Смотря с какой скоростью ты летишь в свою сторону, а я — в свою

Думаю, еще с час.

Да, пожалуй, — бесстрастно, отрешенно отозвался Холлис.

А что произошло? — спросил он минуту спустя.

Наша ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это бывает.

Ты в какую сторону летишь?

Похоже, врежусь в Луну.

А я в Землю. Возвращаюсь к матушке-Земле со скоростью десять тысяч миль в час. Сгорю, как спичка. — Холлис подумал об этом с поразительной отрешенностью. Будто отделился от собственного тела и смотрел, как оно падает, падает в пустоте, смотрел равнодушно, со стороны, как когда-то, в незапамятные времена, зимой, — на первые падающие снежинки.

Остальные молчали и думали о том, что с ними случилось, и падали, падали, и ничего не могли изменить. Даже капитан притих, ибо не знал такой команды, такого плана действий, что могли бы исправить случившееся.

Ох, как далеко падать! Как далеко падать, далеко, далеко, — раздался чей-то голос. — Я не хочу умирать, не хочу умирать, как далеко падать...

Кто это?

Не знаю.

Наверно, Стнмсон. Стимсон, ты?

Далеко, далеко, не хочу я так. Ох, господи, не хочу так!

Стимсон, это я, Холлис. Стимсон, ты меня слышишь?

Молчание, они падают поодиночке, кто куда.

Стимсон!

Да? — наконец-то отозвался.

Не расстраивайся, Стимсон. Все мы одинаково влипли.

Не нравится мне тут. Я хочу отсюда выбраться.

Может, нас еще найдут.

Пускай меня найдут, пускай найдут, — сказал Стимсон. — Неправда, не верю, не могло такое случиться.

Ну да, это просто дурной сон, — вставил кто-то.

Заткнись! — сказал Холлис.

Поди сюда и заткни мне глотку, — предложил тот же голос. Это был Эплгейт. Он засмеялся — даже весело, как ни в чем не бывало: — Поди-ка заткни мне глотку!

И Холлис впервые ощутил, как невообразимо он бессилен. Слепая ярость переполняла его, больше всего на свете хотелось добраться до Эплгейта. Многие годы мечтал до него, добраться, и вот слишком поздно. Теперь Эплгейт — лишь голос в шлемофоне.