Мир знания?

Как отличить постиндустриализм от индустриального общества? Ключевой признак тут — изменение факторов производства.

Как пишет один из наиболее маститых исследователей постиндустриального общества Владимир Иноземцев, «…социум, который обычно называют постиндустриальным, формируется там и тогда, где и когда прогресс общества перестает быть связанным с эпизодическими достижениями в экспериментальной науке и базируется на развитии теоретического знания. В условиях, когда информация и знания становятся непосредственной производительной силой, возникают монопольные ресурсы, характеризующиеся абсолютно новыми качествами, с которыми никогда ранее не сталкивалось общественное производство...» («Мегатренды мирового развития» — Москва, «Академия», 2000 г., с.30).

Другой выдающийся теоретик постиндустриального общества, один из крупнейших современных американских обществоведов Питер Друкер, отмечает:

«То обстоятельство, что знание стало главным, а не просто одним из ведущих ресурсов, и превратило наше общество в посткапиталистическое. Данное обстоятельство изменяет структуру общества, и при этом — коренным образом. Оно создает новые движущие силы социального и экономического развития. Оно влечет за собой новые процессы в политической сфере…» («Новая постиндустриальная волна на Западе» — Москва, «Академия», 1999 г.)

Если верить таким мыслителям, то постиндустриальный порядок — это мир, где «быть умным» означает «быть богатым», где главные деньги делаются на изобретениях и открытиях, на их внедрении в производство. Якобы это — мир, где знания приносят победу в конкурентной борьбе. В этом мире, как нас стараются уверить, наука и техника диктуют динамику пропорций и направленность изменений всех сторон социально-политической, экономической и личной жизни отдельных людей и целых народов.

Надо сказать, что на первый взгляд дело обстоит именно так, как считают господа аналитики. И их умозаключения подтверждаются самым чудесным образом. Как пишет В.Иноземцев в книге «Мегатренды мирового развития», период бурного экономического роста 1990-х годов, который стал самым долгим периодом экспансии американской экономики — это всего лишь первый отрезок совершенной новой истории человечества. Дескать, в этой новой истории западные страны развиваются как уже вполне созревшие постиндустриальные социально-экономические системы.

И вправду, в 1990 году расходы на приобретение информации и информационных технологий составили в США 112 миллиардов долларов, превысив затраты на приобретение производственных технологий и основных производственных фондов (107 млрд. долларов). С тех пор разрыв между ними рос в среднем на 25 миллиардов долларов в год, достигнув в наши дни цифры почти трехсот миллиардов. Еще в 1995 году в здравоохранении, научных исследованиях, в сфере образования и производстве научно-технической продукции, а также в области программного обеспечения производилось почти 43% внутреннего валового продукта Америки. (Сегодня, говорят, уже две трети). Около 28% внешнеэкономических поступлений США представлены платежами за пользование американскими технологиями или прибылью, созданной с их применением. Доходы от экспорта технологий и патентов превышают в Соединенных Штатах затраты на приобретение того же самого за рубежом более, чем в четыре раза.

Иноземцев пишет, что в последние годы интеллектуальная элита стремительно становится новым господствующим классом постиндустриального общества. Лишь каждый пятнадцатый из тех, кто составляет один процент наиболее богатых американцев, получают свои доходы в качестве прибыли на вложенный капитал, тогда как более половины представителей этой группы работают на административных постах в крупных компаниях. Почти треть богачей в США представлены практикующими юристами и врачами. А оставшаяся часть состоит из людей творческих профессий, включая профессоров и преподавателей. Четверо из каждых пяти живущих сегодня в США миллионеров не преумножили богатства, унаследованные ими от отцов и дедов, а заработали свое состояние практически с нуля. То есть, наступило время дерзновенных выскочек, пора неограниченных возможностей для прорыва в элиту.

Казалось бы, сбылось гениальное предвидение старика Маркса, почитаемого во всем мире и ныне третируемого в нашей стране — пророчество о превращении науки в важнейшую производительную силу. Свершилось его предсказание о коренном изменении общества под воздействием эпохального преобразования факторов производства.

Но все не так просто. Сегодня радужные картины постиндустриализма, прельщавшие западных интеллектуалов и их единомышленников в России, рассыпаются, сменяясь унылой серостью.

В те же 1990-е и 2000-е годы теоретическую науку поразил глубочайший структурный кризис. Он имеет много сторон и граней. Все чаще разгораются дискуссии о грядущем конце науки, о исчерпании ее возможного воздействия на развитие техники. Все больше говорят о невозможности двигаться дальше в познании мироздания. Серьезные и все время возрастающие сложности испытывает финансирование фундаментальных научных исследований. Прежде всего — в физике, химии и космологии. В отличие от времен противоборства СССР и США, людей сегодня больше не интересуют тайны космоса и атома. Им жалко тратить доллары и юани, йены и рубли на получение ответов на загадки строения метагалактики и структуры вакуума. Фактически оказались свернутыми все наиболее амбициозные проекты в сфере науки, начатые в 70-80-е годы. Последние десять лет важнейшие научные исследования замораживают и останавливают. А кое-где — на обломках СССР и бывшего социалистического блока — наблюдается полный упадок фундаментальной науки и связанных с нею исследовательских программ.

В подавляющем числе отраслей и технологий завершается «проедание» теоретического задела, накопленного во второй половине прошлого века. Изобретения и ноу-хау все чаще становятся лишь частными улучшениями того, что придумано и создано в славном прошлом. Речь все больше идет о каких-то незначительных подвижках, а не о прорывах. Скажем, сегодня все говорят о нейрокомпьютерах. Но ведь их принципы были придуманы еще в 1945-м! А где же новые идеи и знания? Общество оказывается именно постиндустриальным, где сегодняшние технологии выбирают, доскребают, досасывают остатки вчерашних знаний.

Сегодня высокотехнологичная индустрия повторяет судьбу английской угольной промышленности XVIII-XIX веков. Тогда британцы эксплуатировали шахты до тех пор, пока не была добыта последняя тонна угля. Теперь место уголька занял научно-технический задел прошлых поколений.

Теперь самое время сделать простой и понятный вывод. И статистика успехов, и впечатления о глубочайшем кризисе современного мира — правдивы. Это лишь две стороны одной и той же медали. Знания действительно стали решающим фактором современной постиндустриальной цивилизации. Только знания последние двадцать лет воплощаются, по сути, лишь в одном-единственном, сегменте развития техносферы, — в области информационных технологий. Раньше цивилизация совершенствовалась на основе более или менее гармонично развивающихся наук и технологий в разных областях. А за последние двадцать лет произошел явный перекос науки, техники и технологий в сферу информатики и связи.

Есть даже свой перекос внутри перекоса. Явно преобладает создание систем хранения, передачи и обработки имеющейся информации над системами порождения новой информации в широком смысле. Заторможено создание новых знаний, новых образов и новых впечатлений. Именно в этом состоит главная загадка и основное противоречие постиндустриальной цивилизации. Нынешний мир называют информационным обществом. Но это чушь — его нужно именовать обществом коммуникаций. Это общество все свои силы бросило на создание каналов передачи данных. Но новые-то знания рождаются даже медленнее, чем в докомпьютерную эру!

Компьютеры, городские и мобильные телефонные системы, Интернет, радиосвязь, всемирное телевидение — вот важнейшие вехи на пути создания тотального коммуникационного общества. Это общество связывает весь мир, все государства, страны и народы, значительную часть индивидуумов в жестко взаимодействующую, постоянно обменивающуюся информацией и оттого контролируемую систему постиндустриального общества. А что получается в итоге? Образно говоря, мы видим лошадку, запряженную в примитивную телегу, а в телеге — архисложные приборы, которые регистрируют и нагрузку копыт, и расстояние до нескольких конюшен, и потребности савраски в свежем сене. Вот только лошадка-то осталась прежней: медленной и слабосильной. Интересно, почему так получилось?

Итак, вывод первый. Сбылось предсказание о превращении знаний в решающий фактор производства, в основной источник богатства и могущества. Но сбылось оно совершенно не так, как того ожидали предсказатели! Главным героями сегодняшнего общества стали не университеты, а медиа-империи. Не ученые стали элитой, а телеведущие и работники СМИ. Не теоретические науки и здоровая логика развития техносферы правят бал в постиндустриальном порядке, а конкретные технические решения в сфере телекоммуникаций. Все эти выверты и задают мегатренды (главные течения) современного мира.