декабря, пятница

Я брел по Кремлевской Набережной, накаченный таблетками до тошноты. На мне был безумно дорогой костюм, украденный с витрины бутика, лакированные итальянские туфли и кубинская сигара во рту. Белая наглаженная рубаха была залита дорогим коньяком и прилипала к груди. А над горизонтом пылал последний кровавый закат.

Огромное красное солнце висело в небе, оно будто бы смеялось над нами, смеялось грозным, разрушающим смехом. Оно душило все живое своими лучами, высасывало, выпаривало воду из глазниц, и притом смеялось, смеялось, смеялось... Оно хохотало над нами так громко, что земля дрожала, вода в Москве-реке пенилась черными, зловонными фонтанами, исходила удушливым паром. Это было роковое 21 декабря. Памятник Петру со шквалом и грохотом опрокинулся в реку. Лязг металла и шипение воды подняли к горизонту мой безучастный взгляд. Величественный монумент растянулся в грязной луже, окруженной ореолом солнечного света. Какая жалость.

Вокруг не было слышно ни крика, ни шепота. Будто бы все живое вокруг умерло. Москва осталась во власти бетона, безжизненного плавящегося бетона, из которого солнце, будто из пластилина, лепит свои уродливые фигуры. Не было слышно ни рева моторов, ни криков о помощи – ничего. Мертвая, глухая, могильная тишина. Только... О, что же это? Ш-ш-ш... На камнях мостовой брызги грязной воды испаряются, мгновенно превращаясь в пар. Наверное, на этих камнях уже можно жарить яичницу.

Жарко. Так жарко вокруг... В лицо повеяло тошнотворным, обжигающим ветром. В ноги мне бросился какой-то листок. Я из интереса нагнулся, взял его в руки и взглянул. Ахах. Ахаха. АХАХАХА. Я разразился громким истеричным смехом. Дебеты, кредиты... Ахахахах. Кому теперь все это нужно! Я хохотал как ужаленный, пока из глаз не покатились слезы, которые тут же испарялись, больно обжигая щеки.

Вот и всё.

Я смотрел на солнце, я смотрел прямо ему в лицо, пока не ослеп.

Нет моей школы. Нет университета. Нет работы. Нет друзей. Нет жены. Нет дочери. Нет моей Даши... Нет ничего. Всё сейчас, в считанные часы канет в небытие. Как будто бы ничего и не существовало.

Кто знает, может быть через много лет, где-нибудь в другом месте, за миллионы световых лет отсюда, зазеленеет трава, распустятся цветы и родятся дети… И это будет абсолютно иная, кардинально новая жизнь. Она не будет такой, как была у нас. Я верю в перевоплощения... Я хочу через много-много лет снова родиться на свет, где-нибудь там, в другой, далёкой галактике. Я горько расплакался, опустившись на колени. И там будет новый мир... где все будет по-другому. Где не будет скоропостижной смерти. Где не будет боли и страха. Где не будет такого ужасного конца. Все кричат – это утопия! Это невозможно! Мне наплевать... Каждый, кто сейчас на пороге Конца, каждый, кто сейчас смотрит в лицо своей смерти, молится об этой утопии… Я чувствовал, как пот ручьями струится по моей спине и шипит, испаряясь под палящим солнцем. Страшно умирать... Мои глаза болели и ничего больше не видели. Я ползком, на ощупь подобрался к краю моста и встал лицом к солнцу над Москвой-рекой.

Страшно... Но я умираю не с пустым сердцем. Я узнал об этом жизни, что хотел.

- Я люблю тебя, Дашенька… - едва слышно прошептал я, чувствуя, как мое лицо покрывается волдырями.

Ад обрушился нам на голову.

- Подавись ты, чертово солнце! – я взревел, что было сил, взмахнул в воздухе средним пальцем и спрыгнул вниз.

Эпилог

Я видел, как душа моя взлетает вверх, всё выше. Я видел свое тело, лежащее там, под мостом, в высохшей грязи. Я взлетел так высоко над Землей... Я видел Солнце в сантиметре от своего носа. Но я не чувствовал его жара. Теперь я был свободен.

Я видел громады звезд и галактик над своей головой, я не могу передать, насколько это было великолепно. Я просмотрел всю свою жизнь от начала и до конца.

А потом…

- Девочка моя, ты сможешь!

В доме разразился пронзительный детский крик.

На столе стояли восхитительные черные цветы.

Пушистые синие волосы упали на влажное лицо роженицы. Она измученно улыбнулась.

За стеной электронный голос рассказывал о несвоевременной вспышке маленькой желтой звезды в Эллиставом скоплении. Высокий широкоплечий человек все пытался настроить телескоп у окна.

- Дарья… - произнесла синеволосая женщина.

- Какое необычное имя!

- Почему… почему ты решила дать ей такое странное имя?

- Его словно прошептал кто-то в моей голове.

Слабенький ветерок колыхал балдахин колыбельки.

За окнами всходили два синеватых солнца. Планета Акилиана встречала рассвет.