Глава 21. Если бы Аларих не заверил ее в том, что герцог действительно приезжал домой, Элиза могла бы счесть волшебную ночь грезой

Если бы Аларих не заверил ее в том, что герцог действительно приезжал домой, Элиза могла бы счесть волшебную ночь грезой. Она так страстно желала мужа, что тот появился неведомо откуда.

Но к концу марта, независимо от слов Алариха, она поверила в то, что видела не призрак, а Брайана из плоти и крови: она забеременела и радовалась этому. Ночь, которую Брайан провел на Корнуолле, изменила Элизу по самой простой причине: она смогла признаться себе, что любит его.

Однако это признание не сделало ее счастливой, ибо Элиза не знала, когда вновь увидится с мужем. Она не представляла себе, какие неожиданности могут подстерегать его в походе: смерть или другая женщина. Но после возвращения Элиза без колебаний намеревалась предложить Брайану оливковую ветвь мира. Прошлое для нее уже не имело значения.

Потому что он приехал к ней. По заснеженным полям, через замерзшие реки, он проделал многомильный путь, лишь бы оказаться с ней рядом.

Элиза ощущала, что перестает даже злиться на Гвинет. Она уже убедилась, что Гвинет солгала, пытаясь любыми способами привязать к себе Брайана. Теперь Гвинет могла придумывать что угодно, – Элиза знала, что будет только улыбаться в ответ на ее слова, уверенная в глубине своих чувств. Пусть это было глупо, но она любила Брайана Стеда. Он был ее мужем, и она будет верной ему, если Господь позволит им увидеться еще раз.

Ребенок заменил для Элизы весь мир – наследник Брайана, его долгожданное дитя. Приближающееся материнство преобразило ее. Элиза подозревала, что женщины – и она в том числе – удивительно странные существа. Она чувствовала себя повзрослевшей, мудрой, она любила хрупкую жизнь внутри себя с такой силой, с какой позволяла себе любить мужа. Элиза прилагала все усилия, чтобы как можно лучше есть, пила теплое козье молоко, а по вечерам легко засыпала с улыбкой на губах, ибо теперь она могла подарить Брайану нечто драгоценное для них обоих. Иногда по ночам, в тишине своей спальни, она прикасалась к своему еще плоскому животу и шепотом беседовала с ребенком. Она решила, что будет мальчик, – разве не хотят все мужчины иметь сыновей? И Элиза объясняла нерожденному ребенку, что он сын величайшего из рыцарей христианского мира, что в его жилах течет королевская кровь.

Дождавшись до начала апреля, чтобы убедиться, она отправила посыльного через Ла‑Манш, веля ему разыскать войско Ричарда, где бы оно ни было.

Зима не желала отпускать землю из своих цепких объятий. Едва утихнув в марте, в апреле вновь задули холодные ветры. Налетел буран, как зимой, и во время этого бурана Элизу разбудил шепот Джинни, которая звала ее спуститься в зал, к Алариху.

Управляющий ждал Элизу в зале и был весьма озабочен: к дому через заснеженную долину с трудом пробиралась горстка путников.

– Надо выехать и помочь им! – твердо заявила Элиза.

– Но, миледи, – запротестовал Аларих, – может, это ловушка! Этой зимой воров и разбойников развелось особенно много, ибо вольные люди и беглые крестьяне, живущие в лесах, голодают.

– Я сама поднимусь в башню, – настояла Элиза. – Если это голодные нищие, их надо накормить, а если друзья или посыльные, им следует помочь.

– Но ветер усилился… – не отступал Аларих.

Элиза прервала его:

– Я закутаюсь потеплее.

Оказавшись в северной башне, Элиза прищурилась и пристально вгляделась вдаль. По долине брели пешком три темные фигурки. Аларих заметил, что хмурая морщинка прорезала лоб его госпожи. Внезапно Элиза приказала:

– Аларих, позови пятерых стражников и прикажи седлать мою кобылу!

– Миледи…

– Аларих, поторопись! Разве ты не видишь? Это леди Гвинет, и, по‑видимому, на нее напали разбойники! Ей пришлось брести пешком, по глубокому снегу, а у нее каждую минуту могут начаться роды…

Элиза поспешила назад, в спальню, потеплее оделась, чтобы уберечься от холода и снега, втайне удивляясь тому, что способна искренне тревожиться за Гвинет. Но она действительно тревожилась: вновь обретенная любовь смягчила ее сердце. О, Гвинет, как глупо она поступила, выехав из дома в такую погоду…

Аларих уже исполнил приказание Элизы; он неодобрительно нахмурился, подсаживая ее в седло.

– Аларих, не заставляй меня напоминать тебе, что я сильна, как молодая кобылица! – произнесла Элиза. – Со мной ничего не случится. Больше всего я беспокоюсь о леди Гвинет. Пусть Джинни разведет огонь и согреет воды.

Снег сразу же ослепил всадников; стражники Элизы выстроились перед ней, пытаясь защитить ее от ветра и снега, но это мало чем помогло. Элиза и вправду чувствовала себя сильной и здоровой, и если бы не беспокойство, она наслаждалась бы дорогой, как прогулкой. Оказавшись в долине, они потеряли из виду три фигурки, бредущие к поместью.

Стражники Элизы стали настаивать, чтобы она вернулась домой. Наконец и она вынуждена была признать, что совершила глупость: слишком драгоценным был ее собственный ребенок, чтобы им рисковать. Но чтобы вернуться, ей потребуется разделить стражников, а она внезапно побоялась этого сделать. Если путников не найти как можно быстрее, они замерзнут в снегу.

– Будем продолжать поиски вместе, – решила Элиза. Спустя десять минут езды они наткнулись на занесенную снегом рощицу и услышали пронзительные крики. Элиза замерла, повернула лошадь, и увидела, что их нагоняют несколько всадников. Всадники уже обнажили мечи и выпрямились в седлах, готовясь нападать.

– Миледи! – вскрикнул один из стражников Элизы, и она обернулась как раз вовремя: к ней в седло сзади готовился прыгнуть смуглый мужчина. Его кривая ухмылка повергла Элизу в панику. Она вскрикнула, но невольно дернула поводья, заставив кобылу отшатнуться, попятиться, и нападающий, промахнувшись, рухнул в снег. Элиза услышала тошнотворный хруст его костей под копытами кобылы.

Однако она не стала беспокоиться о судьбе этого человека, он лежал не шевелясь, а Элизу окружали крики и звон оружия. Она с трудом сдерживала поводья, яркие пятна крови расплескались по чистому снегу. Трое из ее стражников погибли, однако из нападающих уцелел только один.

– Мордред! – вскрикнула Элиза, с ужасом видя, что самый молодой из ее стражников оказался спиной к заносящему боевой топор убийце. Мордред услышал ее и упал с лошади; животное взревело от боли и рухнуло на бок. Пока нападающий пытался высвободить топор из тела умирающей лошади, Мордред прикончил его, полоснув по шее мечом.

Элиза и Мордред ошеломленно взглянули друг на друга. Снег устилали трупы. Стражник Элизы и последний из нападающих упали одновременно, истекая кровью, и вскоре уже не шевелились. Лошади в страхе разбежались, на месте остались только лошадь, убитая ударом топора, и кобыла Элизы.

– Откуда они взялись? – изумленно спросил Мордред и взглянул на Элизу. – Зачем?

– Не знаю, – прошептала Элиза, и ее голос как в насмешку подхватил ветер.

– Надо поскорее вернуться домой, – пробормотал Мордред.

– Нет, прежде надо найти леди Гвинет.

– Мы замерзнем и погибнем сами, миледи.

Элизе и самой хотелось всего лишь вернуться в тепло дома. От вида трупов вокруг, завываний ветра и снега, уже запорошившего кровь, она похолодела. Она вспомнила о своем ребенке и поняла, что самое лучшее сейчас – не подвергать себя дальнейшей опасности.

Но вместе с тем она поняла, что подобным решением приговорила бы к смерти леди Гвинет и ее спутников.

– Проедем еще немного, Мордред, а потом вернемся домой.

Мордред взялся за ее стремя.

– Лошади – предатели! – внезапно пробормотал он, оглянулся через плечо и заметно вздрогнул.

– За нашими стражниками мы пошлем завтра, – тихо произнесла Элиза, – и похороним их как полагается.

– А чужаков?

– Попробуем выяснить, кто они такие и зачем напали на нас.

Несколько минут они молча пробирались по снегу. Вдруг неподалеку послышались приглушенные крики о помощи.

– Вперед! – крикнула Элиза, протянула руку Мордреду и помогла ему взобраться в седло позади себя. Еще несколько минут езды – и они наткнулись на леди Гвинет.

Она лежала в снегу, закутанная только в грубый шерстяной плащ, по‑видимому, меха у нее отобрали. Ее лицо побелело, как снег, темные волосы растрепались, губы были бескровными. Старуха хлопотала вокруг, дрожа и бестолково мечась, это ее крики привлекли Элизу и Мордреда.

Элиза соскочила с седла и опустилась на колени рядом с Гвинет. На горле Гвинет еще билась жилка; положив руку на живот, Элиза обнаружила, что тот слегка подрагивает.

– Она жива, и ребенок жив!

– Что случилось? – спросил Мордред у старухи.

– Не знаю… ничего не знаю… они сожгли дом. О, как он горел! Я увезла миледи Гвинет, но они бросились за нами… отняли лошадей, оставили ее умирать… и сэра Перси…

Старуха сильно дрожала от потрясения и холода. Ее губы шевелились, но слова вылетали с трудом.

– Боже милостивый, что же делать? – взмолилась Элиза. Было необходимо доставить Гвинет домой. Но сможет ли она сесть в седло? Или это наверняка убьет и Гвинет, и ребенка?

Она попыталась приподнять голову Гвинет и объяснить ей все. Внезапно глаза Гвинет широко раскрылись.

– Перси! Перси! Найдите Перси… найдите его…

– Гвинет, это Элиза. Тебя надо доставить домой. Перси с Ричардом…

– Нет, нет! – Глаза Гвинет прояснились, теперь она смотрела прямо на Элизу. – Перси вернулся… он был болен. Он… – Ее голос угас. Собравшись с силами, она крепко схватила Элизу за руку: – Перси остался позади… он умолял меня оставить его! Как я могла! Элиза, поезжай за ним! Поклянись Пресвятой Девой, что не дашь ему умереть!

– Гвинет, прежде всего надо спасти тебя. И ты, и ребенок погибнете…

– Я заслуживаю смерти! – горько воскликнула Гвинет. – Поклянись мне, Элиза, ведь ты когда‑то любила его. Поезжай за Перси…

Она закрыла глаза. Элиза перевела взгляд на старуху, которая разразилась рыданиями, раскачиваясь, как маятник. Элиза поднялась и яростно встряхнула ее за плечи.

– Она говорит правду? Перси остался в снегу?

– Да! – всхлипнула старуха. – Милорд Перси… упал… он не мог идти дальше…

Элиза задумалась.

– Мордред, ты отвезешь леди Гвинет домой на моей лошади и немедленно пришлешь нам подмогу!

– Миледи, я не могу вас бросить!

– Если ты не сделаешь этого, Мордред, мы оба будем виновны в гибели леди Гвинет и ее ребенка! Мы со старухой поищем сэра Перси. Приказываю тебе – увези Гвинет домой.

Мордред с трудом глотнул.

– Но ребенок может…

– Он тоже умрет, если мы будем сидеть сложа руки. Ради Бога, Мордред, отправляйся и пришли нам подмогу!

Мордреду и Элизе удалось посадить Гвинет в седло. Чуть не плача, Элиза взглянула вслед удаляющейся лошади. Старуха вновь зарыдала, но Элиза удержалась от слез. Она схватила старуху за плечи и поставила ее на ноги.

– Надо двигаться, или мы замерзнем. Надо найти сэра Перси. – Старуха не переставала рыдать, и Элиза, с раздражением прикусив губу, ударила ее по щеке. – Прекрати! Как тебя зовут?

Старуха в ужасе уставилась на нее. Она потрясла головой и вытерла слезы.

– Я Кейт, служу леди Гвинет с самого ее рождения.

– Хорошо, Кейт, отведи меня к сэру Перси и будем молиться, чтобы он выжил.

Она не добавила, что молиться им придется о многом: чтобы разбойники вновь не напали на них, чтобы Перси удалось найти, прежде чем обе они завязнут в снегу…

– Он недалеко, – пробормотала Кейт. – Миледи шла так медленно, а потом упала…

– Идем, Кейт, живее!

Элиза и Кейт пробирались вперед, поминутно оступаясь в снегу. Наконец они нашли Перси: вялого, побелевшего, почти умирающего. Элиза вскрикнула в отчаянии и опустилась рядом с ним на колени. Она звала его, терла его замерзшие щеки. Но Перси не просыпался, и сердце Элизы наполнялось жалостью и болью. Даже сейчас лицо Перси казалось привлекательным. Вспомнив о потерянной любви, Элиза твердо решила не дать ему умереть.

Однако она уже чувствовала, что мало что сможет поделать.

– Кейт, он замерз! Отнесем его к тем деревьям и попытаемся согреть.

Кейт кивнула, всем видом давая понять, что двум замерзшим женщинам не под силу нести беспомощного мужчину. Элиза не стала спорить с ней и подхватила Перси за плечи.

Он был тяжелым, но нести его оказалось все‑таки можно. Задыхаясь от усилий, Элиза и Кейт перенесли его к еловой рощице – сюда по крайней мере не долетал жгучий ветер.

– Обхвати его справа! – приказала Элиза, сама села слева от Перси, пытаясь согреть его своим телом.

Пока они сидели в ожидании, старая Кейт пришла в себя и разговорилась:

– Милорд Перси прибыл домой всего два дня назад. В Нормандии он вылетел из седла и у него воспалилось колено. Добрый король Ричард отослал его домой. Его привезли на носилках. Леди Гвинет решила остаться дома, с лордом Перси, пока не родится ребенок. Она хотела отправить к вам посыльного. Но на другой день… дом окружили вооруженные люди. Милорд Перси пришел в ярость, он был такой беспомощный… Ему и миледи пришлось бежать… но их нагнали, отняли лошадей и оставили замерзать.

– Вооруженные люди! – повторила Элиза. – Но кто они такие?

– Не знаю, – всхлипнула Кейт. – О, миледи Элиза, ничего не знаю! Среди них были те, кто говорил и по‑французски, и по‑английски…

Элиза исполнилась благодарности к Брайану за то, что тот заранее решил укрепить их дом. Неудивительно, что на поместье Перси напали…

– Разотри руки сэру Перси, Кейт, – сказала Элиза. – Его рукавицы промокли, они уже не греют. Вот, возьми мои и разотри ему руки.

Казалось, они сидят под елью целую вечность. Элиза старалась постоянно поддерживать разговор с Кейт. По мере того как холод усиливался, обеих потянуло в сон, но этот сон грозил смертью…

Наконец Элиза услышала приглушенный стук копыт по снегу и позвякивание сбруи. Она уже хотела вскочить и закричать, но смутилась и плотнее забилась под низкие ветви. На Перси и Гвинет напали одному Богу известно почему. Она не осмелилась кричать, пока не убедилась, что их разыскивают стражники из ее поместья.

– Леди Элиза!

Она улыбнулась, облегченно вздохнув, и повернулась к встревоженной Кейт:

– Это Аларих, Кейт! Нас нашли!

Увидев свою госпожу живой и невредимой, Аларих упал на колени и поцеловал ее промокший подол. Элиза поставила слугу на ноги и крепко обняла его.

– Лорда Перси надо как можно скорее доставить домой, Аларих. Поднимите его в седло, только поосторожнее.

На этот раз за ними отправилось десять человек, и Элиза почти успокоилась. Пока кавалькада молча пробиралась в снегу, она принялась подсчитывать потери нынешней ночи. Несколько ее стражников убиты. Прежде Элиза уже не раз сталкивалась с насилием, но эта потеря ошеломила ее. В эту ночь несколько женщин стали вдовами, дети лишились отцов. Ради чего?

Дома Мэдди выбежала навстречу к ним из зала. Как она сказала, Джинни осталась с Гвинет. Для лорда Перси уже приготовили теплую комнату, его постель согрели завернутыми в ткань раскаленными камнями. На столе у постели дымилось лечебное снадобье из вина и трав…

На мгновение Элиза остановилась у камина, ощутив слабость, едва яркое пламя стало согревать ее онемевшие от холода руки. Обернувшись со слабой улыбкой, она увидела, как стражники осторожно несут Перси вверх по лестнице.

– Уведите Кейт на кухню, – приказала она Мэдди. – Ей нужно согреться. Как леди Гвинет?

– Она жива. Ребенок может появиться с минуты на минуту. Хорошо еще, что он не родился в седле!

– Я не настолько замерзла, чтобы оставить без присмотра госпожу, – с достоинством заметила Кейт. – Вы позволите, герцогиня?

– Конечно, Кейт… – пробормотала Элиза. Мэдди подала ей чашу с подогретым вином, и Элиза принялась жадно пить, пока Мэдди повела Кейт к лестнице. – Кейт, постой! – вдруг окликнула Элиза. – Попытайся вспомнить, Кейт, кто напал на поместье и почему? Неужели ты никого не узнала, Кейт? Может, у тех людей были знамена, может, они намекали, зачем решились на такое злодеяние?

Кейт печально покачала головой:

– Нет, миледи, я ничего не знаю.

Элиза кивком отпустила старуху. Она допила теплое вино и вспомнила, что ей пора переодеться, ее одежда промокла и заледенела. Войдя в спальню, куда принесли Гвинет, она обнаружила, что Гвинет без сознания, а Джинни и Кейт пристально следят за ней. Чувствуя себя ошеломленной, смущенной и беспомощной, Элиза прошла к Перси.

Он пришел в себя, но это не успокоило Элизу. Перси умирал. Элиза не понимала, почему так уверена в этом, может, причиной стала его мертвенная бледность или густые тени под глазами.

– Элиза…

Перси с усилием подал ей руку. Аларих незаметно удалился в темный угол комнаты, и Элиза подошла поближе к кровати.

– Прости меня… – произнес Перси слабеющим голосом.

– Перси, тебе нельзя говорить…

Он горько рассмеялся:

– Нет, Элиза, нам необходимо поговорить: может, больше такого шанса у меня не будет. Кто мог предвидеть, что после всех битв меня добьют рана на колене и снега Англии! Священник уже приезжал ко мне. Но моя жизнь угасает…

– Перси, ты должен цепляться за жизнь. Жена вскоре подарит тебе ребенка.

– Я так ждал этого, – печально произнес Перси. – И хотел услышать, что ты простила меня за все…

– Перси, мне не за что тебя прощать…

– Нет, неправда. Я причинил боль нам обоим, ибо любил тебя, но не смог смирить гордость и ревность. За это я прошу твоего прощения…

– Перси, если ты просишь, я прощаю тебя от всего сердца, хотя и не понимаю, за что. В жизни всякое бывает. Прошу тебя, Перси, не сдавайся без борьбы…

– Элиза, рыцари понимают, когда они побеждены, – Перси притянул ее поближе. – Я должен предупредить тебя…

– Предупредить? – Элиза склонилась над постелью. На мгновение ореховые глаза Перси вспыхнули ярче, и она словно вернулась в прошлое, в то время, когда она была молода, влюблена и убеждена, что держит судьбу в своих руках.

– Лоншан… – слабо прошептал Перси.

Лоншан… Элиза нахмурилась. Лоншан был норманном, которого король Ричард сделал канцлером Англии, отправившись в крестовый поход.

– Перси, при чем тут Лоншан?

– Я… посмеялся над ним в Лондоне. Пожар в поместье… он злопамятный человек. Получив власть, он стал жестоким.

– Канцлер Англии! Перси, как он посмел?

– Конечно, не открыто, но…

Перси замолчал и облизнул губы. Элиза оглянулась, и Аларих поднес ей чашу с водой. Еле слышно попросив позвать священника, она отпустила Алариха, и тот вскоре вернулся, застыв в своем углу и молитвенно сложив руки.

– Выслушай меня, Элиза, – умолял Перси, голос которого вновь наполнился силой. – Брайан открыто выступает против Лоншана, и тот наверняка решится отомстить так, как отомстил мне.

Перси прикрыл глаза, утомившись от усилия. Элиза услышала шум в зале и попыталась высвободить руку из его ладони. Перси вновь открыл глаза и сжал пальцы.

– Подожди, ты должна знать, что…

– Перси, тише! – пробормотала Элиза. – Я сейчас вернусь!

– Пойми…

Она уже не слушала его, торопясь в зал. Джинни ждала там со свертком чистого белья в руках.

– Сын, – объявила Джинни.

Элиза прикусила губу, борясь со слезами. Она приняла из рук служанки розоволицего младенца.

– А Гвинет? – спросила она.

– Она очень слаба, сейчас лежит без чувств. Но она выживет.

Элиза кивнула. Ребенок пронзительно вскрикнул и зажмурился.

– Потерпи, малютка, скоро ты увидишь мать. И отца…

Она почти бегом вернулась в комнату Перси.

– Перси, взгляни на своего сына! Какой красавец!

Перси окинул ребенка взглядом. Элиза положила его рядом в постель.

– Сын… – повторил Перси, обнял его одной рукой и тут же повернулся к Элизе: – А… его мать?

– С ней все хорошо.

Перси удовлетворенно кивнул.

– Передай, что я благодарен ей. Элиза, только не забывай мое…

Ей показалось, что он просто снова прикрыл глаза, некогда чудесные, сияющие смехом глаза, в которых теперь были только боль и беспомощность.

– Перси!

– Он умер, миледи. – Аларих подошел поближе.

Элиза подавила рыдание, слезы тихо заструились по ее лицу. Она прижала к себе закричавшего младенца.

– Малыш, он был достойным человеком. Ты еще узнаешь об этом! – искренне пробормотала она. Да, Перси смело встретил смерть. В жизни он иногда поддавался слабости, но смерть встретил, как и подобало воину.

Ребенок не умолкал. Элиза повернулась, чтобы выйти из комнаты. Придерживая за локоть, Аларих провел ее в зал. Вскоре из комнаты Перси послышался голос священника, возносящего молитву за покойного.

В зале Элиза прислонилась к стене, продолжая прижимать к себе ребенка. Джинни с трудом отняла его.

– Миледи, вам надо лечь спать!

Элиза не ответила. Она не могла удержать льющиеся слезы. Как старалась она спасти его! И в конце концов потеряла…

– Миледи, – решительно повторила Джинни, – вы должны подумать о собственном ребенке.

– О моем ребенке… – пробормотала Элиза. Теперь она знала: ребенок Гвинет – действительно сын Перси. Она не испытывала радости; боль лишила ее ревности и зависти. Она не помнила даже о своей любви к Брайану, не помнила предостережения Перси. Она ощущала внутри себя пустоту, и только мысли о собственном ребенке помогли ей прогнать оцепенение. Мэдди появилась рядом, что‑то сказала Джинни, та кивнула, и Мэдди повела Элизу в спальню. Она быстро погрузилась в милосердный сон.

Проснувшись, Элиза увидела в комнате Джинни, разводившую потухший за ночь огонь в камине. Элиза мгновенно припомнила все события минувшей ночи.

– Как дела у леди Гвинет? – спросила она так неожиданно, что Джинни вскинула голову.

– Она в порядке, но очень возбуждена, – ответила Джинни, потирая ладонью висок. Она на мгновение смутилась. – Леди Гвинет спрашивала вас.

– Она знает… о своем муже?

– Она узнала об этом прежде, чем мы рассказали ей, – тихо произнесла Джинни. – Она плакала так сильно, и мы боялись, что у нее пропадет молоко.

Элиза вскочила с постели. Джинни бросилась к ней, чтобы помочь одеться.

– Миледи, вам надо быть поосторожнее. Прошлой ночью вы сами могли погибнуть…

– Джинни, прекрати. Я совершенно здорова.

Джинни вздохнула, но настояла, чтобы Элиза выпила чашку теплого козьего молока, прежде чем выйти из комнаты. Элиза послушалась ее и поспешила к Гвинет.

Старая Кейт нянчилась с малышом. Гвинет промолчала, увидев Элизу, но когда та подошла к постели, оказалось, что лицо Гвинет затвердело от страданий, а глаза покраснели.

– Гвинет… – тихо пробормотала Элиза, садясь рядом с ней на постель, как прошлой ночью сидела рядом с Перси. – Прошу тебя, Гвинет, успокойся. Знаю, ты потеряла мужа, но у тебя прекрасный сын, и ты должна быть благодарна за…

– О, Элиза! – в отчаянии прошептала Гвинет, ее темные глаза заблестели. – Мне тяжело не потому, что погиб Перси, а оттого, что это я погубила его!

Элиза вздрогнула, ибо поняла, что ей придется выслушать исповедь. Ей не хотелось услышать, что Гвинет изменяла Перси с Брайаном…

– Гвинет, Перси просил передать тебе, что он благодарен за сына…

– Ты уже знаешь, это его сын, Элиза. Но все‑таки я обманула его… Не знаю, поймешь ли ты меня, Элиза, но я выросла, твердо зная, что должна выйти за того, за кого мне прикажут. В пятнадцать лет меня выдали замуж за восьмидесятилетнего старика. Да простит меня Бог, но я не плакала, когда он умер! А потом я познакомилась с Брайаном… – Она замолчала и опустила длинные ресницы.

– Гвинет, не надо…

Гвинет мгновенно открыла глаза.

– Нет, Элиза, я хочу, чтобы ты все поняла! Я считала, что мы с Брайаном поженимся, – так обещал Генрих. А потом королем стал Ричард, и Брайан женился на тебе. Я смирилась, меня всегда учили, что брак – это сделка. Но понимаешь, я любила Брайана. Он принадлежал мне, и я возненавидела тебя. Теперь я понимаю: Перси любил тебя. Однако он был добр ко мне, Элиза. Сколько раз мы вместе смеялись и любили друг друга! Не понимаю, чего мне не хватало, но… я мечтала о Брайане. Я перехватила посыльного из Лондона, который заехал сообщить, что король покидает Англию. А в Лондоне… я пыталась соблазнить Брайана. Я хотела, чтобы оба вы поверили: мой ребенок от Брайана. Я хотела разлучить вас!

Элиза облегченно вздохнула: Гвинет пыталась соблазнить Брайана, но это ей не удалось. Чувство вины наполнило ее одновременно с облегчением. Какое право она имела радоваться после смерти Перси?

– Гвинет, спасибо, что ты призналась в этом. Прошу тебя, вспомни о Перси, ведь он был твоим мужем, вы любили друг друга. И его сын жив, Гвинет. Ты должна поскорее поправиться и отдать всю любовь своему ребенку.

Казалось, Гвинет обессилела от собственного признания. Она задумчиво улыбнулась и поманила Кейт. Кейт принесла ей ребенка, и морщинистое лицо служанки расплылось в радостной улыбке.

Элиза видела, как Гвинет прикладывает ребенка к груди. Внезапно Элиза испытала укол зависти: ребенок был так хорош! Скоро, думала она, уже скоро у нее будет свой ребенок, сын Брайана, которого она станет любить нежно и страстно…

Но вначале предстояло похоронить Перси и стражников, которые сейчас лежали в долине, занесенные снегом. Если Перси прав, канцлер Лоншан не остановится на этом: он жаждет кровавого отмщения всеми доступными средствами.

Предстояло много дел. Надо поговорить с Мишелем, Аларихом и капитаном стражи. Надо расставить посты, укрепить дом и приготовиться к осаде.

Ребенка Гвинет окрестили в то же утро, когда похоронили в склепе его отца. Мальчик был сильным и здоровым, но Элиза знала, что в те времена, когда смерть с одинаковой легкостью косила и молодых, и старых, священники предпочитали крестить младенцев, приводя их в благодать Божию как можно скорее.

Гвинет была слишком слаба, чтобы присутствовать на какой‑либо из церемоний. Понемногу она стала поправляться – с того самого утра, как во всем призналась Элизе.

Элиза отправила Брайану письмо, сообщая о предостережении Перси, но не имела представления, когда или где Брайан получит это письмо. Она даже не знала, получил ли ее муж письмо, в котором сообщалось, что Элиза ждет ребенка.

Двадцать мужчин были посланы обследовать владения Гвинет. Они выяснили, что крестьяне уже вернулись из лесов, куда сбежали после нападения на поместье. Дом Гвинет был сложен из камня, и Мордред с радостью поведал Элизе, что при некоторых усилиях его можно восстановить.

Теперь Элиза просыпалась рано и тревожно прислушивалась к крикам стражников. Слава Богу, стена вокруг ее дома все время росла. Элиза молилась о том, чтобы ее поместье стало таким же неприступным, как Монтуа.

Взяв свою дань, зима постепенно отступила. Снегопады прекратились, легкий ветер приносил весеннее тепло, снег понемногу таял.

Весной в поместье появился бродячий торговец, низкорослый мужчина с сумками, полными иголок и кубиков соли, кружев и безделушек. Его звали Лаймон, и он принес много свежих новостей.

Купив у торговца иголки, Элиза предложила ему перекусить. Еду подали в большой зал, на стол у самого камина, и, поглощая щедрое угощение, торговец болтал без умолку.

Канцлер Лоншан заменил приближенных Ричарда членами собственной семьи. Все они были норманнами, и все мечтали возродить давнюю вражду норманнов и саксов.

Сам Лоншан разъезжал по стране с собственным войском в сотню человек. Он требовал гостеприимства именем короля, иногда буквально объедая своих хозяев. Жена Уилла Маршалла, Изабель де Клер, отказалась принять его в своем доме, и Лоншан поклялся отомстить Уиллу так, как отомстил Перси Монтегю. Торговец прищурился, взглянув на Элизу:

– Будьте настороже, добрая герцогиня. Сейчас народ с радостью приветствует принца Джона и Готфрида Фицроя – настолько ненавистен всем Лоншан. Это коварный человек, он жаждет власти. Он заявил, что, вернувшись из похода, Уилл Маршалл найдет свое поместье разоренным, поклялся, что Брайан Стед падет так низко, что ему придется ползти милю за милей в поисках могилы.

– Но Брайана здесь!..

– Лорд Стед, как передают, не боится гнева Ричарда. Он открыто говорит королю, что Лоншан разоряет его страну.

– Почему же Ричард ничего не предпринимает?

– Король Ричард не любит упреков, даже если принимает их. Он много лет доверял Лоншану, еще с Нормандии, и ничему не поверит, пока не станет слишком поздно. Но не тревожьтесь зря, миледи, у вас крепкий замок. Я рассказываю вам об этом только затем, чтобы вы были начеку.

Элиза не нуждалась в подобном предостережении: с той ужасной ночи, когда умер Перси, она удвоила число стражников и усилила посты.

Она поблагодарила торговца, и тот пообещал вскоре вновь навестить поместье. Элиза задумчиво поднялась к себе в спальню. Значит, Перси был прав. Лоншан приказал поджечь дом Перси Монтегю, но, разумеется, всеми силами будет отрицать это перед королем Ричардом. И Перси Монтегю мертв…

Милый Перси! Слезы выступали на глаза Элизы всякий раз, когда она вспоминала о нем. В последние минуты жизни он предупредил ее об опасности…

Внезапно она застыла, припоминая. Он пытался сказать ей что‑то еще, но умер, прежде чем успел произнести хотя бы слово.

Что он хотел сказать, отчаянно гадала Элиза.

Гвинет…

Неужели он и в самом деле произнес имя своей жены? Несомненно… он умирал, а за несколько минут до этого его жена подарила Перси наследника. Гвинет тоже исповедовалась перед Элизой. Сейчас Элиза не питала к ней вражды: она приняла у себя несчастную женщину, защитила ее и даже наслаждалась ее обществом.

Тогда в чем же дело?

Что пытался сказать ей Перси?

Элиза вздохнула, ускорив шаги. Ей хотелось побыстрее добраться до спальни, она слишком устала. Сегодня у нее несколько раз кружилась голова, перед глазами всплывали темные пятна.

Отдых… ей нужно побольше отдыхать. Но было трудно думать об отдыхе, когда страна стояла на пороге гражданской войны, когда Брайан был так далеко, а она осталась совсем одна…

Вдруг Элиза застыла на месте, подавив неожиданный вскрик, когда боль пронзила ее спину. Она глубоко вздохнула. У нее вновь закружилась голова, и на этот раз слишком сильно.

Элиза увидела совсем близко перед глазами ступеньку и поняла, что падает. У нее вырвался длинный, протяжный вопль, и она покатилась вниз, в зал. Ступени исчезли, как и все вокруг. Мир превратился в глухую серую стену.

Она услышала шепот, прежде чем полностью пришла в себя. Джинни и Мэдди хлопотали в спальне, присматривая за ней. Они переговаривались между собой, не зная, что Элиза их слышит, а она не только все слышала, но и понимала.

Когда Элиза наконец открыла глаза, они были наполнены слезами.

Она потеряла своего ребенка – крохотный живой комочек, который уже успела полюбить. Ребенка Брайана, хрупкое создание, сотворенное в волшебную ночь; жизнь, которая означала для Элизы все…

Ребенок был их будущим. Их шансом на примирение, шансом на любовь.

Элиза горько заплакала, зная, что ее некому утешить.