Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Русские Гималаи





Не помню, кому и когда пришла в голову эта мысль: отправиться на Алтай. В памяти моей осталось, что мы говорим об алтайской поездке как о чем-то уже твердо решенном; обсуждаем маршрут; намечаем конкретные да­ты выезда. Никто из нас — даже неутомимая путеше­ственница Мария Вадимовна — в этих краях не бывал.

Разумеется, мы знали пророчества Рериха о будущем Алтая. Знали, что новой духовной цивилизации челове­чества — если планета наша сохранится — суждено раз­виваться именно здесь. Знали, что центр обновленной России должен переместиться сюда. Со слов Рериха зна­ли даже название будущей духовной столицы России Звенигород.

Знали мы также полузашифрованный текст из «Крип­тограмм Востока» — о таинственном посещении святым Сергием Алтая. По свидетельству монахов его обители, игумен рассказывал о своем путешествии, но весьма ску­по и сдержанно. Упоминал о Белой Горе, «но никогда не указывал места ее». Рассказывал о фантастических существах из иного мира, обитающих на Белой Горе. Рассказывал, как бы заглядывая в будущее; «Сани там без коней и для скорости могут летать».

И, наконец, мы знали апокрифическое сказание о Гаутаме Будде. Согласно этому сказанию, Белая Гора, она же Белуха, явилась кульминационным пунктом великого сокровенного странствия Будды по дорогам Азии (кстати, трансгималайская экспедиция Рерихов впоследствии в точности повторит этот маршрут). Здесь, на этой горе, где смыкаются — как утверждает древнее предание — токи земной и небесной Шамбалы, он принял космиче­ское посвящение.

Священная гора, окутанная туманом и облаками, не всегда была доступна для взоров людей. Говорят, что еще в середине XIX века жители окрестных селений не подо­зревали о ее существовании. Лишь сегодня она откры­вается нам, что может восприниматься (согласно тому же сказанию) как обнадеживающий знак наступления но­вой эры.

Естественно, что вся эта информация, накладываясь одна на другую, лишь укрепляла нас в нашем намерении совершить паломничество в русские Гималаи (так для себя мы теперь окрестили Алтай).

Разумеется, мы — в особенности я — отдавали себе отчет в трудностях предстоящей поездки. Мы отправля­лись в места, где нельзя было рассчитывать даже на ми­нимальный уровень удобств. Было неясно: как будем ре­шать вопрос с транспортом и удастся ли решить его во­обще? К тому же нас запугивали бездорожьем, дождями, энцефалитным клещом, которого, дескать, в тамошних лесах великое множество.

— У меня, — признавалась Надежда Михайловна, — то и дело вырастает заячий хвостик. Мне, конечно, не очень хочется ехать. И когда я обращаюсь к Учителю по поводу поездки, то втайне надеюсь, что его слова совпадут с моим желанием. Но нет, Он говорит прямо противопо­ложное.

— Ну, если у вас лишь иногда вырастает хвост, — развил я эту тему, — то у меня заячий хвост присутству­ет постоянно.

Мария Вадимовна с неподдельным изумлением по­смотрела на меня.

— Не может быть. Вы, конечно, шутите.

— Да нет, не шучу.

Надежда Михайловна приняла мою сторону.

— Я думаю, что у Валентина не один, а два хвоста выросли. Не только за себя боится, но прежде всего за нас.

Это было правдой. Ведь вместе со мной в экспедицию отправлялись три женщины: Мария Вадимовна, Надеж­да Михайловна и ее духовная дочь Галя. Младшей из них было зa пятьдесят, старшей — под девяносто. Мало ли что могло случиться? И потом: где размещать? Как обеспечить питанием?

— Предлагаю самый лучший вариант, — заявила Ма­рия Вадимовна, дух которой не ведал никаких сомнений. — Берем палатку. Устанавливаем ее в горах. Воз­дух, простор, красота.

Не думайте, что это говорилось в шутку. Это говори­лось на полном серьезе.

Говорила еще Мария Вадимовна следующее:

— Алтай — это особое место сосредоточения магнети­ческих токов. Собственно, комплекс Алтайских гор пред­ставляет собой космический магнит, связанный напрямую с Орионом — центром нашей ориенталистской Вселенной,

Вы знаете, что, выполняя определенную задачу, я по­сетила Карпаты, Кавказ, Север, Памир. Остался Алтай. Я обязательно должна туда поехать. Это звучит во мне как приказ.

Организация поездки легла на меня, и начал я с того, что оформил себе творческую командировку от Союза пи­сателей в Горно-Алтайск. Теперь я имел на руках офи­циальные документы, что должно было — это я хорошо знал по предыдущему опыту — облегчить контакты с местными властями. Кроме того, случилось так, что мне удалось познакомиться с директором горно-алтайского из­дательства Аржаном Адаровым. Очень кстати — как раз накануне намечаемого нами отъезда — он оказался в Мо­скве.

Я пригласил его к себе в гости. Изложил суть проб­лемы. Вначале сказал, что речь идет о моих родственницах, но потом, когда разговорились и я понял, что могу быть откровенным, признался, что не родственницы это, а люди, близкие мне по духу; невзирая на более чем преклонный возраст, хотят прикоснуться они к священ­ной земле Алтая. Аржан был растроган. Сказал: «Отныне можете полностью полагаться на меня».

Из Москвы наша группа отправилась на разных видах транспорта: мои спутницы — на поезде, я с Аржаном Адаровым — на самолете, дабы опередитьих на несколько дней. За этот промежуток времени мы надеялись оце­дить обстановку на месте и должным образом пригото­витьсяк их встрече.

Полет до Барнаула я, по существу, и не почувствовал, потому что был поглощен беседой с Аржаном. По моей просьбе он «просвещал» меня насчет духовных течений Алтая.

— Самая древняя религия алтайцев, — говорил он, — шаманизм. Потом уже на Алтае как бы сошлись две ре­лигиозные волны: с Запада — христианская, с Востока — буддийская. Наибольшее распространение получил у нас белый бурханизм, особая ветвь последователей Будды. О ней упоминал Рерих в своей книге «Алтай — Ги­малаи».

По словам Адарова, белый бурханизм — это буддизм с явственной примесью язычества.

— Часть алтайцев приняла христианство, — продол­жал Аржан, — часть стала под знамя Белого Бурхана. Естественно, что начались гонения на хранителей тради­ций шаманизма. Порою это принимало жестокие формы. Существует легенда о том, как были собраны все шаманы в одной избе. Избу заколотили досками и подожгли. Ска­зали: «Если они настоящие чудотворцы, то пусть дока­жут это и выйдут невредимыми из огня». Сгорели все. Лишь один обернулся камнеми, когда погасло пламя, стряхнул с себя пепел я принял прежнее обличье. Но и его одного оказалось достаточно, чтоб доказать истин­ность древней религии и чтоб продолжалась она и по сю пору на нашей земле.

Многие наши легенды (вы несомненно заметите это), — обратился Аржан ко мне, — начинаются словами:

«Это было в то время, когда не было берез». Как вы по­нимаете, это не случайность. Дело в том, что все алтай­ские предания сходятся в одном пункте: когда-то в нашем крае не росло ни одной березы. Другой климат здесь был, Другой пейзаж. И другой народ здесь жил. Назывался он Чудью. Когда появилось необычное дерево. Чудь увидела в этом недобрый знак для себя. Она восприняла его как предвестник наступления Белого Царства, крайне враж­дебного ему, приверженному черной магии. И ушла Чудь под землю в Царство тьмы, оставив после себя курганы, обложенные камнями. В крае поселились нынешние алтайцы. Памятуя о том, что именно береза изгнала Чудь из Алтая, мы почитаем ее как священное дерево. Впро­чем, как священное дерево, имея, очевидно, веские при­чины для этого, почитала березу и языческая Русь. Так­же благоговейно относятся к ней и староверы, живущие на Алтае: они видят в ней символ грядущей победы над тьмой христианской Шамбалы — Беловодья.

Название «Алтай» многие лингвисты, — говорил Аржан, — выводят из татарского слова «алтын», что озна­чает золото. Но есть и другая версия, по которой совер­шенно тождественными понятиями выступают слова «Ал­тай» и «Родина». Мне же кажется, что версии не проти­воречат друг другу, а название «Алтай» может быть пе­реведено следующим образом: «Золотая Родина».

Во всяком случае, — добавил Аржан, — это отвечает духу нашего фольклора, этому стихотворению, например (обратите внимание на своеобразную мистику чисел в нем):

Треуголен ты, Хан-Алтай,

Когда взглянешь ты с высоты,

Со стороны поглядишь на тебя,

Ты блестишь как девятигранный алмаз!

Благодаря командировочному удостоверению я полу­чил номер в центральной гостинице Горно-Алтайска. Но здешним масштабам это был почти что люкс: отдель­ная комната да еще с умывальником.

Гораздо сложнее обстояло дело с размещением на­ших дам. Свободных мест в гостиницах, как всегда, не было, а если и было, то нас не устраивало: комнаты типа общежития по семь-восемь человек в каждой.

Но выход все-таки нашелся. Аржан вспомнил, что у него есть знакомый, который работает начальником турбазы под Чемалом. Мы немедля отправились туда.

База располагалась в живописнейшей местности в об­рамлении гор и лесов и носила название «Катунь». Разу­меется, мы прекрасно понимали, что такое лагерь для ту­ристов: обилие людей, шумные сборища у костра, песня за полночь под гитару. Но, с другой стороны — обеспе­чивалось жилье (две уютные комнаты с небольшой ве­рандой) и полный пансион, что снимало все заботы о пи­тании. Я согласился не колеблясь. Тем более что считал чемальский лагерь лишь перевальным пунктом нашего пу­тешествия. Передохнув, мы должны были проследовать по алтайскому маршруту Рериха. Мы планировали побы­вать в Усть-Коксе, Верхнем Уймоне и обязательно у под­ножия Белухи (на этом, как на главной цели поездки, настаивала Мария Вадимовна).

Поезд из Москвы прибывал в Бийск ранним утром. Чтобы успеть к поезду, чтобы, не дай Бог, не опоздать (от Горно-Алтайска до Бийска примерно сто километ­ров), мы выехали с Аржаном в два часа ночи.

Аржан восседал за рулем. Он недавно приобрел ма­шину, прошел курс обучения и, как всякий неофит, был чрезвычайно уверен в своих знаниях как писаных, так, главное, и неписаных законов вождения. Утверждал, что обладает своего рода рецептом, гарантирующим от ката­строф и происшествий.

— Надо соблюдать правило трех «д», и тогда ничего с тобой не случится.

— А что такое три «д»? — полюбопытствовал я.

— Дай дорогу дураку, и все будет в порядке, — ав­торитетно заявил Аржан.

Так как мы выехали с солидным запасом времени,тоиногда останавливались, чтобы полюбоваться искрящим­ся сверкающим небом. Звезды, крупные и яркие, — го­раздо ярче, чем у нас, в Москве, — стояли над головой. Аржан объяснял, как называются они по-алтайски. Боль­шая Медведица — созвездие Семи Ханов. Полярная звез­да — Золотой Кол. Считалось, говорил он, что к нему привязывают своих огненных коней небесные богатыри.

Мы мчались мимо тополей, выстроившихся вдоль до­роги. Тишина. Ни единой души. Редко-редко вынырнет навстречу машина с зажженными фарами. Да еще од­нажды наткнулись мы на зайца, мирно дремавшего на асфальте. Увидев нас, он испуганно порскнул в кусты.

Около часа мы ждали поезда, а потом выгружали из вагона бесчисленное количество чемоданчиков, узелков, авосек. Пришел на помощь носильщик. Багажник «Жи­гулей» забили до отказу; часть вещей взяли на руки и — в путь.

Постепенно дамы стали приходить в себя, и, конеч­но, красота окружающих пейзажей привелаих в восторг.

На границе, официально отделяющей Горный Алтай от степного, мы сделала остановку.

— По старому обычаю, — сказал Аржан, — здесь полагается отдать поклон Алтаю.

Мы разбрелись в разные стороны, дабы в одиноче­стве и безмолвии совершить положенный ритуал. А Галя спустилась к Катуни и окунула лицо и руки в воду.

— Причастилась, — заявила она.

— Сейчас все причастимся, — пообещал Аржан. Вскоре он затормозил у деревянного сруба родника, священного родника, по словам Аржана. Когда-то со все­го Алтая шли к нему паломники. Потом за это стали пре­следовать. Но традиция не умерла, а сейчас как бы обре­ла полуофициальное признание. Во всяком случае, теперь никто не воспрепятствует человеку омыться водой из родника и привязать к ветке священного дерева над род­ником платочек или ниточку.

Мы уже обратили внимание на это дерево и гадали, почему оно, как праздничная елка, обвешано разноцвет­ными кусками материи.

— Существует поверье, — пояснил Аржан, — если вы завяжете узелок на священном дереве и загадаете же­лание, то оно исполнится.

По примеру паломников мы причастились водой из родника и снова — в машину.

И вот мы—в лагере. Наше появление, как и следо­вало ожидать, вызвало сенсацию. Представляю, какое эффектное зрелище являла собой наша группа: Мария Вадимовна в панамке и с маленьким рюкзачком за пле­чами, Галя тоже в панаме и с большим рюкзаком за плечами. Надежда Михайловна, грузно опирающаяся на палку, напоминающую посох, и мы, сопровождающие их. Помню, как изумленно и суеверно-почтительно расступа­лись перед нами люди в штормовках, какими взглядами провожали они нас. А уж какие строились предположе­ния на наш счет — об этом можно только догадываться. Единственное, о чем я узнал впоследствии, что на ка­кое-то время мы стали предметом острого любопытства среди туристов, причем все они сошлись на одном: толь­ко сумасшедший мог поместить в молодежном лагере дру­гих сумасшедших, сбежавших, по всей вероятности, из дома для престарелых.

— Священные горы непредсказуемы, — еще в Москве предупреждала нас Мария Вадимовна, — и нужно быть готовым к тому, что могут возникнуть препятствия и осложнения.

Они и начались, и начались сразу, как только выехали мы с Аржаном Адаровым из ворот чемальской турбазы. Препятствие обрело форму автобуса. Идет посредине, загораживая проезд. Аржан сигналит, чтобы тот уступил дорогу. Никакой реакции. Аржан нервничает. Я, словно предчувствуя что-то недоброе, говорю: да не обращай внимания, пусть едет как едет, куда нам торопиться. Но Аржан продолжает сигналить все яростнее и яростнее. Наконец, вроде бы автобус сдвинулся вправо. Мы — на обгон. Некоторое время идем впритык, чуть не касаясь боками друг друга. Обогнали. И вот тут Адаров во власти справедливого негодования обернулся и погрозил шоферу кулаком. И в то же мгновение мы очутились в кювете. От растерянности вместо тормозов Аржан нажал на газ. На газующей машине мчим в кювете. Нам еще повезло, что канава была неглубокой и что мы Еаткнулссь на ка­кой-то валун. Машина остановилась, запрокинутая на левый бок.

Моя дверца действовала, и я выбрался на волю. Вслед за мной вылез и Аржан, продолжая ругать шофера ав­тобуса, но теперь уже за то, что он бросил нас в беде и скрылся с глаз долой.

— А как же правило трех «д»? — пошутил я, чтобы как-то успокоить Аржака.

— Забыл! — воскликнул он.

Ждать помощи нам пришлось недолго. Вскоре пока­зался «рафик». Остановился. Из него высыпала группа людей. Они направлялись в лес по грибы. Начали ломать голову, как вытащить нас из канавы. Дело в том, что ни у них, ни у нас не было троса. Потом откуда-то по­явилась веревка. Но при первом рывке она оборвалась. Тогда веревку сложили вдвое и с двух концов закрепили тугими узлами. «Рафик» дернул, и наша машина мед­ленно поползла вверх. И вот она на шоссе — грязная, крыло смято, дверцы тоже. Но пострадал, как выясни­лось, лишь внешней вид. А мотор и все остальное — в полном порядке. Поэтому мы благополучно добрались до города. Но, конечно, Адаров был расстроен и укатил в Бийск, чтобы отремонтировать машину.

А на другой день утром — я не успел еще позавтра­кать — телефонный звонок. Беру трубку. Слышимость ужасная. Но сквозь треск и разряды различаю Галин голос. Галя говорит:

— Возьми машину и приезжай к нам сегодня.

Я объясняю, что Адарова нет в городе и потому при­ехать к ним не могу.

— Обязательно приезжай, — настаивает Галя. — Ба­ба Надя сломала руку, и ее необходимо доставить в боль­ницу.

Бросаюсь на поиски транспорта. Хотя в Горно-Алтайске почти никого не знаю, машину все-таки добыл: опять помогли служебные документы. Приезжаю. Надежда Ми­хайловна сидит на веранде с забинтованной рукой. Вид у нее не столько печальный, сколько смущенный.

— Извините, — говорит, — что доставляю такие хло­поты.

— Как же это случилось? — спрашиваю.

— Галя пошла на почту давать телеграмму в Москву. Правда, сделать ей это не удалось. Накануне молния уда­рила в телеграфный столб, и связь не работала. А я одна решила помыться. Как вы знаете, эти удобства у нас здесь на улице. Поскользнулась, упала, и вот результат.

Я доставил Надежду Михайловну в больницу где-то в одиннадцатом часу ночи. Невзирая на позднее время, ей тут же сделали рентген. Глубокий перелом двух ко­стей. Дежурный врач распорядился, чтоб ее положили в палату.

Через несколько дней Надежду Михайловну выписа­ли, и я опять отвез ее в чемальский лагерь. Разумеется, ни о каких передвижениях — пока не срастутся кости — ей нечего было и думать. Покой и уход.

Так что в наши планы пришлось вносить коррективы. В конечном счете, решили, что женская группа в полном составе останется на турбазе «Катунь», а я во исполне­ние намеченного проеду по маршруту алтайской экспеди­ции Рериха и обязательно побываю у подножия Белухи.

— Без этого, — подчеркнула Мария Вадимовна, — цель поездки не будет достигнута.

Не буду останавливаться на подробностях своего пу­тешествия к Белухе. Об этом я писал в стихах и других книгах. Белую Гору я наблюдал со стороны Тюнгура, и концентрацией космического света показался мне снег, сверкающий на ее вершинах. Как и договаривались, я обратился к ней от себя и своих спутниц и мысленно произнес: «Благослови нас, Белуха!»

На обратном пути, естественно, я заехал в чемальский лагерь. Все были в сборе. Надежде Михайловне стало значительно лучше. Положение — чувствовалось — ста­билизировалось, и удивительный дух тишины и покоя витал над верандой, где мы сидели и откуда открывался величественный вид на зеленые волны Катуни и зеленый массив лесов, покрывавших горы.

Я рассказал своим спутницам о том, что увидел, и о том, что пережил во время поездки. Больше всего — об Усть-Коксе, которую называют сердцем Алтая, и о Белухе. Посожалел, что не удалось им побывать там, где побывал я.

— Это не совсем так, — улыбнулась Мария Вадимов­на. — Мы все увидели вашимиглазами и почувствовали вашими чувствами.

А то, что случилось с нами в нашей экспедиции, долж­но восприниматься как урок и предупреждение. Проти­водействие темноты здесь, в зоне сгущения света, неизбеж­но, и оно будет нарастать и нарастать, пока не выльется в открытое сражение. Мы с Надеждой Михайловной до этого не доживем. Вы — доживете.

Алтай предназначен для будущего. Но так как об этом знаем не только мы, но знают и темные, то они сде­лают все, чтоб уничтожить базу для будущего. Поэтому как бы предопределено, что главный накал битвы света и тьмы будет именно здесь, на Алтае. Поэтому мы и обя­заны быть особо бдительными ко всему, что происходит на берегах Катуни, ибо все, что здесь происходит, реши­тельным образом скажется на равновесии Земли и даже Космоса,

Вопрос стоит так: отстоим Алтай — отстоим будущее. Не отстоим — значит, нет у нас будущего, во всяком случае, на планете Земля.

Мы возвращались в Москву через Барнаул. Из Горно-Алтайска вылетали в ясную безоблачную погоду. Сверху алтайская земля вставала совершенно в ином ра­курсе. Резко и отчетливо она обнажала напластования веков, и горные ущелья казались древними тайниками, а горы—не все, но некоторые из них—были удивительно похожи на пирамиды.

— Должна сознаться, — адресовалась Мария Вади­мовна ко мне, — что на Алтае во время медитации я ис­пытала исключительной силы переживание. Я увиде­ла — причем и видением это не назовешь, настолько это реально, — Храм Параклета посреди Алтайских гор. И знаете, что он больше всего напоминал своими очер­таниями? Русский православный собор.

— В этой связи, — сказал я, — могу сообщить сле­дующий факт: Юрий Николаевич Рерих в сокровенных беседах говорил, что со временем на Алтае будет воздвиг­нут Храм, а в основании Храма ляжет Камень, о кото­ром повествуется в «Криптограммах Востока». То же са­мое говорил мне и Святослав Николаевич. Он говорил также, что это будет Храм Махатм, Храм, где будут по­читаться все Махатмы.

— Значит, все правильно, — поставила точку Мария Вадимовна. — Храм Махатм, он и есть Храм Параклета, ибо в нем сольются и соединятся все духовные течения.

Но дело, разумеется, не в названии. Главное, что он заповедан. Главное, что он будет на Алтае. Главное, что в основу его ляжет Камень, пришедший к нам с Ориона.

 

КОВЧЕГ

Число людей, группирующихся вокруг Марии Вади­мовны и Надежды Михайловны, было невелико: всего не­сколько человек. Появлялись, правда, иногда и другие люди: или те, с которыми мы хотели познакомить Марию Вадимовну и Надежду Михайловну, или те, с которыми нас хотели познакомить Мария Вадимовна и Надежда Михайловна. Но обычно мы встречались в узком кругу. Мария Вадимовна высоко ценила саму возможность об­щения нашего и считала, что мы составляем как бы одну духовную ячейку. Она говорила:

— Мы — буквы, стоящие рядом в Слове Отца Небес­ного.

Могу признаться — никогда не был счастлив, как в эти дни. Я жил в состоянии достоянного душевного подъема, который не могли тогда омрачить ни суета, ни внешние трудности. Единственное, что вызывало во мне подчас чувство грусти, так это мысль о неизбежном. А она посещала меня, и никак не хотелось привыкать к ней.

Сама же Надежда Михайловна (как и Мария Вади­мовна) относилась к предстоящему (и по всей вероятно­сти, скорому) уходу из жизни абсолютно спокойно.

— Если мы и задержались на земле, — не раз го­ворила она, — то не ради себя, а ради вас, ради того, чтоб приобщить вас к знаниям, совершенно для вас не­обходимым.

Надо сказать, что в вопросах духовной морали Надеж­да Михайловна и Мария Вадимовна были пуритански чисты. Если что и могло нарушить их духовное равнове­сие, так это намек на их исключительность и особую зна­чимость. Помню, как кто-то из нас, адресуясь к Марии Вадимовне, обронил неудачную фразу: «Видите, какие у вас нерадивые ученики».

Мария Вадимовна была возмущена до глубины души.

— Большей обиды мне нельзя и нанести, — резко сказала она. — Все мы ученики, и, может быть, я более нерадивая ученица, чем вы.

Избегайте, — говорила она, — людей, которые пыта­ются помочь вам собой, а не через себя. Когда хотят воз­действовать исключительно силой своего личного автори­тета, знайте, что вы имеете дело с явлением сугубо ма­териальным, но рядящимся в одежду духовную. Это не выход за границы физического плана бытия (как может показаться с первого взгляда), а утверждение себя на фи­зическом плане и, значит, ограничение себя материаль­ными рамками. Темные любят таких людей и используют их. Так и появляются лжепророки, лжеучителя и даже лжехристы, от которых предостерегает Евангелие.

Не преувеличивайте, ради Бога, мою роль (это уже непосредственно относилось ко мне). Не от меня вы получаете то, что получаете. Все это в вас было, но было неосознанным; моя же задача состояла в том, чтоб оформить в слова то, что было уже у вас на душе. Так что благодарить следует не меня, а себя, а вернее — Бога, пробуждающегося в вас.

Поездку на Алтай Мария Вадимовна считала завер­шением своей земной миссии.

— Это мое последнее путешествие, — заявила она. Так и получилось. Теперь уж она безвыездно жила в своей квартире. Силы постепенно покидали ее. Начала прогрессировать глухота, смущавшая и раздражавшая ее. К тому же дом наметили к сносу. Мария Вадимовна пе­реехала к своей родственнице и практически оказалась недосягаемой для нас. Родственницу невозможно было застать дома, а Мария Вадимовна не откликалась на звонки. Она как будто хотела, чтоб мы не узнали о ее смерти и не присутствовали на ее похоронах, чтоб только живой осталась она в памяти нашей.

Что же касается Надежды Михайловны, то после Ал­тая она несколько раз выезжала в Литву. Там образо­вался своеобразный филиал нашего кружка, и Надежда Михайловна отправлялась туда летом в период отпусков и каникул. Не столько для отдыха, сколько для духовной работы с людьми.

Накануне ее очередного отъезда — это было летом 1980 года — я пришел к Надежде Михайловне. К тому времени у меня сформировался замысел книги, которая получила впоследствии название «Семь дней в Гимала­ях». Она одобрила его и сказала:

— Если удастся реализовать задуманное, то темса­мым донесешь и раскроешь людям главные законы ду­ховной жизни, действующие на физическом плане. Такая книга тем более необходима, что она должна противосто­ять тому астральному опьянению, которое, наподобие эпидемии, охватило сейчас многих людей: столько ис­кривлений, столько лжеучителей, столько ищущих путей в Шамбалу в отрыве от жизни и своих обязанностей пе­ред нею. Книга покажет, что только в сером обычном дне и возможно духовное прозрение. Она может как бы стать путеводителем в трудной современной будничной жизни.

Прощаясь, Надежда Михайловна перекрестила меня на счастье. Это была последняя наша встреча.

31 августа в воскресенье ранним утром меня разбудил телефонный звонок. Звонила из Вильнюса наша литов­ская знакомая — Ирэна. Рыдая, сообщила, что вчера скончалась Надежда Михайловна.

Смерть настигла ее, как истинную праведницу, в пу­ти. Вот как это случилось.

Надежда Михайловна поселилась в Неринге недалеко от моря. Ритм ее жизни был обычный, а значит, напря­женный: встречи с людьми, беседы, ответы на бесконеч­ные вопросы. Конечно, она уставала, но ничто не пред­вещало смертельного недомогания. Когда ей стало плохо, вызвали реанимационную машину. Врачи сказали, что ее немедленно надо отвезти в Клайпеду. Погрузились на па­ром. Шел проливной дождь. Надежда Михайловна лежа­ла на носилках в окружении группы людей. На ее лице было недоумение. Прошептала: «Неужели это конец? Ведь я еще так нужна людям». Потеряла сознание, но снова пришла в себя. Сказала: «Всех вас люблю. Про­стите».

С этими словами она и ушла из жизни.

Не думал, что когда-то обращусь к воспоминаниям о Надежде Михайловне и Марии Вадимовне и сокровенным страницам воспоминаний на предмет публикации. Я был более чем уверен, что рассчитывать на это при жизни сво­ей (а уж тем более в ближайшие годы) бессмысленно. Но, по счастью, оказался плохим провидцем. И, как всег­да, оказалась права Мария Вадимовна, которая утвержда­ла: «Наше время подвержено столь быстрым изменениям, что ныне никакие пророчества невозможны».

Пожалуй, самое сокровенное в книге моих воспоми­наний связано с эффектом присутствия Учителя. Этот эффект проявлялся для меня совершенно реально, хотя я не обладал способностью непосредственно видеть Учи­теля. И не в словах, получаемых особым способом (по «беспроволочному телеграфу»), заключался для меня этот эффект. А в вибрации, сопровождающей слова и да­же предваряющий их. Я ощущал эту звенящую музы­кальную ноту всякий раз, когда бывал у Надежды Ми­хайловны и Марии Вадимовны. Причем она возникала не только тогда, когда Надежда Михайловна выступала в роли проводника, но и тогда, когда мы вели свои обыч­ные беседы. Правда, со стороны, наверное, эти беседы могли показаться необычными, потому главное внимание мы концентрировала на космических проблемах челове­ческого бытия. И прежде всего на современном, почти апокалипсическом состоянии мира.

Вот что, например, звучало под сводами комнаты На­дежды Михайловны от имени Учителей.

«Сейчас, как никогда, обостряется борьба между све­том и тьмой, и отзвуки этой борьбы вторгаются в повсе­дневную жизнь. Темные готовы на все, они готовы даже физически уничтожить планету, лишь бы не допустить на ней появления Параклета. Тьма сегодня стремится пролезть в любую щель, но сама ярость, с которой она бросается очертя голову куда попало, свидетельствует о бессилии ее».

И еще:

«Почти две тысячи лет назад апостолы заявляли: «Время близко». То же самое Мы повторяем теперь: «Время близко. Свет идет». Но, естественно, перед при­ходом Света сгущаются волны темноты. Не бойтесь. Ког­да увидите или почувствуете эти волны, говорите себе: «Значит, Свет близок. Он идет».

И еще:

«Человечество поднимается на новую ступень бытия, вступает в сферу действия новых ритмов. Конечно, так называемый «конец мира» для всей ориенталистской Вселенной наступит в конце седьмой манвантары, а до этого еще далеко. Но когда та или иная планета перехо­дит из одной космической эпохи в другую, когда проис­ходит смена эпох, для планеты наступает критический период, и она может погибнуть, то есть апокалипсиче­ское время может проявиться для нее ранее намеченного срока. Сейчас такой период смены космических эпох пе­реживает планета Земля. Несомненно, что идет отбор душ; он совершается в Тонком Мире: большая часть их будет проходить эволюцию на иных, более низких по уровню развития, планетах, меньшая — на очищенной и преображенной Земле.

Земля — живое существо, и она реагирует на иска­жения людские стихийными потрясениями. Но опреде­ленное пространство Земля ограждает для будущего. Стихии не посмеют тронуть этот массив».

— Что означают слова Учителей о массиве, как бы зарезервированном для будущего? — сказала Надежда Михайловна. — Они означают, что ковчег для спасения человечества уже сооружен. В отличие от Ноева, он планетарен и даже космичен. И этот Ковчег — Россия. Да, да, именно Россия, потому что, как вы знаете, Учителя достаточно четко обозначают общие контуры заповедного пространства: Центральная Россия, большая часть Си­бири.

О том, что России предназначено стать особым, ре­шающим фактором в период смены космических эпох, известно давно. Но из этого со всей непреложностью сле­дует, что лишь вовлеченные в ее духовную орбиту и могут рассчитывать на подключение к новой эволюции планеты. Остальное будет отсечено.

— А как же быть с отколовшимися частями плане­ты? — спросил я. — Неужто неизбежно обречены они на гибель?

— Не надо абсолютизировать и превращать в застыв­шие догмы слова Учителей, — отвечала Надежда Михай­ловна. — Они сами протестуют против этого и все время напоминают: «Может не значит будет». У людей до по­следнего момента есть выбор, ибоих свободная воля во­истину способна творить чудеса.

Молитесь, чтоб отколовшиеся части планеты осознали трагичность своего положения. Молитесь, чтоб среди до­вольства и благополучия воззвали они о спасении. Да, не всем суждено ступить на борт ковчега, но ковчег в со­стоянии взять на буксир отдельные лодки и плоты, при­чалившие к нему.

— Механизм спасения человечества сам по себе не сработает, — продолжала Надежда Михайловна. — Фор­мула «может не значит будет» в полной мере применима и к нам, проживающим на просторах обетованной терри­тории. Все, буквально все зависит от свободной воли на­шей, столь искривленной в недавнем прошлом. Мария Вадимовна права. В известном смысле мы уже повторили судьбу Иудеи. Разве иудеи, как и мы, не мечтали об утверждении рая на земле? Мечтали и связывали свои надежды с приходом Мессии. Но в каком виде рисовался Он им? Закованным в броню, одетым в пурпурные одеж­ды. То есть воплощением материальной физической си­лы, призванной установить мировое владычество иудеев. Это и был, по их представлениям, рай на земле, но пред­назначенный, естественно, лишь для избранного Богом народа. Когда же появился Мессия, но не в праздничных, а будничных одеждах я не только отверг применение физической силы, но и сурово осудил ее, иудеи отвернулись от Него и в негодовании казнили Его, ибо были обмануты в вековых своих ожиданиях.

Но посмотрите на Россию после октября семнадцатого года. Разве не взяла она на себя роль своеобразного Мессии, долженствующего возглавить процесс обновления планеты? Беда, однако, заключалась не в самом стрем­лении насадить рай на земле (теперь уже не для избран­ного народа, а для всех народов земли), а в методах, ко­торыми насаждался этот так называемый рай. В него загоняли, можно сказать, под страхом смерти: приклада­ми и штыками. То есть на новом витке истории повторя­лась старая ошибка и творилось воистину абсурдное де­ло: грубой материальной физической силой пытались внедрить в жизнь нематериальные идеи высокого духов­ного плана.

Опять все ставилось с ног на голову. Опять искажа­лись пути человеческие. Искривлялась карма страны. Искривлялась донельзя, и боюсь, что в скором будущем нам предстоит пройти через искупительный период вы­правления кармы. А начаться он должен с нашего отказа от того, к чему мы так привыкли — отказа безусловного и бесповоротного — от применения силы для доказатель­ства своей правоты. Но это не будет означать поражения самой идеи, с которой срослось наше сознание. Наоборот. Это будет означать ее усиление. Если идея по-настояще­му еще и не работала, то только потому, что начисто иг­норировалось главное: духовная сторона дела. Ведь Маркс, провозгласив знаменитый лозунг — «От каждо­го — по способностям, каждому — по потребностям», — объявил его далеким идеалом и таким образом дал осно­вание считать его утопическим.

А на самом деле не был он утопическим и давно уже — задолго до Маркса — реально воплощался в жизнь. Где? — спросите вы. Отвечу: в Сергиевой оби­тели, в Оптиной пустыни, в гималайских буддийских об­щинах.

Именно там и осуществлялся коммунистический по­стулат: «От каждого — по способностям» (отдавали Бо­гу, что могли), «каждому — по потребностям» (потреб­ности были разумны и потому невелики).

Скажу более: спасение мира и человечества зависит ныне единственно от того, сумеем ли мы утвердить ду­ховную основу этого принципа повсеместно, а не только за стенами монастырей и ашрамов и не только среди мо­нахов и отшельников. Ведь тем самым мы, наконец, раз­рубим гордиев узел экологических и экономических проблем.

Речь не идет, однако, о крайностях — об аскетизме или умерщвлении плоти, — речь идет о золотой середи­не в повседневном бытии и поведении вашем: усмирении алчности всевозрастающих желаний, о сознательном огра­ничении потребностей. Подчеркиваю: «сознательном» и, следовательно, добровольном, а это возможно, как вы по­нимаете, лишь на путях духовно-нравственного преобра­жения.

Почему именно на наши плечи, очевидно, и ляжет эта задача? Не только потому, что она отвечает русскому характеру, но и потому, что мы прошли сквозь кровавый ад и унизительное чистилище насильственного социализ­ма и в мучениях и страданиях приобрели опыт, который, думается, может гарантировать от повторения ошибок и иллюзий прошлого. Нам будет нужен не новый Ленин, а русский Махатма Ганди.

Если разобраться, идея коммунизма наиболее четко была сформулирована и наиболее последовательно была разработана Христом, и потому выступать против нее значит выступать против Христа. Лишь тот, кто не пы­тается вникнуть в духовный смысл понятия, может при­мириться с мыслью о тотальном крахе коммунизма как такового. Она, эта мысль, — исподволь и во всеуслыша­ние — несомненно внушается темными, ибо кто, как не они, заинтересованы в том, чтоб не было у нас грядущего, чтоб мы поверили, что нет у нас грядущего. Вот почему мы не имеем права, что бы ни творилось вокруг, отсту­пать и отказываться от своей миссии: утверждать духов­ное небо на нашей грешной земле.

— А если откажемся? — спросил я. — Что тогда?

— Тогда Россия перестанет быть Россией. Тогда бу­дет перечеркнут духовный смысл ее существования, а значит, духовный смысл всей современной цивилизации. Тогда некому будет обживать ковчег, и ковчег, предо­ставленный сам себе, неизбежно проржавеет и разру­шится.

И вот что еще запомнилось мне из бесед с Надеждой Михайловной.

— Резолюция семнадцатого года как бы рассекла Россию на две части: собственно Россию и Россию эми­грантскую. Вдали от Родины в русских колониях, разбросанных по всей земле, шла интенсивная культурная и религиозная жизнь. И главным духовным свершением зарубежной России несомненно следует признать Живую Этику, или Агни Йогу, или — что то же самое — Учение Махатмы Мории. Благодаря самоотверженным усилиям Рерихов — Елены Ивановны и Николая Константинови­ча — это Учение стало достоянием мира.

Как известно, Блаватскую и Рерихов связует в единое целое имя Учителя Мории. Но если задачей Блаватской было раскрытие великой значимости Индии для духов­ного развития человечества, то задачей семьи Рерихов было раскрытие структуры и законов Тонкого Мира и Мира Огненного. Само название — Агни Йога — как бы свидетельствует о том, что она ставит целью выявить для человеческого сознания исключительно важную роль сти­хии огня (огня не только сжигающего, но и озаряющего и пронизывающего всю материю) на разных этапах раз­вития человечества и особенно на современном — зна­менующем приближение эпохи Святого Духа, эпохи Параклета.

Как вы знаете, Рерихам было доверено поднять над Землей Знамя Шамбалы: три красных круга, находя­щихся в красной окружности. Общепринятое толкование символа таково; прошлое, настоящее и будущее в Коль­це Вечности. Но символ этот слишком многопланов, чтоб можно было ограничиться одной-единственной трактов­кой. Он может, например, восприниматься и как олице­творение незыблемого единства трех Миров: Физическо­го, Тонкого (два нижних круга) и Огненного (верхний круг). В своем гармоническом сочетании эти круги обра­зуют треугольник, где реализуются идеи Божественного Творчества.

В решающий момент противостояния сил света и тьмы — Рерихи называли его Армагеддоном — был под­нят стяг Шамбалы и пришла к людям Агни Йога. В ре­шающий. Ведь главный мотив Агни Йоги — это призыв к немедленному объединению Сил света против тьмы во имя спасения планеты.

Мне уже приходилось говорить, что Надежде Михай­ловне чрезвычайно претили слепое безоговорочное преклонение перед чужими духовными авторитетами и недооценка собственных.

— О, сколько людей, — сокрушалась она, — не при­нимая христианства в его церковном облачении, бросает­ся под купола других религий, не дав себе труда вник­нуть в сущность той, что предназначена их земле! А мы ведь живем на территории, насыщенной молитвами наших предков, что создает особую атмосферу и защитную сфе­ру над нами. Так почему же отказываться от этой помо­щи, не обретя еще толком другой?

— Если бы эти люди, — продолжала Надежда Михай­ловна, — занялись всерьез сопоставлением тех же индий­ских источников, предположим, трудов Вивекананды, с христианскими, то, во-первых, они бы обнаружили внутреннее единство этих источников, а во-вторых, не­пременно пришли бы к выводу, что христианство — в его сокровенной сущности — представляет собою новый этап духовного развития человечества.

В чем кардинальные особенности этого этапа? Да в том, например, что после Христа отпала необходимость в пути йогизма. Христос своим появлением создал воз­можности для всего человечества, а не только для из­бранных. Исчезла также надобность в ритуалах и маги­ческих обрядах, ибо непосредственное обращение к Хри­сту приобщает нас — и приобщает немедля — к надзем­ному и надвременному истоку.

Мы не замкнуты в рамках данной планеты, ибо чело­вечество космично, — вот мысль, которую обязательно должно усвоить, дабы приблизиться к следующей: не мо­жет не быть космичной церковь Христа. И каждый, кто пережил и прочувствовал Вечность в себе и вокруг себя, причастился к таинствам этой церкви. Благовест ее раз­дается повсюду, и не только на планете Земля, но и в Космосе, и не только в нашей Вселенной, но и во всех Вселенных, которых бесконечное множество.

В «Толковой Библии» дореволюционного издания можно прочесть, что существуют разные точки зрения на приход Духа Утешителя. Одни считают, что Он обяза­тельно обретет земное воплощение и будет выступать как отдельная самостоятельная личность. Другие считают, что этого не произойдет, а грядущий приход Духа Уте­шителя напрямую связывают с возвращением Христа, твердо обещанным евангелистами.

— Я разделяю вторую точку зрения, — говорила мне Мария Вадимовна, — и вот почему. Земное воплощение Параклета явится таинством особого рода. Он не будет воплощен физически. Почему? Да потому, что это означа­ло бы неприемлемое для него ограничение. «Дух дышит где хочет». В эпоху Святого Духа в полной мере должен быть реализован именно этот закон.

Новое будет состоять в том, что на земном плане ве­щественно и зримо начнет действовать структура неви­димого плана бытия. Причем она, эта структура, станет восприниматься как реальность органами чувств челове­ка, которые к тому времени чрезвычайно утончатся.

«Видимый невидимо» — так можно сказать о Параклете.

Но то же самое — «видимый невидимо» — можно ска­зать и об Иисусе Христе, который после воскресения стал недоступным физическим очам человека.

— Судите сами, — продолжала Мария Вадимовна. — Бог воплотился физически в Иисусе и в том же теле, но теперь уже преображенном и неподвластном смерти, остался с нами и будет оставаться с нами до скончания века. Но что же получается, если стать на позицию сто­ронников земной материализации Духа Утешителя? По­лучается, что Бог должен развоплотиться и найти другую физическую оболочку. Или он должен раздвоиться, что противоречит сущности Бога Единого. Достаточно так по­ставить вопрос, чтобы понять, что после Христа все изме­нилось космически. После Христа никто не может претен­довать на роль Мирового Учителя или объявлять себя воплощением Бога Единого. Это или абсурд помраченного рассудка, или искушение, насылаемое темными.

Как известно, эпоха Святого Духа должна ознамено­ваться вторым пришествием Христа. Что это означает? Это означает, что внутренняя организация человека пре­образится настолько, что нам станут доступными вибра­ции высочайшего плана и мы сможем, не рискуя ослеп­нуть, увидеть наконец-то воочию Иисуса Христа в его сверкающем физическом теле.

Путь каждого человека интуитивно-личный, —нераз повторяла Мария Вадимовна. — Помните об этом. Идите, невзирая на каноны и даже противореча канонам. Исполняя законы Кармы, внутренне будьте абсолютно свободными, еслихотите соответствовать духу новой эпохи.

Особенностью Учения Параклета является то, что оно не предполагает наличие Учителей на физическом плане. Учись быть Учителем себе и душе своей — вот, пожалуй, главный постулат Учения этого.

Тело человека — Храм, говорил Иисус Христос. Твое — тоже. Так почему же ты должен звать в этот Храм чужого священника? В своем Храмесам становись священником и даже первосвященником.

Мусульманский символ веры гласит: «Нет Бога, кро­ме Аллаха, и Магомет пророк Его». По аналогии кредо последователей Учения Параклета могло бы быть сфор­мулировано следующим образом: «Святой Дух живет в каждом, и каждый может стать проводником Его».

— Однако не надо связывать эпоху Святого Духа с какими-то особыми феноменами, — говорила Мария Ва­димовна. — Феномены будут, но скорее как испытание для неокрепшей души человеческой. И не на них нужно сосредоточивать внимание. Главное содержание эпохи бу­дет состоять в том, что перед каждым человеком так или иначе, в той или иной форме, но обязательно будет по­ставлена проблема окончательного выбора.Никто не бу­дет обойден.

И вот тут неожиданную и даже решающую роль, оче­видно, сыграют средства массовой информации: и печать, и радио, и телевидение. Во многом именно благодаряими осуществится своеобразный референдум, который разде­лит человечество на две части: на тех, кто отзовется на Голос Духа, и на тех, кто не отзовется.

Как и завещано, все тайное станет явным. Это тоже одна из характеристик новой эпохи. Труднейший и ответственейший момент предстоит пережить в связи с этим всем, но особенно провозвестникам и вестникам Нового Учения, объемлющего все духовное на Земле. Правда, костер и распятие, как в прежние времена, им, слава Бо­гу, теперь не грозит, однако к нападкам, клевете, униже­нию, поношению они должны быть готовы. Но волна от­рицания будет стихать перед ровным спокойствием духа.

— Надо уметь не только высказывать верные мыс­ли, — говорила Мария Вадимовна, — но и уметь обле­кать их в прекрасную форму. Почему столь важна функ­ция искусства? Да потому, что не всякий человек спо­собен постичь высоту великих истин, но почти всякий человек может почувствовать красоту звучания поэти­ческих строк или музыки, и она может пробудить в нем нечто, глубоко запрятанное.

Сила поэтического слова, — продолжала она, — даже еще ненапечатанного, даже еще непрочитанного, исклю­чительно велика. Ведь оно воздействует не только на лю­дей, но действует и в невидимом мире, создавая вокруг себя ауру, простирающуюся подчас далеко за пределы земного плана.

Что касается вас, — говорила Мария Вадимовна, об­ращаясь ко мне, — то ваш духовный путь нерасторжим с вашим творчеством. Двойную задачу призвано выпол­нять ваше творчество: и по отношению к вам и упорядо­чению вашего внутреннего Космоса, и по отношению к другим людям, импульсируя их на поиск духовного Космоса в себе.

По-разному отзовутся ваши творческие токи в душах людей. Несомненно, они вызовут любопытство, праздный и даже нездоровый интерес у тех, кто поверхностно знаком с оккультной литературой (в основном популяриза­торской). Помните, однако, что ваше творчество рассчи­тано не для них, и общение с ними не входит в круг ваших обязанностей. Более того, их интерес, их вибрации будут создавать определенную помеху для вас и идей, которые вы несете. Ваше творчество рассчитано на истин­но духовных людей, вне зависимости от их внешних по­знаний и сугубо интеллектуальной начитанности.

Необходимо также учесть и то обстоятельство, что сейчас на земле — и особенно у нас в России — вопло­тились многие высокие духовные существа и надо помочь им, дабы они осознали себя, дать толчок к осознанию этому. Словом, главное предназначение ваше — оно же предназначение искусства вообще — будить дух в людях и показывать, как единство преодолевает все пропасти, вырытые между ними.

С легкой руки Марии Вадимовны я почувствовал вкус к медитациям. Мои занятия были регулярными, особенно на первых порах. Результаты медитации непроизвольно выстраивались в стихотворные строчки, но я отдавал себе отчет, что это не стихи в обычном смысле слова. Дело в том, что я не работал над ними, напрягая свой мозг. Они приходили как бы сами по себе, и мне оставалось лишь записывать их, поражаясь подчас неожиданному повороту мысли или космичности того или иного образа. Поначалу я даже растерялся — что это значит? откуда все это во мне? — и поделился своими сомнениями с Ма­рией Вадимовной,

— А вы введите в свои размышления личный мо­мент, — посоветовала Мария Вадимовна, — дескать, «я», а не «через меня», и тогда, отталкиваясь от противного, поймете, что действительно переживаете соприкосновение с волнами и вибрациями более высокого плана. Поэт в силу особенностей своих уже проводник. Вспомните Пушкина: «и меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Но ничтожней лишь до того мгно­вения, когда почувствует то, что не дано почувствовать остальным — присутствие высшего начала.

Это в какой-то мере успокоило меня, и постепенно у меня выработалось ровное и несколько отстраненное отношение к своим стихотворным медитациям. Я считал даже возможным не соглашаться с Марией Вадимовной, находя ее оценки этих медитаций преувеличенными и за­вышенными.

Но она стояла на своем.

В них, — говорила она, — уже запечатленыас­пекты Учения Параклета. Когда-нибудь, — убеждала она меня, вы осознаете это.

Момент осознания наступил не сразу. Не надо забы­вать той конкретной ситуации, в которой я жил и рабо­тал. Лишь счастливым стечением обстоятельств можно объяснить появившуюся возможность публикации моих вещей медитативного плана. Естественно, я спешил ис­пользовать каждый шанс, который получал в свое рас­поряжение, — ведь он мог оказаться последним, — чтоб донести до людей дыхание духовных истин, забытых и полузабытых, запретных и полузапретных. Я вкладывал их в уста персонажей; я вклинивал в свои тексты фраг­менты подпольных рукописей. Стихотворные медитации объявлял порою вольными переводами с санскрита и сензара. И так продолжалось не один год.

Разумеется, я прекрасно понимал, что выхожу за гра­ницы собственно литературы, что это уже нечто другое, нежели привычные стихи и привычная проза. Но я пред­принимал все, чтоб оставаться формально в рамках лите­ратуры, ибо тогда это было единственным способом сде­лать достоянием гласности то, на чем долгие годы стояла печать «табу».

Изменившееся время изменило и мое отношение к прежним вещам. Оно заставило меня увидеть в них то, чего я раньше не видел, но что отчетливо видела Мария Вадимовна. Они как будто обрели новое качество, когда я мысленно собрал их под единые своды Учения Параклета. Для меня же самого по-иному зазвучали и сти­хи-медитации, и курсивные тексты из «Семи дней в Ги­малаях», названные мною «Наукой радости», и многие отрывки из индийской трилогии, и, конечно, медитации об Абсолюте.

Круг замкнулся. А я лишнийраз получил возмож­ность убедиться в том, что мои книги как бы и не мои; они живут отдельной жизнью от меня, и я, считающийся их автором, то и дело должен становиться их читателем, точно таким же, как и другие.

Приближаясь к концу повествования, вспоминаю сло­ва Гаутамы Будды: «То, что я узнал и не поведал вам, гораздо больше того, что я вам поведал».

Но вото чем считаю своим долгом обязательно по­ведать.

«В какой-то момент между человеком и Отцом Небес­ным, — говорилось нам, — не должно быть никаких по­средников. Отец и сын встречаются один на один. В этом смысл наступающей эпохи Святого Духа.

А как же Параклет? А как же Христос? — спросите вы. — Разве они не посредники? Нет, не посредники, ибо они ипостаси Бога Единого, воскресающего в твоей душе».

И еще говорилось вам:

«Без ступеней Иерархии Света, без Отца, венчающе­го Иерархию, Абсолют — абстракция, искривляющая большей частью пути человеческие.

Но разве не источник Всеединой Жизни Абсолют? — спросите вы. Да, источник. Но лишь через Отца Небес­ного Он дарует свое дыхание сотворенным мирам».

И говорилось нам следующее:

«В мире обманчивых призраков и иллюзорных пред­ставлений существуют две незыблемые реальности. Пер­вая выражается словами: ОН ЕСТЬ. Вторая — слова­ми: ОН ЛЮБИТ ТЕБЯ.

В бушующем и ревущем море это единственный якорь, на котором держится твой ковчег, человече. В грозной мгле и тумане это единственно. спасительный свет маяка, указующий направление Ковчегу Твоему, человече. И, на­конец, это попутный ветер, наполняющий паруса Ков­чега и заставляющий его лететь по волнам.

ОН ЕСТЬ и ОН ЛЮБИТ ТЕБЯ — это реаль­ность всех реальностей, ибо все остальное лишь отзвук вечной и надвечной истины Света.

Аум. Аминь. Аум».

 


[1] Таро-цыганское наименование колоды карт.

[2] По словам Надежды Михайловны, все обряды Египта были построены на этой науке, весь уклад жизни держался ею, ибо считалось, что вся природа и мир жертвенно отдают людям свои излучения в качестве незримой пищи.

[3] В реке Иордан Иоанн Креститель совершил над Иисусом обряд крещения.

[4] Ее памяти посвящена моя книга «Семь дней в Гималаях» В. Сидоров.

 

Date: 2015-09-02; view: 272; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию