Говорит Арт Белл

Ин Лайт Тайме: Арт, вы со своей женой Рамоной вылетели к Дэнниону, чтобы быть с ним рядом перед операцией. В каком состоянии духа вы нашли его, когда приехали в больницу?

Арт Белл: В двойственном. Он испытывал огромную боль и сказал мне, что так или иначе этому должен прийти конец. Он знал, что должен либо перенести операцию, либо умереть. С другой стороны, духовно он был, как всегда, безупречен. На самом деле у меня есть двадцатиминутная видеокассета со словами прощания Дэнниона... которая, надеюсь, мне никогда не понадобится.

Ин Лайт Тайме: В вашем голосе чувствуется волнение. Очевидно, что ваша дружба с Дэннионом значит для вас очень много. Арт, как Дэннион изменил вашу жизнь?

Арт Белл: Что ж, это интересный вопрос. Конечно, нас соединяет очень тесная личная дружба. Знаете ли, наверно Дэннион — самый духовный человек, которого я когда-либо знал, хотя его никак нельзя назвать совершенным. В нем все еще много от того прежнего Дэнниона, и все же он остается для меня самым совершенным духовным человеком, которого я встречал. Он лучше всех других моих знакомых понимает, что ждет нас «по ту сторону». Его экстрасенсорные способности неподдельны. Не могу объяснить вам, откуда я это знаю, но для меня это доказанный факт. И я знаю многих, кто думает о Дэннионе так же.

Ин Лайт Тайме: Помог ли вам Дэннион развить понимание духовности? Может быть, он изменил ваш взгляд в этой области?

Арт Белл: Нет, он помог мне поверить, что это - реальность. Возможна, я самый большой агностик, которого можно встретить. Да, это так, хотя я постоянно имею дело с этими вопросами. То, с чем я работаю в эфире, и то, во что я верю, совершенно разные вещи. Дэннион помог мне поверить и понять, что все это реально, что все это не является просто чьей-то надеждой, желанием, мечтой или верой. Все это реально. Дэннион первый, кто доказал это мне.

Ин Лайт Тайме: Как вы думаете, какое влияние оказала работа Дэнниона на мир в целом?

Арт Белл: Я думаю, работа Дэнниона в хосписах имеет огромное значение. Ведь он доказал свои слова делами, что нехарактерно для множества людей. Дэннион проводит огромное количество времени с умирающими, потому что умирал сам! Он изменил жизни тех, с кем соприкоснулся. Не знаю, могу ли сказать, что он изменил мир, но, благодаря своим книгам, он оказал влияние на миллионы людей. Мне кажется, его истинное наследие состоит из того, что он делает с людьми и для людей, работая в хосписах, в организации «Сострадание в действии». Книги Дэнниона вызывают интерес, заставляют думать, но главное его дело - именно прикосновение к человеческим жизням. Я полагаю, что миру нужно начать заботиться о хороших людях, которые вот-вот покинут его.

Ин Лайт Тайме: Действительно, мне кажется, нам только что напомнили, что мы не можем продолжать и дальше жить беспечно, не беря ответственности за происходящее в мире.

Арт Белл: Кэтрин, я не вижу, чтобы это происходило сейчас. Я не знаю, как можно заменить праведников, которых мы недавно потеряли [Принцессу Диану, Мать Терезу]. Я просто не вижу этого, и обо всем, об этом я рассказываю в своей новой книге «Ускорение». Мы проходим через стремительные изменения. И когда сталкиваемся с угрозой потери людей света, таких как Дэннион, это недобрый знак. Но, к счастью, свет Дэнниона еще будет светить нам какое-то время.

Отрывки из журнала «Ин Лайт Тайме», октябрь 1997 г.

Когда я перечитывал эту статью, на меня нахлынули чувства. Мое сердце, как и в те недели гнетущей неопределенности, омрачили тревога и опустошенность. До сих пор мне трудно «переварить» ту страшную операцию на головном мозге. Воистину, время залечивает все раны, но память о них остается на всю жизнь. Я до сих пор не могу забыть дни до и после операции.

Мне пришлось остановить прием препаратов для разжижения крови, чтобы позволить ей загустеть. Это стало причиной для беспокойства хирургов, готовивших операцию, так как возросла угроза образования тромбов во время нее. Врачи пришли к совместному заключению, что операция может пройти успешно, только если одновременно с удалением части моего черепа разрезать и грудную клетку. Так они смогли бы следить за сгустками крови, чтобы не допустить их попадания в искусственный сердечный клапан, вживленный в меня в 1989 году. Мне совсем не понравился этот план! Я подумал: «Вы шутите! Операция на мозге одновременно с операцией на открытом сердце?» Помню, я тогда всерьез пожелал, чтобы кто-нибудь просто застрелил меня! Думаю, боль такого рода, какую испытывал я, действительно разрушает способность принимать важные решения.

К счастью, спустя одиннадцать часов, эту двойную операцию отложили. Одного из моих врачей осенила гениальная идея. Я верю, то было Божественное вдохновение. Он предложил альтернативный вариант: просверлить в моем черепе три дырки и выкачать из мозга собравшуюся кровь. Большого выбора не было: если не уменьшить давление на ткани, то придется бороться с возможностью необратимого разрушения мозга. Субдуральные гематомы кровоточили, создавая невыносимое давление на мозг в левой части черепа. Боль была невообразимой, и, продолжай давление расти, оно, вне сомнений, убило бы меня. После короткого обсуждения потенциального риска с членами моей семьи было принято решение начать операцию.

Понадобилось два с половиной часа, чтобы просверлить отверстия в черепе и вставить дренажные трубки. Операция прошла успешно. Я выжил. Тем не менее ситуация все еще оставалась угрожающей.

В течение сорока одного часа моя безжизненная оболочка лежала в послеоперационной палате, все это время я не приходил в сознание. Медсестры не могли разбудить меня, тревога врачей нарастала. Наконец, я проснулся. Обрадованная сиделка поздравила меня с возвращением к жизни и вскоре перевезла мою кровать в отдельную палату. Меньше, чем через час, у меня начался массированный приступ!

Реагируя на страшные галлюцинации, сопровождающие подобные приступы, я попытался сбежать из больницы. Стараясь освободиться, я сначала вытащил одну из дренажных трубок из передней части головы. Когда разорвал швы, в черепе открылась зияющая дыра, из которой началось обильное кровотечение. Не собираясь останавливаться на этом, я решил вырвать из обеих рук внутривенные трубки и затем, расшвыривая антибиотики и соляные растворы, ринулся к двери. В это мгновение вбежали два санитара. Им пришлось изрядно попотеть, чтобы усмирить меня. Последнее, что я помню, как два парня привязывали меня к кровати, а медсестра пыталась вставить новую дренажную трубку. Затем все почернело. Я впал в состояние, подобное коматозному, длившееся несколько часов.

Проснулся я, все еще будучи связанным, в неврокардиологической палате. Позже врачи признались, что перевели меня в это отделение больницы, поскольку массированные приступы часто вызывают инсульты и инфаркты, которые нередко приводят к летальному исходу.

Так, благодаря Божественной милости и полным любви молитвам людей, я был избавлен от гораздо худшей участи. Я начал медленно поправляться, и еще одна операция была признана не нужной. После тридцати дней пребывания в больнице меня, наконец, отпустили домой. Однако восстановление после операции на мозге — очень длительный и сложный процесс. Врачи сказали, что я, возможно, буду испытывать головные боли в течение двух лет после операции, и были правы. При каждом приступе моя жизнь останавливалась. Обжигающая головная боль настолько истощала меня, что я часто не просто испытывал сильное головокружение, но полностью терял равновесие.

Хорошие новости заключаются в том, что последние несколько лет я чувствую себя лучше с каждым днем. Время от времени острая боль напоминает мне о необходимости не сбиваться с правильного пути. Но, в общем и целом, по милости Бога состояние моего здоровья удовлетворительное, хотя и требует постоянного внимания. Учитывая все произошедшее с моим телом, не удивительно, что мне все еще приходится иметь дело с некоторыми физическими проблемами. Но даже после всех суровых испытаний, пройденных мной, чудеса жизни не перестают удивлять и восхищать меня. И сейчас я хочу поделиться с вами некоторыми интригующими подробностями, над которыми стоит задуматься. Прошу у вас еще чуточку внимания.

В среду, 17 сентября 1975 г., в 7.05 вечера, во время сильной грозы меня ударила молния. Ровно через двадцать два года, в то же время — в среду, 17 сентября 1997 года, в 7.05 утра, также во время сильной грозы мне назначили операцию на мозге. Воистину, Духу пришлось проявить изобретательность, чтобы привлечь мое внимание!

Как вы думаете, что Вселенная пыталась сказать мне с помощью такой вот потрясающей демонстрации космической синхронности? Конечно, вы можете отнести это на счет совпадений. Знаете ли, я верю в совпадения, но просто никогда ни одного не видел!