Глава 5. Зигфрид ‑ очень умная машина, но временами мне кажется, что что‑то в нем не так

Зигфрид ‑ очень умная машина, но временами мне кажется, что что‑то в нем не так. Он всегда просит меня рассказывать ему свои сны. Но иногда, когда я рассказываю ему сон, который должен ему понравиться, сон типа "большое красное яблоко для учителя", полный фаллических символов, фетишизма, комплексов вины, он меня разочаровывает. Он ухватывается за деталь, которая не имеет к этому никакого отношения. Я рассказываю ему сон, а он сидит, щелкает, жужжит, трещит ‑ конечно, он ничего подобного не делает, просто я это так себе представляю, ‑ и потом говорит:

‑ Давайте поговорим о другом, Боб. Меня интересует то, что вы сказали об этой женщине, Джель‑Кларе Мойнлин.

Я говорю: "Зигфрид, ты снова охотишься за химерами".

‑ Я так не думаю, Боб.

‑ Но сон! Разве ты не видишь, как он важен? Что ты скажешь о материнской фигуре в нем?

‑ Позвольте мне выполнять мою работу, Боб.

‑ А у меня есть выбор? ‑ угрюмо спрашиваю я.

‑ У вас всегда есть выбор, Боб, но я хотел бы напомнить вам ваши слова, сказанные недавно. ‑ Он замолкает, и я слышу собственный голос, записанный где‑то на его лентах.

Я говорю: "Зигфрид, там такая боль, вина, отчаяние, что я просто не могу с этим справиться".

Он ждет, чтобы я что‑нибудь сказал.

Немного погодя я говорю.

‑ Отличная запись, ‑ признаю я, ‑ но я предпочел бы поговорить о комплексе матери в своих снах.

‑ Мне кажется более продуктивным исследование другого момента, Боб. Возможно, они связаны.

‑ Правда? ‑ Я готов обсудить эту теоретическую возможность самым отвлеченным и философским образом, но он быстро возвращает меня на землю.

‑ Ваш последний разговор с Кларой, Боб. Пожалуйста, скажите, что вы при этом чувствуете.

‑ Я уже говорил тебе. ‑ Мне это совсем не нравится, пустая трата времени, и я хочу, чтобы он понял это по тону моего голоса и напряжению удерживающих ремней. ‑ Это даже хуже, чем с матерью.

‑ Я знаю, что вы хотели бы поговорить о матери, Боб, но, пожалуйста, сейчас не надо. Расскажите мне о Кларе. Что вы испытываете сейчас?

Я стараюсь честно понять это. Это‑то я могу сделать. В конце концов я вовсе не обязан говорить все. Но могу сказать только: "Не очень много".

Немного погодя он говорит: "И это все? "Не очень много"?

‑ Да. Немного. ‑ На поверхности. Я помню, что чувствовал тогда. Очень осторожно роюсь в памяти, чтобы посмотреть, что это такое. Опускаюсь в голубой туман. Впервые вижу тусклую звезду‑призрак. Говорю с Кларой по радио, а Дэйн что‑то шепчет мне на ухо... Снова закрываю память.

‑ Больно, Зигфрид, ‑ небрежно говорю я. Иногда я пытаюсь обмануть его, говоря эмоционально заряженные фразы тоном, каким просят чашку кофе, но, кажется, с ним это не срабатывает. Зигфрид замеряет интенсивность звука, вслушивается в обертоны, но слушает также дыхание, измеряет паузы, а не только вдумывается в значение слов. Он очень умен, особенно учитывая, как он глуп.