Острие клеветы

Основанием многоярусной системы наветов оказывается главная ложь, подаваемая не прямо, а вкрадчиво, в обход разума читателей. Утверждается, будто в матушкиных молитвах любви «предлагается окрестить убиенного ребенка». Не без лукавства подбираются определения для них. Цель таких перенаречений — перевести стрелки рельсов и пустить поезд мышления в другом направлении. Подменные слова — те, которые используются применительно к общественному богослужению Церкви: чин, чинопоследование крещения.
Вот и все: подмена совершена!
Ум ее не заметил. Она совершилась неприметно, втайне от рассуждающей способности человека, который должен бы помнить: чина крещения нет без видимых действий крещения (нет воды, нет младенца, нет троекратного погружения его в воду, не произносятся слова таинства).
Поздно! После того, как в сознании читателя незаметно посеяна мысль, будто перед ним именно чин крещения, автор с гневом обрушивается на старицу за установление этого нового чинопоследования Церкви, называя его кощунством и надругательством над церковным чином.
Все ж не должна церковная общественность остаться обманутой в вопросе, существенном для судеб России.

По слову свт. Иоанна Златоуста, «в крещении чрез чувственную вещь, воду, сообщается дар, а духовное действие состоит в рождении и обновлении». Чьей силой? Вода, по мысли святителя, есть как бы место крещения, напоминающее утробу матери, само же таинство, по слову святителя, «совершается силою Отца и Сына и Святаго Духа».
Поскольку тела нет, а душу младенца омыть водой нельзя, то ясно, что испрашивается в молитвах материнской любви отнюдь не вода, в данной ситуации уже совершенно бесполезная, а рождение и обновление души убиенного младенца милостью любви Божией за слезы матери. Господь ли не хочет того? Ради соборной любви в недрах Троической любви Божией создан мир. И только труды благодатной любви могут низложить духа убийств, действующего в современном мире.
А относительно слез пишет прп. Иоанн Дамаскин при перечислении образов крещения (не внешнего чина, а спасительного действия любви Божией): «Шестое – есть крещение через покаяние и слезы, поистине многотрудное» («Точное изложение православной веры», кн. 4, глава IX, О вере и крещении).
У свт. Григория Богослова это пятое крещение: «Знаю также еще и пятое – слезное, но труднейшее; им крестится «омывающий каждую ночь постель свою слезами» (Пс. 6, 7), кому «смердят, гноятся раны» греховные (Пс. 37, 6), кто плача и сетуя ходит (Пс. 34, 14), кто подражает обращению Манассиину, смирению помилованных ниневитян, кто произносит в храме слова мытаря, и оправдывается более тщеславного фарисея, кто припадает с хананеянкой, просит человеколюбия и крошек – пищи самого голодного пса»
Великие учители Церкви, как видно, используют в данном случае слово «крещение» не как обозначение церковного чинопоследования, а в более широком онтологическом сотериологическом смысле.
И матушка Антония в духе упомянутых святых отцов просит не о чинопоследовании (!) крещения в земной воде не существующего уже на земле младенца, а о спасительной милости Божией в его посмертной судьбе. Она обращается с каноническими молитвами к Пресвятой Троице и Божией Матери, к четырем святым и смиренно просит о крещении младенца — просит(!), а не осуществляет властью, данной Церкви, само таинство крещения.
И эти-то смиренные и покаянные прошения о великой милости Божией в брошюрах названы кощунством? Бросит ли их автор упрек великим столпам Церкви в «кощунственном надругательстве над таинством крещения»?! Зачем же тогда и в осуждении старицы незаметно для разума подменяет тему и под широкий смысл крещения как действия милости Божией подставляет смысл установленного церковного чинопоследования?
Почему б тогда не обвинить в кощунственной пародии на чинопоследование крещения и митрополита Новгородского и Петербургского Григория (Постникова; † 1860), в Синодике которого есть молитва об умерших во чреве и потому некрещеных младенцах: «Окрести их, Господи, в море щедрот Твоих и спаси неизреченною Твоею благодатию». Это что — тоже «чинопоследование» Церкви?!
Я далек от мысли обвинять обвинителя старицы в сознательной подтасовке понятий и коварном обмане Церкви. Но речь сейчас идет не о нем, не о том, что он думал или не думал, а о том, что получилось реально, и как дух лжи тайно подселился в его тексты, цитируемые и тиражируемые в Интернете. Выявить их коренную неправильность важно для всех церковных людей, следовательно, и для самого их автора.
Покаянные слезы, о которых пишут великие учители Церкви и которым научала матушка, по самой своей природе не могут быть церковным чином, они всегда келейны. Но они не бесполезны. Во внешне безысходной ситуации аборта они, молитвенные слезы любви, единственно могут восстановить попранную богозданную любовь матери и младенца как условие вхождения обоих в Царствие Божие. Господь ли против сего — или дьявол? «Не судите по наружности, но судите судом праведным» — призывает нас Христос (Ин. 7:24).
А что предлагается взамен покаянно-слезных молитв любви? Вот этот совет матерям: не о младенце молитесь, а о себе. Кто изобрел логику разделения богозданной любви матери и младенца для погубления обоих? Конечно же, лукавый. Свою логику бес подает громогласно, не как личное мнение автора, но с пафосом — от лица Церкви. Противоположную же логику любви бес оценивает как кощунство. Вот так выверт! Мать, забывая о себе, все силы напрягает в покаянно-слезных молитвенных прошениях о вечной судьбе младенца, благодатно воскрешая в себе поруганную, но теперь страдающую, однако и надеющуюся любовь, — это якобы кощунство. А молиться лишь о самой себе — якобы правильно.
Бес лжет. Покаяние из себялюбия вырасти никак не может — Господь не даст его. Живущие ради себя — живут против себя. Мать, не только убившая ребенка, но и отказавшаяся от него в вечности, губит свою душу, а не спасается.
Покаяние же вырастает из любви. В той мере как возвращается любовь к ребенку, в той мере Бог дает и покаяние, и через покаянные слезы — благодатное обновление любящей души.
Бог всех хочет спасти. Но не может ввести в Царство вечной любви эгоизм и злобу тех, кто взрастил себялюбие вместо жертвенности по неразумной вере безапелляционным критикам старицы. А как встретится эгоцентрическая душа матери с младенцем? Господь советует мириться с соперником-совестью до суда. А кто это нашептывает: не молись о тех, кого ты смертельно обидела, молись о себе, уйди из жизни непримиренной с ними, а там, на Суде, милостивый Господь автоматически спасет обоих?
Вообще, дышат ли направленные против матушки тексты верой в вечную жизнь? Читаем в них: «Его (грех аборта) невозможно искупить». Это точно, ибо мы не сами себя искупаем, но искуплены Христом. «Убитого, того самого, не вернешь никогда». И это верно. На землю не вернешь. Но мы же не материалисты, все сводящее к земному! Оставим неверам их безотрадную мысль об окончательном прекращении существования после смерти. Находящие же в ограде Церкви — верят Божественному откровению. «Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Мф. 22, 32). Человек — мысль Божия о нем. Бог же мыслит не отражениями бытия, как мы, а самим бытием. Ни одна созданная Богом душа не исчезает бесследно из сущего. Судьба человека не заканчивается физической смертью, и она может быть различной. Вот туда-то, в будущее, и устремлена тревога матери. Дарованные матушке Антонии молитвы выводят кающуюся и плачущую душу из черноты иудиного отчаяния в мир милости Божией, которая не может не ответить на покаянные слезы любви. Господь любит кающихся. Покаяние же не мыслится без любви и надежды. Если мать разорвала богозданные узы любви, и будет продолжать углублять разрыв дальше, отказавшись от молитв за убитого младенца, то никогда не сподобится истинного плача, — он эгоизму не дается.
Сейчас самый острый момент в судьбе России. После 1992 года демографическая кривая резко и устойчиво опустилась в область отрицательных величин и не желает подниматься. Страна вымирает. Бес же радуется и старается разрушить ненавистную ему страну. Плакаты против абортов, на которые уповают противники матушки Антонии, не страшны для беса. Не плакатов он боится, а только силы Божией. Открытая матушке педагогика воскрешения любви к младенцам, примиряя матерей с ними в теплом уповании на Бога, страшна для бесов именно установлением живого союза веры с Богом. Ведь Господь принимает молитвы лишь примирившихся (Мф.5, 24-25)! Он вознаграждает нелицемерно покаявшихся и соединившихся с Господом узами живой веры стеной нерушимой защиты. Матушкина педагогика (в отличие от протестантского по духу упования на внешние мероприятия) стопроцентно эффективна. Она полностью перерождает души людей, а после их духовного потрясения, после пробуждения надежды и живой веры Господь зримо меняет и внешнюю ситуацию: мужья перестают пить, онкологические больные выздоравливают, дети перестают буйствовать, в семьях устанавливается мир. Так женщины воочию убеждаются в том, что Господь не хочет погубить души даже и тяжко согрешивших, но после искреннего глубокого покаяния, засвидетельствованного в таинстве исповеди, властно исправляет и тяжкие обстоятельства жизни.
На множестве конкретных примеров эта действенная и плодотворная педагогика божественной любви описана в моей книге. Обнаруженная в судьбах людей небывалая милость Божия и крепость Его заступления поистине страшны для бесов. Только Божья сила может спасти страну от падения в бездну, которого так желают бесы. Потому-то они с такой активностью и измышляют наветы на матушку и множат их в Интернете.
Духовные же люди ясно видят ведущуюся в мире бесовскую брань. Ясно она видна с молитвенных вершин Афона.
После выхода в Москве первого издания книги о матушке мне позвонил в Москву прот (член протата, или Священного Кинота, горы Афон) от монастыря «Зограф», о. Афанасий (я с ним не был знаком, мой телефон он узнал через других людей). Он просил моего согласия на перевод книги о матушке Антонии на болгарский язык и издание этой книги на Афоне (что и было осуществлено в 2005 году). О. Афанасий говорил о ее чрезвычайной актуальности в наше время упадка духовной доблести. И особенно просил выделить линию борьбы за любовь к убитым детям, потому что этот момент — решающий в судьбе стремительно вымирающей ныне христианской цивилизации. Мне показалось необходимым предупредить его о неоднозначном отношении к молитвам матушки о младенцах. Но для о. Афанасия авторитет правды Божией был превыше всего. Книга выходила также в Одессе по благословению митрополита Одесского и Измаильского Агафангела, в Минске по благословению митрополита Минского и Слуцкого Филарета, Патриаршего Экзарха всея Беларуси. Она распространилась среди русскоязычного населения далеко за пределами нынешней России. Мне пишут люди и со всех концов исторической России, интересуясь, когда и где выйдет новое ее издание.
Что же касается самиздатовских листовок, послуживших поводом для полемики, — то это совершенно иной вопрос, требующий не высокого богословского осмысления, а прежде всего элементарной атрибуции. И, конечно же, противникам молитв об убиенных младенцах, прежде чем бросать тень на старицу, нужно было бы разобраться в этом вопросе. Переиздания пользующихся спросом книг о матушке, составленных не по слухам, а на основании тщательного изучения того, что именно она говорила духовным детям, как сама понимала смысл и роль молитв о загубленных младенцах, — наилучшим способом могли бы пролить свет и на тему всенародной беды абортов и путей выхода из нее.