Глава 17

Мне кажется, кондиционер Зигфрида снова не работает, но я не говорю об этом. Он только сообщит мне, что температура точно 22,5 градуса по Цельсию, как всегда, и спросит, почему мне кажется, что тут жарко. Я страшно устал от этого вздора.

‑ В сущности, ‑ говорю я вслух, ‑ ты мне надоел, Зигфрид.

‑ Простите, Боб. Но я высоко оценил бы, если бы вы еще немного рассказали мне о своих снах.

‑ Дерьмо! ‑ Я распускаю удерживающие ремни, потому что мне неудобно. При этом отделяются и некоторые датчики Зигфрида, но он об этом молчит. ‑ Очень скучный сон. Мы в корабле. Мы около планеты, которая смотрит на меня, как человеческое лицо. Я не очень хорошо вижу глаза из‑за бровей, но так или иначе я понимаю, что оно плачет и что это моя вина.

‑ Вы узнаете это лицо, Боб?

‑ Никакого понятия. Просто лицо. Женское, мне кажется.

‑ Вы знаете, о чем оно плачет?

‑ Нет, просто знаю, что я причина этого. В этом я уверен.

Пауза. Затем: "Не закрепите ли снова ремни, Роб?" Я неожиданно настораживаюсь. "А в чем дело? Неужели ты боишься, что я вдруг высвобожусь и наброшусь на тебя?"

‑ Нет, Робби, конечно, я так не думаю. Но я был бы благодарен, если бы вы это сделали.

Я начинаю пристегивать ремни медленно и неохотно. "Интересно, чего стоит благодарность компьютерной программы?"

Он не отвечает на это, просто ждет. Я позволяю ему победить и говорю: "Ну, ладно, я снова в смирительной рубашке. Что такого ты собираешься сказать, что меня нужно удерживать?"

‑ Вероятно, ничего такого, Робби, ‑ отвечает он. ‑ Мне просто интересно, почему вы чувствуете вину перед плачущим женским лицом?

‑ Я бы и сам хотел знать, ‑ говорю я и говорю правду, как я ее понимаю.

‑ Я знаю, что вы вините себя в некоторых происшествиях, Робби, ‑ говорит он. ‑ Одно из них ‑ смерть вашей матери.

Я соглашаюсь. "Вероятно, это так, хоть и глупо".

‑ И мне кажется, вы чувствуете свою вину перед вашей возлюбленной Джель‑Кларой Мойнлин.

Я начинаю биться. "Тут ужасно жарко!" ‑ жалуюсь я.

‑ Вы считаете, что кто‑нибудь из них обвинял вас?

‑ Откуда мне знать?

‑ Может, вы помните что‑нибудь из их слов?

‑ Нет! ‑ Он становится слишком близок к личному, а я хочу, чтобы разговор продолжался на объективном уровне, поэтому говорю:

‑ Я думаю, у меня определенная тенденция винить себя. Классический пример, не правда ли? Обо мне можно прочесть на странице 277.

Он на мгновение позволяет мне отвлечься от личного. "Но на той же странице, Боб, ‑ говорит он, ‑ сказано, что ответственность вы возлагаете на себя сами. Вы сами это делаете, Робби".

‑ Несомненно.

‑ Вы не должны считать себя ответственным, если вам этого не хочется.

‑ Но я хочу быть ответственным.

Он спрашивает почти небрежно: "Вы понимаете, почему это так? Почему вы хотите считать себя ответственным за все неправильное?"

‑ Дерьмо, Зигфрид, ‑ с отвращением говорю я. ‑ Твои цепи опять замкнуло. Вовсе не так. А вот как... Когда я сижу на пиру жизни, Зигфрид, я так занят мыслями о том, как оплатить чек, думаю о том, что подумают обо мне, платящем по чеку, люди, думаю о том, хватит ли мне денег, чтобы расплатиться, ‑ я так занят всем этим, что не начинаю есть.

Он мягко говорит: "Я бы не советовал вам пускаться в такие литературные отвлечения, Боб".

‑ Извини. ‑ Но я не чувствую себя виноватым. Он сводит меня с ума.

‑ Но если использовать ваш образ, Боб, почему вы не слушаете, что говорят другие? Может, они говорят о вас что‑нибудь хорошее, важное.

Я сдерживаю стремление порвать ремни, пнуть его улыбающийся манекен в лицо и уйти отсюда навсегда. Он ждет, а во мне все кипит. Наконец я выпаливаю: "Слушать их! Зигфрид, ты старая спятившая жестянка, я только и делаю, что слушаю их. Я хочу, чтобы они сказали, что любят меня. Я даже хочу, чтобы они сказали, что ненавидят меня, все что угодно, лишь бы говорили со мной обо мне ‑ от самого сердца. Я так напряженно прислушиваюсь, что даже не слышу, когда кто‑нибудь просит меня передать соль".

Пауза. Я чувствую, что сейчас взорвусь. Потом он восхищенно говорит: "Вы прекрасно все выражаете, Робби. Но что я на самом..."

‑ Прекрати, Зигфрид! ‑ реву я, на самом деле рассердившись: я отбрасываю ремни и сажусь. ‑ И перестань называть меня Робби! Ты так называешь меня, когда тебе кажется, что я веду себя по‑детски, но я давно не ребенок!

‑ Это не совсем вер...

‑ Я сказал: прекрати! ‑ Я вскакиваю с кушетки и хватаю свою сумку. Достаю из нее листок, который дала мне С.Я, после выпивки и постели. ‑ Зигфрид! ‑ рявкаю я, ‑ я от тебя достаточно натерпелся. Теперь моя очередь!