Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ГЛАВА 11. Итак, заключительная глава⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 11 ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ? Итак, заключительная глава. Заключение, по сути являющееся возвратом к началу: попытка систематизировать уходящее прошлое и осознать себя в реальной действительности. Ведь несмотря на то что прошло полжизни, я снова оказалась там, откуда пришла. Высокая девушка, с очками и в автомобиле. Я одна, а он – с кем-то. С другими. Не со мной. Могу ли я хотя бы мечтать об этом парне? И есть ли в этих мечтах хоть какой-нибудь смысл? В общем, изменились только внешние обстоятельства, внутреннее наполнение осталось прежним. Ноги на исходной позиции, руки врозь. Когда я задумывала написать эту книгу, мне все казалось: в нашей жизни было много смешного и прикольного, а потому книжка должна получиться забавной. Вышла исповедь. Мне – не смешно. Мне странно, грустно и страшно…. Честно. Стоит ли после стольких страниц хоть что-то скрывать? Исповедоваться, так уж как на духу. * * * Мне никогда не нравились молодые люди моего возраста с вьющимися волосами и артистической натурой. По мне – лучше ботаник. Такой, знаете ли, весь в очках и с маленькой лысинкой. И чтобы перед сном, лежа в кровати, он почитывал научные журналы, а я бы спрашивала: - Дорогой, не пора ли баиньки? А в ответ: - Ты знаешь, родная, я нашел прелюбопытнейшую статью: автор сравнивает нижние завязи семейств Compositae и Campanulaceae и приходит к интереснейшим выводам…. Впрочем, ты ложись, а я почитаю немножко… Возможно, ему было бы глубоко безразлично, приготовила ли я борщ, и, съев на ужин несколько корочек черствого хлеба, он все равно целовал бы меня в лоб и закрывался журналом. А я – я в полной мере смогла бы ощутить, что такое семья, получив мужа, детей и собаку, и занималась бы какими-то своими делами. Так и представляю себе эту идиллистическую картину. - Дорогая, как прошел день? – спрашивает мой ботаник за тарелкой пригоревшей яичницы, пытаясь выяснить, почему же произошла сия термическая катастрофа. – Ты чем-то расстроена? - Да таможенники совсем сошли с ума: требуют кучу денег за партию эдельвейсов, выращенных в Альпийских льдах. – (Вероятнее всего, я занималась бы чем-то, связанным с его работой, а как же иначе?) – А пока груз стоит на таможне, все цветы погибнут, и в следующем месяце мне нечем будет платить за аренду магазина… - А у тебя есть магазин? - Уже год, дорогой. - Ах, какое чудо!.. Ты только не расстраивайся, пожалуйста… Здесь он снова уткнется в тарелку, и на этом наш безумный диалог закончится. Вы, конечно, поняли, что я хочу сказать: моя жизнь при таких обстоятельствах сложилась бы абсолютно иначе. Понятия не имею, лучше или хуже. Но надежнее. И определенно – скучнее. Поэтому не жалею, но не перестаю удивляться: себе, судьбе и Нагиеву. * * * Что меня действительно пугает, так это то, что я навсегда обречена быть либо женой Нагиева, либо бывшей женой Нагиева. Но ведь это абсолютно нечестно! Когда я выходила замуж, я и представить себе не могла, как всё повернётся. Да, я верила в Димино блестящее будущее. Но не была готова к тому, что на мне поставят клеймо и время от времени станут изучать под микроскопом: "Так-так, интересно, и какая же она?" Но открою вам страшный секрет, дорогой исследователь, то, что видит ваш глаз - всего лишь Алиса Шер. А это не я - это образ, созданный Димой. Или, лучше сказать, маленькая моя часть, потому что походить на Димины представления об идеале я все-таки стремилась. А Диме всегда нравились стервы. Чтобы безупречный макияж, чулки и туфли на шпильках. Чтобы окружающие падали в обморок от смешанных чувств ужаса и восторга. * * * В Диминой жизни осталось всё по-прежнему: он всё так же лепит своих Галатей, безуспешно пытаясь достичь идеала. Осознать, что идеала не существует - ниже его представлений о себе как об абсолютном Творце. Признать за женщиной право быть самой собой и любить её именно за эту "самость" - ущемление его мужских прав. Впрочем, может, я чего-то не понимаю. И этот страх перед падением порабощает. Порабощает настолько, что, даже достигнув своей цели, человек не в состоянии остановиться. Он движется уже просто потому, что боится упасть. И страх тем сильнее, чем выше успел подняться. Потому что падать с большой высоты, как известно, гораздо больнее. Конечно, все по-разному относятся к собственной популярности. Если Серёжа Титивин мог ездить в машине с номером "РОСТ", то Нагиев из дома не выходит иначе, как в капюшоне, с кепкой и в тёмных очках. Сейчас я читаю интервью с ним и понимаю, что человек близок в своей боязни людей к панике. Конечно, не как у Ким Бессинджер, вообще отказавшейся от съёмок. Но состояние в любом случае некомфортное. * * * А что же я? Я вспоминаю свою первую любовь – чудесного (я искренне так думала!) мальчика из школы: когда мы расстались, я полагала, что жизнь теперь кончена, а внутри теплилась надежда – вдруг все вернется. Почти год я совсем не пользовалась косметикой и ходила в черном. Мне казалось, что я ношу траур по ушедшей любви. Но ведь тогда знаний об отношениях между мужчиной и женщиной у меня накопилось – кот наплакал, да и что такое год жизни, когда тебе всего лишь восемнадцать? А сейчас – взрослая и самостоятельная женщина – я никак не могу избавиться от чувства пустоты и одиночества. Ну сколько можно? Говорят, боль от расставания должна длиться 9 месяцев. У меня эта боль затянулась. Не могу сказать, что она не проходит. Конечно, проходит: с каждым годом я потихоньку выхожу из ее кокона. В основном благодаря мечтам и фантазиям. Иногда мне хочется уехать к сестре под Калининград. Там, в маленьком городке, где никому нет до тебя никакого дела, попытаться начать все сначала. Или нет, не сначала – просто совершенно новую жизнь. Свою. Без него. Временами я решаю подождать, пока пройдут годы и все забудут, что я была женой Нагиева – ведь должно же это когда-нибудь случиться! Тогда мне не придется менять место жительства, и, может быть, даже встретится в моей жизни слепоглухонемой капитан дальнего плавания. Почему бы нет? Порой я мечтаю о том дне, когда известный американский кинорежиссер пригласит меня на главную роль в своем блокбастере. Миллионы зрителей в кинотеатрах увидят на широком экране меня, полуобнаженную, с развевающимися волосами. В одной руке я сжимаю пульт от ядерной бомбы, в другой – еще горячий пулемет. И кто знает, кого вдохновит этот образ, хотя не исключено, что только лишь сумасшедшего режиссера, отважившегося все это снять. А пока – пока в моей жизни нет ни райского уголка в Калининграде (мне нравится жить там, где я живу), ни слепоглухонемого капитана (где их взять на всех желающих?), ни известного американского кинорежиссера (о, не покидай меня, моя последняя надежда!). Кажется, все, что я делаю после нашего развода – воздвигаю храмы своей любви. Зачем, спрашиваю я себя? Затем, отвечаю себе же, чтобы доказать ему – я все-таки любила! Что, как не храм любви, представляет собой ресторан, который я возглавляла? Ведь по сути это дом Нагиева, с его фотографиями в рамках и всегда живущей в нем куклой – Дима в полный рост. Четыре года…. Сначала я с любовью подбирала фотографии и развешивала их по стенам. Отовсюду на меня смотрел мой муж, и с каждым днем, месяцем, годом мне было все тяжелее и мучительнее находиться там, где я постоянно вижу его портреты…. Как будто приходишь на кладбище своей любви. Я устала так жить – ушла из «Парадокса», забрав все фотографии. И Диминой куклы там тоже не стало. Что теперь станет с рестораном, я не знаю. Что произойдет дальше со мной – это мы тоже посмотрим. Теперь я недействующая Алиса Шер, уже не жена Нагиева и даже не директор ресторана. Я просто человек. И в принципе, наверное, это то, чего я добивалась. Как результат – новый храм моей любви: эта книга. Надеюсь, он последний. Потому что я не могу жить со своим одиночеством, но открыть новую дверь, пока не закрыта прежняя, тоже не могу. А она все не закрывается. Возможно, закрыть ее мешают мои представления об идеальной любви. Ведь любовь – это песня, которую можно исполнить всего один раз, когда, взлетев, падаешь на терновый шип, чтобы умереть… («И с улыбкой безобразной он ответит: “Ишь, / Начитался дряни разной, вот и говоришь…”») Но если реально смотреть на вещи, наверное, прожить всю жизнь с одним человеком и умереть в один день вовсе не обязательно. Вероятно, встретить любовь можно и второй, и третий раз.… И я мечтаю, мечтаю…. Мечтаю, что открою дверь и войдет водопроводчик, которого я вызвала, и я вдруг пойму, что это мужчина всей моей жизни. Стану ли я сравнивать своего водопроводчика с Димой? Пожалуй, нет. Ведь я достаточно рано вышла замуж, и те чувства, которые я испытывала в том возрасте, совершенно отличаются от тех, что я могу испытать сейчас. Теперь я смогу просто любить, а не доказывать свою любовь. Взамен я потребую немного: чтобы меня любили. Просто так и ни за что. Чтобы я не проходила ежедневный тест, когда ставятся галочки напротив граф «Качество питания» и «Соответствие внешнего вида». Потому что во всех графах в конечном итоге будут стоять жирные двойки. По крайней мере, иногда. Как у всех. Ведь я – обычная женщина. И, как обычная женщина, я считаю, что настоящая любовь – она внутри и не требует внешних проявлений. Можно, конечно, спорить: мол, как же человек сумеет понять, что ты его любишь? Но ведь и в ресторане вам подают красивые и вкусные блюда – значит ли это, что шеф-повар от вас без ума? Я смотрю на себя в зеркало и понимаю: бедный водопроводчик, обнаружив меня рядом с собой, сбежал бы на следующее утро, погрязнув в собственных страхах и комплексах. Да и кто на его месте не струсил бы. Повстречав сексуальную высокую блондинку с ключами от «Мерседеса»? Не сбежит разве что отчаянный поклонник. К счастью (или наоборот), они у меня еще сохранились. Может, оттуда выбрать? До сих пор преследует один, объявившийся еще во время работы на радио «Ностальжи». Он стоял за стеклом и ждал, когда я пройду мимо. Как оказалось, только за тем, чтобы поинтересоваться: «И что, это все?» До сих пор задаю себе вопрос: «А что он, собственно, ожидал? Чтобы я кинулась ему на шею?» Он дарил мне подарки и стихи. Из последних я, к сожалению, никаких выводов сделать не могла – видимо, читательского таланта не хватило. Честно, ничего не поняла, в том числе – какое отношение эти запутанные верлибры имели ко мне. Зато написаны они были каллиграфическим почерком и без единой грамматической ошибки. На 8 Марта от внимательного поклонника мне достался в подарок пакет с веревками. Зачем и для чего мне эти веревки, я гадала, наверное, неделю (ведь не повеситься же!). Оказалось – их надо протянуть в ванной комнате для сушки белья! Какой заботливый! И какой хозяйственный! Когда открылись «Кулуары», мои продавщицы начали жаловаться на подозрительного мужчину, ежедневно появляющегося в магазине и рассматривающего каждый угол. Оказалось, не вор и не бомж – тот самый поклонник. Ресторан тоже не минула чаша сия – обслуживающий персонал он умудрялся доводить до белого каления. А в мой день рождения – заказал себе рюмку водки и выпил за мое здоровье. Потрясающий персонаж! Но, к сожалению, - не моего романа. Я вижу, как большинство моих одиноких подруг постепенно отказались от идеи с кем-нибудь познакомиться. Потому что человеку, который уходит на работу в 7 часов утра и возвращается домой в 10 вечера практически мертвый, совершенно не нужны все эти проблемы: «Ах, почему мне не позвонил Вася Сидоров?», «Что надеть?» и «Куда пойти лечиться?» А может, руководит ими не нежелание, а просто судьба, неожиданным зигзагом вывернувшая жизнь на полосу одиночества. В моем роду по маминой линии есть женщины, вообще никогда не выходившие замуж. И не потому, что им что-то мешало или не хватало красоты, обаяния и ума – этих качеств у них было предостаточно. Но жизнь свою они прожили для себя, не обременяясь никому не нужными обязательствами и сомнительными связями. Эти женщины умели наслаждаться жизнью без мужчины: настолько они были увлечены самим процессом – жить! Наверное, это называется самодостаточностью и любовью к себе. Я завидую им, но повторить их путь не хочу, потому что я все равно испытываю одиночество. Успокаиваю себя тем, что нахожусь, как говорится, в возрасте расцвета: женской красоты, чувственности, сексуальности и духовного мира. И даже понимая, что мне уже не двадцать пять, я знаю, что могу дать фору любой молоденькой девочке, потому что я уже мудрее и терпимее, но все еще нуждаюсь в мужчине, способном меня полюбить. ПОСЛЕСЛОВИЕ
Ну вот, теперь опаздываю, но на телевидении это не имеет значения – сколько не опаздывай, все равно приедешь раньше, чем все начнется. Врываюсь в комнату с надписью «грим» и плюхаюсь в кресло. Отдаюсь в руки «настоящих женщин». Среди них нет ни одной, которая позволила бы себе выйти из дома без макияжа и прически; они всегда знают, что надеть, какого тона должен быть крем и как пользоваться всяческими подушечками и примочечками. Почему-то подумалось: наверное, они еще и чулки носят. Прошу, скорее, требую кофе или чай, но только обязательно без сахара и желательно быстро. Ну уж нет, губы я накрашу сама – привычным движением провожу помадой. Кажется, я идеально сделаю это даже в темноте. - Спасибо, глаза поводить не нужно – я буду в темных очках. Теперь – распустить волосы и нанести побольше пенки. Отлично. - Так что, кофе принесут или нет? Девочка-гример смотрит на меня одновременно с любопытством и некоторым раздражением. Ну и пусть. Ей-то зачем знать, что происходит со мной? - Алиса, Ваш кофе. Беру чашку: - Кошмар, он же горячий! Ухожу. Кажется, сцена удалась. А пить все-таки хотелось. Закончившееся мельтешение – около кресла ведущего, около носа ведущего, около камер и прочих важных вещей – наконец-то перешло в съемку. Под положенные сценарием аплодисменты выхожу. Я не напрягаюсь и не нервничаю, как было со мной раньше. Я точно знаю, что чертовски хороша. Возмущенно рассказываю самый дурацкий слух, который слышала в своей жизни, - о том, что якобы являюсь женой Нагиева. Я привыкла к этой роли – и уже не понимаю, когда говорю правду. Мое возмущение настолько искренне, что единственный человек, который продолжает верить в эту чушь – я сама. - Кто и с чего это выдумал? Что за ерунда – кто-нибудь видел наше свидетельство о браке? Мой невидимый суфлер должен быть доволен – я не переврала ни единого слова. На прощание – немного объятий и громкого смеха. Я устала от софитов и шума. Но – пусть! Пусть будут и свет, и люди, и светофоры, инспекторы, пешеходы, официанты, вечерние посетители…. Потому что все это создает ощущение, что я жива. Наверное, так двигаются и живут заводные куклы. А потом наступает ночь. Безобразная, тихая, лишь дробь дождя за окном, не перекрывающая звучащей внутри тишины. Чтобы не слушать ее, есть телефон. В нем можно слышать голоса людей, в него можно кричать: - Я не хочу! Там не поймут, скажут: - Я как-нибудь заеду… Можно в ответ улыбнуться, пожелав приятного вечера; можно просто не поднимать трубку. Ведь не станешь же объяснять, что все семнадцать лет – для него: и блеск глаз, и прически, и радость, и даже работа. Не спросишь: если нет его рядом – значит жизнь моя кончилась?! Но ведь я продолжаю жить, хоть при этом совершенно не понимаю – как. * * * Она все время чего-то ждет. Ждет, что он придет и, слегка улыбнувшись, скажет: - Я любил тебя всю свою жизнь. Я не раз обманулся, но нет никого мне дороже. И, в глаза ее глядя, продолжает: - Посмотри, в руках моих звезды. Они не так прекрасны, как глаза твои, но я приношу их в дар тебе. Он колени ее обнимет: - Солнце греет меньше, чем твоя улыбка, но и солнце тоже я дарю тебе. Протянув к ней ладони, обманет: - Я вернулся.
Санкт-Петербург, 2004
|