на котором лежала без сознания бледная как смерть Джорджина.

– Черт побери!

Дрю был единственным, кто увидел выражение лица Джеймса, когда он направился к дивану, и сделал попытку остановить его, но лучше бы он этого не делал, ибо тут же был припечатан к стене. От столкновения закачались висевшие на стене картины, а служанка в зале, напуганная грохотом, уронила поднос с бокалами.

– Пусти его, Уоррен, – одернул брата Томас. – Он не сделает ей ничего плохого. – И повернулся к Джеймсу. – Она просто упала в обморок, Мэлори, когда увидела твое разукрашенное лицо.

– Она никогда не падает в обморок, – возразил Бойд. – Уверен, что она прикидывается, чтобы не слышать, как ругается Клинтон.

– Тебе надо было выпороть ее, когда была для этого возможность, Клинт. – Это произнес Уоррен, заработав неодобрительные, едва ли не злые взгляды не только Джеймса, но и братьев.

– Посмеешь поднять на нее руку – и считай, ты мертвец.

Джеймс даже не счел нужным повернуться. Он опустился на колени перед диваном и стал тихонько похлопывать Джорджину по бледным щекам, пытаясь привести ее в чувство.

В воцарившейся тишине Томас поймал взгляд Клинтона и спокойно сказал:

– Что я тебе говорил?

– Да, говорил… Тем больше оснований для того, чтобы не тянуть волынку.

– Если ты позволишь мне немедленно оттащить его к губернатору Уолкотту, не будет никаких проблем.

– Не забывай, что он скомпрометировал ее, Уоррен, — напомнил брату Клинтон. – И поправить это дело может только свадьба.

Джеймс слышал гул голосов за спиной, но не вникал в смысл разговора. Ему не нравился цвет лица Джорджины. Да и дыхание было слишком поверхностным. Конечно, лично ему не приходилось раньше иметь дело с упавшей в обморок женщиной. Всегда рядом оказывался кто-либо с нюхательной солью. У братьев Джорджины, видимо, не было нюхательной соли, иначе они бы уже предложили ее сестре. Не помогут ли делу жженые перья? Джеймс осмотрел диван, пытаясь понять, чем он набит.

– Может, пощекотать ей ноги? – предложил подошедший Дрю. – Они очень чувствительны.

– Знаю, – ответил Джеймс, вспомнив, как он однажды лишь дотронулся до голой стопы и получил такой пинок, что едва не вылетел из кровати.

– Знаешь? А откуда тебе, черт побери, это известна?

Джеймс вздохнул, снова уловив агрессивность в тоне Дрю.

– Случайно, мой мальчик. Ты ведь не думаешь, что я занимался такими детскими забавами, как щекотка?

– Я хотел бы знать, какими забавами ты занимался с моей сестрой?

– Ничем сверх того, что ты уже предположил.

Дрю со свистом втянул воздух.

– Вот что я скажу тебе, англичанин! Ты копаешь очень глубокую яму самому себе.

Джеймс бросил взгляд через него. Он бы даже улыбнулся, если бы улыбка не причиняла ему боль.

– Вовсе нет. А ты хочешь, чтобы я врал?

– Да! Ей-богу же, да!

– Прости, парень, но я не обременен той совестливостью, какой обременен ты. Как я уже говорил твоей сестре, я вполне достоин порицания за некоторые стороны своей жизни.

– Ты имеешь в виду женщин?

– Судя по всему, ты понятливый парень. Дрю покраснел от гнева и сжал кулаки.

– Да ты хуже Уоррена, черт побери! Если ты хочешь еще…

– Сдай назад, щенок. Сердце подсказывает тебе правильно, я уверен, но проучить меня ты не сумеешь и прекрасно это знаешь. Будет больше пользы, если ты поможешь привести сестру в чувство. Ведь ей необходимо присоединиться к празднику.

Дрю раздраженно куда-то отошел, но тут же появился рядом со стаканом воды. Джеймс бросил на него скептический взгляд.

– И что я, по-твоему, должен с этим делать? Вместо ответа Дрю плеснул водой в лицо сестре.

– Я чертовски рад, что это сделал ты, а не я, – проговорил Джеймс, видя, что Джорджина с криком поднимается и озирается в поисках виновника содеянного.

– Ты потеряла сознание, Джорджи, – быстро сказал Дрю в порядке объяснения.

– Да в соседней комнате найдется дюжина женщин с нюхательной солью! – гневно проговорила Джорджина, садясь на диване и пытаясь смахнуть воду со щек. – Разве ты не мог попросить?

– Я не подумал об этом.

– Ну так по крайней мере принеси мне полотенце! – И вдруг в ужасе воскликнула: – Дьявольщина, Дрю, что ты сделал с моим платьем?

– Это платье тебе не следовало надевать, – возразил брат. – Может, хоть теперь ты его сменишь?

– Да я буду носить его до тех пор, пока оно не сгниет, если ты сделал это для того, чтобы…

– Дети, перестаньте, – перебил Джорджину Джеймс, заставив ее обратить на него взор.

– Ой, Джеймс, ты только взгляни на свое лицо!

– Это довольно трудно сделать, малышка! Зато я вижу, что с твоего лица капает.

– Вода, а не кровь, болван! – сердито воскликнула она и, повернувшись к Дрю, добавила: – У тебя по-крайней мере носовой платок найдется?

Дрю сунул руку в карман и протянул Джорджине белоснежный платок, ожидая, что она вытрет себе лицо. Вместо этого ему пришлось с изумлением наблюдать за тем, как Джорджина подалась вперед и стала осторожно промокать запекшиеся капли крови на губах англичанина. И мужчина не возражал, продолжая по-прежнему стоять на коленях перед диваном, словно несколькими минутами раньше он не смотрел на нее волком и не привел в смятение перед членами семьи и друзьями, словно они не обменивались друг с другом резкими, язвительными словами.

Дрю обернулся, чтобы удостовериться в том, что братья также заметили не поддающееся рациональному объяснению поведение сестры. Однако Клинтон и Уоррен этого не заметили. Они были заняты спором друг с другом. Зато Бойд встретил его взгляд и выпучил от удивления глаза. Дрю был полностью с ним согласен. Томас лишь покачал головой, хотя и выглядел тоже несколько удивленным. А как тут не удивляться? Дрю совершенно не хотел, чтобы зятем у него был пират, пусть даже бывший. И что еще хуже, лорд королевства Англии. И будь он проклят, если он верит в то, что его сестра в самом деле влюбилась в этого типа. Это просто не укладывается в голове.

Но что сейчас Джорджина делает? И почему она потеряла сознание, как только они слегка попортили ему физиономию?

Дрю признал, что англичанин являл собой великолепный образец мужчины. Превосходный боксер, но ведь это способно восхитить Дрю, а не Джорджи. И можно даже согласиться с тем, что этот парень красив, во всяком случае, был таковым до того, как они расквасили ему лицо. Но неужто такие мелочи могут иметь значение для Джорджины, если куда более существенные моменты говорят не в его пользу? О Господи, с тех пор как он встретил на Ямайке сестру, он отказывается что-либо понимать. – Ты ловко действуешь кулаками. Слова сестры вновь вернули Дрю к действительности. Он посмотрел на Мэлори, но что можно было прочитать на лице, понесшем столь значительный ущерб?

– Ты могла бы сказать, что я тренировался на ринге.

– И когда ты только находил для этого время? – не без сарказма спросила Джорджина. – В промежутках между плантаторскими заботами и пиратством?

– Ты сама ведь говорила мне, насколько я стар, малышка. Естественно, у меня было время, чтобы заниматься разными делами. Разве не так?

Дрю едва не поперхнулся, услышав диалог сестры и англичанина. Наконец Джорджина обратилась к Дрю:

– Ты все еще стоишь тут, вместо того чтобы оказать помощь? Его глазу требуется холодная примочка. Кстати, твоему тоже.

– О, Джорджи, нет! Меня и лошадьми отсюда не вытащить! Но если ты хочешь, чтобы я отошел в сторонку и ты могла наедине переброситься несколькими словами с этим негодяем, то скажи!

– Я вовсе не хочу этого! – возмутилась Джорджина. Она перевела взгляд на Джеймса и уточнила: – Что я могу тебе сказать, кроме того, что твое сегодняшнее поведение вызывает у меня лишь презрение. Мне следовало ожидать, что ты способен на подобную низость. Предпосылки к этому были. Но я наивно считала, что твои причуды безвредны, что ты чудишь по привычке, без злого умысла. Я верила в это! Теперь я понимаю, насколько ошибалась. Ты доказал, что способен сеять зло. Ты счастлив тем, чего добился? Ты позабавил себя? Доволен? И какого черта ты стоишь на коленях? Тебя надо немедленно уложить в постель.

Она завела себя, выплеснула на него весь гнев и закончила вдруг словами, в которых прозвучала забота о нем. Джеймс откинулся назад и захохотал. Ему было очень больно смеяться, но он не мог удержаться.

– Очень мило с твоей стороны пожалеть меня, Джордж, и больше ничего не надо говорить, – сумел он наконец произнести.

Некоторое время Джорджина сердито на него смотрела, затем серьезно спросила:

– Что ты здесь делаешь, Джеймс? Один этот вопрос мгновенно изменил его настрой. В выражении его лица снова угадывалась враждебность.

– Ты не попрощалась со мной, любовь моя. Я решил дать тебе возможность исправить эту оплошность.

Стало быть, это и было причиной его безумного поступка? Он почувствовал себя ущемленным? И из-за подобной мелочи, из мстительных соображений погубил ее репутацию и убил чувства, которые она испытывала к нему? Впрочем, за последнее она должна быть ему благодарна. По крайней мере это избавит ее от переживаний по поводу того, что она никогда больше его не увидит. Сейчас ей именно этого и хотелось.

– Ах, какая рассеянность с моей стороны! – сказала она вкрадчивым тоном, поднимаясь с дивана. – Но это так просто исправить. Прощай, капитан Мэлори!

Джорджина прошла мимо Джеймса, собираясь эффектно, как никогда в жизни, уйти, и. в тот же момент увидела лица братьев, не сводивших с нее взглядов и слышавших каждое слово диалога Джорджины и Джеймса. Как могла она забыть, что все они находятся в комнате?