Глава 52. В августе следующего года Рэйчел, как и было обещано, отправилась вместе с родителями и Джимми в Колорадо

В августе следующего года Рэйчел, как и было обещано, отправилась вместе с родителями и Джимми в Колорадо, где они провели каникулы в Скалистых горах на гостевом ранчо. Окружающая природа была столь фантастически красива, что попытки описать ее в почтовых открытках окончились неудачей. Однако Рэйчел, глядя на снежные шапки гор и чувствуя на щеках дыхание ледяного ветра с холодных озер, думала о хлопке и вспоминала, как выступает на коже пот под жаркими лучами солнца. Ей уже исполнилось пятнадцать лет.

— Ты скучаешь по нему, не так ли? — в своей обычной спокойной манере заметил отец, останавливаясь рядом.

— Да, папа, — отозвалась она.

В школу Рэйчел вернулась, ощущая непривычную пустоту внутри, словно некая сила, помогающая ей пережить учебный год, вдруг куда-то исчезла.

— Мы больше не можем так поступать с ней, Элис, — услышала Рэйчел слова отца, обращенные к матери, когда открывала кран под окном. — Такое впечатление... будто в ее глазах погас свет.

— Я поговорю с ней, — сказала мать.

Для разговора мать выбрала вечер следующего четверга, когда Уильям допоздна работал в магазине, а Джимми отправился в гости к другу, жившему на соседней улице. Элис забрала у дочери кухонное полотенце, которым та вытирала тарелки, и жестом указала на стул.

— Садись, Рэйчел. Я хочу поговорить с тобой.

Рэйчел внутренне подобралась, на негнущихся ногах подошла к стулу и села.

— Да, мама?

Элис взяла ее руки в свои, все еще теплые после мытья посуды. Внимательно глядя в глаза дочери, она сказала:

— Рэйчел, я собираюсь попросить тебя кое о чем. Это разобьет твое сердце, но и мое тоже.

Девочка инстинктивно попыталась высвободить руки, но мать крепко держала ее.

— Ты ведь любишь нас, не так ли? — спросила Элис. — Особенно отца?

— Особенно всех вас, — ответила Рэйчел.

— Каким бы ни было твое решение, я прошу тебя сохранить наш разговор в тайне. Твой отец не должен знать, о чем мы разговаривали. Обещаешь?

Перед глазами у Рэйчел закружился звездный хоровод искр.

— Да, мама, — жалобным голоском согласилась девочка.

Мать заколебалась, и Рэйчел моментально распознала неуверенное выражение у нее на лице - оно означало, что Элис испытывает муки совести.

— Милая, — начала мать, поглаживая руку Рэйчел, — я уверена, ты понимаешь, что тетя Мэри выбрала тебя в качестве наследника.

— Наследника?

— Чтобы занять ее место и продолжать ее дело, когда она умрет, - сохранить традиции клана Толиверов.

Элис прищурилась, с подозрением глядя на дочь. Она не знала, то ли Рэйчел действительно не понимает, о чем идет речь, то ли просто притворяется.

Рэйчел растерянно заморгала. Она - наследница тети Мэри? Она уже решила поступать в Техасский университет сельского хозяйства и машиностроения, чтобы получить диплом агронома, в надежде что по окончании учебы тетя Мэри даст ей работу, но... занять ее место после ее смерти? Унаследовать Сомерсет?

Элис подалась к ней.

— Это столь же очевидно, как и коровья лепешка на подстриженной лужайке во время вечеринки. Тетя Мэри намерена сделать так, чтобы ты заняла ее место, Рэйчел. Почему, как ты думаешь, она продолжает покупать землю?

Со знанием дела Рэйчел ответила:

— Потому что Сомерсет уже выдохся. После сбора нынешнего урожая тетя Мэри оставит его лежать под паром до следующего года, а потом посадит там кукурузу и сою.

Она говорила об этом с гордостью. Тетя Мэри «расширяла дело» и должна была благодарить за это Рэйчел. Когда девочка приезжала в гости к двоюродной бабке, та с интересом выслушивала ее рассказы о том, какие технологии она использует в своем маленьком садике. А в прошлом году тетя Мэри вызвала к себе управляющего и сказала ему:

— Моя внучатая племянница советует поменять природу Сомерсета, совершив, таким образом, настоящий подвиг, который до сих пор был не по силам никому. Земля больше не может выращивать хлопок. Пришло время мне признать это.

Но тетя Мэри оставалась владелицей хлопковой плантации, поэтому купила несколько тысяч акров земли неподалеку от Лаббока и Феникса в штате Аризона, чтобы отдать их под хлопок, и назвала свое новое приобретение «Толивер фармз». Эти покупки ужасно расстроили Элис, которая обвинила тетку в том, что та «опустошает сундуки, чтобы нам не досталось ни цента».

Строго глядя на Рэйчел, мать продолжала:

— Дело не в этом. Если бы не ты, она вполне удовлетворилась бы тем, что смогла бы выжать из своей плантации, истощилась она или нет. Но теперь у нее появилась уважительная причина прикупить еще земли и оборудования за счет тех денег, которые должны были отойти твоему отцу после ее смерти. Ты понимаешь, к чему я веду?

Рэйчел кивнула. Теперь она понимала, в чем суть разногласий между родителями и почему они так ожесточенно спорили последние годы. Мать рассчитывала, что тетя Мэри оставит плантацию Уильяму, который потом продаст ее. Страшась гнева матери, девочка поинтересовалась:

— Ну и что, если тетя Мэри оставит все мне? Разве это будет так уж плохо? Я разделю все, что вырастит земля, с тобой, папой и Джимми...

— Твой отец никогда не допустит, чтобы его семья жила на подачки дочери, — оборвала ее Элис.

— Почему? Другие дети ведь тоже помогают родителям.

— Потому что твой отец считает, что не имеет права на что-либо, выращенное на земле Толиверов, вот почему. Он никогда не возьмет оттуда ни цента.

Рэйчел растерялась окончательно.

— Но почему?

Элис отпустила ее руки и откинулась на спинку стула. Она принялась нетерпеливо постукивать пальцами по крышке стола, явно пытаясь решить, может ли она доверять дочери. Наконец мать сказала:

— Когда твоему отцу исполнилось семнадцать, он сбежал от тети Мэри и дяди Олли.

Рэйчел не верила своим ушам. С чего бы ее отцу убегать от двух самых замечательных людей на свете?

— Ты не веришь мне. — Элис прочла ее мысли. — Но именно так он и поступил, милая, и я скажу тебе почему. Твоя двоюродная бабка пыталась сделать из него плантатора - такого же Толивера, как и она сама, - но твой отец не чувствовал в себе фамильного призвания. Он ненавидел фермерство. Ненавидел Сомерсет. Он ненавидел то, чего ожидали от него, поэтому сбежал на нефтяные месторождения в Западном Техасе. Вот так он оказался в Кермите.

У Рэйчел от изумления отвисла челюсть. Она-то всегда считала, что, после того как отец женился, они остались в Кермите, потому что это был родной город Элис.

— Может, твой отец и беден, но у него есть гордость, — продолжала Элис. — Вот почему он никогда не позволял своей тетке помогать нам. Следует отдать тетке Мэри должное, она неоднократно предлагала помощь. И точно так же он отнесется к подачкам из твоих рук. А теперь я посвящу тебя еще в кое-какие семейные тайны, которые, как мне представляется, тетка Мэри обошла молчанием, когда вдалбливала тебе в голову фамильную историю.

Внезапно Элис вскочила со стула и налила в стакан холодного чая из кувшина. Взяв несколько кубиков льда с подноса, она со звоном высыпала их в стакан, добавила ложечку сахара и принялась яростно размешивать его. Рэйчел со страхом наблюдала за ней. Бог ты мой, что же мать собирается ей рассказать?

Мать опустилась на стул, так и не пригубив чаю, и продолжила:

— Давным-давно, когда мы впервые повезли тебя в Хоубаткер, чтобы показать твоей двоюродной бабке, она пообещала твоему отцу, что после ее смерти поместье будет продано и он получит вырученные деньги. Так сказано в ее завещании, заявила она. Ты тогда была совсем еще маленькой. Она сказала твоему отцу, чтобы он отвез тебя домой и забыл о Сомерсете, - дескать, на землю наложено проклятие...

— Проклятие? — Рэйчел похолодела.

— Проклятие, Рэйчел. Мэри так и не объяснила твоему отцу, что имеет в виду, но сказала, что он должен радоваться тому, что он сам и его дети не связаны с плантацией. Клянусь могилой своего отца, это были ее слова.

Рэйчел испытывала непреодолимое желание зажать уши ладонями. Ей было невыносимо слушать слова матери о том, что тетя Мэри умрет или что на Сомерсет наложено проклятие.

— Я рассказываю тебе это, — продолжала Элис, — потому что с тех пор рассчитываю, что она сдержит слово, данное твоему отцу. Это стало для нас радугой в небе.

Рэйчел пробормотала:

— Но... я не понимаю. Какая разница между тем, чтобы наследовать деньги от продажи земли или... жить на доходы от нее?

Элис растерялась. Она явно не ожидала такого вопроса. Потянувшись за стаканом, она шумно отпила несколько глотков чая со льдом.

— Чтобы объяснить тебе разницу, мне придется вытащить еще несколько скелетов из семейного шкафа, — сказала она. — Когда умер отец тетки Мэри, он завещал все своей дочери, а своему сыну Майлзу, твоему деду, не оставил ни клочка земли. Вот почему тот отправился жить во Францию. В результате несправедливости, совершенной твоим прадедом, Майлз и, следовательно, его потомки оказались отлучены от всего того, что так дорого тетке Мэри. Вполне возможно, что твой отец никогда бы не убежал из дому, если бы твой дед получил свою долю Сомерсета. У него была бы причина остаться, потому что он имел бы право на землю. Теперь ты понимаешь, почему нам наплевать с высокой башни на Сомерсет и твое драгоценное наследство Толиверов?

— Да, мама, — покорно ответила девочка.

— Поэтому, Рэйчел, разница заключается в том, что твой отец отнесется к доходам от продажи собственности тетки Мэри как к компенсации. А доходы от эксплуатации того, от чего он в свое время сбежал, он будет считать милостыней. Понимаешь?

Рэйчел тупо кивнула. Она уже догадалась, к чему клонит Элис.

— Чего ты от меня хочешь, мама?

Элис выпрямилась и посмотрела дочери прямо в глаза.

— Я хочу, чтобы ты не мешала отцу унаследовать поместье тетки Мэри. Я хочу, чтобы ты отказалась от... неуместной идеи стать фермером. В любом случае, это у тебя всего лишь временное увлечение, милая. Но пока ты тешишь тетку иллюзией, что ты - очередная Мэри Толивер.

— Я и есть вторая Мэри Толивер...

Мать хлопнула ладонью по столу, прерывая ее.

— Ты - не она! Выбрось эту идею из головы, слышишь? Ты можешь быть похожа на нее, можешь вести себя, как она, можешь хотеть быть ею, но ты - это ты. Тебя породили я и моя семья, а также твой отец и всемогущие Толиверы. Ты хотя бы представляешь, что я чувствую, когда ты и твой отец гордитесь, что в тебе нет ни капли моей крови?

— Мама, мы никогда не хотели унизить тебя...

— А я все равно чувствую себя униженной, Рэйчел. И как бы ты вела себя на моем месте? А потом, словно для того, чтобы вновь насыпать соль на рану, ты намерена отобрать у отца то, что причитается ему по праву. А ведь он как проклятый работал все эти годы своей единственной здоровой рукой, и его последний шанс уйти от Зака Митчелла и насладиться покоем в старости состоит в том, чтобы унаследовать деньги от продажи собственности твоей тетки.

Упоминание о единственной здоровой руке отца неизбежно должно было вызвать у Рэйчел сочувствие - и вызвало, естественно. Вторую руку отец повредил во время аварии на буровой еще до ее рождения.

— Я могу продать часть земли, — сказала она, — и отдать деньги папе.

— Он не возьмет их. Разве я не объяснила тебе почему? Сомерсет должен достаться ему целиком и полностью, как и обещала тетка Мэри.

Рэйчел прижала пальцы к раскалывающимся от боли вискам.

— Как и когда... я должна уйти и не мешать ему?

Элис придвинулась к ней.

— Тебе надо отойти в сторону сейчас - прежде чем она перепишет завещание. И ты сделаешь это, разрушив надежды тетки Мэри. Скажи ей, что ты утратила интерес к земледелию и больше не желаешь получить диплом агронома.

— Ты хочешь сказать... — Но слова матери не допускали двойного толкования. — Отказаться от летних поездок в Хоубаткер? Порвать с тетей Мэри и дядей Олли? Больше никогда не видеть Сасси, и мистера Перси, и Амоса... и Матта? Но они - моя семья!

Еще один сильный удар ладонью по столу.

— Мы - твоя семья, Рэйчел, - твой папа, Джимми и я. Твой дом здесь, а не в Хоубаткере. Мы - люди, о которых ты должна думать в первую очередь.

Рэйчел опустила голову. Ей нечем было дышать. Она вонзила ногти в штанины джинсов.

— Я знаю, это большая жертва, — сказала мать, убирая ее волосы с лица, как делала всегда, собираясь отругать. — Но ты никогда не пожалеешь о ней, особенно когда увидишь, как твой отец хоть раз в жизни наслаждается маленькими радостями. Ты никогда не пожалеешь о том, что поступила правильно.

Девочка подняла голову.

— А мой садик? Я должна буду отказаться и от него?

Элис метнула на дочь умоляющий взгляд.

— Так будет лучше, милая. Это единственный способ убедить твоего отца в том, что ты отказалась от мысли стать фермером. Иначе он не поверит. Он будет настаивать на том, чтобы и дальше возить тебя в Хоубаткер.

Сердце у Рэйчел оборвалось. Отказаться от своего сада? Убрать проволочный забор и позволить кроликам погубить его? Позволить сорнякам и бермудской траве пробиться сквозь грунт, который она удобрила, сделав плодородным, уничтожить ровные аккуратные ряды, лишив ее места, куда она так спешила после школы? Но самое ужасное заключалось в том, что ей предстояло солгать тете Мэри, заставив ее поверить, будто Рэйчел больше не интересны ни она сама, ни дядя Олли... что ей наплевать на Сомерсет, Хоубаткер и наследство Толиверов.

Мать сочувственно погладила ее по руке. Рэйчел тупо следила за ее движениями и вдруг заметила, как огрубели от работы ладони Элис. Она впервые осознала, что именно эти руки следят за тем, чтобы семья была сыта и здорова, чтобы их одежда была опрятной, чтобы в доме было безукоризненно чисто, - и всем прочим, что они делают для того, чтобы их бедность не бросалась в глаза. Этим рукам редко приходилось держать обновку. Все, сэкономленное сверх их жалкого семейного бюджета, доставалось мужу и детям.

— Я ничего не прошу для себя, милая, — сказала Элис. — Я прошу ради твоего отца.

— Я знаю, мама. — Рэйчел поднесла огрубевшую руку матери к щеке. Сентябрь едва начался... Ей предстоит пережить еще целый учебный год, а потом еще один, и еще... Она встала и, пока и легких у нее еще оставался воздух, улыбнулась матери, с надеждой глядевшей на нее. — Я сегодня же напишу тете Мэри и дяде Олли, что передумала, что я больше не хочу быть фермером и никогда не приеду в Хоубаткер.