ПД: И Джека Руби и Освальда[2]

Интервью Нила Постмана для документального фильма CBC

«Прогресс и пророчество»

Интервьюирует Питер Доуни, режиссер Дэвид Черниак (Канада).

05:01:44

ПД: Думаю, стоит начать с… – и это такой серьёзный вопрос, что, я надеюсь, мы можем потратить на него много времени – с того, как телевидение изменило нас за последние 25 лет. С чего бы Вы начали такое обсуждение?

НП: Трудно сказать с чего начать. Я бы сказал, что главное, что изменило телевидение – по крайней мере, в Штатах – это что оно стало командным центром нашей культуры. Телевидение сильно отличается от других медиа, таких как кино, театр или музыка. Люди ходят в кино посмотреть фильм и затем идут домой. Идут в театр увидеть пьесу и идут домой или слушают музыкальные записи и всё. Но здесь в Штатах мы по любому поводу идём к телевизору[1]. К нему мы ходим за нашей политикой, популярной литературой, религией, новостями, коммерцией. Так что телевидение стало своего рода аналогом того, чем была средневековая церковь, скажем, в XIV или XV веках. Чтобы стать легитимным, всё должно пройти через телевидение. И в этом смысле мы стали телевизионными людьми. Иногда в поездках меня спрашивают об американцах, и я отвечаю, что, в общем, мы занимаемся тем, что смотрим телевидение. Здесь это наша работа. И в самом деле, чтобы быть американцем, нужно смотреть телевизор, поскольку чтобы быть в контакте с происходящим в культуре, нужно быть в курсе того, что показывают по телевизору.

ПД: Вы сказали, что телевидение легитимизирует опыт. Я вспомнил о женщине, с которой я говорил в прошлом году – помните расстрел в Университете Монреаля, когда мужчина застрелил 14 женщин? Одна из спасшихся прибежала домой, и только после того как увидела выпуск новостей, её переживания неким образом стали реальными для неё. И её это поразило. Она лично прошла через это, но ей нужно было увидеть это по телевидению, чтобы понять, что это было на самом деле.

НП: Это интересная мысль, поскольку постепенно, пока телевидение представляет нам опыт в символической форме, мы начинаем предпочитать его тому, что мы раньше называли реальностью. Я имею в виду… Я был на стадионе перед тем, как развалилась команда Метс, и видел потрясающий забег Ховарда Джонсона до базы. И хотел снова посмотреть его по телевизору. Сейчас на стадионе Шии есть огромный экран, как и на большинстве других стадионов – возможно потому, что если бы там не было экрана, то зрители почувствовали бы себя ущемлёнными и разочарованными, поскольку однажды это произошло со мной до того, как появился экран. Я увидел потрясающий матч, и затем захотел посмотреть его снова.

ПД: В замедленной съёмке и…

НП: И затем понял, что это и есть реальность. В реальности ничто не происходит дважды, трижды или четырежды. Телевидение может всё повторить. Так что дело не только в этом. Я хочу заметить… я обратил внимание, что люди – большинство людей на телеэкране очень стройны, а женщины красивы. Они не пахнут и всегда потрясающе выглядят по утрам, то есть в каком-то смысле люди на телеэкране лучше, чем в реальной жизни. И мне интересно, молодые люди и девушки – не разочаровываются ли они постепенно друг в друге – в реальности – поскольку многое из их опыта, как и нашего, происходит в этой управляемой символической форме. Не только через телевидение, но и через массовую рекламу и кино и т.п.

ПД: Поскольку с телевидением связаны также совместные переживания, разве нет? Я имею в виду, оно помогает сообществу ощущать себя сообществом, если Вы одновременно смотрите одно и то же. Я помню, как кто-то сказал, что не пользуется видеомагнитофоном, поскольку в этом нет смысла, нет ощущения общности от просмотра того же, что смотрит вся улица.

НП: Да, это сложный вопрос. Есть телевидение… создаёт ли телевидение сообщество или эрзац–ощущение сообщества – вот над чем нужно подумать. Например, записанный смех в сериалах, зачем он там? Большинство людей смотрит телевидение в одиночку или по двое-трое. А в одиночку смеяться трудно. Я думаю, люди могут плакать в одиночку, но смеяться в одиночку трудно. Так что телевидению приходится создавать ощущение аудитории, хотя Вы и находитесь в изоляции. Так что интересно, создаёт или нет – некоторые действительно говорят, как Вы и предположили в своём вопросе, что телевидение расширяет идею публики с общими ценностями, как например когда застрелили президента Кеннеди и потом все смотрели похороны. Все смотрели похороны.

ПД: И Джека Руби и Освальда[2].

НП: Да, действительно здесь есть определённые общие символы, раз телевидение даёт доступ всем. В тоже самое время… – меня волнует, что существует определённый эффект обесценивания символов, то есть символ бесконечно повторяем, но чем больше он повторяется, тем больше он обедняется смыслом, и телевидение использует символы с чрезвычайной интенсивностью, особенно в рекламе. Рекламщикам нужно больше национальных символов, нужно использовать их, чтобы генерировать и производить эмоции, необходимые для эффективной рекламы. И… мне интересно, не платим ли мы за это слишком большую цену. Возможно, поэтому американцы практически психопаты насчёт флага. Знаете, когда я встречаюсь с людьми из других стран, они считают, что американцы слегка – ну или люди в Штатах – слегка двинулись на флаге. Я имею ввиду, что если кто-то сжигает флаг, то это всегда почти… почти кризис в Америке. И я думаю, это может быть по той причине, что это один из последних оставшихся у нас символов, который всё ещё сохраняет для нас некоторое значение и соответствие. Всё остальное ушло. То есть, знаете ли Вы, что есть реклама Хибер Нейшнл, в которой они используют Бога для продажи сосисок. И я представляю, какую рекламу мы увидим однажды – мы увидим Иисуса в пустыне, он будет держать в руке бутылку вина Галло, и скажет: «Когда я превращал воду в вино, я думал об этом». Для меня это вполне мыслимо здесь в Штатах, поскольку у нас кончаются символы. Так что хотя с одной стороны телевидение создаёт «общность» в кавычках, проецируя национальные символы в наше сознание, с другой стороны мы истрепали их – телевидение истрепало их до невозможности.