Певун - соловей в час цветения роз 3 page

* * *

Южане играют в азартные игры эмоционально, но сдержанно. Они плюют на игральную кость, суеверно топчут помятые деньги, сверкают прикрытым взглядом, горят, но не оскорбляют друг друга. Солнце щедро обливало прыгающие на мостовом булыжнике арбы, спины ишаков, понуро цокающих тоненькими ножками, дышало в густом аромате трав, прятало свое лицо на груди у деревьев. Петухи задирали в самоутверждении шеи и оповещали криком всех сомневающихся в их величии.

Чеченец Султан играл в асык с турком Тастаном. Молчаливая толпа впилась глазами в асык. Я уже сидел на крылечке клуба и ждал Абдыбая. То, что Шепа не придет, я чувствовал.

Широко улыбаясь, Абдыбай шагнул в толпу с зажатыми в кулак деньгами.

Я не помогал Абдыбаю, но и не давал асыку остановиться на проигрышном ребре. Вскоре мне это надоело и я повернул уже перевалившийся асык назад, на ребро выигрыша.

Все удивленно уставились на кость, но азарт катился по инерции. Я повторил то же самое несколько раз. Абдыбай уже набил карман деньгами и, широко улыбаясь, пошел ко мне.

- На, возьми. Пойду еще поиграю. Что - то сегодня опять везет. Толпа суеверно, но разочарованно расступилась на его возвращение. Некоторые отодвинулись от асыка, пока Абдыбай здесь.

Гора денег возле меня росла и мне это надоело. Но на мою попытку организовать ему проигрыш Абдыбай горячился еще сильней. Оставалось только одно из двух: либо полный его проигрыш, либо суеверный страх окружающих на его беспредельное выигрывание. Я избрал второе. Асык дико поворачивался вспять и всякий раз в пользу Абдыбая

Толпа притихла и стала отходить от горячившегося в азарте друга. Напрасно он призывал. Каждый отворачивался в сторону, словно не слыша, либо не имея денег. Я молча смеялся, глядя на самоуверенного победителя. За спиной Абдыбая толпа вновь наклонила головы вниз: игра возобновилась.

- Пойдем возьмем вина, позовем Олега и Бирюкова и поиграем в саду в шахматы, - обратился в приподнятом построении он ко мне с предложением.

Вино являло для меня ту особенность, которую предстояло постигнуть в сути. Олег часто цитировал Омара Хайяма, но там по было ответа. Подсказка уже была, когда Абдыбай сказал однажды, что не помнит, чем вчера закончилась пирушка у его зятя

- "Не сродни ли опьянение закрытию?" - посмотрел я на Абдыбая и направился домой за шахматами.

Было удивительным, что на многих вино действует отрицательно. Уже давно я научился приспосабливаться, или, точное, входить в сущность других, но с вином мне не везло. Каждый раз я получал положительное погружение в поля со смещенной мозаикой. Плохого не было. Было смещенное состояние, действительное в том смысле, что на него полномерно откликались деревья и животные.

- "Разберемся", - сел я в густую тень деревьев заброшенного сада и высыпал шахматные фигуры на траву. Но играть но стал. Мне было уже понятным, что шахматы - это не упражнение в сущности. Это обучение себя следованию коночному числу законов. Здесь все тот же выбор, как и в любой логической комбинации.

- А что, если мы сразу будем делать два или три хода одновременно? - вяло предложил я собравшимся. Абдыбай засмеялся. Олег поставил доску и сказал:

- Мозгов не хватит.

- "Это верно", - подумал я, - "Мозги работают по правилу в ы б о р а, а затем следования. Умники сразу теряются, вели появляется одновременно несколько результатов".

Ум, как паучок, ткет нить логики. Это закономерно, так как мы тоже живем в двухполярном действии и не можем пойти сразу в нескольких направлениях. Выбор поставил человека себе в рабы.

- А что, - посмотрел на меня Шеша и отодвинул стакан вспыхивающего на солнце вина, - Не плохая игра должна получиться, если ходить сразу несколькими фигурами. Только правила придется сменить.

Я посмотрел на Шепу с уважением и оберегающим вниманием. Шепа был особенный. Вино он не пил и жил своими правилами.

- Алехин играл одновременно на нескольких досках, да еще вслепую, - фыркнул Олег.

- Сто параллельное движение, - сказал, скорее для себя, Шепа, так как не любил спорить, - На одном поле действия фигур сменятся правила и условия игры. Наверное, разработал свои шахматы. Покажешь? - Поднял он голову от доски. Я не ответил. Проба создать математику, шахматы, логические схемы с одновременным движением нанесла по мне потрясающий удар. Исключение двухполярного выбора разрушило почти все: "низшее" и "высшее", "иерархию", "эволюцию", "истину - ложь", "добро - зло", "положительное - отрицательное", "север - юг", "плюс - минус", "мир - антимир". А только на этом держатся наука, социум, мировоззрение. Втайне я с надеждой и наслаждением читал труды по квантовой физике. Мне - то было понятно, почему там, В микромире,_меняется пространство и время. Там нет двухполярного деспотизма. Следование и выбор в математике и логике, гравитация и выбор в пространственном существовании человека, двухполярность в энергообмене.. Все это и остальное схватили человека в железные объятия своего двухполярного примитива. Этот "лукавый" скрыл свой лик в многообразии одного и того же.

- Не мешало бы попробовать, - сел напротив Шепы Абдыбай и зажал для отгадывания фигуру в кулаке.

- Ты уважаешь иерархию и веришь в эволюцию, а, следовательно, обречен - засмеялся я и, откинувшись спиной к стволу дерева, стал созерцать.

- "Опьянение дает сброс", - чуть не воскликнул я, - "Этот сброс подобен тому шансу, который дается больному перед смертью. Сильное погружение, расширение сосудов, но главное размягчение закрепленного предыдущим опытом состояния".

- "Снятие закрепления и размягчение", - посмотрел я на обмякшего и подобревшего Олега, - "Не удивительно, что пили в древности после боя и пьют деятели интеллектуальных конструкций. Снимается догмат однотипного построения, действий, понимания. В вине шанс и сродство переключения".

Стало понятным, почему болеют после вечеринки те, кто без удержу болтает о делах в облаке табачного дыма, кто следует цели, кто придерживается принятых правил. Они в глубине своей сущности утверждают то, что вино должно было бы стереть, чтобы дать шанс другим возможностям разнообразной сути человека. У иных размягчение и стирание вообще доходит до снятия каких бы то ни было правил и построений. Кажется, эта стадия называется "белой горячкой".

Вино мне не вредило, потому, что это размягчение, с последующим раскрытием, точнее вписывало мозаику моих полей в окружающее, а уважаемых схем следования я не имел. Но именно поэтому я отлично обходился и без вина

- "Как же так, что человеку не хватило наблюдательности для разработки всего комплекса средств?" удивленно посмотрел я на вновь цитирующего Омара Хайяма и Сергея Есенина Олега, - "Тогда зло превратилось бы в благо снял запретивший догмат средством вина перевел себя программно на новую сущность и вновь закрепил

"Впрочем, кое - как закреплять научились в медвытрезвителе" - со смехом посмотрел я на Абдыбая и Олега, недавно "загремевших" после сильного "размягчения" в вытрезвитель.

Дерево, окружающая трава и земля изменялись во мне своим содержанием. По мере погружения внутрь внешнее сокращалась, но не в смысле двухполярного "упрощалось". Для организма словно наступил вечер, когда мир уже не блистает своими красками, но жизнь от этого не уменьшилась в своей ПОЛНОТЕ Глубокое, таинственное и в то же время далекое и всепроникающее заполнило восприятие. Внешнее соединилось с внутренним.

* " *

Утреннее пробуждение наступило несколько позже. Энергетический оборот в организме сместился. Поздний вечер и глубокое погружение внутрь посредством вина сдвинули время перехода двух космосов. Внутренний мир задержал на себе процесс. Благо "переваривать" было что. Теперь нужно сильно раскрыться, чтобы скомпенсировать это смещение. Я всегда удивлялся тому, что вместо соответствующего интенсивного раскрытия многие утром "похмеляются". Этим задерживается раскрытие вовне и уменьшается амплитуда жизни со смещением в сторону ухода внутрь. Внешняя связь начинает угасать и теряется к ней вкус из - за сведения ее к примитиву. Но и внутри выигрыша от этого нет, так как погружением внутрь не совершается необходимое для увеличения жизненного размаха "расщепление". Вино сбрасывает и как бы "склеивает*. Оно уменьшает разнообразие внутренних энергетических движений. При размягчении вином болтовня, или выдержанность в строгих правилах еще глубже прорезали причинно - бедственную колею.

Коров согласился выгнать в горы соседский мальчишка, а я поехал искать в хранилищах книг ответы на свои вопросы.

Первая ловушка, в которую я чуть не попал, заключалась ч том, что интеллект не только заслонил все и стал диктатором, но и стал со временем истории работать на себя. Он везде выставляет свое "я" и подменяет собой там, где не его область существования.

Я от души смеялся над магией, нумерологией, спиритизмом, когда речь заводилась об интеллектуальных объяснениях, либо попытке обучить им.

Слепота людей меня удивила. Все было так просто. Там, где звучит "потому что" идет построение ума. УМ самоуверенно предполагает, что, ведя логическую ниточку, способен на ее окончании заменить то, что работает и существует совсем по другим законам. Об адекватности законов ума и тех, по которым идет энергоинформационный обмен, никто вопрос не старил. Как аксиома считается, что правильная причинно - следственная конструкция ума и есть то, о чем говорили мудрейшие и святые, о чем говорили жрецы и маги, о чем говорили пророки. Их можно понять. Они оповещали о некоторых достояниях. Они призывали к этим состояниям. Но они не говорили, как к этому чуду прийти с позиций и возможностей каждого. И только "умники" наперебой загалдели, не ведая, что служат всего лишь частичке, называемой умом. Выливаясь через речь, эта частичка еще раз деформируется в строгую последовательность. Наступает смешной момент, когда, подчиненная небольшому числу правил, ниточка мысли говорит именем того, что содержать не способна.

- А, эрудированный пастух, - приветствовал меня при приближении к стеллажам с книгами старый знакомый, - Внешне ты больше похож на ковбоя. Даже очки тебе идут. Я был доволен своей находке, которая красовалась на носу, но сильно изменяла зрение.

- Чего же ты здесь ищешь? - вновь стал листать он пожелтевшую книгу, - Я уж не спрашиваю, как ты сюда проникаешь.

- Думаю, что поиски мои идут к концу, так как выдумки логических ниточек не для меня, - поправил я очки на переносице.

- Ну, ну, тебе же нужна солнечная ширь, - машинально буркнул он, найдя что - то важное в книге.

- Интеллект слишком однобокий, а потому слишком чванливый,настойчиво надавил я на него.

- А что тебя не устраивает в этом гиганте? - оторвался он от книги.

- Вы играете в шахматы?

- Конечно.

- Смогли бы сразу играть несколько человек на одной доска?

- Компот получится, усмехнулся он.

- Компота не будет, если ввести не двухзначные отношения между фигурами.

Тебе бы к толковому математику и естественнику обратиться. Ну хотя бы к профессору Гульницкому. А с интеллектом ты напрасно так.

Ты же искал Восток, - вспомнил он.

- Блаватская и Рерих выдают сконструированное в мозгу то же самое, что и прочие, за действительное

- Это не Восток, - удовлетворенно усмехнулся он, - Это Запад, но словами Восточного языка. Ищи юный друг, тебе дано найти, если ты подмечаешь тонко самую суть. Да, а все же, почему ты так невзлюбил интеллект? Если быть честными, то мы даже сейчас общаемся друг с другом благодаря ему.

- Я не против интеллекта в его мере. Но он разбух до патологических размеров и как опухоль тянет все на себя.

- А что ты считаешь под трансцендентальным, то есть стоящим над интеллектом, - усмехнулся он, заметив, что я дернулся от этого слова. Но он ошибся, - я не считал трансцендентальное стоящим "над", так как это "над" указывало двухполярное линейное соотношение, Я считаю, что между интеллектуальным и трансцендентальным существует "маятниковое" отношение, как, например, у цветка и пчелы. Смешно считать трансцендентальное высшим, ибо оно тут же скатывается до низшего в объятьях судящего о нем интеллекта.

Я поправил почему - то съезжающие с носа очки и двинул к проходу.

- Ну, ну, - с иронией глянул на меня незнакомец и погрузился в книгу.

Сегодня был удачный день: я нашел свое.

Как корова, отлученная от стада, возвращается в него и с разбегу начинает щипать траву, как, выпущенная из заперти, утка кидается в свою стаю, так и я окунул разгоряченное самомнение в глубину мудрости. Не хотелось уходить при закрытии хранилища. Все здесь блистало невиданным знанием, психологией восприятий. Все здесь имело место.

Автобус в Талгар отбрасывал мелькающие за окном отяжелевшие за день жизни деревья. Оглушенные ярким солнцем и насладившиеся влагой земли, они погружали в себя это чудо, утомленные жизнью ради жизни. Вечернее "у" запело даже в лучах заката.

Коровы уже разошлись по домам. Присмирели их трудолюбивые хозяева, наклоняя разгоряченные за день лица к кастрюлям и чугункам, впитывающий в себя дымок уличных печек.

Я сразу пошел к Абдыбаю.

- Ну, что, мой мудрый друг, - шутливо протянул я ему руку, - Консультировался у дяди по части духовности?

- Какая это муха тебя, - кинул Абдыбай двухпудовую гирю в траву.

- А та. что отмечает вас всех болтунами. Ты мне не Хатха - йогу подсунул, а троянского коня в европейской упаковке. Хорошо, что есть Бог на свете - не дал словоблудам надо мной долго глумиться

- А ты что, уже собрался умирать?

- Нет, жизнь только начинается, Бери у Олега срочно Гегеля. Это единственно достойный европеец

- Я не люблю такие трудные вещи. В день едва осиливаю двадцать страниц.

- Ты гигант, Абдыбай, мне в лучшем случае удавалось одолеть в день три странички.

- Ну, рассказывай, - Абдыбай сел на траву и обхватил колени коричневыми мышцами.

- Что ты будешь делать, если кто - нибудь на людях начнет тебя позорить?

- Я задушу его тут же, - сразу загорелся он, словно обидчик стоял тут и смеялся ему в лицо.

- А если он будет тоже тренирован, как ты? Не забывай, что он смеется, а ты в злости.

- Поэтому я его и задушу.

- Ошибаешься. Злость скует тебя. От злобы даже паралич может хватить человека. Давай вспомним, сколько боксер держится на ринге?

- Две - три минуты и весь в "мыле", - смотрел на меня Абдыбай, не понимая, куда я клоню.

- И это тогда, когда он же на тренировках скачет пару часов, - подхватил я.

- Обрати внимание на то, как злость сковывает человеку язык. Помню, как Халид Закирович рассказывал о дипломатах, когда в острой и напряженной ситуации даже мысли скуднеют. "Мысли на лестнице" возникают всегда после острых событий, когда начинается раскрепощение, когда все уже позади и человек топает домой.

- Это бывает, - усмехнулся Абдыбай, - Я часто замечаю уже потом, что нужно было бы сволочи сказать вот то, а не грызть его злыми глазами с парализованным языком.

Я поднял с травы двухпудовую гирю и кинул ее в философствующего друга. Коричневое тело легко скользнуло в сторону от угрожающей опасности. В ответ гиря полетела мне в грудь. Я спокойно отбил ее плечом на землю и отряхнул рубашку от пятна.

- Ну что, понял? - сел я на траву, - Размышляешь ли ты в опасности?

- Давай лучше словами, - засмеялся Абдыбай, - Так у тебя;талантливее получается.

От речки потянуло вечерним ветерком и ее шумливые переливы усилились. Куры, как запрограммированные, пошли в сарай. Петух, с важностью и безупречной галантностью провожал их, присваивая безопасность мирного вечера себе. Бараны заканчивали пыльное блеяние.

- Темнеет, поэтому скажу тебе коротко; сегодня я наконец понял, что противоречия в том, что великие учителя древности воспитывали драчунов, нет. Это опять выдумки Запада. Впрочем, Запад и не способен был своим двухполярным умом это постигнуть. Оказалось все гармонично и просто. Если ты разозлишься, то тут же закроешься, то есть погрузишься внутрь. Здесь природа поставила классный ограничитель. Ты подвижен и гибок, когда раскрыт. Но тогда у тебя нет злости. Есть открытость и удовольствие, а не отрицание. Есть принятие всего внешнего, в том числе и врага, без неприязни.

- Значит, если человек ругается, злится, критикует, ненавидит, то он блокирует сам себя? - недоверчиво напрягся Абдыбай, - А как же быть с увеличением силы в ненависти к врагу?

- Не силы, мой бездарный друг, а уровня сохранения себя. Сам же сказал, что на ринге боец выматывается быстро. В самосохранении он закрывается от внешнего и честно сокращаются его внешние дела. Усек?

- Ты всегда говоришь не так, как принято, но твои выдумки мне нравятся больше того, что я читаю.

- Ты читаешь Запад, а в сущности своей... ни то, ни другое. Восток нельзя измерить Западом. Вот смотри, мудрец учит своего ученика развить себя так, чтобы выть огромного уровня и говорит: "Во внешнем мире и делах не злись, не раздражайся, не думай плохо о другом".

- Это говорит любой духовный наставник.

- А теперь скажи, устанет такой борец в схватке?

- Пожалуй, нет. Но какой он боец? Он будет любить своего противника.

- А разве мы с тобой сейчас убиваем друг друга? Хотя идет интеллектуальная борьба, но от этого каждый из нас в выигрыше. В этой схватке идет развитие и меня, и тебя.

Абдыбай поднял камушек и нацелился в запоздалого воробья.

- Здесь не пахнет смертью. Здесь бой идет...

- Диалог, имеющий временами смертельный исход? Не путай западный бой с восточным энергетическим диалогом, - нетерпеливо перебил я его. Стереотип абсолютного победителя, сохранившего победой себя и торжествующего, глубоко навязывался средствами массовой информации, - Пойми, Абдыбай, если бы слова были связаны с физиологическими функциями человека, то всякий интеллектуальный спор заканчивался бы смертью. К счастью, и здесь Запад не оказался прав, когда в Евангелии от Иоанна пишется: "Вначале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог... В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков".

- Где ты Библию достал?

- У Герцикова, но я думаю, что там речь идет не о сегодняшних словах. Сегодня словами все как помелом метут и даже грызутся, как свиньи в хлеву, но всем хоть бы хны.

- Классно ты говоришь, но тоже как помелом, - поднялся Абдыбай. В темноте его фигура, как монумент исполина, обрисовалась на фоне еще светлого неба - Нужно подумать. Получилось, что духовный наставник эгоист, когда обучает ученика убийственному могуществу, но тут же альтруист, потому, что учит любить даже врага, да еще к тому же подлец, так как ученик при этом, в смертельной схватке, еще и совершенствуется.

- Я же тебе сказал, что Гегель самый достойный европеец с позиций Востока. Это называется д и а л е к т и к о и. Но Восток выше Гегеля, так как Гегель - служитель умирающего в недееспособности Слова.

- То, что ты сказал, неопровержимо, хотя и потрясающе. Давай обсудим это глубже. Я часто в душе чувствую, что делаю одно, а в действительности получаю другое.

* * *

Как редкостные соседи, которые, в отличив от всех, говорят только о хорошем, птицы мирно обменивались опытом пения. Это тоже было выражение внутреннего уровня для внешнего. Я часто видел, как коты часами сидят друг против друга и неотрывно смотрят в глаза. Идет бой, но в форме выражения себя другому. Идет диалог. Идет энергоинформационная беседа, но языком Полей, проникающих до физиологических глубин. Вдруг один из котов дико вскрикивает и, сдавшись, отступает. Его энергетический язык оказался менее совершенным и при дальнейшем следовании диалог может привести к гибели. Лидерство у животных заслуживается всей сущностью. Здесь нет "высшего" и "низшего". Здесь одно питает, определяется и зависит от другого.

Во время энергетического диалога есть та мера, когда еще один шаг, еще одна нота могут привести к гибели.

Я сел возле кустов, но прежде, чем начать чертить схемы для Абдыбая, а, может быть и еще для кого - нибудь, стал слушать состязание птиц. Здесь как у тех котов. Только средством проверки друг друга является звук Голос, а точнее, слух, отличает их от кошек, у которых органом энергоинформационного обмена являются глаза.

Коровы паслись в сторону востока на крутом северном склоне. Джульбарс жевал травинку, С этой стороны гор трава сочная, но много кустов низкорослого шиповника. Поэтому гора изрезана тропами так, словно мохнатые головы гор подстриг лесенками подвыпивший сельский парикмахер.

Соловей сделал высказывание. Я настроился через слух внутрь и стал так же честно следовать каждому орнаменту, каждому звуку.

Все внутри пришло в движение; до печени и кишечника, до каждой клеточки.

Язык птиц понять легко. Это подобно тому, как мы понимаем окружающее пространство через свет. Только здесь лучи исходят от маленького серенького солнышка, а пространство представляют цвета его меняющегося в отражении голоса существа.

Это так просто - соединять его пространство со своим.

Я вспомнил царицу гор и во взаимном движении с соловьем осмысленно изменил ход поля. Соловей замолк, но вновь начал с этого места, в предложенной мной ситуации. Это была новая обрисовка пространства и полей в их переходах. - Вот так, - следовало из его рисунка - Так будет жизнеутверждение.

Закончив фразу... нет, завершив пространственное движение, соловей стал выжидать. Ему ответил другой, претендент на владение динамикой жизни.

Несколько раньше я читал китайские легенды, в которых повествовалось о людях, способных понимать языки зверей и птиц. Однако меня удивило то, что там не говорится об основе этого знания. Меня это удивило, так как мне казалось, что это очень просто: каждый звук птицы связан с внутренним ее миром. Остается только следовать движениям внутреннего Космоса птицы своим. Кошки, собаки, коровы "говорят" глазами. Тело у них есть условие, которое составляет внутренний Космос в комплексе внешнего. Конечно, адекватных слов нет... А почему?

Я вздрогнул. На крутизне "чеченского" склона поскользнулась корова Седовых. Это было на расстоянии около восьмисот метров. Джульбарс и я замерли. Она еще прилагала усилия, чтобы устоять. Удержать ее, как асык, я не мог - живое существо во внешнем мире движется по иным законам сложно связанным с внутренним Космосом.

Корова стала падать. Она грузно переворачивалась белым телом, описывая беспощадный склон горы. Я отвернулся. Джульбарс смотрел неотрывным взглядом и из глаз его катились слезы.

"Ну, помоги же", - повернулся он ко мне.

Я опустил голову.

Джульбарс кинулся по склону. Я настроился на все внешнее и видел мир уже не глазами и не частью, а целиком, и во всех взаимосвязях. Сделав последний оборот, корова перевернулась ногами на арык, прорезавший гору и заросший густым кустарником. Кувыркалась она тяжелым телом около ста пятидесяти метров и вот теперь тут же принялась щипать траву.

Коровы различаются, как люди. Она давала около двух ведер молока в день, но молоко было блеклым и безвкусным. Она могла лечь в грязном сарае, на пол, в навоз. Я таких считал примитивными. Майя давала всего ведро молока в день. Молоко говорило представительством языка всех трав.

Она могла ночь простоять на ногах, если в сарае было не опрятно.

Не включая зрение, я стал смотреть, где находится царица гор

Та была в своем амплуа: она непрерывно развивалась и, наверное, знала то, где я соединиться с внешним миром не мог.

У каждого из нас свой сущностный мир. Это мир иного знания, чем то, которым кичатся люди. Глаза сделали людей слепыми, уши - глухими, а язык привязал на цепь законов двухзначных отношений.

Меня всегда поражала наглость людей: Высшие Сущности - для людей, Высший Разум - для людей и даже Бог - тоже свой, человеческий. Лже наука трубит об экологии; уже медики говорят, что "стерильный" организм погибнет, а все твердят только о Царстве Небесном человеков.

- "Развиваться будем вместе", - улыбнулся я и переключился на зрение.

Нужно искать новый Язык, новое Слово. С библейским Словом все понятно. Сущностное состояние в энергоинформационных движениях человек передает на мышцы речевого аппарата. На своих возможностях общения с внешним эти мышцы вызывают некоторые процессы называемые волнами. Вот и все.

Слушающий теперь в зависимости и от мышц речи и от той части возможностей, которая ограничена волнами. Ему не позавидуешь:

Космос пространства речи становится мало соответствующим той сущности, которая побуждает говорящего.

"У математиков это называется конформным отображением", - вспомнил я Герцикова.

Это как если с живого человека нарисовали портрет, то все в пространстве зрения будут узнавать его, но там нет ни почек, ни мысли, ни жизни. Такое конформное отображение имеет каждое наше восприятие: зрение, слух, вкус, обоняние, осязание. Ни одно из них не соответствует сущности. А совокупность их, оказалась, словами Гегеля, рядоположно и, то есть каждое само по себе. До синтеза, вида светомузыки, еще далеко. Скрябин и не предполагал, на что замахивается. Такой слушатель будет видеть сквозь стены...

Итак, энергетика мышц речевого аппарата, их возможности стали тем примитивом, который мы возвеличили в Слово.

- "А что, если заговорит все тело, ну хотя бы на уровне тоже мышц?" - посмотрел я в говорящие глаза Джульбарса, - "В волновом смысле получится наложение одних "голосовых связок" тела на другие.

Наложение одного на другое во всем комплексе физики называют суперпозицией.

- "Не думаю, что волновая функция присуща только микромиру", - удовлетворенно потрепал я голову Джульбарсу, он тут же со мной согласился умным взглядам, он мне верил.

Однако начнем все по порядку. На листе бумаги это будет нагляднее. Если начертить внутренний и внешний "осмосы двумя концентрическими окружностями (рис.1), они будут находиться в двух состояниях, уход полностью внутрь (рис.1,а) и выход изнутри вовне (рис.1,б).

Плачет человек, думает глубоко, смеется, скорбит. Все это выраженья пребывания только внутри (рис 1,а).

Ликует человек, действует, созерцает внешнее. Это выражения пребывания вовне (рис. 1,6).

Плачет человек, или думает только тогда, когда во внешнем Космосе получил неудачу. Теперь он размягчает себя при уходе внутрь, сосуды расширяются, наклоняется вперед, слезы соответствуют задаче размягчения.

Размышление - это медленный плач и происходит оно там, где так же есть необходимость изменить свое содержание так, чтобы соответствовать требованиям внешнего Космоса

Закончит человек плакать тогда, когда внутренний Космос видоизменится до состояния предполагаемого соответствия внешнему.

Теперь всхлипыванием, потягиванием или умыванием лица холодной водой, он разворачивается, как цветы раскрываются навстречу утреннему солнцу. Будет жизнь вовне (рис.1,б). Внутреннее при этом останавливается, цементируется в найденном варианте жизни. Теперь хоть кол на голове теши, - будет стоять на своем, то есть на зацементированной внутренней сущности.

Любое подтверждение праведности этой сущности вызывает ликование, взлет, самодовольство. Цементация при этом усиливается тем приятным ощущением "крыльев", которым так рад каждый человек.

Победа относится сюда же. Нике несет утверждение победителю на своих крыльях.

"Это нужно запомнить" - остановил я глубокое созерцание двух рисунков, - "Существует сила цементации и эта сила должна была использоваться в боевых делах на Востоке. Она подлежала выделению, концентрации и целенаправленному устремлению, но уже в отрыве от условия своего создания, то есть от тела".

Вот посмотри, - протянул я вечером рисунок Абдыбаю.

- Ты что, смеешься, или перегрелся на солнце? Я видел рисунки красивее этих.

- Что ты будешь делать внутри, если вдруг задумаешься, - не сдавался я хотя понял, что рисунки внешне выглядят примитивно и ткнул пальцем в центр (рис.1,а). - Буду восхищаться твоей простодушностью.

- Хорошо. Если тебя крепко ударили в солнечное сплетение?

- Согнусь, и буду ждать, пока не накоплю сил.

- Но действовать не будешь

- Не до того.

- Когда Герциков думает, ему тоже не до внешнего мира. Он внутри но не спит, а движется там. Движется и меняет себя. Внешнее его "я" теперь стоит на месте

- Почему стоит?! Так хорошо говорил и вдруг... Хотя у тебя случайных слов не бывает. Говори дальше, - успокоился Абдыбай.

- Согласись, что когда ты играешь в футбол, то движется в сознании внешнее.

- И что ты этим хочешь сказать?

- Всего лишь то, что мы изменяемся то вовне, то внутри. Но в этом целая жизнь. Мы то внутри размягчаем себя под внешнее, когда думаем, плачем, печалимся, ждем восстановление от парализующего удара, то включаем внешнее и ломаем его под себя. Внутреннее становится той крепостью, из которой мы ведем спор. Теперь мы размягчаем внешнее, которое раньше своей твердостью заставило нас всплакнуть, то есть нырнуть внутрь. И вот, если произойдет совпадение внутреннего и внешнего "я", то мы ликуем и цементируем это свое удачное существование. Теперь его и танком не разворотишь.